времени, когда  суета,  связанная  с  торжественной  доставкой
омоновца к месту празднества, улеглась, из своего жилища выбрался  Хирон
и торжественно прошествовал на  главную  площадь.  Старый  гигант  успел
принарядиться к торжеству, нацепив на шею толстенную золотую цепь и взяв
в руки не менее  массивную  булаву.  Его  сопровождал  Гомер  и  четверо
молодых кентавров, двое из которых шествовали рядом со старейшиной, неся
в руках массивные копья,  а  остальные  члены  свиты  волокли  на  спине
бурдюки с вином. Зрелище последних и  послужило  главным  успокоительным
средством  разбушевавшегося  Ивана.  Плотоядно  облизнувшись,   омоновец
наконец позволил усадить себя на одно из почетных мест.
   Вскоре всем ментам представился шанс убедиться  в  том,  что  во  все
времена и в любых вселенных одна  попойка  мало  отличается  от  другой.
Парнокопытные  монстры  пили  точно  так  же,  как  и  люди.  За   одним
исключением - у них не было стульев. Ментам бы тоже  пришлось  поглощать
пищу и алкоголь стоя, но гостеприимные кентавры предложили им свои спины
в качестве сидений. Этим воспользовались  все,  за  исключением  Попова.
Андрюша, так и не сумевший перебороть свое отвращение ко всем созданиям,
имеющим копыта, предпочел сидеть прямо на столе, лишь бы не залезать  на
спину кентавру. Впрочем, он  ничего  от  этого  не  прогадал,  поскольку
благодаря такой позиции оказался ближе всех и к выпивке,  и  к  закуске,
соответственно.
   Пир продолжался довольно долго. Было все, как положено: торжественные
тосты и приветственные речи вначале,  бестолковая  болтовня  и  споры  в
середине и падение пьяных особей под стол в конце. Правда, на  удивление
Жомова, кентавры оказались более стойкими к выпивке, чем  эллины,  но  с
ментами им было не  тягаться.  К  тому  моменту,  когда  над  поселением
появились первые звезды, на ногах держалось не более пяти  парнокопытных
мутантов, все доблестные милиционеры, соответственно, а  также  непьющие
Горыныч и Немертея.
   Жомов разочарованно потряс последний, почти пустой, бурдюк с вином  и
осмотрелся  по  сторонам,  выискивая,  кого  бы  послать  за   выпивкой.
Единственным, кто попался ему  на  глаза,  был  Геракл,  выбравшийся  из
пещеры и сонно потягивающийся прямо перед входом. Ваня помахал ему рукой
и свистнул так, что  один  из  пьяных  кентавров  подскочил  с  земли  и
бросился бежать,  видимо,  приняв  свист  омоновца  за  сигнал  тревоги.
Правда, умчался он недалеко - встретился  лбом  с  ближайшей  стеной  и,
поцеловав ее, успокоился  до  утра.  Жомов  не  обратил  на  этот  забег
никакого внимания.
   - Геракл, захвати там, в кладовой у Хирона, пару бурдюков с  вином  и
тащи их сюда, - зычно приказал Жомов, и  сын  Зевса  тут  же  скрылся  в
пещере, торопясь исполнить просьбу.
   - Вот сейчас и проверим, что ты за  дохтур,  -  заплетающимся  языком
проговорил  Рабинович  Хирону,  глядя  одновременно  и  на  него,  и  на
приближающегося Геракла. - Ну-ка, чувак, скажи мне, кто твой родитель?!
   - Он, - ответил полубог и ткнул пальцем в  сторону  Жомова.  -  А  вы
разве не знаете?
   - Не  по-онял!  -  заревел  Сеня  и,  отстегивая  дубинку  от  пояса,
повернулся к Хирону. - Что за ерунда?
   - Подождите  секунду,  -  взмолился  тот.  -  Геракл  еще  толком  не
проснулся. Сейчас он выпьет с нами, и все будет хорошо.
   -  Ну-ну,  -  буркнул  Рабинович  и,  кивнув  в  сторону  принесенных
бурдюков, потребовал от сына Зевса:
   - Пей.
   Тот вопросительно посмотрел на  Жомова,  ожидая  подтверждения.  Ваня
кивнул головой, разрешая, и Геракл тут же приложился к бурдюку, едва  не
осушив его наполовину. Удивленный омоновец едва успел вырвать емкость  с
алкоголем из рук полубога и потряс ее  около  уха,  пытаясь  определить,
сколько же там осталось. Разочарованно вздохнув,  он  хотел  заорать  на
Геракла, но тут с сыном Зевса вдруг стали твориться странные вещи.
   Сначала Геракл бешено затряс головой, губами издавая  при  этом  звук
работающего  миксера.  Затем  он  закружился  на  одном  месте,   словно
контуженый  бегемот  на  соревнованиях   по   фигурному   катанию.   Все
присутствующие застыли, удивленно глядя на метаморфозы,  происходящие  с
Гераклом, а тот, прекратив крутиться, подпрыгнул в воздух на три  метра,
испустив при этом клич подстреленного в пятую точку индейца апача.  Едва
опустившись на землю, сын Зевса схватил копье одного  из  телохранителей
Хирона и наперевес с ним бросился к своему учителю.
   Полупьяный  Хирон  совершенно  неожиданно  для  всех  проявил  чудеса
ловкости и успел отскочить в сторону. Геракл с разбега налетел на стол и
всей своей массой опрокинул его на землю.  Копье  при  этом  обломилось,
оставив в руках взбесившегося сына Зевса  лишь  тяжелое  древко.  Однако
препятствием это не стало. Геракл, перехватив дубину поудобнее, принялся
налево  и  направо  дубасить  кентавров,  вповалку  лежавших   рядом   с
опрокинутым столом.
   - Остановите его! - завопил Хирон и тут же едва сумел  увернуться  от
удара тяжелым древком.
   - Правильно. Мочи их, братан, - радостно поддержал  ученика  Жомов  и
влепил  дубинкой  по  маковке  ближайшего  кентавра.   Тот   хрюкнул   и
по-пластунски пополз куда-то в темноту.
   - Ты-то хоть не  лезь,  -  осадил  его  Рабинович.  -  Сами  отравили
Геракла, пусть теперь сами и разбираются,  -  но  тут  же  изменил  свое
мнение, поскольку  Немертея  истеричным  криком  потребовала  прекратить
побоище. - Ладно, Ваня. Давай тормознем этого маньяка с дубьем.
   Впрочем, сделать это оказалось  не  так  просто.  Геракл,  совершенно
ошалевший то ли от зелья Хирона, то ли  от  выпитого  после  него  вина,
оказался просто неудержим.  Он  легко  уворачивался  от  пьяных  ментов,
успевая попутно потчевать дубинкой попадавшихся под руку кентавров.  Те,
совершенно не понимая, что происходит, решили, что на  поселение  напала
огромная банда аресовцев, и бежали кто куда мог.
   Несчастный Хирон, видя, как любимый ученик гоняет по площади  любимых
подчиненных, заламывал  руки  и  истошно  вопил,  не  пытаясь  при  этом
вмешаться в побоище. Рабинович и Жомов,  кроя  его  матом,  гонялись  за
Гераклом.  Ленивый  Андрюша  восседал  на  столе,  изредка   корректируя
траектории возможного перехвата  взбесившегося  полубога.  А  когда  ему
надоела вся эта суета, просто сложил ладони рупором и рявкнул,  направив
всю силу своей звуковой волны в сторону озверевшего Геракла:
   - Лежать, урод!
   Большего и не требовалось. Сын Зевса оказался сбит с  ног  мощнейшими
поповскими децибелами и покатился по земле. Сеня  одним  прыжком  настиг
его и попытался утихомирить, заломив руки за спину. Правда, сделать  это
оказалось  не  так  уж  просто.  У  выпившего  Геракла  невесть   откуда
отыскались излишки сил, и он, непременно сбросил бы с  себя  Рабиновича,
если бы не подоспел Ваня. Вдвоем им удалось нейтрализовать взбесившегося
сына Зевса и нацепить на него наручники. Геракл мгновенно  успокоился  и
неожиданно для всех заплакал.
   - Вот, всегда так, - недовольно буркнул Жомов, поднимаясь с земли.  -
Буянят, как идиоты, а стоит их арестовать, сразу реветь начинают.  Тьфу!
- и повернулся к Хирону,  который  продолжал  завывать,  заламывая  себе
руки. - Ты чего скулишь, баран мериногий? Чего ты в вино подсыпал? ЛСД?
   - Ох, беда на мою седую голову! - продолжал вопить тот, не обращая ни
на кого внимания. - Ох, не нужно мне было брать подарка Диониса! Ох, что
же теперича будет?
   - Заткнись! - рявкнул на него Рабинович, и Хирон  послушался.  -  При
чем тут Дионис этот гребаный?
   Вместо кентавра Сене почему-то ответил Гомер. До  этого  спокойно,  в
виде трупа, валявшийся чуть в стороне от  эпицентра  событий,  он  вдруг
поднял голову и совершенно трезвым голосом изрек:
   - Бойтесь, менты,  коммерсантов,  дары  приносящих,  ибо  нечисты  их
помыслы вечно. Если паленой водярой они не отравят,  то  прокурору  ведь
тут же доложат о том, что берете вы взятки частенько.
   - Ты еще поговори, оракул пьяный, -  рявкнул  на  него  Рабинович,  и
послушный поэт тут же уронил голову обратно в пыль, а Сеня повернулся  к
Хирону. - Я тебя, кажется, спросил, чего это  ты  во  все  дыры  Диониса
пихаешь?
   - Я бы его пихнул во все дыры, - горестно вздохнул старый кентавр, но
продолжать фразу не стал, обреченно махнув рукой.
   Хирон еще раз вздохнул и попытался  объяснить  ментам,  что  же  пару
минут назад произошло с Гераклом.  Оказывается,  за  несколько  дней  до
исчезновения Зевса, двое кентавров - Силем, лучший друг Хирона, и Мелина
- играли свадьбу, и был на этом пиршестве Дионис. Он-то  и  преподнес  в
подарок молодым вина собственного изготовления. Однако  подарок  передал
не Силему, а Хирону, чтобы тот разделил его в  соответствии  с  обычаями
племени кентавров, а тот пожадничал. Только унюхав,  какой  у  Дионисова
вина чудесный аромат, он решил его спрятать, так  сказать,  для  личного
пользования. Так бы и хлестал его Хирон по маленькой рюмочке в день,  не
отыщи вино Геракл.
   - Я во всем виноват,  -  снова  завопил  в  конце  рассказа  замшелый
мутант. - Дионис все здорово рассчитал. Знал, гад,  что  я  по  жадности
своей спрячу вино, и добавил в  него  безумия.  Он,  видимо,  уже  тогда
намеревался свести с ума Геракла и догадывался, что лечить  его  ко  мне
поведут. Этот проклятый Дионис всегда знал, что у Геракла исключительный
нюх на выпивку, и понимал, что найдет сын Зевса проклятое вино у меня  в
кладовой. Вот и решил этим вином окончательно его с ума свести, а заодно
уничтожить ненавистное олимпийцам племя кентавров. Мы ведь на выборах за
титанов  бы  голосовали.  Что  мне  теперь,  несчастному,  делать?   Ох,
погубили-таки олимпийцы племя кентаврово!
   - Да, - коротко подвел итог Рабинович, не ответив на вопрос Хирона. -
Сам во всем виноват, старый дурак, вот теперь и  сиди  тут,  жди,  когда
твои подданные  вернутся.  Если  вернутся  вообще!  Лично  я  от  такого
начальства держался бы подальше, - и посмотрел  на  Геракла,  пускавшего
пузыри. - С ним нам что теперь делать?
   - Теперь вам может помочь только Зевс, - обреченно буркнул  Хирон  и,
развернувшись, поплелся в свою пещеру. - Позор на мою седую голову!
   - Вот именно, - согласился с ним  Сеня  и  повернулся  к  друзьям.  -
Ладно, давайте спать. Утро вечера мудренее...
 
Часть III 
Там, где собака порылась 
 
Глава 1 
 
   Нас утро встречает прохладой... Ой, извините, не заметил, что я уже в
эфире. То бишь с вами разговариваю. Это  я  так,  проснулся  на  главной
площади поселения кентавров от того, что продрог. Нет, вы не  подумайте,
что я неженка какая-нибудь. Могу,  между  прочим,  и  в  десятиградусный
мороз  на  голом  снегу  спать.  Пробовал  однажды,  ради  эксперимента.
Наверное, справился бы и с  более  холодной  температурой,  но  подобные
испытания что-то мне не очень понравились, и я решил их прекратить. Ну а
сейчас я продрог просто от резкого перепада температуры. Все-таки  вчера
вечером плюс двадцать семь было, а сейчас  -  градусов  пять  тепла.  Не
больше. Горы, знаете ли!
   Моим-то ментам все по фигу.  Пока  похмелье  не  начнется,  они  даже
внутри айсберга спать будут. Я вчера, как  обычно,  не  пил,  поэтому  и
проснулся легко.  Впрочем,  в  мое  персональное  общество  трезвенников
ненароком успели затесаться Геракл,  проспавший  все  самое  веселое,  и
Немертея, но они не считаются. Сын Зевса пристроился Жомову под  бок,  и
наш доблестный омоновец, видимо, с перепою перепутав ущербного  юношу  с
собственной женой, так придавил  его  собственной  тушей,  что  утренней
прохладе просто пролезть некуда было.
   Немертея, понятное дело, приткнулась к моему Рабиновичу.  А  лежит-то
как тихо, паразитка! Головку ему на плечо положила и сопит в две дырочки
так мило, что мне даже захотелось подойти  поближе,  наклониться  к  уху
этой девицы и поинтересоваться, который сейчас час. Причем очень громко.
   Я уже почти решил осуществить задуманное и даже слюни от удовольствия
распустил, словно сенбернар малолетний, но как представил, что  за  бучу
устроит мой Сеня после  такого  невинного  вопроса,  так  потребность  в
определении точного времени у меня тут же  пропала.  От  скуки  я  решил
прогуляться  по  окрестностям  -  поискать  кентавров  да  пометить   ту
территорию,  которую  не  обошел  вчера,  -  и  уже   почти   осуществил
задуманное, как  совершенно  случайно  наткнулся  еще  на  одного  члена
Общества Трезвенников имени Меня, о котором спросонья совсем забыл.
   Горыныч, раса которого использует алкоголь в  качестве  средства  для
борьбы  с  вредителями,  вчера  пить,  естественно,   отказался.   Когда
суматоха, вызванная разгоном кентавров и поимкой банды дебоширов в  лице
Геракла,  намеренно  троившегося  в  глазах  моих  ментов,  стихла,  все
отправились спать. В том числе и наша самонаводящаяся керосинка. Где  он
лег, я не видел, но сейчас я нашел Горыныча около Андрюши Попова.
   Да будет вам известно, что Ахтармерз -  существо  холоднокровное.  То
есть не пофигист, а  просто  очень  быстро  остывает  или  накаляется  в
соответствии  с  температурой  окружающей  среды.  Когда  мы  в  снежной
Скандинавии находились, нам пришлось для Горыныча  даже  спальный  мешок
изобрести, чтобы, не дай пес, не охладить  его  до  температуры  обычной
сосульки. А тут, в Греции, посреди лета, никто и подумать не мог о  том,
что наша пикирующая рептилия может замерзнуть.
   Когда я на  Ахтармерза  наткнулся,  он  уже  практически  не  подавал
признаков жизни, уменьшившись  до  размеров  отощавшего  кота  и  тщетно
пытаясь укрыться под боком Попова от утренних заморозков. Горыныча нужно
было срочно спасать, и  я,  конечно,  мог  бы  попробовать  это  сделать
самостоятельно, но меня взбесила мысль  о  том,  что  мои  менты,  из-за
которых невинно пострадал трехглавый второгодник, будут спокойно  спать,
пока я буду заменять в Греции службу спасения. Именно поэтому я  оттащил
Ахтармерза подальше от Попова, чтобы тот, проснувшись, не  придавил  его
ненароком, и, встав в позу, поднял такую бучу, что  от  моих  воплей  на
ближайшем  перевале  случился  небольшой  обвал.   Конечно,   у   Попова
получилось бы лучше, но, как говорит мой Рабинович, чем  богаты,  то  от
вас и спрячем.
   То, что произошло после того,  как  я  поднял  тревогу,  было  вполне
предсказуемо. Первым проснулся мой Сеня,  поскольку  был  соответственно
выдрессирован и прекрасно умел освобождаться ото сна  по  моему  первому
сигналу. Затем с места вскочил Ваня, спросонья принявший  мой  голос  за
утреннюю команду к побудке, поданную дежурным по роте.
   Жители античной  Греции  просыпались  в  следующем  порядке:  сначала
Немертея, которую Сеня, забыв, что спит не один, просто стряхнул с себя;
следом пробудился Геракл, правда, по иной причине - Жомов, увидев, с кем
обнимается, так виртуозно выматерился  ему  в  ухо,  что  я  пожалел  об
отсутствии у меня шариковой ручки, бумаги и способности к  правописанию;
ну и последним из греков разлепил зенки Гомер. Ему приснилась  Троянская
война, и он вскочил на ноги  с  криком:  "Спасайтесь,  люди,  данайцы  в
городе!" Затем, видимо, для иллюстрации своих слов, поэт схватил  вместо
меча обглоданную берцовую кость и пару минут отбивался ей  от  невидимых
врагов. Ровно до тех пор,  пока  случайно  не  зацепил  своим  необычным
оружием Жомова, и Ваня, естественно, чисто рефлекторно не стукнул его по
лбу, отправив обратно, досматривать крайне интересный сон.
   Последним пробудился сильно перебравший вчера Андрюша и тут же принял
участие в общем гвалте.  Правда,  в  этот  раз  обошлось  без  порванных
барабанных перепонок, разрушенных зданий и горных обвалов. И спасло  нас
от всех этих несчастий только то, что с похмелья у  Попова  пересохло  в
горле,  и  он  скорее  не  орал,  а  просто  хрипел.  Через  пару  минут
прослушивания этой оперы для психов с оркестром, я начал жалеть  о  том,
что  вообще  затеял  всеобщую  побудку  и  собрался  самолично  заняться
спасением тела и души нашего летающего мерзлявого  друга,  но  тут  Сеня
проявил чудеса сообразительности. Он наконец понял, что я от него  хочу,
и, заставив всех замолчать, бросился ко мне.
   - Е-мое! Про Горыныча все забыли, - заорал он и, сорвав с себя китель
(воистину благородный поступок!), укутал им замерзавшего  Ахтармерза.  -
Тащите сюда все теплое, что найдете.
   Его  приказ  исполнили,  пожалуй,  излишне   буквально.   Все   члены
экспедиции, за исключением Гомера, по мановению Жомова, вернувшегося  на
стены Трои, бросились врассыпную искать теплые вещи.  Пока  Сеня  баюкал
Горыныча на груди, Немертея принесла конскую попону, Андрюша вернулся  с
грудой полотняных мешков, Жомов ограничился экспроприацией шкур со входа
в жилище Хирона, а догадливый  Геракл  попробовал  использовать  меня  в
качестве теплой вещи. Пришлось клацнуть зубами около  его  правой  руки,
после чего в коллекции  Горыныча  стало  одной  "теплой  вещью"  меньше.
Правда, благодаря усилиям остальных, он и без этого  через  минуту  стал
похожим на комок вторсырья для текстильной  промышленности  с  аккуратно
вкрапленными в центр рептильими черепушками. И знаете, что  сказала  эта
летающая балаболка после того, как  слегка  отогрелась?  Ни  за  что  не
догадаетесь!..
   - Извините за беспокойство, - смущенно пропищал Горыныч, шмыгая сразу
всеми тремя носами.
   - Да ладно, чего уж  там,  -  хмыкнул  в  ответ  Жомов,  а  мой  Сеня
поинтересовался:
   - Ну, что? Отогрелся? Наружу будешь вылезать?
   - Если  позволите,  я  пока  воздержусь,  -  раздался  в  ответ  писк
Ахтармерза. - Просто забросьте меня в колесницу.  Я  погреюсь  еще  пару
минут.
   Вот тут я, в буквальном смысле,  от  удивления  чуть  хвост  себе  не
отгрыз. Нет, конечно, Горыныч и раньше отличался от всех нас  повышенным
вниманием к культуре речи, но такой версальской  вежливости  даже  я  от
него не ожидал. Честное слово, я тогда подумал, что, может быть, если  и
моего альфа-лидера хорошенько поморозить, он тогда  со  мной  нормальным
языком разговаривать научится?
   Идея показалась мне очень хорошей, и  я  пару  минут  с  наслаждением
смаковал ее, но в итоге все же был вынужден отказаться. Дело в том,  что
его светлость Рабинович уже неоднократно морозил  себя  без  посторонней
помощи во время ежегодных осенне-зимних пиков сексуальной активности, но
к кардинальным изменениям его манер это ни разу  не  привело.  Либо  мой
Сеня  был  морозостойким,  либо  для  того,  чтобы  перевоспитать   его,
требовались средства посильнее обморожения. Гильотина, может быть?
   Пока я размышлял, мои боевые товарищи, вместе с очнувшимся Гомером  и
Немертеей, погрузили Горыныча на борт колесницы и  собрались  поблизости
держать военный совет. Собственно говоря, предметом обсуждения была лишь
одна тема: отправиться  в  дальнейший  путь  сразу  или  поначалу  пойти
проститься с Хироном. Последнее,  естественно,  могло  прийти  в  голову
только нашей ненаглядной, чуткой, добросердечной правдолюбице. Остальным
до старого кентавра, сгубившего себе жизнь  и  заодно  осложнившего  нам
задачу поисков Зевса, было столько же дела, сколько  глухому  кобелю  до
мелодий Шопена.
   - Вы к нему несправедливы, - с жаром проговорила Немертея после того,
как Сеня  поинтересовался,  а  не  послать  ли  Хирона  в  экскурсию  по
лесоповалам Колымы. - Поймите, что каждого из нас грызут свои  пороки  -
стремление к власти, жажда славы, потребность в любви  -  любые!  И  чем
старше мы становимся, тем труднее противиться искушениям.  Нам  кажется,
что с каждой минутой мы  упускаем  последний  шанс  попробовать  что-то,
ранее нам недоступное, и из-за этого совершаем ошибки. Хирон не  виноват
в  том,  что  произошло.  Он  уступил  своей  слабости,  совершенно   не
представляя того, к каким страшным последствиям она может привести.
   - Во-во, - хмуро кивнул головой Рабинович. - Так одна излишне нервная
жена и заявила на допр