гда   разъяренный
криминалист и заорал во  весь  голос,  уже  не  заботясь  о  сохранности
древней архитектуры. И  только  тут  до  сарацин  дошло,  что  в  городе
происходит  что-то  необычное.  Сельджуки   выбрались   из   казарм   и,
подгоняемые начальством, поплелись в сторону источника диких криков.
   - Пришли? - зло поинтересовался Попов. - Долго же вы  телитесь.  Ване
вас на переподготовку отдать надо!
   На реплику криминалиста сарацины не обратили ровным  счетом  никакого
внимания. Сгрудившись в одну кучу метрах в  тридцати  от  забравшейся  в
город группы захвата, турки начали о чем-то переговариваться вполголоса.
Поначалу разобрать можно  было  только  отдельные  слова,  вроде  "Аллах
акбар", "иблис задери" и "на хрена все это  нужно",  но  было  абсолютно
ясно, что сельджуки о чем-то спорят. Через секунду  они  стали  говорить
громче, а еще через мгновение и вовсе заорали.
   - Не будем мы с этими уродами драться! - орал один, видимо, оспаривая
приказ офицера. - Пусть меня покарает  Аллах,  если  ему  делать  больше
нечего, но сегодня я уже дрался на стене. Сначала с  Исмаилом,  затем  с
Мустафой, да еще и Сулейман мне по лбу  стукнул...  Нет  такого  закона,
чтобы правоверного после вечернего намаза драться можно было заставлять!
   - А к тому же с ними этот самый проклятый сэр Дурная  Башка,  который
уже успел всех крестоносцев застроить! - вторил ему еще какой-то  турок.
- Мне оно надо, с ним связываться? Я, между прочим, уже  почти  дембель.
Вдруг этот монстр меня на строевую погонит? Что обо  мне  тогда  молодые
подумают?
   - В натуре, мужики, валим отсюда! - завопил кто-то из  самого  центра
толпы. - Уж лучше жить в  пустыне  и  есть  ящерицыны  хвосты,  чем  под
началом этого старшины оказаться!..
   - Сеня, я не понял. - Жомов обиженно посмотрел на Рабиновича:
   - Чего я им плохого сделал? Да я же среди всего сержантского  состава
ОМОНа самый добрый.
   - А-а, не обращай  внимания,  -  махнул  рукой  кинолог.  -  Они  так
говорят, потому что под твоим руководством еще не служили. Пообщались бы
с тобой подольше и уже никуда бы не ушли. Не смогли бы просто...
   Ваня пару секунд  раздумывал,  обидеться  за  такой  оборот  речи  на
Рабиновича или все-таки не стоит, но принять правильное  решение  просто
не успел. В толпе сарацин произошла небольшая  потасовка,  а  затем  все
турецко-сельджукское войско почти в полном составе бросилось к ближайшим
воротам.  На  площади  перед  ментами  осталось  не   больше   полусотни
потрепанных  сарацин.  Они  обнажили  мечи,  но  сделали  это  с   явным
отсутствием энтузиазма. Менты удивленно уставились на них.
   - Пусть эти трусы бегут, а мы останемся до последнего,  -  решительно
заявил один из них, смуглолицый бородач в голубой чалме, сбитой набок. -
Можете делать с нами все что хотите, но  мы  готовы  стать  подчиненными
сэра Дурная Башка, и пусть он на нас свои сержантские навыки тренирует!
   - Вот, Ваня,  я  же  тебе  говорил,  что  у  тебя  почитатели  всегда
найдутся.  -  Рабинович  похлопал  омоновца  по  плечу  и  повернулся  к
сарацинам:
   - Что с вами делать, мы решим потом. А пока плюхайте в город и берите
под контроль почту, телеграф, вокзалы, аэропорты и все остальное. Приказ
ясен?
   - Так точно! - рявкнули сарацины  и  тут  же  разбежались  по  разным
углам.
   Пока  добровольно  сдавшиеся  турки  метались  по  Антиохии,  пытаясь
отыскать там почту, телеграф и все остальное,  их  соплеменники  открыли
ворота, затоптав по пути парочку рыцарей Боэмунда, пытавшихся сделать то
же  самое.  Войско  крестоносцев  уже  спешило  к  городу,   поэтому   и
встретились они с сарацинами прямо у  ворот.  Поначалу  и  те  и  другие
замерли, а затем с криками "засада"  и  "нас  предали"  помчались  туда,
откуда  пришли.  Часть  сарацин,  вернувшись  в  Антиохию,  заперлась  в
небольшой крепости, расположенной в самом  центре  города,  а  остальные
промчались до  противоположных  ворот  и,  выскочив  оттуда,  до  смерти
перепугали ту  часть  крестоносного  войска,  что  была  подчинена  сэру
Танкреду. Ландскнехты просто разбежались по  степи,  а  десяток  рыцарей
попытались отбить набег.
   В результате чего им здорово намяли бока и покорежили все доспехи, но
зато все до единого храбрецы получили возможность  хвастаться  тем,  как
они в одиночку противостояли целой орде сарацин.
   К  утру  беспорядок  и  за  стенами,  и  в  черте  города   полностью
прекратился. Войска Боэмунда, оправившись от первого  испуга,  вернулись
назад и полностью оккупировали Антиохию. Сам перстоносец тут же присвоил
себе титул военного коменданта и уверенно стал  распоряжаться  входом  в
город  остальных  отрядов,  не  находящихся   в   его   непосредственном
подчинении.  Сарацины,  что  скрылись  во  внутренней  крепости,   жутко
ругались, глядя на новые порядки с высоты холма, но поделать  ничего  не
могли. А те сельджуки, кому посчастливилось удрать из Антиохии, со  всех
ног  мчались  к  Кылыч-Арслану,  чтобы  доложить   ему   о   безобразиях
крестоносцев, использующих  в  войне  запрещенное  оружие  -  российскую
милицию.
   Сами менты в этой беготне непосредственного участия уже не принимали.
После того как трое друзей выполнили  свою  часть  операции  по  захвату
Антиохии, они решили, что имеют право на  заслуженный  отдых.  В  первую
очередь было решено найти какое-нибудь пристанище  на  ночь  с  баром  и
джакузи, затем, по настоянию Попова, поесть, ну и,  естественно,  обмыть
захват города. Ваня, обладавший безупречным  чутьем  на  всякие  злачные
места, довольно быстро вывел друзей к ближайшему караван-сараю,  но  там
ментов ждало горькое разочарование - бар был, кровати были, даже фонтан,
пусть он и не джакузи, использовать можно было, а вот ни еды, ни выпивки
не было!
   -  Ой,  не  гневайтесь,  гости  дорогие!  Не  делайте   сиротинушками
семнадцать детей и девятерых жен! - завопил хозяин заведения, бухаясь на
колени. - Город три месяца был в осаде. Откуда же еде и выпивке взяться?
Если хотите, могу суп из лебеды на ужин подать.  И  всего  безделицу  за
него заплатите - каждый по сто пятьдесят золотых...
   - Сеня, присмотрись повнимательней, - ехидно усмехнулся Попов. - Тебе
не кажется, что этот мужик еврей?
   -  Подождите!  -  прежде  чем  Рабинович  успел  съязвить  в   ответ,
проговорил Жомов. - Чего он мелет, в натуре? Какие три  месяца  город  в
осаде? Двое суток, не больше!..
   - Вы опять  забываете  о  свойствах  временной  спирали,  -  объяснил
Горыныч, высовываясь из-за спины Попова. - Находясь в своем прошлом,  вы
оказываете на нее стягивающее влияние и...
   Договорить Ахтармерз не успел, поскольку его перебил жуткий грохот из
угла караван-сарая. Менты удивленно  обернулись  в  ту  сторону,  откуда
доносился шум, готовясь во  всеоружии  встретить  нового  врага.  Однако
поразмяться  им  не  довелось.  Грохот  получился  оттого,  что   хозяин
заведения, до смерти испуганный появлением жуткого трехглавого, да еще и
говорящего чудища, бросился бежать прочь из караван-сарая и,  позабыв  о
центробежной силе, не вписался в поворот. Со всей скоростью он  врезался
лбом в стену, да так и остался лежать. Ваня, чтобы трактирщик не  портил
окружающего интерьера, очень аккуратно, за ноги, выволок его из  комнаты
на кухню, где караван-сарайщик и провалялся до утра.
   Хотя трое друзей и остались  без  выпивки,  голодать  им  все  же  не
пришлось. Едва узнав, что закрома трактира пусты, Андрюша тут же  послал
Абдуллу назад, за стены, приказав  пригнать  к  караван-сараю  телегу  с
припасами. Чтобы  сарацина,  не  дай  бог,  не  перепутали  с  одним  из
защитников Антиохии и не прибили, в  сопровождающие  ему  дали  Ричарда.
Сеня, опасаясь за танцовщицу, хотел и омоновца вместе с ними  отправить,
но затем от своего  намерения  отказался.  Во-первых,  прогуляться  Ваню
пришлось бы упрашивать до  утра,  если  удалось  бы  вообще.  Во-вторых,
кто-кто, а Фатима и сама могла за себя постоять, даже если бы и  нашелся
среди   крестоносцев   смельчак,   решивший   пристать   с   нескромными
предложениями к спутнице чужестранцев. Ну а в-третьих, выкажи  Рабинович
хоть какие-нибудь признаки заботы о Фатиме, Жомов с Поповым замучили  бы
его приколами. А Сене было лень с ними препираться. В  итоге  Абдулла  с
Ричардом ушли за телегой и Фатимой без Жомова, а менты улеглись на ковры
отдыхать и ждать, когда прибудет ужин.
   - Эх, блин, выпью ли я  из  тебя  водки  еще  хоть  раз?  -  горестно
вздохнул омоновец, вытаскивая из заплечного мешка, с  которым  с  самого
начала похода не расставался, Святой Грааль.
   - Шиза косит наши ряды, - хмыкнув, констатировал Попов.  -  Сеня,  ты
организуй с утра какую-нибудь выпивку, а  то  наш  Ванюша  из-за  сухого
закона с ума уже сходить начал. С чашками разговаривает.
   - И что тебе не нравится? - огрызнулся в ответ Жомов. - Я  же  ничего
не говорю, когда ты во сне рыбок своих кормить начинаешь!
   - Оба вы хороши, - проворчал Рабинович. - Помолчать можете? А  то  от
вашего трепа уже голова гудит, как движок нашего "уазика".
   Ваня с Андрюшей переглянулись, но спорить с кинологом не  стали.  Оба
снова откинулись  на  ковры,  решив  молча  дожидаться  трапезы.  Ужина,
впрочем, никто так и не дождался. Все три доблестных сотрудника милиции,
умаявшись от  дневных  трудов,  попросту  уснули.  Вернувшиеся  назад  в
сопровождении Фатимы Абдулла с Ричардом не решились  их  будить  и  сами
завалились спать поблизости от начальства.
   Менты утром проснулись поздно, но зато хорошо отдохнувшими. Сеня  тут
же развил бурную деятельность, пытаясь разом решить все  проблемы.  Даже
не дав Андрюше как следует набить брюхо, Рабинович  погнал  его  вон  из
караван-сарая.  Попов  должен  был  вместе  с   Горынычем   и   Абдуллой
прочесывать город в поисках Святого Копья. Ричард оставался дневальным у
Фатимы, а сам Сеня вместе  с  Жомовым  и  Мурзиком  решил  наведаться  к
Боэмунду за обещанной долей добычи. А заодно и узнать,  что  крестоносцы
собираются делать  с  внутренней  крепостью.  Все-таки  еще  неизвестно,
удастся ли Горынычу отыскать Святое Копье  за  ее  пределами.  И  вполне
вероятно,  что  эта  реликвия  спрятана  именно  в  занятом   сарацинами
укреплении.
   Найти главного перстоносца оказалось не так  уж  и  просто.  Воинство
Христово,  забравшись  наконец  за  крепостные  стены  Антиохии,   ночью
разбрелось по городу, отыскивая себе удобные места для ночлега, и  утром
не каждый ландскнехт мог с уверенностью ответить, где  именно  находится
штаб его отряда. Про остальные войска они знали еще меньше и в ответ  на
Сенины расспросы только неопределенно махали  руками.  Причем  каждый  в
свою сторону. Рабинович потихоньку начинал злиться, и еще неизвестно, до
какого бы состояния он мог дойти во время поисков Боэмунда, если  бы  на
пути ментов не встретились два ландскнехта, упорно  старавшиеся  вырвать
друг у друга окаменевший бублик.
   - Отдай, я первый нашел, - капризно вопил один, худощавый и  довольно
высокий мужик с нечесаной копной черных курчавых волос.
   - А я первый подобрал, - возражал другой, толстый, маленький и лысый.
   - Эй, орлы, где... - договорить Сеня не успел. Лысый ландскнехт самым
наглым образом перебил кинолога.  Причем  даже  не  оборачиваясь  в  его
сторону.
   - А ты вообще не лезь, козел! - рявкнул он. - Тебя и близко не  было,
когда...
   Теперь пришла  очередь  Рабиновича  перебивать  ландскнехта.  Не  дав
возможности Жомову размяться, вступившись за друга, Сеня  одним  прыжком
оказался рядом с наглецом. Прежде чем лысый успел  повернуться,  кинолог
отцепил от пояса дубинку и легонько тюкнул ею прямо по сверкающей шлемом
маковке хама. Тот коротко хрюкнул и, выпустив бублик из рук, свалился на
мостовую. Его противник, не ожидавший такого послабления,  тоже  упал  и
кубарем откатился к стене. Поигрывая дубинкой, Рабинович подошел к нему.
   - Не отдам, - завопил тот, пряча окаменевший бублик за спину. - Я его
первый нашел. Хотел за угол запинать и там съесть, да этот гад на дороге
попался. Я и моргнуть не успел, как он уже около моего бублика  оказался
и чуть зубами его не схватил...
   - Да кому твои сухари нужны на хрен?! - отмахнулся кинолог. -  Скажи,
где Боэмунд находится, и  можешь  идти  на  все  четыре  стороны  сразу,
бублики свои трескать.
   - Последний раз сэра Боэмунда я на внешних крепостных стенах видел, -
торопливо  ответил  ландскнехт,  при  этом  настороженно   озираясь   по
сторонам. Видимо, боялся, бедолага, что, пока  он  тут  с  чужестранцами
разговаривает, какой-нибудь еще претендент на  его  добычу  отыщется.  -
Разведчики  доложили,   что   к   городу   несметное   полчище   сарацин
приближается. Вот он как комендант города и пытается оценить,  насколько
велика численность противника.
   - Правильно. Так командир и должен поступать, - хмыкнул  омоновец.  -
Ну так что, Сеня, пойдем посмотрим, кого там принесло?
   - Нечего смотреть! - отмахнулся от него Рабинович.  -  Скорее  всего,
там наш старый знакомый, Кылыч-Арслан, приперся спасать Антиохию. Нам не
на него любоваться надо, а с Боэмундом скорее разобраться.(  Дел,  блин,
невпроворот. А у тебя одни забавы на уме.
   - Одно другому не помешает, - философски заметил омоновец и  поспешил
следом за другом, уже припустившим к крепостным стенам во всю прыть.
   Отыскать главного перстоносца оказалось довольно легко. Даже оббегать
весь город по периметру не пришлось! Боэмунд в сопровождении  тех  своих
ближайших сподвижников, кто не был покалечен  вчера  у  ворот  убегающей
толпой  сарацин,  стоял  напротив  целого  скопища  рыцарей  на  широкой
площадке  около  крепостных  ворот.  Судя  по  всему,  все   руководство
отдельных отрядов войска крестоносцев собралось здесь на военный  совет.
А ментам его местоположение указал первый же встреченный  на  крепостных
стенах ландскнехт, которых тут уже набралось  немало.  Солдаты  опасливо
вглядывались в тучу пыли на горизонте, причем были  настолько  поглощены
этим занятием, что для получения ответа на свой вопрос о  Боэмунде  Сене
пришлось взять ландскнехта за шиворот и минуты три усиленно трясти.
   - А-а, вы о Боэмунде, - пробормотал тот,  когда  наконец  понял,  что
именно от него ждут.  -  Он  у  восточных  ворот,  вместе  с  Танкредом,
Раймондом, Готфридом и остальными, храни этих  рыцарей  Господь  до  тех
пор, пока первый сарацин им на пути не попадется.
   - Спасибо,  -  вежливо  поблагодарил  воина  Рабинович  (за  что?  за
информацию или за пожелание?) и отпустил. Ландскнехт плюхнулся на  пятую
точку, но тут же вскочил  на  ноги  и  вновь,  как  загипнотизированный,
уставился на тучу пыли, поднятую приближающимся сарацинским войском.
   Жомов тоже уставился в том направлении, плотоядно облизывая  губы,  и
Сене пришлось приложить немало усилий для того, чтобы сдвинуть  с  места
тушу драчливого омоновца. До восточных  ворот  им  пришлось  идти  минут
двадцать. Причем Ваня выполнял роль ходячего волнолома. Жомов раскидывал
мощными  плечами  низкорослых  ландскнехтов,  расчищая  Сене   путь,   а
Рабинович  плелся  сзади,  изредка  ловя  себя  на  мысли,  что,  следуя
профессиональной привычке, пытается высматривать в толпе  подозрительных
личностей. За это Сеня ругал себя последними словами,  подслушанными  на
футбольных матчах у фанатов, но поделать со своими привычками ничего  не
мог. В итоге, когда они с  Жомовым  все  же  добрались  до  Боэмунда  со
товарищи, Рабинович был в таком состоянии, в каком любой другой мент уже
давно бы пустил в ход дубинку. Сеня был не "любой" и не  "другой".  Сеня
был хитрый мент, поэтому эмоции свои умел сдерживать.
   -  Чего  стоим?  О  чем  пи...  то  есть  разговариваем?  -   вежливо
поинтересовался он. - Я, блин, не понял, Боэмунд, где моя... - Рабинович
покосился на омоновца, - ...наша часть добычи? Что за задержки такие?  Я
за тобой бегать, что ли, должен? А ты не охренел?
   - На какой вопрос сначала отвечать?  -  поинтересовался  перстоносец,
отрываясь от крайне важного занятия - ковыряния  в  носу.  -  И  вообще,
какая такая  добыча?  Какие  такие  задержки?  Бог  вообще  велел  нищим
богатства земные жертвовать.
   - Я вот сейчас твою голову сарацинам пожертвую, -  пообещал  Сеня.  -
Они уже, поди, давно на нее зарятся.
   Боэмунд,  покосившись  на  омоновца,  тут  же  заявил,  что  пошутил.
Дескать, не нужно на него обижаться. Он хоть  и  граф  наследный,  но  с
детства рос без  материнской  ласки,  а  за  годы  скитаний  и  гонений,
испытанных от папской налоговой полиции,  и  вовсе  огрубел.  Рабиновича
тяжелое  детство  рыцаря,  его  деревянные  игрушки  и   систематическое
недоедание мало интересовали.  Поэтому  он  отстал  от  Боэмунда  только
тогда, когда тот указал точное местоположение склада с добычей и выписал
ордер на получение с оного  склада  требуемой  части  добычи:  на  куске
пергамента нарисовал жирный  крест  и  пришлепнул  его  оттиском  своего
перстня.
   - Это документом называется? - оторопел Сеня, глядя на протянутую ему
рыцарскую накладную. - Ты жене своей так отчеты составляй...
   - Точно, жене письмо написать нужно. Писарь, сюда! - завопил Боэмунд.
- Пиши: "Любезная моя Екатерина Матвеевна..."
   Больше Рабинович добиться от рыцаря ничего не мог.  Боэмунд,  видимо,
принципиально отказывающийся делать  два  дела  сразу,  начав  диктовать
письмо жене, уже больше ни на что не обращал внимания.  Жомов  его  даже
стукнул по темечку кулаком. Не сильно, конечно. Просто для  того,  чтобы
заставить обратить на себя внимание. Однако Боэмунд на этот  удар  никак
не отреагировал. Просто рухнул на пятую точку и, оставшись  так  сидеть,
продолжал диктовать письмо. Пришлось  друзьям  махнуть  на  него  рукой.
Сопровождаемые косыми взглядами оставшихся сиротами предводителей прочих
крестоносных отрядов менты спустились со стены в город и отправились  на
поиски хранилища добычи.
   Попетлять по Антиохии друзьям пришлось немало. Город они не знали,  а
маршрут подсказать было некому: сарацины или сбежали, или попрятались, а
попадавшиеся на пути крестоносцы и сами были не местные. Сеня  помучился
часа полтора, а потом решил положиться на интуицию Мурзика и, сунув  ему
под нос накладную от Боэмунда, попытался объяснить псу,  что  именно  от
него требуется. Мурзик посмотрел на хозяина как на  идиота,  но  все  же
взялся выполнить его просьбу. Дернув за поводок, пес потащил  Рабиновича
в направлении того самого  караван-сарая,  который  они  выбрали  местом
своей стоянки. Сеня, когда понял это, попытался остановить пса,  но  тот
проявил настойчивость  и  вывел-таки  ментов  к  складу.  Тот,  конечно,
располагался практически в двух шагах от караван-сарая.
   Здание склада оказалось  довольно  большим.  Входом  в  него  служили
двустворчатые ворота, которые охранялись двумя  ландскнехтами.  Впрочем,
"охранялись", это слишком громко сказано. Оба воина, вместо  того  чтобы
блюсти  устав  караульной  службы,  занимались  настоящим   безобразием:
пытались пришибить камнями себе на завтрак, а заодно и  на  обед,  и  на
ужин, тощего воробья. Причем один эти  камни  кидал,  а  другой,  сложив
ладонь трубочкой, тщательно корректировал прицел.
   - Трубка ноль. Прицел  десять.  Дистанция  два  кабельтова,  -  вопил
корректировщик. - По завтраку-у...  Картечью-у...  Из  носового  орудия,
залпом, пли!..
   Горсть мелких камней  просвистела  мимо  воробья.  Тот  издевательски
покрутил крылом у виска, ясно давая понять, что именно думает  об  обоих
ландскнехтах,  а  затем  перелетел  на  другую,   еще   не   обглоданную
голодающими, ветку.. Воины, не обращая внимания  на  подошедших  ментов,
принялись орать друг на друга. Сеня, сложив руки на груди, собрался пару
минут подождать, пока оба дурака ругаться  не  закончат,  но  Жомов  ему
постоять спокойно не дал. Ему, видите ли, за устав обидно!..
   - Так, орлы, и чем мы тут занимаемся? - грозно поинтересовался он.  -
Это у в