Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
до нас донесся первый
ветерок от подножия холма, как я сразу уловил запах меди, жаркого,
конского табуна и еще чего-то не совсем понятного. Поначалу я решил, что
мы догнали сбежавших от Хирона кентавров, но, разобрав недостающую часть
ароматической гаммы, с удивлением понял, что внизу, у подножия холма,
лагерем расположились женщины. И не просто женщины, а вооруженные
женщины... Та-ак! Похоже, пришел конец нашему спокойному путешествию.
Сеня, у которого был исключительный нюх на слабый пол, тоже это понял.
- Блин, да там целый батальон телок, чтоб мне премии лишиться! -
заявил он, а поскольку все знали, что подобное пожелание было самым
страшным, что только мог представить себе Рабинович, оспаривать его
утверждение никто не стал. - Ну что же, вот сейчас и отдохнем. - То ли
позабыв о Немертее, то ли решив таким образом отомстить ей, Сеня потер
руки и направил свою клячу к подножию холма. - Де-еву-ушки-и-и!
Радуйтесь. У вас гости.
Они и обрадовались. Несказанно. Едва наш караван, возглавляемый
сластолюбцем Рабиновичем, который по совместительству еще считается и
моим хозяином, спустился вниз, как тут же оказался окруженным толпой
ликующих женщин. Одеты дамочки были самым разнообразным образом - от
туник и кожаных жилеток до купальных костюмов и пучков травы в интимных
местах - но в то же время у них было много общего. Во-первых, половая
принадлежность. Во-вторых, выражение дикой радости на лицах. И,
в-третьих, наличие натянутых луков в отнюдь не нежных руках.
- Мать наша, Гера, благодарим тебя за подарок к ужину! - разом
завопили они, а затем самая наглая из женщин заявила, явно обращаясь к
ментам:
- Спешиться и сдать оружие, если у таких идиотов, какими являются
мужчины, оно имеется. Сопротивление бесполезно, хотя можете попробовать.
Мы получим просто божественное удовольствие, начиняя вас стрелами. У вас
пять секунд на раздумье. Время пошло.
- Будь я проклят! Это амазонки, - обреченно выдохнул Гомер и,
выругавшись в жомовском стиле, чему я несказанно удивился, швырнул свой
меч на землю. - Вы не имеете права применять ко мне насилие. Я
тиринфско-подданный и требую вызова консула!
Женское воинство дико захохотало. Причем часть его, видимо, наиболее
смешливая, даже выронила из рук луки, за что тут же заработала огромное
количество нарядов вне очереди. Мои менты растерянно переглянулись,
пытаясь найти какой-нибудь выход из создавшегося положения. Но поскольку
против лука нет ответа, если нет бронежилета, пришлось и моим ментам
сдаваться, а такой позор даже Сене перенести было трудно. Не говоря уже
о Жомове. Тот от стыда, наверное, руки себе бы по локоть отгрыз, если бы
амазонки их вовремя за спиной омоновца не связали.
Впрочем, участь быть связанным постигла не одного Жомова. Одуревшие
су... Извиняюсь, самки рода человеческого опутали, в буквальном смысле
этого слова, всех членов экспедиции, не исключая меня и Горыныча. Причем
у последнего оказались связанными не только конечности. Амазонки собрали
в аккуратный пучок и три головы Ахтармерза. Он принял пленение
стоически, а вот я попытался сопротивляться. Даже укусил пару дамочек.
Но Сеня, побоявшись, что меня пристрелят, приказал мне прекратить
сопротивление. Я послушался и вскоре оказался привязан к ближайшему
дереву. Причем привязан конкретно, поскольку амазонки дело знали и в
качестве поводка использовали настолько толстую дубину, что перегрызть
ее раньше, чем через пару недель, я просто не мог.
Обездвижив таким образом всю нашу экспедицию, дамочки, не стесняясь в
выражениях, принялись обсуждать наше дальнейшее будущее. Вариантов было
предоставлено великое множество, а самым мягким из них можно было
считать принудительную кастрацию без применения наркоза. Про остальные и
говорить не хочется!
- Ну, спасибо тебе, Сенечка, за ужин, отдых и ночлег, - наслушавшись
ужасов, простонал Андрюша. - Моли бога, чтобы они выполнили хотя бы одно
из своих обещаний. Потому что, если мы выберемся, я сделаю с тобой то же
самое, но намного больнее!
- Я-то тут при чем? - изумился мой Рабинович и хотел добавить еще
что-то, но не успел.
- В натуре, Сеня, лучше заткнись! - поддержал криминалиста Жомов, и
это был, пожалуй, первый случай, когда мой хозяин остался один против
двоих своих друзей.
На Рабиновича сразу стало страшно смотреть. Он поник головой,
осунулся и даже как будто уменьшился в размерах. Таким я его еще никогда
не видел. Даже в самые страшные дни на моей памяти, когда Рабинович
неделю не мог понять, в каком именно магазине ему недодали полтора рубля
сдачи, он и то выглядел лучше! Честное слово, хотя я и злился иногда на
хозяина, но сейчас мне так стало его жалко, что захотелось взвыть на
греческую луну или перегрызть глотку двум-трем террористам, вооруженным
автоматами. Впрочем, не мне одному!
- Ладно, Сеня, не обижайся, в натуре, - извиняющимся тоном попросил
Рабиновича Ваня. - Мы не со зла, а просто от расстройства. Ты не
виноват. Мы сами тоже, как дураки, пожрать, выпить и отдохнуть с холма
ломанулись. Правда, Андрюха?
- Угу, - буркнул тот себе под нос. - Сеня, ты только придумай, как
нам отсюда выбраться, а уж я чмошником буду, если тебе дома после этого
ящик пива не поставлю!
Мой Рабинович хотел ответить что-то язвительное, но, посмотрев на
друзей, передумал. Вместо этого он улыбнулся им и наморщил лоб, видимо,
пытаясь силой мысли разорвать путы или разметать бешеных женщин по
белому свету. Сомневаюсь, что это у него бы получилось, но кое-что Сеня
придумал.
- Слушай, Андрюха, давай, пока нас под прицелом не держат, рявкни во
всю глотку, - предложил он. - Часть контузится, часть разбежится, а мы
затем как-нибудь от веревок избавимся...
- Не получится, - буркнул Попов. - У меня уже полдня маковой росинки
во рту не было. Глотка пересохла. Сейчас я не то что орать, нормально
разговаривать не могу.
- Ну, может быть, попробуешь какую-нибудь присказку свою произнести,
- попробовал Сеня еще один вариант. - Помнишь, как ты тогда с викингами
лихо разобрался? Может, и сейчас получится...
Однако не получилось! Уж не знаю от чего, то ли из-за неподходящей
атмосферы, то ли из-за особенностей греческого климата или из-за чего-то
другого, но приобретенный в странствиях Андрюшин дар не срабатывал.
Сколько он ни произносил всевозможных поговорок, прибауток и матерных
пожеланий, ничего нового в окружающей нас обстановке не появлялось. Лишь
Горыныч принялся дергаться и мычать. Но из-за того, что пасти были
связаны в букетик, разобрать его мычание оказалось невозможным.
Мы все поникли и поняли, что обречены на какую-нибудь ужасную гибель.
Сеня еще пытался хорохориться, предлагая различные бредовые варианты,
вроде Божьего суда в Англии, но было очевидно, что и он выдохся. Ну, не
было у нас возможностей для спасения!
А амазонки тем временем закончили обсуждение нашей участи. Правда, к
единому мнению они не пришли и решили отложить вынесение окончательного
вердикта до утра, но нам от этого легче не стало. Тем более, отправляясь
спать, феминиствующие дамочки выставили поблизости караул из трех особ
непередаваемо грозного вида. Решив хотя бы хорошо выспаться перед
казнью, я улегся на мягкую траву и уже закрыл глаза, как вдруг уловил
позади себя едва заметный шорох. Следом за ним до моих ноздрей донесся
хорошо знакомый аромат и столь же узнаваемый голос прошептал на ухо
Сене:
- Не двигайся и не подавай вида, что меня слышишь. Сейчас я
постараюсь вас освободить!
Это была Немертея. И уж о чем я совершенно не мог подумать, так это о
том, что я когда-нибудь обрадуюсь ее возвращению!
Глава 2
- Сидите тихо и не подавайте вида, что меня слышите, - шепотом
проговорила Немертея. - Сейчас я разрежу ваши путы, но вы не двигайтесь.
А когда я подам знак, сразу бегите в лес. Там дриады, они вас спрячут.
Титанида действовала быстро и бесшумно, словно профессиональный
диверсант. Три воинственные дамочки, сидевшие напротив арестантов, за
костром, даже и не заподозрили, что их добычу кто-то собрался отнять, и
продолжали свой бесконечный спор о том, что следует сделать с мужчинами
вообще и с пойманными экземплярами в частности.
Сеня, если бы раньше не знал Немертею, ни за что бы не поверил, что
она существо из плоти и крови. Но по-настоящему ее мастерство смог
оценить только Жомов. Ваня застыл, как статуя, тщательно соблюдая
правила игры, и весь обратился в слух, пытаясь разобрать хоть
какой-нибудь звук, выдающий присутствие титаниды. А когда, так ничего и
не услышав, почувствовал, как нож в ее руках освобождает его от веревок,
так удивленно выпучил глаза, что стал похож на чернобыльского рака -
огромного, бесцветного и от избыточной дозы радиации навсегда забывшего,
где ему зимовать положено.
Немертея исчезла так же бесшумно, как и появилась. Менты сидели, не
шевелясь, ожидая обещанного сигнала. Секунды, прошедшие с момента
исчезновения титаниды, растягивались в года, превращаясь в
бесконечность. Жомов первым начал терять терпение, собираясь плюнуть на
все и самостоятельно заняться своим спасением, но в этот момент Немертея
вышла из леса на противоположной стороне лагеря амазонок и встала в позу
адвоката, готовящегося сразить наповал своей речью присяжных
заседателей.
- Сестры! - громко провозгласила она, привлекая к себе всеобщее
внимание. - Ужели забыты вами законы чести и справедливости? Ужели люди,
пусть и противоположного пола, но не причинившие вам зла, из-за простой
прихоти должны становиться презренной добычей и подвергаться страшным и
жестоким карам? Одумайтесь! Своей жестокостью вы породите только
ответную жестокость и навсегда запятнаете свои имена. Потомки проклянут
вас за изуверства, а матери станут пугать вами своих дочерей. Вы этого
добиваетесь?..
- Фуфло! Не слушайте эту сумасшедшую, - раздались в ответ выкрики, а
одна из охранниц и вовсе заорала на вес лагерь:
- Скажи спасибо, что ты баба. Иначе бы сейчас вместе с этим уродами
сидела.
- Иди отсюда и не вводи нас во искушение! - поддержала ее товарка. -
А то ведь мы можем и забыть, что ты с нами одного пола.
- Ну что же, - с пафосом ответила Немертея, обращаясь к последней. -
Если ты, Ипполита, не хочешь слушаться голоса разума и нести в мир
справедливость и доброту, то когда-нибудь амазонки лишаться всего -
родины, крова и "тампаксов". А ты, жестокая, вдобавок и своего
волшебного пояса. Это будет позже, а пока же вы лишитесь своей добычи. -
И повернулась к ментам:
- Бегите, мужчины! Бегите. Ваши мучительницы не получат ничего и
будут прокляты!
Повторять дважды свой призыв Немертее не пришлось Мужчины вскочили на
ноги, хотя их взгляды на дальнейшее развитие событий тут же разделились.
Греки что есть силы помчались в спасительную темноту леса, прямо в
заботливые руки маленьким дриадам. Сеня бросился отвязывать Мурзика,
Попов подхватил на руки Горыныча, пытавшегося что-то сказать, и застыл
на месте, нерешительно переводя взгляд с улепетывающих греков на своих
друзей, а Ваня Жомов не спеша отстегнул от пояса дубинку.
- Нет, хоть они и бабы, но мозги им вправить нужно срочно, - со
знанием дела проговорил он. - Иначе потом мужики намучаются, когда
кого-нибудь из этих мегер в жены возьмут.
- А стрелы? - растерянно поинтересовался Попов.
- Не боись, - успокоил его омоновец. - Сейчас дистанцию сократим и
выстрелить по нам они не смогут
- Ну и ладно, - кивнул головой Андрей. - Тогда дайте мне чем-нибудь
горло промочить.
Однако сделать это оказалось не так просто. Амазонки, до этого
оторопело смотревшие на чудом освободившихся пленников, завопили, как
стая одуревших от воздержания кошек, и бросились вперед, спеша вернуть
ментам на руки веревки. Первыми, естественно, около бывших пленников
оказались их незадачливые стражницы.
Ваня долго не церемонился, отбив удар бронзового меча дубинкой так,
что холодное оружие вылетело из рук взбесившейся амазонки и птицей
унеслось выше деревьев, доставшись спящей в гнезде вороне в качестве
сувенира. Та от такого подарка совершенно ошалела и, трижды каркнув, от
счастья потеряла чувства, вывалившись из гнезда. Ну, а Ваня одной рукой
развернул незадачливую воительницу и стукнул по мягкому месту так, что
та против своей воли помчалась следом за мечом. Правда, на бреющем
полете. Следующую стражницу омоновец нежно усыпил при помощи удара
резиновой дубинкой по девичьему темечку, ну а третьей амазонкой занялись
Рабинович с Мурзиком. Первый лишил ее чести, отобрав меч, а второй
навсегда опозорил парочкой укусов в филейные части и заставил плача
бежать через весь лагерь.
- Держи, Андрюша, - Жомов подобрал у костра брошенный амазонками
бурдюк с вином и, хорошенько к нему приложившись, бросил Попову. Тот
промочил горло и, облегченно вздохнул, готовясь к аудиоатаке.
- А ну, стоять, мать вашу! - рявкнул он навстречу волне разъяренных
женщин, накатывавшейся на ментов.
Эффект он произвел как раз тот, который от него и ожидали. Часть
амазонок оказалась сбита с ног, часть схватилась за голову, защищая уши,
а остальные, совершенно одурев от счастья, бросились бежать в
противоположном направлении. Вскоре на лесной опушке никого, кроме
абсолютно невредимых ментов и контуженых амазонок, не осталось. Попов
допил вино и принялся развязывать пасть Горынычу, Жомов обиженно смотрел
по сторонам, чуть не плача от того, что вся драка так быстро
закончилась, а Сеня вместе с Мурзиком направился разыскивать в куче
девичьих тел невинно пострадавшую титаниду. Прекрасная спасительница
вскоре была обнаружена, опознана и приведена в чувство двумя ласковыми
оплеухами.
- Тело, погруженное в жидкость, вытесняет такой объем оной, каковым
обладает само, - бессмысленно глядя на Рабиновича, произнесла Немертея,
а затем, придя в себя, испуганно закрыла рот ладошкой.
- Ой, что же я наделала?! - пролепетала она. - Это же Архимед должен
придумать и немного позже. - Затем умоляюще посмотрела на Рабиновича:
- Пожалуйста, не говори никому, что я сейчас сказала. Да и вообще
забудь мои слова.
- Ладно, - милостиво согласился Сеня. - Да я физику никогда и не
любил.
Мир между ними был восстановлен. К тому времени как контуженая
Немертея пришла в чувство, пристыженный Гомер вернулся из леса, таща за
руку упирающегося Геракла. Сын Зевса, решивший, что они играют в прятки,
никак не хотел возвращаться назад и обижался на поэта.
- Не ты водишь! - кричал он, брызгая слезами во все стороны. - Меня
те тетеньки должны искать. А ты - предатель!
- Заткнись! - рявкнул на него Жомов, но на Геракла это не
подействовало. Он стал орать еще громче, и тогда Немертея проявила
завидное материнское чутье: сорвав пояс с Ипполиты, она сунула его в
руки сыну Зевса, и он, увлекшись новой игрушкой, забыл о "предательстве"
Гомера, который, в свою очередь, тут же решил в стихах увековечить сей
факт для потомков, занеся его в собственные анналы.
Естественно, ночевать в лагере амазонок, ожидая, пока они придут в
себя, снова соберутся вместе и придумают очередную гадость, никто не
собирался. Сеня отдал распоряжение Гомеру с Гераклом набрать съестного и
вина из запасов воительниц, а сам повел к колеснице Немертею, аккуратно
поддерживая ее под руку. Жомов от безделья принялся приводить амазонок в
чувство, надеясь, что кто-нибудь из этих прародительниц Орлеанской девы
решится с ним подраться. Однако, вместо того чтобы доставить омоновцу
удовольствие, воительницы, едва увидев его ухмыляющуюся физиономию, тут
же разбегались в разные стороны. В итоге Ваня еще больше расстроился и
оставил амазонок в покое, отправившись помогать Попову разгонять их
лошадей. Ну а когда и с этим было покончено, греко-милицейский караван
отбыл из становища амазонок и растворился в ночи.
Впрочем, ехали они не долго. Во-первых, была ночь, а фары для
транспорта еще никто не придумал, что явно не способствовало успешному
продвижению вперед. Во-вторых, все, не исключая Немертею, устали и
страшно хотели есть. Ну а в-третьих, дриады от своего обещания, данного
титаниде, не отказались и каким-то одним им ведомым способом устроили
так, что расположившихся на лесной опушке людей найти никто не мог. Сеня
проверил - со стороны даже костра видно не было!
Насытившись, все завалились спать и почивали почти до полудня, а
затем продолжили свое путешествие. Немертея с Рабиновичем больше не
ссорились и мило ворковали всю дорогу, рассказывая друг другу такую
сущую ерунду, что утомившемуся от их болтовни Попову пришлось ласковым
матом попросить обоих заткнуться. Сеня обиделся и хотел съездить другу
по уху, но титанида не позволила. Ласково улыбнувшись Андрюше, она
перебралась из колесницы на одну из запасных лошадей и поехала рядом с
Сеней, немного отстав от каравана.
Так они и двигались до тех пор, пока Гомер не попросил Жомова,
возглавлявшего пелетон, остановиться. Омоновец замер, удивленно
оглядывая окрестности из-под ладони, отчего сразу стал похож на Илью
Муромца с картины, написанной каким-то сумасшедшим художником, питавшим
не совсем понятную слабость к милицейской форме. Рабинович с Немертеей
быстро нагнали караван.
- Что случилось? - обеспокоено поинтересовался Сеня.
- Не знаю, - повел широкими плечами омоновец. - Этот хрен с бугра, -
от ткнул пальцем в сторону Гомера, - говорит, что мы приехали.
- Что-то я гор никаких не вижу, - оторопел Сеня, поворачиваясь к
поэту, застывшему в колеснице с несчастным видом. - Ну, и куда ты завел
нас, Сусанин Гомер?
- Не знаю. Раньше тут Олимп был, - развел руками оскорбленный таким
сравнением поэт. - Вон, видите, даже табличка стоит.
У дороги действительно красовалась табличка с надписью: "Олимп.
Жилище богов. Вход - 3 обола. Детям и ветеранам Второй Пунической войны
- скидки!"
Рабинович снова растерянно посмотрел по сторонам, тщетно пытаясь
увидеть хоть намек на присутствие какого-нибудь холма, способного
оказаться Олимпом, а затем горестно вздохнул и слез с кобылы.
- Все, приехали! - заявил он. - Распрягайте лошадей, хлопцы, и
садитесь в круг. Думу думать будем...
Греки, уже приученные своей агорой сидеть кружочком, мгновенно
выполнили пожелание Рабиновича и расположились на траве, почему-то
выбрав центром собрания запыленную колесницу. Сене, издавшему еще один
тяжкий вздох, пришлось Геракла с Гомером усаживать так, чтобы они все
время находились перед глазами. Попова удалось выманить из античного
транспорта только после того, как ему было позволено захватить с собой
баранью грудинку. Жомов с отвращением посмотрел на него.
- Ну и сколько можно эту проклятую баранину жрать? - простонал он и
мечтательно улыбнулся. - Эх, тушенки бы сюда соевой. У меня жена с ней
так вкусно макароны делает. Или картошечку жареную!
- Да-а, картошки бы я сейчас, наверное, ведро сразу бы съел, -
поддержал его Андрюша, не забывая уплетать баранину за обе щеки. - В
следующий раз куда-нибудь отправимся, надо будет с собой мешочек взять.
А то сиди тут и жди, пока Колумб в Америку поплывет.
- Может быть, вы заткнетесь или вам нужно помочь? - вспылил
Рабинович. - Как вы вообще о брюхе своем можете думать, когда у нас
абзац полный?! Геракл отупел, Гомер заблудился, Не