и ни одна тварь не смогла бы заставить меня заткнуться. Тогда бы я  стал
величайшим в истории поэтом, - грек охватил руками колени  криминалиста.
- Прошу тебя, не гони. Обучи навыкам вокала. Что хочешь для тебя сделаю!
   - Дорогу в ближайший город покажешь? - поинтересовался Попов и, когда
Гомер в ответ закивал головой так,  что  любой  китайский  болванчик  бы
позавидовал, великодушно хлопнул его по плечу. - Тогда вставай.  Пойдешь
с нами.
   - О боже, нам только еще одной иерихонской трубы не  хватало,  -  мой
Рабинович возвел очи к небу. - Смотри, Андрюша, берем его с собой только
под твою личную ответственность!
   Жомов как-то с сомнением посмотрел  на  вновь  организованный  кружок
ораторского искусства и, фыркнув, пожал плечами. Дескать, развлекайтесь,
детки. А моего мнения, естественно, никто не  спрашивал.  Мог  бы  я  им
рассказать, какие последствия может повлечь за собой такой поступок,  да
не стал. Все равно не  прислушаются.  Тем  более  что  уже  было  решено
тронуться в путь, и счастливый Гомер возглавил нашу  процессию.  Я,  как
обычно, хотел оспорить у него это право, но, увидев, как  он  вприпрыжку
скачет впереди, постоянно оглядываясь на  Андрюшу  влюбленными  глазами,
фыркнул и пошел рядом  с  Рабиновичем.  Ну,  ей-богу,  стыдно  на  такое
убожество смотреть. Словно дворняга приблудная себя ведет. Нет  у  этого
грека ни породы, ни экстерьера!
   До ближайшего к месту нашей высадки и первой  встречи  с  аборигенами
городка на Пелопоннесе под названием Тиринф  путь  оказался  не  слишком
близким. Нам пришлось преодолеть невысокое взгорье и подняться  почти  к
отрогам гор, прежде чем показались его стены. На дорогу  ушло  часа  три
или четыре, сказать точнее было  трудно,  поскольку  часы  у  всех  трех
человекообразных моих спутников шли то в обратную сторону, а то и  вовсе
работали вместо компаса.
   За весь путь до Тиринфа развлечений на мою  голову  не  выпало  почти
никаких.  Может  быть,  моих  спутников  и  забавляли   непрекращающиеся
стенания Попова по поводу пешеходных прогулок или ужимки Гомера в  стиле
шелудивого щенка, но мне, если честно, от этого было только  тошно.  Тем
более что Сеня даже не давал мне  мелкую  живность  погонять,  постоянно
окриком подзывая к  себе.  Положение  несколько  улучшилось,  когда  наш
греческий  экскурсовод  начал  рассказывать  о  местной  геополитической
ситуации и об особенностях предстоящего путешествия на Олимп.
   Не знаю, может быть, вы уже слышали, что в нашем мире античная Греция
была разбита на множество независимых  городов-государств.  Так  вот,  в
этой вселенной все было  точно  так  же.  Неугомонные  эллины  постоянно
искали на свое посадочное место приключений. А не  находя  их,  попросту
шли  стенка  на  стенку  целыми  деревнями.  Тиринфцы  не   переваривали
пилосцев. Те, в свою  очередь,  при  случае  били  морду  спартанцам,  а
последние с огромным удовольствием  гоняли  дубьем  афинян.  И  так  без
конца!
   Может быть, и нам пришлось бы поразвлечься, пробираясь к  Олимпу,  но
сейчас в Элладе шла предвыборная кампания и грекам попросту было  не  до
войны. Нет, воевать они, конечно, пытались, когда Арес рассыпал  милости
и щедрые обещания, но тут же вмешивался другой бог,  и  о  войне  эллины
забывали. Впрочем, что я вам об этом  рассказываю!  Вы  и  так  уже  все
видели.
   В общем, Гомер обещал нам, что  до  Олимпа  мы  можем  добраться  без
особых приключений, чем ужасно опечалил Жомова.  А  затем  и  Рабиновича
озадачил, рассказав, какие проблемы возникли с  самим  Олимпом.  Как  вы
помните, к самой горе прогуляться мог кто угодно, но вот попасть  на  ее
вершину, где обитали боги, мог далеко не каждый. С  исчезновением  Зевса
ситуация и вовсе усложнилась. Теперь, если верить  словам  Гомера,  даже
путь к горе люди найти не могут. И если кто-то и  может  попасть  в  это
смутное время на Олимп, то только боги или герои, то бишь метисы богов и
обычных людей.
   - Так в чем проблема? - тут же хмыкнул Жомов. - Поймаем какого-нибудь
бога и заставим его нас до места довести...
   - Молчи лучше, ловец удачи.  Вон  ты  у  нас  уже  поймал  одного,  -
отмахнулся от него мой Сеня, явно  намекая  на  встречу  с  Гермесом.  -
Сейчас не будем над этим голову ломать. Переночуем, а утром поразмыслим,
как решить проблему.
   Ваня сердито покосился на моего хозяина, недовольный его напоминанием
о собственном поражении, но возразить на слова Сени Жомову было  нечего.
Омоновец упрек проглотил, но замолчал и до самого Тиринфа не произнес ни
слова.
   Городишко хоть  и  выглядел  довольно  убого,  но  оказался  довольно
чистым. Улицы Тиринфа жители выложили тщательно пригнанными друг к другу
каменными плитами. Большинство домов были  одноэтажными,  но  попадались
двух - и даже трехэтажные чудеса  античной  архитектуры,  причем  многие
оказались украшены всякими там колоннами и статуэтками. Конечно, это был
не наш родной город,  но,  по  сравнению  с  убожеством  скандинавов,  в
Тиринфе мы столкнулись просто с чудом цивилизации.
   Несмотря  на  сгущавшиеся  сумерки,  городские   ворота   в   Тиринфе
оставались открытыми. Прислонившись к их створкам,  клевали  носами  два
полупьяных стражника. Жомов принюхался к аромату, раздававшемуся на  два
километра в стороны от перепившейся охраны, и, судорожно сглотнув слюну,
жалобно посмотрел на  Рабиновича.  Сеня  придал  лицу  выражение  жертвы
медузы Горгоны, сделав вид, что не замечает молящих взглядов друга. Ваня
безнадежно махнул рукой, и мне, честное слово, стало его жаль. Так бы  и
выхватил из рук у стражника  бурдюк  с  вином  и  сунул  его  потихоньку
несчастному омоновцу!
   - Вы-ы к-куда это, ик, из го-орода п-поперлись на ночь глядя... й-я?!
- встрепенулся один из стражников при нашем приближении.
   - В тундру за клюквой! - рявкнул на него Жомов. Охранник поперхнулся.
   - Ну-у, тогда в-ворота за собой з-закрывайте,  -  скомандовал  он  на
свою голову.
   Ваня Жомов, которого Сенина борьба с алкоголем уже начала доводить до
белого каления, после распоряжения стражника попросту взбесился. Подойдя
к этому дворецкому городского масштаба, омоновец бесцеремонно  взял  его
за шиворот и зашвырнул в ближайшую канаву, оказавшуюся крепостным  рвом.
Затем отпихнул второго  ногой,  освобождая  створки  ворот,  и  с  силой
захлопнул их за собой.
   - Еще распоряжения будут? - рявкнул он,  глядя  в  закрытые  створки.
Ответа, естественно, не последовало, и Ваня, саданув ногой попавшийся на
дороге шлем, продолжил свой путь к ближайшему постоялому двору.
   - Совсем озверел мужик без выпивки, - горестно вздохнул  сердобольный
Андрюша. - Сеня, ты кончай в свое общество трезвости играть.  Дождешься,
он тебе тут полгорода разнесет и международный скандал вдобавок устроит.
   - Потерпит, -  буркнул  мой  Рабинович  и  ускорил  шаг.  -  Давайте,
пошевеливайтесь, а то мы до гостиницы и к утру не доберемся.
   Но тут мой хозяин откровенно преувеличивал.  От  городских  ворот  до
лучшей, по словам Гомера, гостиницы в  Тиринфе  мы  шли  не  более  пяти
минут. Ну, максимум шесть! Заведение было двухэтажным,  построенным  без
колонн  и  прочих  архитектурных  излишеств.   Называлось   оно   "Приют
скитальца", а  над  вывеской  с  названием  была  намалевана  кривобокая
кровать, на которой почему-то лежала овца.
   - Интересно, а почему это у них на кровати скотина какая-то  спит?  -
рассмотрев рисунок, удивленно поинтересовался Попов.
   - А потому, что тут, наверное, только такие  бараны,  как  мы,  спать
могут, - сердито буркнул мой Сеня и добавил:
   - Тебе-то, Андрюша, не все ли равно, что на вывеске нарисовано?  Один
хрен брюхо набьешь и хоть в хлеву ночевать сможешь.
   - Сам свинья, - огрызнулся Попов и вслед за Гомером вошел в дверь.
   Я переступал порог осторожно, памятуя о том, какую почетную встречу в
подобных заведениях во время наших предыдущих путешествий мне устраивали
блохи.  Я  уже  приготовился  к  неравной  схватке  с   полчищами   этих
кровожадных  бандитов,  но  меня  ожидало  приятное  удивление:   внутри
гостиницы было сухо, чисто  и  светло.  Солома,  видимо,  на  протяжении
многих веков служила в трактирах ковровым покрытием,  но  тут  хоть,  по
крайней мере, она была свежей и  чистой.  Более  того,  я  даже  заметил
девушку, которая только  тем  и  занималась,  что  выносила  испачканную
солому во двор и устилала пол свежей. Ну, на самом  деле  цивилизованный
мир!
   В "Приюте скитальца" было довольно  оживленно.  Народ  сидел,  стоял,
лежал повсюду и, к величайшему раздражению Жомова, находился в различной
степени  алкогольного  опьянения.  Представляя   себе,   каково   сейчас
приходится Ивану, я постарался держаться от него подальше, чтобы, не дай
бог, не попасть под свалившееся в результате его силового воздействия на
пол чье-то тело. Мы уже  почти  добрались  до  единственного  свободного
столика, как вдруг случилось непоправимое. Один из пьяных греков оторвал
голову от амфоры с вином и толкнул Жомова в бок.
   - Эй, чужестранец, не выпьешь со мной во славу Диониса? -  добродушно
поинтересовался он.
   - Чего? - резко остановился омоновец. - Почему это я за твоего Дениса
пить должен? Да кто он вообще такой? А? Я тебя, урод, спрашиваю!
   - Ты не понял, - опешил грек.
   - Кого ты послал? - сделал вид, что тоже не понял,  Жомов  и  зарядил
эллину кулачищем в ухо.
   Грек, не долго думая, нырнул под  стол  и,  растянувшись  на  соломе,
прикинулся шлангом. Его сосед по  столику  то  ли  решил  вступиться  за
друга, а скорее всего, попросту собрался сбежать подальше, но Ваню  это,
естественно,  не  устраивало.  Поймав  улепетывающего  эллина  за   шею,
омоновец ласково провел его личиком по столу и затем запустил в  сторону
выхода. Расправившись с двумя  туземцами,  Ванюша  отнюдь  не  собирался
успокаиваться и обернулся вокруг своей оси в поисках  новой  жертвы,  но
Сеня успел его остановить.
   - Достал ты уже меня, Жомов, - прошипел он, поймав его  за  рукав.  -
Хрен с тобой. Заказывай выпивку. Но не больше одного литра!  -  А  затем
Рабинович обвел взглядом притихших посетителей:
   -  Граждане  греки,  приносим  прощение  за  небольшое  беспокойство.
Предъявлять дальнейшие  претензии  не  советую,  поскольку  после  этого
каждый из вас может совершить беспосадочный перелет за дверь. Отдыхайте!
- И, ухмыляясь, пошел к своему столику.
   В этот раз я располагался на полу без опаски. Блохами  тут,  судя  по
всему, и не пахло, котами тоже. Ни кобелей, ни волков я не встретил, так
что конкуренции за право обладания падающими под стол мозговыми  костями
можно было не опасаться.  В  общем,  ждал  меня  вкусный,  комфортный  и
спокойный ужин... Только, наверное, где-то в другом месте ждал!
   Не успел Попов заказать всем чего-нибудь вкусненького, как я  услышал
приближающиеся к нам легкие женские шаги, а  затем  прямо  перед  мордой
увидел ноги существа  соответствующего  пола.  Тщательно  обнюхав  их  и
вновь, в очередной раз, так и  не  сумев  определить,  что  же  в  ногах
человеческих  самок  привлекает  кобелей   соответствующей   породы,   я
отвернулся,  изо  всех  сил  надеясь,  что  к  нашему  столику   подошла
официантка за заказом, но и в этот раз ошибся. То, что  подошло  к  нам,
было несравненно хуже официантки - это была разгневанная женщина.  Самое
опасное существо из всех, мне известных.
   - Извините, чужестранцы, что  прерываю  ваш  ужин,  но  вы  поступили
несправедливо, - звенящим голосом произнесла она.
   Я высунул морду из-под стола, чтобы разглядеть остальные  части  тела
говорившей  особы.  Ничего   примечательного!   Две   гипертрофированные
молочные железы, как и у всех человеческих самок, такая же тощая  талия,
как у недокормленной гончей, присущая многим молодым женщинам, и  те  же
абсолютно безволосые задние конечности. В общем, все,  как  у  остальных
особей женского пола, я даже  на  лицо  не  стал  смотреть!  Однако  мой
Рабинович пялился на нее, разинув рот, как сенбернар на миску  с  кашей.
По-моему, он даже не сразу понял, что именно дамочка говорит. А она  тем
временем продолжила:
   - Я не знаю, может быть, в вашей стране другие обычаи, но в Элладе не
принято бить по лицу человека, предлагающего тебе угощение...
   - Милашка, мы же извинились, - с широкой улыбкой на губах перебил  ее
Рабинович.
   - Этого недостаточно!  -  отрезала  девица.  -  Я  требую,  чтобы  вы
прилюдно покаялись в совершенном проступке и  спросили  у  пострадавших,
что именно они хотят в компенсацию за причиненный вами ущерб.
   А вот это она зря! При слове "компенсация" с лица  Рабиновича  улыбку
как ветром сдуло. Девушка мгновенно перестала ему нравиться, и Сеня  тут
же потребовал от нее объяснений по поводу того, кто она такая  и  почему
суется не в свое дело. Та в  ответ  разразилась  гневной  тирадой,  суть
которой сводилась к тому, что не обязательно быть матерью и  женой,  для
того чтобы вступиться  за  обиженного  человека.  Я  решил  закрыть  уши
лапами, догадываясь, каким может быть ответ Рабиновича, но  тут  в  дело
вмешался Попов.
   - Сеня, лучше сделай то, что она просит, - тоскливым голосом попросил
он. - Похоже, она из тех баб, которые всю плешь проедят, пока их желание
не исполнишь. Уж я-то знаю, у меня мама такая же.
   - То-то я  и  вижу,  что  у  тебя  лысина  на  башке  раньше  времени
появилась, - огрызнулся Рабинович, но из-за стола встал и поднял с  пола
поверженного Жомовым грека.
   - Ты что-нибудь хочешь в компенсацию за то, что тебя ударили по лицу?
- прошипел он  прямо  в  лицо  перепуганного  эллина.  Тот  отрицательно
покачал головой, и удовлетворенный Сеня швырнул его обратно  на  пол,  а
затем повернулся к девице. - Вот видишь, гражданин совершенно  счастлив!
Ты довольна?
   - Нет, - отрезала  та,  но,  резко  развернувшись,  все  же  пошла  к
лестнице на второй этаж. - Видимо, за справедливостью нужно идти  только
к Зевсу!
   - Скатертью дорога, - буркнул ей  вслед  Рабинович  и,  вернувшись  к
столу, посмотрел на Гомера. - Кто это вообще такая?
   - Не знаю, - пожал плечами тот. - Но  точно  не  местная.  В  Тиринфе
женщины не такие беспокойные.
   - Ну хоть это радует, - фыркнул мой Рабинович и тут же застонал:
   - О боже!
   Я выглянул из-под стола, чтобы рассмотреть,  что  моего  хозяина  так
расстроило, и  увидел  Ваню  Жомова,  тащившего  по  направлению  к  нам
огромную амфору с вином, емкостью никак не меньше ведра. Это минимум! Со
счастливой улыбкой на лице Ваня осторожно  прислонил  глиняный  сосуд  к
столу и, сев на свое место;: скромно потупил глазки.
   - Сеня, только не ругайся, - проговорил он.  -  Оказывается,  в  этой
дыре совершенно не знают, что такое литр. Я попросил у хозяина  показать
те емкости, которые есть на складе, чтобы на примере объяснить  то,  что
мне нужно, и, представляешь, у него  там  не  оказалось  мельче  посуды.
Честное слово, я выбрал самый маленький графинчик!
   Рабинович посмотрел на омоновца как на безнадежного идиота,  а  потом
со вздохом махнул рукой. Дескать, хрен с тобой, разливай. И я с вами  за
компанию  выпью,  чтобы  нервы  успокоить.  А  то,  можно  подумать,  до
появления девицы он пить не собирался! Мне осталось только  вздохнуть  и
надеяться на то, что в этот раз мой хозяин напьется до такого состояния,
что не найдет в  себе  сил  донимать  меня  всю  ночь  душеспасительными
разговорами...
 
Глава 4 
 
   Ох уж это похмелье! И голова болит с утра, и во рту, как в пустыне  в
засушливый год, да и в желудке будто дракон с острова Комодо  поселился:
урчит, гад, неусвоенный алкоголь требует обратно выпустить.  Вдвоем  им,
видите ли, неуютно, а человеку хоть помирай. Организм в целом к тому  же
буянит, воды требует. Хоть к пожарному шлангу  присасывайся  и  канистру
целиком  в  себя  закачивай.  В  общем,  тихий  ужас.  И   ведь   каждый
догадывается, к каким последствиям может привести бесшабашная гулянка, а
все равно каждый раз надеется на лучшее...
   Рабинович  тихо  застонал  и  открыл  глаза,  надеясь  этим  нехитрым
физическим упражнением отогнать позднее раскаяние, а заодно  и  испугать
похмельный синдром. Синдром не испугался. Напротив,  он  начал  злорадно
свирепствовать и вызвал головокружение  в  помощь  остальным  симптомам.
Будто их наличия Рабиновичу было недостаточно. Сеня снова  застонал,  но
глаза все-таки открыл  и  жалобно  посмотрел  на  пса,  лежавшего  возле
кровати.
   - Мурзик, ты бы воду с утра приучился к кровати приносить, что ли,  -
горестно вздохнул Рабинович. Пес моргнул и равнодушно отвернулся.
   - Уж лучше бы у меня вместо тебя жена была, - упрекнул Мурзика  Сеня,
и в этот момент к нему в комнату постучали.
   - Дверь хотя бы открой, псина бессердечная, раз воду не хочешь нести,
- взмолился Рабинович, но верный  пес  и  в  этот  раз  остался  глух  к
стенаниям хозяина. Пришлось кинологу напрячься и простонать из последних
сил:
   - Входите, открыто.
   Эта фраза получилась такой печальной,  что  Рабиновичу  стало  самого
себя жалко и захотелось погладить себя по  голове.  Погруженный  в  свои
страдания, Сеня даже не сразу сообразил, что  в  комнату  к  нему  вошла
молоденькая симпатичная девушка, принесшая в руках две изящные амфоры. С
трудом перекатывая в голове тяжелые мысли, Рабинович  попытался  решить,
что лучше: потерять реноме ловеласа или остаться в живых. В  итоге,  как
ни странно, выбрал последнее, поэтому и  остался  лежать,  страдальчески
глядя в потолок.
   - Мы в шутку называем это "подарком Диониса", -  улыбнулась  девушка,
безошибочно угадав состояние кинолога. - Но, судя по  тому,  сколько  вы
вчера выпили  с  друзьями,  веселый  бог  на  самом  деле  наградил  вас
необычным даром. Иначе бы вы все уже были во владениях Аида.
   - Передай Дионису, пусть он своим  подарком  подавится,  -  простонал
Рабинович и покосился на кувшины. - Что это такое?
   - В одном  сосуде  вино,  а  другой  -  с  ключевой  водою,  -  снова
улыбнулась девушка. - Ты сам  вчера,  чужестранец,  просил  принести  их
тебе.
   - Гляди-ка, какой я предусмотрительный, - искренне поразился  Сеня  и
посмотрел на девушку. - Спасибо, красавица.  Можешь  идти.  Чаевые  дам,
когда поправлюсь.
   Девушка в третий раз улыбнулась и,  чуть  кивнув  головой,  грациозно
вышла из комнаты. Рабинович, впрочем, ее  грациозности  не  заметил.  Он
напряженно вглядывался в амфоры, пытаясь решить, достаточно  эффективным
лекарством от похмелья окажется вода или  придется  прибегнуть  к  более
сильнодействующему средству.  В  итоге  народная  мудрость  -  "от  чего
заболел, тем и лечись" - пересилила здравый смысл, и  Сеня  потянулся  к
амфоре с вином. Пес предостерегающе тявкнул.
   - Мурзик, не возникай. Я выпью только лишь два глотка,  -  отмахнулся
от него Рабинович и, приложившись к амфоре, осушил ее наполовину.
   Облегченно вздохнув, Сеня прислонился к стене, чувствуя, как организм
прекращает забастовку и начинает усиленно работать, обреченно принимаясь
за расщепление алкоголя.  Несколько  секунд  Рабинович  прислушивался  к
себе, готовясь в случае малейшего проявления лени  со  стороны  желудка,
печени, почек и прочих органов подстегнуть  их  новой  дозой  греческого
виноградного  вина,  но  все  системы   работали   нормально,   и   Сеня
расслабился,  просто  наслаждаясь  исчезновением  похмелья.  И  к   тому
моменту, когда сверкающий довольной улыбкой  Жомов  заглянул  к  нему  в
комнату, Рабинович мог даже стоять на ногах.
   - Ну, мы вчера дали жару, - довольно потер руки Ваня.  -  Кстати,  ты
это здорово, Сеня, придумал, чтобы нам в комнаты опохмелиться принесли!
   - Убить вас обоих мало, - беззлобно выругался кинолог. -  И  тебя,  и
эту свиноматку Попова. Кстати, где он?
   - Как где? - удивился Жомов. - Опохмелился, а теперь  на  кухне  себе
брюхо мясом набивает. Я  тоже  там  уже  побывал.  Мне  этого  мизерного
графинчика с вином не хватило. Пришлось добавки попросить...
   - Охренел, что