ик, значит,  я  куда-то  шел.  А  раз
он ?был?, значит я уже на месте!.. Или ?был? в этом случае означает,  что  я
его потерял?
   Почему-то от такой мысли мне стало страшно грустно.  Не  знаю,  чем  была
вызвана эта тоска, но мне захотелось выть на Луну, словно бездомной шавке. Я
чувствовал, что во время моего путешествия  случилось  что-то  непоправимое.
Такое, от чего  слабые  духом  кобели  под  машины  кидаются.  На  несколько
мгновений я задумался, стоит пытаться вспомнить дальше или лучше сразу найти
подходящую машину, но тут над моей головой что-то громко запикало,  и  вдруг
загремела такая музыка,  от  которой  хочется  вскочить  и  принять  стойку,
подобающую торжественному моменту. Музыка  была  до  боли  знакомой,  но  ее
название ускользало от меня. Я  напряг  мозг  изо  всей  силы,  пытаясь  его
вспомнить, и вдруг, как обухом по голове, - граждане дорогие, да это же Гимн
России!
   Е-Е-Е-Е-ЕСТЬ! ВСПО-О-О-МНИЛ
   И куда тут девались и провалы в памяти, немощь в мышцах и  сонливость.  Я
вскочил и обернулся  вокруг  своей  оси,  не  веря  собственным  глазам.  Но
окружающая действительность не давала повода усомниться! Вот они,  и  родной
холодильник, и милая сердцу  газовая  плита,  и  мойка,  заваленная  грязной
посудой. Я был. на кухне нашей собственной однокомнатной  квартиры,  и  даже
моя  верная  помятая  алюминиевая  миска,  до  краев  заполненная  настоящим
синтетическим собачьим кормом, была на месте. И половик на месте!  А  вон  и
приметное пятно, которое  я  на  этом  половике  совсем  несмышленым  щенком
оставил, а Рабинович оттереть не смог. Все здесь. Все на месте. А значит,  я
дома. Дома, мать твою!.. А где хозяин?
   - Мурзик, заткни пасть на хрен! - раздался из комнаты знакомый  голос.  -
Время шесть часов, а ты орешь, будто на работу проспали. И  какого  черта  я
опять вчера забыл выключить это проклятое ра...
   Неожиданно Сеня заткнулся, а я стремглав помчался к нему.  Мой  Рабинович
сидел на диване, оторопело осматриваясь по сторонам. Не останавливая прыжка,
я ударил его лапами в  грудь  и,  повалив  обратно,  принялся  облизывать...
Запомни, Сеня, это случилось первый и последний раз. Больше  таких  телячьих
нежностей от меня не дождешься. Цени момент!
   Однако Рабинович даже не заметил, что я впервые с того времени, как дорос
до  намордника,  позволил  себе  проявить   искренние   чувства.   Рассеянно
утеревшись рукой, Сеня столкнул меня с  груди  и  встал,  ошалело  глядя  по
сторонам. А потом принялся бегать по комнате и  орать  как  сумасшедший.  Он
хватал руками разные вещи, нежно прижимал их к груди, а старенький телевизор
даже поцеловал. Я носился по комнате вместе с ним,  но  вот,  когда  очередь
целоваться дошла до зеркала, Рабинович вдруг остановился. Замер и  я.  Да  и
было с чего! Редкой щетины, заполонившей Сенину физиономию к  тому  моменту,
когда мы встретились со старухой Изергиль, не было  и  в  помине.  Рабинович
бросился  к  своей  форме,  еще  недавно  сильно  потрепанной,   помятой   и
перемазанной  пятнами  жира  от  неосторожного  принятия  пищи,  и  оторопел
окончательно. Эти доспехи милиционера, перенесшие с нами  столько  горестей,
невзгод и лишений, сверкали абсолютной чистотой, были отутюжены, отглажены и
преспокойно висели на спинке стула, будто  и  не  шатались  среди  времен  и
миров. Я оторопело обнюхал форму, пытаясь  уловить  хоть  отголоски  запахов
дыма, скотного двора и жареной свинины, которой  она  пропиталась  за  время
нашего путешествия, но мундир пах только стиральным порошком,  сигаретами  и
водкой. Это что еще за беспредел?! Неужели мы и не  ходили  никуда?  Неужели
это странное путешествие  нам  только  приснилось?  Что  же  это,  групповая
галлюцинация? Похоже, Сеню тоже  посетили  подобные  мысли,  и  он  принялся
метаться по комнате в поисках заветной котомки, которая была на  его  плечах
во время встречи  с  Изергилью.  Этот  проклятый  вещмешок  никак  не  хотел
попадаться на глаза, и Рабинович начал ругаться сначала потихоньку, а  затем
все громче и громче. Причем в первую очередь  он  орал  не  оттого,  что  не
находил никаких доказательств нашего нелегкого путешествия,  а  потому,  что
драгоценные камни, накопленные им с таким  большим  трудом,  оказались  лишь
миражом,  и  теперь  снова  придется  влачить   нищенскую   жизнь   рядового
милиционера. Прощайте, Канары! Невольно  я  принялся  помогать  Сене  в  его
поисках, хотя и не для того, чтобы помочь обогащению хозяина. Мне  в  первую
очередь хотелось найти доказательства того, что я  не  сошел  с  ума.  Мы  с
Рабиновичем перерыли весь дом, но ничего даже отдаленно похожего на  котомку
с самоцветами нигде не нашли. Я обреченно гавкнул и пошел  на  кухню,  чтобы
хоть поесть от разочарования. Сеня поплелся  за  мной  следом.  И  поскольку
Рабинович полез в холодильник, видимо, онтоже решил позавтракать. Но  вместо
этого истошно заорал и отпрыгнул от морозильной камеры, держа  в  руках  ЭТУ
ПРОКЛЯТУЮ ВСЕМИ БОГАМИ, И ОДИНОМ В ТОМ ЧИСЛЕ, КОТОМКУ!
   Я радостно подпрыгнул и (каюсь, сделал это второй раз!) кинулся на  грудь
Рабиновичу. В этот раз Сеня не увернулся, а прижал меня к себе, потрепав  за
ушами. А затем бросился в гостиную, схватил телефон и набрал знакомый номер.
   - Ванечка, дорогуша, ты еще спишь? - елейным голоском поинтересовался  он
в трубку, а затем заорал:
   - Одевайся быстро, урод, и марш  ко  мне!  Я  сейчас  Попа  подниму.  Нам
возвращение как следует отметить нужно. - Похоже,  Жомов  еще  не  до  конца
проснулся, и мой Сеня заорал вдвое громче:
   - Какая на хрен работа? Ты хоть сооображаешь, где мы сейчас  находимся?..
Ну, слава тебе, господи, проснулся! Все.  Одевайся  и  беги  ко  мне.  Через
пятнадцать минут жду... А вы говорите, чудес на свете не бывает!..



   Алексей Лютый
   Рабин, он и в Африке Гут


     OCR: Sergius -- s_sergius@pisem.net



     Лютый А.
     Л96 Рабин,  он  и в  Африке  Гут: Фантастический  роман. --  М.: Изд-во
Эксмо, 2003. -- 480 с. (Серия "Юмористическая фантастика").
     ISBN 5-699-02577-4
     Кто бы Ване Жомову, а впрочем, всей ментовской троице сказал, что будут
они  страдать не  с похмелья, а от  ностальгии,  -- рисковал  бы  здоровьем.
Однако  все именно так и вышло. Несколько  месяцев после  последнего "рейда"
менты прожили как обычные люди и затосковали. И  не восстанови Андрюша Попов
мерлиновский эликсир, неизвестно, что бы произошло. А так  -- все в порядке.
Куда попали -- один бог ведает, что теперь делать -- тем более,  температура
воздуха --  выше пятидесяти, на зубах хрустит песок, а в душе зреет  веселая
уверенность,  что  скучать  теперь  уже  точно  не  придется.  Хоть  Мурзика
спросите.
     УДК 882
     ББК 84 (2Рос-Рус)6-4
     © Лютый А., 2003
     © ООО "Издательство "Эксмо". Оформление, 2003



     Содержание
     Часть I. Пришла беда -- отворяй ворота






     Алексей Лютый
     Рабин, он и в Африке Гут

Часть I. Пришла беда -- отворяй ворота


Глава 1

     Нет, да что же они такое вытворяют?! Вы только посмотрите. Олухов таких
когда-нибудь видели?.. Куда же ты бьешь,  урод колченогий? Пас отдай. Отдай,
гад, кому говорю!.. Ну вот, доводился...
     -- Мурзик, заткнись! Замолчи, говорю. А то телевизор выключу.
     Вот  всегда так! И сам ничего  в  футболе не  понимает, и мне нормально
посмотреть не дает. Ну скажите, где вы видели, чтобы за какую-нибудь команду
молча  болели?  Да когда они, идиоты, такое делают, тут и дохлый кот заорет.
Впрочем, ладно. Попробую болеть потише. А то мой  альфа-лидер и вправду шнур
из розетки выдернет. Носом-то  кнопку я  еще  нажать  могу,  а  вот  вилку в
розетку вставлять не  рискую.  У меня,  видите ли, хватательных  конечностей
нет,  а пасть,  как вы  сами понимаете, она мокрая.  Не дай бог,  что-нибудь
закоротит, а мне двести двадцать вольт в  зубы получать не хочется. Впрочем,
как и в любое другое место...
     Здрас-с-сьте, приехали!  Как это, кто я такой? Память совсем отшибло? Я
-- Мурзик, пятилетний кобель  немецкой овчарки самых чистых кровей. А почему
у меня имя кошачье, так  это вы у моего  хозяина спросите. Вон он, на диване
сидит. Делает  вид,  что  читает, а  у самого меланхолия. Дней  десять  уже.
Сидит, как "сникерсами" накормленный, и даже девок кадрить не ходит. Вечером
меня за поводок по аллее за две минуты протащит и сразу  домой бежит. Печаль
на сердце у Рабиновича, видите ли...
     Кто  такой Рабинович?.. Вам  что, в  ветлечебнице трепанацию черепа  на
соседнем с котом  операционном столе делали и ваши мозги с его перепутали? Я
же сказал,  он  мой хозяин. На  диване  сидит и свой  длинный нос ниже колен
свесил.  На  шотландскую овчарку  сейчас похож. Только  окрас не тот.  А вот
глаза точно такие же печальные...
     Откуда я знаю, почему он печальный!  И вообще, что вы ко  мне со своими
вопросами пристаете? У  меня что, на лбу "09"  написано?.. А я и  не психую.
Просто устал  уже. Посмотрел  бы я, если бы вам  целыми сутками  пришлось  с
брюзгой находиться, который только и делает, что жалуется  или ворчит... Ах,
вы меня понимаете?  Говорите,  что  у вас в семье та же история. Ну  что же,
рыбак рыбака видит издалека, как бы мой хозяин сказал. Он у меня хоть и мент
-- причем до корней волос, вон и сейчас на диване в форме и с дубинкой сидит
--  но  о-очень  большой  любитель  разных  поговорок.  Иногда их  даже  сам
выдумывает...
     Вес,  хватит  вопросов!  Что  вы  прямо  как  следователь  из  седьмого
кабинета. Он и в общении с друзьями после каждой фразы вопросы задает,  даже
если сам ответ знает.  Теперь и  вы  туда же. Не нужно меня пытать.  Сам все
расскажу.  Выложу,  как  на  духу,  а вы  уж  потом  сами  решите,  туда  вы
обратились,  куда нужно,  когда захотели со мной пообщаться, или вам лучше к
психиатру пойти.
     Начнем с  начала. Меня зовут Мурзик. Фамилия --  Рабинович. Длинноносый
меланхолик на диване -- это мой хозяин.  Фамилия у него  такая же, правда, с
именем ему больше повезло. Зовут его  Сеня, ну а в полном  варианте -- Семен
Абрамович. Оба мы работаем в милиции... Да-да,  в милиции! Так что о методах
допроса знаем не понаслышке. Сегодня  у нас выходной,  вот  поэтому  Сеня  и
бездельничает на диване, а я смотрю матч "Спартака" по телевизору.  Точнее,,
смотрел, пока вы не появились. Но не будем о грустном.
     Сразу  скажу, историю нашей жизни  пересказывать вам  не буду. Конечно,
интересного в ней много, но я об этом уже говорил и повторяться не хочу. Так
что,  если  будет желание узнать, с чего все началось,  загляните на книжные
прилавки -- там мои откровения имеются. Я же  могу  рассказать  только то, о
чем еще не знает никто (неужто рифма? Поэтом, видимо, с тоски становлюсь!).
     Уже прошло  без  малого  семь месяцев  с тех пор,  когда  мы наконец-то
вернулись домой. Зевс был водворен  в надлежащее  ему место, взбунтовавшийся
Мерлин вернулся в объятия короля Артура, а мы -- в свой отдел внутренних дел
(ну чем не стихи?), где все  стало вновь на свои места: Матрешкина  засадили
обратно   на  место   дежурного,   Кобелев   (правильная   фамилия!)   опять
самоназначился начальником отдела, Жомову позволили носить омоновскую форму,
а меня перестали выгонять на улицу. Ну а самым интересным было то, что никто
из  наших коллег не помнил о той путанице,  которая совсем  недавно в отделе
царила.
     Зато  все прекрасно  знали,  что  мы  на работу  почти  на четыре  часа
опоздали.  Жомову  влепили  выговор,   Андрюша  отделался   предупреждением,
поскольку  до того момента  считался образцово-показательным  сотрудником, а
моего Сеню  лишили премии.  Наверное, в любое  другое время  Рабинович из-за
этого  вырвал бы  последние  волосы на  голове  Попова (не  у себя же их  от
отчаяния драть!),  но тогда на такую страшную для  любого еврея кару -- хуже
может  быть  только концлагерь, и то об этом кое-кто мог бы поспорить -- мой
хозяин даже внимания не обратил. Более того, он умудрился даже свое обещание
сдержать и бросившимся на амбразуру в  здании ФСБ Жомову  с Поповым по литру
водки поставил. Сам тоже пил. Не облизываться же!
     В общем, по возвращении на  Родину  мои  соратники  устроили  настоящий
гудеж, со всей соответствующей атрибутикой -- разгромом  кабака, мордобитием
и распеванием удалых ментовских песен  типа "Позови меня с собой". Утром все
проснулись, собрались мчаться на поиски Зевса, вспомнили, что его уже нашли,
снова  обрадовались  и продолжили любимое  развлечение --  поглощение водки.
Правда, в этот  раз  оказались умнее  и,  несмотря на похмелье, заявились  в
отдел, написав заявления  на отгулы.  Подполковник Кобелев подписывать их не
хотел, но, увидев  бестолково-счастливые, опухшие морды троих друзей, решил,
что будет лучше  отправить их по домам, потребовав, однако, чтобы в форме по
городу не шастали, честь мундира  не позорили и плохой пример  обывателям не
подавали.
     Рабинович от этого приказа ошалел. Для моего Сени  отказ от милицейской
формы  одежды  был  такой  же   трагедией,  как  для  меня  покраска  шерсти
гидроперитом, поскольку Рабинович других нарядов  не признает. Он даже хотел
обратно свое заявление забрать, лишь бы в отвратительном гражданском костюме
на  людях не показываться, но ради  друзей одумался. Не бросать же их одних!
Или пропадут, или Сенину долю выпьют, и еще большой  вопрос,  есть ли  между
этим разница.
     Пили мои  менты ровно три дня и  три  ночи.  Хотя  про ночи  я приврал.
Каждый вечер, ровно  в девять часов, Жомова, где  бы мы ни  были, отыскивали
жена  с  тещей и уводили домой Под конвоем. При этом  они  клятвенно обещали
моему  хозяину и Андрюше, что Ваню им больше не видать, как своих ушей (тоже
мне  проблема!  а  зеркало  на  что?).  Однако  Жомов  каждое  утро совершал
героический  поступок,  каким-то  невероятным образом  умудряясь сбежать  из
дома. Ну а к исходу третьего дня, когда у омоновца с криминалистом кончились
все  "заначки",  а прижимистый  кинолог отказался  их  спонсировать, гулянка
затихла сама собой.
     Вы не подумайте  только, что  мой  Сеня  садист.  Утром,  по дороге  на
работу, он не  поскупился купить каждому по бутылке пива, но не более  того.
Впрочем, друзьям лишнего и не требовалось, поскольку каждый из них  понимал,
что  водки много, а с дежурства в лес не убежишь. Так у нас и начались серые
рабочие  будни. Жомов  вернулся  к себе  в  ОМОН,  Попов зарылся  в  любимой
лаборатории,  Рабинович, как  всегда, увиливал от работы, а я заново обживал
свою персональную вольеру.
     Знаете, никто из людей  не  заметил  того,  как  изменились  мои друзья
Все-таки  и загар у них  появился, и лица  обветренные стали. Даже двигаться
они  по-иному  начали   --  больше  легкости  и  пружинистости  в   походке.
Спрашивается,  откуда все это за сутки могло взяться? Ведь,  несмотря на все
наши похождения,  мы даже двух  дней  в нашем мире  не отсутствовали. Однако
людям было и невдомек о  таких вещах подумать, а  вот мои соседи по вольерам
-- Рекс и Альбатрос -- перемену во мне сразу уловили.
     Я вам, кажется,  говорил, что оба этих кобеля были восточноевропейцами.
Не знаю, с чего уж  они решили считать свою породу более аристократичной, но
свое  презрение  ко мне старались подчеркнуть каждый  раз, когда  мы  вместе
оказывались, --  нос воротили,  фыркали презрительно, мои персональные метки
залить пытались и вообще утрировали каждый мой поступок. Особое удовольствие
им доставляло потешаться над моим именем. Уж как они только надо  мной из-за
этого не издевались. До того меня довели, что мне даже сниться  стало, как я
их встречу в темной  подворотне, когда рядом со  мной  хозяина  не будет или
Рабинович напьется и мне с  этими выродками собачьи бои  организует. Но  это
так и оставалось мечтами, а мне приходилось  терпеть выходки наглых кобелей,
делая вид, что ни Рекса, ни Альбатроса на белом свете вообще не существует.
     Вот   и  в  тот   раз,   когда   меня  Сеня  в   вольеру  помещал,  оба
восточноевропейских недоумка приготовились начать очередную потеху. Оскалили
пасти в ехидных улыбках и собрались облить меня  очередной порцией грязи, да
так  и  застыли с раскрытыми  пастями.  Уж поверьте  мне, собаки не  люди. А
кобели  --  особенно!  Рекс  с  Альбатросом  мгновенно  учуяли,  как  сильно
изменился мой запах. Все-таки,  как ни крути, посещение трех миров бесследно
не проходит, и я в Англии,  Скандинавии и Элладе опыта немало поднабрался. А
у  псов, да  и у  людей  тоже  после  пережитых  событий персональный  запах
меняется. Просто  вы, хомо сапиенс, этого не  замечаете. А вот  мои извечные
недруги восточноевропейские почувствовали изменения сразу.
     Оба удивленно повели  носами, словно отказываясь верить тому, насколько
я стал другим  за  одни реальные сутки.  Я  им дал возможность  спокойно это
осознать, а  затем слегка зарычал, показывая, что шутить больше не намерен и
никакие  хозяева или стенки вольеры не  удержат  моего  праведного  гнева  в
случае  дальнейших издевательств с  их стороны. Кобели это поняли  и, поджав
хвосты (господи,  видел  бы кто-нибудь  мой триумф!),  разбежались  по углам
своих клеток. Уяснили  наконец,  щенки слюнявые, что я  не только их  двоих,
трех церберов разом загрызть могу!
     С тех  пор Рекс  с Альбатросом ко  мне не цеплялись и в  любой ситуации
старались оказаться от меня  подальше. Видимо, эти глупые шавки боялись, что
я на них зло за прошлые обиды вымещать стану,  а я не  стал. Я великодушный.
Забыл все и помиловал. В общем, проблемы сами собой испарились. Казалось бы,
живи,  Мурзик, и радуйся, но  не получалось.  Потому как было одно существо,
которое  мне покоя  не  давало. Не  догадываетесь?..  Правильно,  московская
сторожевая! Сколько я в попытках выть на Луну из-за нее себе  горло загонял,
пока мы  в  чужих вселенных мотались, сколько  я  берцовых  костей в порошок
изгрыз от тоски,  что ее увидеть никак не могу, сколько луж слюней напускал,
мечтая о ней, подсчитать  не берусь. Теперь, казалось  бы,  мы дома и  конец
моим страданиям  и  разочарованиям,  и сразу наступает хорошая погода...  Но
нет,  появилась  новая преграда: Сеня  Рабинович.  Ну,  не  хочет  понимать,
гуманоид  несчастный,  что  существам иного  вида  тоже  общение  с  самками
требуется!.. Извините, от Горыныча таких оборотов речи набрался.
     В общем, поначалу я терпел и лишь  призрачно намекал хозяину на то, что
с московской  сторожевой  повидаться  хочу.  Например,  в  сторону собачьего
магазина, где мы с этой дамочкой встретились, поворачивал, вместо того чтобы
домой идти. Или к проходившим мимо сукам принюхивался, ну и на прочие уловки
пускался,  но Сене дела до моих намеков было столько же, сколько носорогу до
нефтяного кризиса.
     Я  терпел долго. Очень долго!  А  затем  беситься  начал.  Скандалы ему
устраивал, есть отказывался, на улицу по ночам рвался, и наконец мой  хозяин
сообразил, чего именно мне хочется.  Вот  только объекты внимания перепутал!
Вместо того  чтобы помочь  мне отыскать мою московскую сторожевую, он  меня,
гад,  на случку  с  одной двухгодовалой немецкой  овчарочкой  повел. Нет,  я
ничего не говорю, самочка приятная была. Вот только  видеть  ее я не  хотел.
Вежливо  ее  облаял и  всем  своим видом показал  Рабиновичу презрение к его
задумке.
     --  Да  чего  тебе тогда,  гад,  не хватает?!  --  обиделся  мой  Сеня.
Естественно, объяснять я не стал.
     И все-таки с  московской сторожевой мы встретились. Однажды мне удалось
кое-как Рабиновича затащить в тот самый собачий магазин, где я ее первый раз
увидел. И надо же такому случиться, она была там. Я, естественно, бросился к
своей  ненаглядной  и застыл на  полдороге,  осознав,  насколько сильно  она
изменилась. То есть внешне девочка выглядела все так же, ни одна подпалина с
места не сдвинулась, вот только  теперь от ее  жеманных  манер меня едва  на
кафельный пол  не стошнило... Царица Савская, е-мое! Да я, между  прочим,  с
богами