л,  как чумкой  пораженный.
Рахиль  уже  закончила стирку и развесила  кители по кустам. Если  эту часть
милицейской формы я мог узнать легко, то из всех головных уборов более-менее
прилично выглядела только Ванина  кепка. Андрюшину  и Сенину  фуражки девица
превратила в  бесформенные блины, похожие скорее на бабушкин  чепчик, чем на
украшение милицейской  головы. Сеня ее теперь убьет. А  вдвойне  самостийной
прачке  достанется  за  то, что  она и  записную книжку Рабиновича  с полным
собранием телефонов  девиц тщательно постирала. Настолько тщательно,  что на
листах  теперь  лишь  блеклые следы чернил  остались. Рядом с нею  на  земле
валялись прочие мелочи вроде часов и авторучек, но на них я уже  не смотрел.
С меня фуражки с блокнотом было вполне достаточно.
     Честное слово,  если  я и хотел Рахиль напугать, то к тому моменту, как
увидел  плоды трудов  ее рук, напрочь забыл о  своих  намерениях. А  если  и
гавкнул, то лишь потому,  что от  увиденного зрелища очумел слегка. И в том,
что девица  завизжала  и  бросилась  в воду, виноватым себя не  считаю. Так,
господин следователь, и запишите!..
     Впрочем,  следователя  никакого,  конечно,  не   было.  Зато   появился
Рабинович,  словно кот  из  мешка. Рахиль визжит, Сеня  на меня орет. Своими
"фу", "место" и "нельзя" задолбал просто.  Можно  подумать, я  его грудастое
сокровище съесть  собирался. Нужна она мне как гаечный ключ!  Да разве этому
дураку объяснишь,  что я его же  собственное  добро  спасти пытался. Правда,
было  уже поздно,  но согласитесь, что лучше поздно,  чем никогда, а меня за
это  еще и  обструкции  предали.  Пришлось  обидеться на  хозяина  и уйти  в
пустыню.  Ну их  всех сенбернару под хвост. Пусть сами  со своими проблемами
разбираются.
     С расстройства мне есть захотелось, и я начал уже подумывать о  том, не
слопать ли  какую-нибудь  перепелку, прямо в  сыром  виде и  неощипанную, но
стоило только  представить, что мне во время принятия пищи неощипанные перья
в рот  лезут,  как  завтракать  тут  же расхотелось. Уж  лучше  я  поголодаю
немного,  пока  аборигенские  повара  не  проснутся  и  дичь  не  приготовят
соответствующим образом.
     Переселенцы же, увидев поутру усыпанный дичью лагерь, едва не рехнулись
от счастья. А Моисей  с  Аароном воспользовались ситуацией по-своему, тут же
принявшись восхвалять  "простертую над  сынами израилевыми  руку божию".  Не
знаю,  может  быть,  Андрюша и  являлся  таковой  конечностью,  но  уж  если
сравнивать  людей с  частями  тела, нашему  криминалисту  наверняка  удалось
получить бы титул "мистер  За..." Вы не  о том  подумали. Я  хотел  сказать,
"мистер Затылок". Холеный, толстый, круглый затылок.
     В  общем,   аборигены  с  похмелья  посчитали  появление  перепелок  на
территории лагеря настоящим  чудом, а мои менты в  силу природной скромности
спорить не стали. Тем более что у них  проблемы  поважнее были. Попов  вон с
расстройства  бренные останки своей фуражки в овраг закинул, но  Сеня  велел
подобрать.
     -- Андрюша, вот ты вроде умный мужик, а иногда себя как ребенок ведешь,
--  похлопывая по  плечу  эксперта, пышущего праведным гневом  на криворукую
Рахиль, проговорил мой хозяин.  -- Нам же  Лориэль  сказал, что  мы в Египет
попали из-за того, что какую-то хрень с  собой из прошлого притащили. Хочешь
потом сюда вернуться из-за того, что мы тут что-то свое оставили?
     --  Это  ты  вечно  всякую  дрянь  стараешься  с  собой  притащить,  --
раздраженно буркнул Андрюша. -- Из-за тебя и страдаем.
     -- Из-за меня? -- взвился  мой хозяин. -- Я, между прочим, одних только
бесполезных  камней привез. А  ты какой-то  подозрительный  крест из  Англии
приволок.
     --  Не  подозрительный, а  серебряный,  --  огрызнулся  криминалист. --
Обычный крест, каких в каждом  ювелирном магазине навалом.  А Жом вон вообще
Святой Грааль у Мерлина спер.
     -- Ты, свинопапик невыхолощенный, какого хрена стрелки  опять на других
переводишь,  --  возмутился  омоновец,  который  до  этого  спокойно  чистил
пистолет, "постиранный" Рахилью, и никому не мешал. -- Во-первых, не спер, а
добыл  в качестве  трофея в честном  бою.  А во-вторых, при  чем  здесь  моя
питейная емкость? --  это Жомов так  Грааль обозвал для  того, чтобы язык не
ломать.
     -- Может быть, очень  даже при  чем, -- проговорил Рабинович, задумчиво
почесывая нос.
     -- Ты хочешь сказать, что нас сюда именно из-за этого фужера-переростка
закинули? -- оторопел криминалист, а потом махнул рукой. -- Ты гонишь, Сеня.
В Граале кровь  Христа хранилась, и к Моисею, жившему за тысячу с лишним лет
до смерти Иисуса, он никакого отношения иметь не может...
     --  А вот это у Лориэля надо спросить, -- хмыкнул  Сеня.  -- Интересно,
почему,  когда  этот  козел  крылатый  нам  позарез  нужен,  он  никогда  не
появляется? Где, скажите мне, это  чмо клопообразное  в самые  ответственные
моменты мотается?
     Я  замер,  ожидая  привычного  хлопка, но  в  этот раз  оскорбления  не
подействовали. Может быть, действительно просто случайными совпадениями были
появления маленького  наглеца  именно  в те  моменты,  когда его  кто-нибудь
ругал?  Или сейчас Лориэль  был занят  и физически  не мог  прибыть на место
происшествия? Ответов  на  эти вопросы нам, естественно, никто  дать не мог.
Оставалось  только  выполнять  порученное  задание, а эльфа за  жабры  взять
тогда, когда он все-таки соизволит появиться.
     Не знаю, что  там надумал мой Рабинович,  но лично я был почти  на  сто
процентов согласен с Поповым и Жомовым. Действительно, какое отношение может
иметь Святой Грааль к событиям, случившимся задолго до его  появления? И все
же утверждать  это под  присягой  на  суде  я  бы не  стал.  Мы все-таки  по
параллельным мирам мотаемся, а тут всякое возможно. Тем  более эти временные
петли дурацкие всегда с толку сбивают. Поди разберись,  что уже  было, а что
есть сейчас.
     Эту тему вам бы, конечно, лучше меня Горыныч прояснил, но сейчас он был
занят, набивая желудок перепелками. Видно, по протеину, бедняга, соскучился.
Я  его  тормошить  не  стал,  да и некогда было --  мои менты,  позавтракав,
принялись собираться в дорогу,  не забывая  принуждать к этому и аборигенов,
разомлевших  от  сытной и дармовой  пищи. Подгонять,  понукать и уговаривать
сынов израилевых продолжить  путешествие  пришлось довольно долго, и все  же
еще  до  обеда  мы продолжили путь, устремившись на северо-восток,  строго в
соответствии с компасом Жомова.
     Вроде бы  все было нормально. Солнышко светило, но  не пекло, небо было
чистое,  ветерок не  раскаленный, да и аборигены шагали весело, разучивая по
дороге  вместе  с  Навином  эпический  гимн  военнослужащих  на   марше  под
соблазнительным,  но   абсолютно   фантастическим   названием   "У   солдата
выходной..." В  общем,  все  были  счастливы и  довольны, а мне  чего-то  не
хватало. Что-то вокруг было не так, и я никак не мог понять, что именно. Всю
дорогу я  ломал  голову  над  этой проблемой,  а  когда  показалось, что  до
разгадки можно уже кончиком носа дотянуться, вдруг  произошло ЧП. И  это еще
мягко сказано!
     --   Это   что  за   хреновина  такая?  --  удивленно   поинтересовался
востроглазый Жомов, уставившись из-под ладони куда-то на горизонт.
     Колонна  медленно  остановилась,  и трое моих  ментов, словно  былинные
богатыри, принялись высматривать что-то там вдали. Причем  все  трое приняли
позу  Ильи Муромца.  Ваня с  Сеней по  краям, на верблюдах, а  Попов, словно
боярин, в центре, в корявой повозке. Я тоже пытался  что-нибудь увидеть, но,
во-первых, мне снизу  разглядеть ничего не удавалось, а  на своего  верблюда
запрыгнуть эгоист Рабинович не позволил. А во-вторых, я уже сто раз говорил,
что плохо вижу даже то, что перед носом, не говоря уж о заоблачных далях.
     Кстати,  об облаках. То, что увидели мои менты,  и было облаком  черной
пыли, довольно стремительно увеличивающимся в размерах.  Некоторое время вся
колонна  удивленно всматривалась  в  него, а затем  Попов  озвучил  всеобщие
опасения.
     --   Мужики,   а   это  не   амаликитяне   возвращаются?  --  испуганно
поинтересовался он.
     --  Хрен  их  знает,   --  пожав  плечами,   сообщил  омоновец.  --  Но
подготовиться все-таки  надо.  Навин, а ну строй  своих  дармоедов в  боевой
порядок.
     -- Не поможет, -- раздался  позади них  голос Нахора. -- Песичаную бурю
щитами не остановишь, -- а затем  перс бухнулся на колени перед Рабиновичем:
--  Ни-ет  мине  пощады, учитель. Руби дурной голова! Зачим я  вчира пил, на
небо ни симотрел? Типерь спирятаться ни успиим.
     -- А ну  встань! -- рявкнул на него Сеня.  -- Я тебе  не вор  в законе,
чтобы ты у меня в ногах валялся.
     Перс, однако,  подниматься явно не собирался. Он ползал по  земле перед
верблюдом Рабиновича, непрестанно сыпля на  голову целые пригоршни песка.  Я
поначалу  вмешиваться не хотел -- пусть сами в  своих отношениях разбираются
-- но после того, как  перс и меня засыпал противной пылью, пришлось на него
рявкнуть.  Нахор тут же вскочил на ноги и отбежал от меня подальше. Боишься,
гад? И правильно делаешь. Тоже мне, покоритель пустынь, песчаный волк. Убить
тебя за такую халатность надо.
     -- Фу, Мурзик, -- хозяин, как  всегда, не дал мне выговориться от души.
-- Нахор, хватит комедию тут ломать. Говори, что делать надо?
     --  Бижать  от нее  нельзя, сипирятаться  не успеем,  -- пожал  плечами
Нахор. -- Можно только  через  бурю пиробиваться.  Бистро-бистро идти,  бурю
пироскочим. Медленно идти -- совсем пилохо будет.
     -- Так  чего  ждем?  --  удивился  Жомов. --  А-ну  все разом,  бего-ом
ма-арш!.. Андрюша, озвучь!
     И Попов озвучил.  Причем так, что  песчаная буря задумалась, а стоит ли
ей вообще  дальше двигаться, или ну их всех на фиг. Еще начнут орать  громче
ее и  испортят грозному природному  явлению всю зловещую  репутацию. Но буря
отступать,  не сразясь с  новым неведомым противником, посчитала ниже своего
песчаного достоинства и продолжила движение вперед. Даже ускорилась.
     Мы  тоже не дремали,  хотя куда же дальше-то дремать! Гвардия под нашим
чутким руководством тут же  принялась  загонять в повозки  стариков, пожилых
женщин и детей, вышвыривая оттуда всех, кто  был в  состоянии самостоятельно
передвигаться с достаточно высокой скоростью. Мои соратники, спасая людей, и
сами спешились, предоставив возможность более слабым забраться на верблюдов,
и  мы сместились в хвост колонны,  чтобы  страховать переселенцев,  не давая
кому бы то ни было отстать.
     Мы закончили погрузку немощных и убогих в повозки к тому моменту, когда
буря принялась  швыряться в нас первыми пригоршнями песка. Сеня собрался уже
приказать  начать  движение  и, оглянувшись, чтобы проверить напоследок,  не
забыли ли  кого-нибудь,  вдруг застыл  --  с  тыла на нас также  надвигалось
облако пыли!
     -- Нахор, твою персидскую мать в гестаповские застенки!  --  перекрывая
нарастающий шум стихийного бедствия, изо всей силы завопил он и махнул рукой
в сторону нового облака. -- Это что такое? Еще одна буря?
     -- Ни-ет.  Это люди, -- тоном знатока  ответил перс.  -- Миного  людей.
Наверное, амаликитяне. Тоже чирез бурю решили ид-ити.
     -- Твою мать! Только  этого нам  не хватало, -- выругался мой Сеня, и в
этот раз  я с ним был абсолютно согласен. -- А как, интересно, эти сволочи в
тылу  у  нас оказались?  -- Рабинович махнул  рукой.  -- А-а, ладно.  С этим
разбираться  потом  будем.  Сейчас самое главное -- это из бури уйти. Попов,
кричи, чтобы мчались вперед!
     Андрюша снова рявкнул и, поскольку в этот раз орать ему пришлось против
ветра, то песка Попов наглотался изрядно. Правда, не зря -- от его рыка сила
ветра в направлении движения рванувшейся вперед колонны значительно ослабла.
Впрочем, природная стихия тут  же удвоила  усилия и вернула назад утраченные
позиции. Сторицей!
     Людям было  намного проще пробираться сквозь хлесткие  струи песка, чем
мне. Они-то могли укутаться в тряпье, закрыть глаза кусками материи  и в нее
же спрятать нос и рот, а у меня таких средств индивидуальной защиты не было.
Правда,  я парусил меньше,  чем мои двуногие  товарищи, но приятного в  пути
через бурю было мало. Точнее, вообще ничего не было! И минут  через двадцать
жуткого пути я понял, что не смогу дальше сдвинуться с места. Просто лягу, и
пусть меня тут и похоронят.
     Я уже  почти лег, когда невесть откуда появился Сеня и, схватив меня на
руки (отпусти, гад, я тебе  не слюнявый  кутенок!), засунул к себе под плащ.
Стало  легче  дышать,  но я тут  же  устыдился  своей  слабости  и попытался
вырваться. Не  тут-то  было! Рабинович, хоть  и сам выдыхался,  но тушу  мою
немаленькую держал  крепко. Я все-таки вырвался и попытался идти, но сделать
это оказалось  совершенно невозможно -- сопротивление  воздуха было  слишком
сильно, а крошечные песчинки вдобавок рассекли до крови нос и  кончики ушей.
Я  невольно  завыл  и  замер,  пытаясь  спрятать  голову.  Мой  хозяин  тоже
остановился. Впрочем, не он один. Стояла почти вся колонна.
     -- Го-о-оры-ы-ыныч! -- завопил Рабинович во весь голос, наплевав на то,
что  весь  рот  тут же  забьет  песком. --  Сделай,  гад,  что-нибудь.  Море
раздвинул, а в песчаной буре коридор проделать не в состоянии?
     -- Попробую,  -- пискнул Ахтармерз,  высовываясь из соседней телеги. --
Только песок больно по головам хлещет. Сосредоточиться мешает.
     -- Ты уж постарайся, змеюка бесподобная, -- попросил его  Рабинович. --
Иначе  все  здесь  останемся и  твою  недоделанную  контрольную  вывесят  на
школьной доске в память о без вести пропавшем двоечнике.
     Ахтармерз  кивнул  средней головой  и  попросил нас переправить  его  в
начало колонны.  Совместными усилиями Жомова, Рабиновича и Иисуса -- Нахор с
Андрюшей  окончательно выдохлись и вместе с  остальными  пешеходами пытались
укрыться  от бури под  телегами -- Горыныча в головную повозку доставили.  И
наш  доблестный  маг-недоучка,  повелитель  паранормальных  стихий,  укрытый
плотным холстом от бури, завертелся на одном месте.
     -- Убирайте на фиг вашу тряпку! -- через  несколько минут завопил  он и
выстроил перед колонной защитный энергетический коридор.
     Переселенцы,  огибая  повозку   с  Горынычем,  тут  же  устремились   в
защищенное  от бури  пространство. Они помчались вперед, а  мы  остались  на
месте, отдыхая перед  тем, как снова начать тащить Ахтармерза сквозь ветер в
голову колонны. Пропустив мимо себя последнего переселенца, Горыныч выдохся,
и  мы  поперли его  вперед,  подпитывая  по  дороге  перепелами, чтобы  дать
возможность   нашему  антибуревому  и  почти  самоходному  устройству   хоть
как-нибудь восполнить растраченную энергию.
     Так мы и двигались через бурю  короткими перебежками. Причем дистанция,
на которую  мы могли передвигаться под защитой Горыныча,  с каждым разом все
сокращалась и  сокращалась. В  конце концов  и  у Ахтармерза иссякли  силы и
никакая пища уже не могла их восстановить.  Горюя от того,  что больше ничем
не может  помочь, он сник, съежился  и  стал почти незаметен  на дне телеги.
Правда, к тому времени все переселенцы уже достаточно отдохнули, чтобы вновь
самостоятельно начать пробираться сквозь песчаную метель.
     -- Потирпи неминого!  --  завопил  Нахор.  --  И-еще чуть-чуть, и  буря
кончится. Она уже слабеет!
     Перс и в этот  раз оказался  прав. Я не успел даже  как следует устать,
как  ветер практически стих. В воздухе еще болталось  много  пыли, да и небо
над нами было затянуто черными тучами, но сквозь бурю мы прошли. Троекратное
"ура" огласило пустыню, и переселенцы, собрав остатки сил, поспешили вперед,
чтобы уйти подальше от этого кошмара. Когда стало полегче дышать,  аборигены
собрались было остановиться  для  отдыха,  но мои  менты  не  дали им  этого
сделать.
     --  Охренели,  что  ли?  --  завопил  на них  Рабинович. --  На  хвосте
амаликитяне  сидят,  а вы  пикники  собрались  устраивать.  Они  хоть и  без
Горыныча через бурю шли, но зато детей и  женщин  с ними тоже нет. Догонят и
сотрут в порошок. В этот раз уже так легко не отделаемся.
     -- Так давай их встретим! -- наивно предложил Жомов.
     -- С кем?  С этими?  -- ехидно поинтересовался  Сеня,  кивнув в сторону
шатающихся от усталости переселенцев. -- Да  они и меч с пояса отстегнуть не
смогут.
     И мы помчались  дальше. То  есть не помчались, а поползли, ориентируясь
по Ваниному компасу на северо-восток.  Высотные  пылевые  тучи не исчезли, и
определить,  в какой  стороне солнце, не было никакой  возможности. Впрочем,
мне  этого и не требовалось. Я  уже давно почувствовал  впереди запах моря и
понял,  что скоро мы  выберемся на берег. Так  оно  и произошло.  Через  час
ускоренного  марша   впереди  показался  изогнутый  залив,  и   вся  колонна
переселенцев стала огибать его, отклоняясь вправо.
     Залив внезапно круто завернул на север. Я несколько оторопел, поскольку
не ожидал такого подвоха.  Судя по  тому,  что я помнил  из телепередач  про
всякие путешествия, мы сейчас оказались на берегу Средиземного моря и должны
были  входить  в  Палестину. Однако ни  обещанных молочных рек, ни кисельных
берегов,  ни  даже  обычных  деревьев  поблизости  не   наблюдалось.  Всюду,
насколько   хватало   глаз,   простиралась   безжизненная  пустыня,  и   мы,
придерживаясь нужного направления, стали углубляться в нее.
     Что-то здесь было не так! Не знаю, может быть,  параллельный нашему мир
Моисея как-то отличался географически  от Земли, но лично мне в это верилось
с  трудом. Похоже, переселенцы засомневались тоже, только  мои менты и Нахор
уверенно топали вперед. С каждым часом в толпе аборигенов нарастал ропот, но
мои  друзья на него не обращали  внимания.  Жомов непрерывно  поглядывал  на
компас, остальные следовали за ним. А когда с хвоста колонны пришло известие
о  появившемся  вдали  облаке  пыли,  менты  начали  подгонять  переселенцев
дубинками.
     -- Да  поднажмите  вы! Еще немного осталось,  -- уговаривал  аборигенов
Сеня,  не   забывая  в   качестве   весомого   аргумента  приводить   верный
"демократизатор". -- Сейчас пустыня кончится, там и отдохнете. А амаликитяне
на чужую территорию сунуться не посмеют!
     Пустыня  действительно стала заканчиваться.  К  моему удивлению,  вдали
появились зеленые квадратики орошаемых полей и, словно видение из кошмарного
сна,  возник  размытый  недавно  прошедшей бурей  силуэт  города.  Знакомого
города. До  того знакомого,  что я едва не  взвыл.  Прямо  перед нами  лежал
Мемфис, из которого мы совсем недавно выбирались со страшным трудом. Колонна
застыла, отупело глядя вдаль. А от Мемфиса нам навстречу уже вышла делегация
встречающих  в  лице (или в  лицах?)  регулярной армии фараона.  До них было
километров десять. И столько же  отделяло нас от амаликитян. Что называется,
приехали!
     --  Ну  что, Ваня, придется тебе, наверное, фамилию сменить, --  ехидно
проговорил  мой хозяин, глядя на сбивавшихся  в  кучу  вокруг  Моисея  сынов
израилевых. -- Будешь ты теперь не Жомов, а Сусанин.
     -- Ничего не понимаю, -- растерянно проговорил омоновец в ответ, щелкая
пальцами по плексигласовому колпаку компаса. -- Когда он испортиться успел?
     -- Не вините себя, -- неожиданно встряла в разговор Рахиль. -- Во  всем
виновато колдовство жрецов Рамсеса, а эта чудесная штучка  не испортилась. Я
ее только сегодня утром хорошенько помыла...
     -- Что? -- реву троих ментов позавидовали бы и пещерные медведи.
     Рахиль оторопела, а потом торопливо стала говорить, что, отчищая  утром
вещи моих сослуживцев, случайно разобрала компас. Стрелка выпала, и, увидев,
какая она снизу блестящая  и красивая,  девица решила содрать с  нее краску.
Быстренько  выполнила  задуманное, а затем, увидев,  как Рабинович убивается
из-за выстиранного блокнота, решила, что краска что-то значит, и, достав  из
своей  первобытной сумочки  не менее  доисторич