ческим матом всю
окрестность,  но вовремя  вспомнил, что  рядом  находятся  ребенок  и  легко
ранимая  Рахиль.  Горестно  вздохнув,  Рабинович  оставил  мат  при  себе  и
попытался привлечь к поискам пропавшей казны Мурзика, но пес, хоть  и честно
попытался, след взять не смог  -- уж слишком много вокруг куда более крепких
ароматов витало, чтобы среди них  Сенино нестиранное имущество можно было по
запаху  отыскать. Мурзик фыркнул  пару раз, повертелся  на  месте и, сев  на
песок,  беспомощно  посмотрел  на  хозяина. Дескать,  прости,  босс,  тут  я
бессилен. Сене только и оставалось, что разочарованно вздохнуть.
     -- Вот тебе, Ваня, и скромная прибавка к зарплате, -- вспомнив недавний
разговор,  вздохнул  кинолог.  --  С чем  уходили,  с тем,  похоже, и  назад
вернемся.
     -- Куда это, назад? -- насторожилась Рахиль.
     -- В Караганду, -- проинформировал  девушку Сеня о  своем любимом месте
на земле. А затем  просто взял, гад, и поплелся  к штабному бархану, оставив
девицу  в  неведении относительно  географического  положения  этого чудного
места.
     Все руководство стада  переселенцев уже собралось  в путь, выстроившись
строгой колонной в сторону норд-оста. Жомов вновь, на  лихом верблюде, был в
авангарде и, как мог, объяснял Навину принцип работы обычного компаса. Иисус
старательно кивал головой,  делая вид, что все понимает, но только  Ваня мог
не рассмотреть, что на  лице  Навина заглавными буквами  было написано: "Все
это  -- колдовство,  и  от  него я буду  держаться  подальше!"  Рабинович  с
расстроенным видом безмолвно прошел мимо повозок и забрался на свой "корабль
пустыни", и Жомов, увидев его, пристроился рядом на своем вьючном животном.
     --  Сеня,  короче, дело  одно  есть,  --  с  серьезной  миной  на  лице
проговорил омоновец.  --  Я тут  подумал  и решил,  что пора армией  немного
заняться.  Вчера, блин, из-за неподготовленности этих  баранов к обороне нас
фараон бежать десятка два километров  заставил. Больше я таких ужасов видеть
не  хочу.  Мало  ли  что  впереди  встретиться  может,  --  Жомов  запнулся,
удивившись  длине  собственной  тирады,  и  конкретно  закончил:  -- Короче,
дрессировать солдат надо. Ты веди  баб с детьми  вперед, а я немного  войска
помуштрую и вас к вечеру догоню.
     --  А-а, делай что хочешь, -- махнул рукой  убитый безвременной утратой
Рабинович. -- Только смотри не отстань от общей колонны.
     --  Не  отстану.  Я  этих  рохлей  за  вами  марш-броском  погоню.  Для
физического развития  полезно будет,  --  заверил друга Жомов. -- Кстати, ты
чего грустный, словно у тебя Андрюша водку из-под носа стащил?
     -- Бабушка умерла, -- меланхолично буркнул в ответ Сеня.
     -- А-а, сочувствую. Крепись,  -- омоновец собрался похлопать Рабиновича
по  плечу, но в последний  момент, фыркнув, задержал руку. --  Ну-ну, умник.
Прикалывайся дальше, -- и, развернув верблюда, направился к хвосту  штабного
каравана, свистом приказав Навину следовать за собой.
     Сеня подождал, пока Жомов с Навином отделят от общей массы переселенцев
подчиненных  Иисусу  мужчин,  а  затем   махнул  рукой,  приказывая  колонне
отправляться в путь.  Омоновец с  первым  полководцем  зародыша  израильской
армии подождали, пока сыны израилевы уйдут  вперед и после них хотя бы часть
пыли  вернется  на  свое  прежнее  место  жительства,  а затем повернулись к
ожидавшим их аборигенам.
     --  Эх, Попова  нужно было  с собой оставить, а то орать задолбаюсь, --
вздохнул  Ваня, орлиным  взором осматривая колышущиеся ряды  новобранцев. --
Хотя командирский голос тоже тренировать надо... Армия,  равняйсь! Смирно!..
-- Жомов еще раз обвел взглядом толпу. На этот раз почти застывшую. -- И что
же мне с вами со всеми  делать? Я такие кучи народа разгонять привык, а не в
боеспособные подразделения организовывать.
     Навин  посмотрел  на своего  кумира  с таким откровенным недоумением  в
глазах, что тут же заработал вполне заслуженный подзатыльник. Действительно,
на старших по званию  полагается смотреть  раболепно всегда.  За исключением
тех  случаев, когда  с  ними  водку  пьешь.  В  такие  моменты на начальство
смотреть  и  вовсе не  рекомендуется.  Секунду  поколебавшись, Ваня  отвесил
Навину еще одну затрещину, помогая намертво усвоить это неписаное правило, а
затем  задумался,  обводя  взглядом  неровные ряды  доисторических воинов...
Действительно,  проблема.  Тут  одной строевой подготовкой  и физзарядкой не
обойдешься!
     Жомов, конечно, солдат бывалый.  И в десанте послужил, и в ОМОНе немало
попрактиковался.  Да  и  во  время  путешествий по  всяким  нерусским  мирам
повоевать успел. Но до сего момента, как ни крути,  больше взвода  бойцов  в
своем подчинении не имел. Да и взводом-то один раз лишь командовал, когда на
учениях старлея водкой убило и он все маневры в кустах под овражком проспал.
А  тут целая армия  на его голову свалилась,  причем слабо вооруженная и  не
имевшая  никакого  представления  о том, что называется воинским искусством.
Поди научи их чему-нибудь.
     Впрочем,  Ваня  перед  трудностями пасовать  не привык,  он  вздохнул и
приступил к обучению войска.
     Научить  человека  можно чему  угодно. Да и не только человека -- вон в
цирке  медведи  на велосипедах  катаются, главное  -- знать, чему  учить.  У
Жомова  с  этим  сразу  возникла  проблема. Оглядев толпу  аборигенов,  Ваня
страшно пожалел, что не догадался  захватить с собой в путешествие из своего
мира хотя бы пару вагонов с автоматами. Тогда бы все было просто  и понятно:
хочешь научить солдат защищаться, заставь копать окопы и строить укрепленные
точки, ну а в атаку пусть идут цепью, короткими перебежками и под прикрытием
артиллерии.  А тут  бардак какой-то  получается. И  в дотах прятаться не  от
чего,  и  когда перебежками в атаку  идешь, мечом рубить не очень сподручно.
Единственным знакомым омоновцу видом боя, который можно вести без применения
огнестрельного  оружия,   был   разгон  демонстраций.   Но   стоило   Жомову
представить,  что  его бойцы,  растянувшись в  цепь,  идут разгонять плотный
строй  какой-нибудь  древнеегипетской  армии,  как  Ване  сразу стало дурно.
Жомову  оставалось одно -- вспоминать историю.  А  с этим у Вани всегда было
плохо. В смысле, и с историей, и с памятью.
     Пока  омоновец,  сидя  верхом  на верблюде,  меланхолично  плюющемся  в
новобранцев,  раздумывал,  чему  именно   аборигенов  следует   обучать,  те
потихоньку  стали терять  терпение. Ближайшие  к нему  бойцы  еще  сохраняли
какое-то  подобие  стойки   "смирно",  несмотря  на  то,   что  жомовский  и
присоединившийся к нему навинский верблюд уже обхаркали их с ног до  головы,
превратив  в  подобие  бракованных огнетушителей,  а вот  задние ряды начали
откровенно роптать. Кто-то  из толпы  даже посоветовал  Иисусу ткнуть в Ваню
палкой, чтобы проверить, не заснул ли он. Навин, естественно, был не дурак и
следовать совету не собирался. Ну  а поскольку был еще  и дисциплинированным
солдатом, то  тут  же приказал  вытащить из  строя  непрошеного советчика  и
набить  ему  морду. Что с  удовольствием и сделали уставшие стоять  на одном
месте  аборигены. Причем  били  нахала со  смаком и  радостными криками, чем
вывели  Жомова  из оцепенения.  Ваня рявкнул,  приказывая  всем  вернуться в
строй, а  когда подобие порядка  было восстановлено и невольно спасенный  им
солдат  благодарно помолился портрету омоновца, самолично  нарисованному  на
песке за две секунды, Жомов провозгласил:
     -- Короче, слушай все сюда. Сейчас будем учить строй фаланги.
     -- А фаланги строем  не  ходят,  --  во  всеуслышание  посмел  перечить
высокому начальству все тот же умник.
     -- Что ты  сказал?  --  оторопел Жомов,  глядя  поверх людских голов на
говорливого сына израилева. -- Два наряда вне очереди.
     Аборигены,  за  исключением  первоначального  состава взвода Навина:, с
армейской терминологией были еще  не знакомы, поэтому наивно решили, что два
наряда вне очереди переводятся, как два  тумака от  каждого,  причем очередь
можно  не  соблюдать.  Именно поэтому,  а  не  из  природной  жесткости  все
новобранцы  бросились  к излишне умному  призывнику  и начали его пинать  по
второму кругу. При этом особо усердствовали те, кто в первый раз не успел до
крикуна добраться.
     Поначалу Жомов от  такого толкования его приказа оторопел и пару секунд
лишь тупо смотрел на происходящее, ничего не предпринимая. Затем  потихоньку
озверел   и   потребовал  прекратить  безобразие,   использовав   совершенно
недоступные  аборигенскому уму непарламентские выражения. После того как его
не  поняли, Ваня озверел  еще  больше и самолично принялся наводить порядок,
используя  все  доступные  средства:  кулаки,  дубинку  и берцы.  Применение
последних,  может  быть,  и  было  излишней жестокостью,  но зато  позволило
восстановить порядок почти мгновенно. Потерявших  сознание  бойцов отнесли в
тенек  бархана,  позволив  самостоятельно  возвращаться  к  жизни,  по  пути
осознавая всю тяжесть последствий нарушения армейской дисциплины.
     --  Товарищ  старшина,  а  мы  действительно никогда не  видели,  чтобы
фаланги строем  ходили, --  вполголоса проговорил Навин, когда успокоившийся
омоновец вернулся на своего верблюда
     -- Чего? --  Ваня  удивленно  уставился на  своего  лучшего ученика, не
желая верить услышанному -- И ты, Брут?
     --  Я не Брут, я Иисус, -- в свою очередь удивился тот, а затем показал
Жомову насекомое,  похожее  на скорпиона,  которого Навин  наколол на кончик
копья. -- Вот это фаланга, и у нас в Египте никто не видел, чтобы они строем
ходили Может быть, в вашей  стране  они и  передвигаются по  пустыне в пешем
строю, но мои сородичи этому никогда не поверят.
     -- Тьфу ты! Идиоты, -- рявкнул Ваня.
     Он, конечно, мог бы объяснить евреям,  что  не фаланги строем ходят,  а
просто строй называется так,  и  не  в честь ядовитого насекомого, а потому,
что ряды солдат напоминают плотно  сжатые в кулак фаланги пальцев, но  тогда
бы  это  был не  Жомов,  а Ахтармерз Гварнарытус Омоновец трепать языком  не
любил,  поэтому  просто стукнул Навина в  лоб  Несильно, а  лишь  в качестве
помощи для лучшей концентрации внимания. Иисус чудом удержался на верблюде и
оторопело посмотрел на командира.
     -- Блин, если я говорю что-то, значит, вы будете это делать,  -- крайне
убедительным тоном заявил  омоновец.  -- И если еще какой-нибудь идиот  меня
перебьет, то я перебью всех, кто  ему вовремя рот не заткнул, -- Жомов обвел
взглядом притихшие ряды. -- Короче, слушай все сюда.
     Ваня приступил к обучению аборигенов. Главным тематическим пособием для
него  стали  картинки из учебника истории о  войнах Александра Македонского,
которые  он вовремя  вспомнил.  Воспоминания  были  отрывочные и  все  время
норовили  куда-то  сбежать,  оставив вместо себя память  о первой  сломанной
головой  парте  или  о  последней  выбитой плечом стальной  двери,  но Жомов
вовремя успевал поймать их за хвост и водворить на  место. Процессу обучения
это крайне  мешало, поэтому первая  фаланга, построенная Жомовым,  выглядела
несколько коряво. Ваня просто  заставил всех  сбиться в кучу и получил толпу
вместо первобытного организованного войска.
     Пришлось омоновцу напрягать мозги. С третьей попытки это  удалось, и на
песчаном  берегу Красного  моря возник шедевр воинского искусства.  Конечно,
то, что получилось,  отчасти было  плагиатом, но  Жомова это устраивало. Тем
более что ничего более интересного Ваня придумать и не мог. Не тевтонскую же
свинью, в конце концов, из евреев строить!
     Перво-наперво  омоновец  разделил новобранцев на шесть неравных частей.
Из первой, самой большой,  он и построил вполне приличную фалангу,  вооружив
задние ряды  заточенными  оглоблями вместо  копий.  Две следующие,  примерно
равные части, превратились в конницу и  выстроились по флангам. Тут, правда,
возникли   сразу  две  большие   проблемы.  Во-первых,   аборигены   наотрез
отказывались садиться  верхом на коней, поскольку совершенно не представляли
себе такого средства передвижения. Оседлать верблюдов они еще были согласны,
хотя и считали  подобные выходки уделом низших рас, но тут и возникла вторая
проблема  --  "кораблей  пустыни"  на всех  не хватило. Скрепя  сердце Жомов
согласился переделать конницу в верблюдницу и восполнить недостаток животных
после того,  как бойцы нагонят основную часть переселенцев.  Ну а пока, дабы
не замедлять  процесс обучения,  Жомов посадил всадников на палки и приказал
скакать по барханам.
     Четвертая часть бойцов была преобразована в стрелковое подразделение. В
него  попали те, кто имел луки или хотя бы когда-нибудь из них стрелял. Этот
отряд неровной цепочкой Жомов выстроил позади фаланги, прикрываемой с флагов
подразделениями   верблюдницы.   Пятую   часть  воинства,   наиболее  хорошо
экипированную, омоновец вооружил короткими бронзовыми мечами, щитами и с ног
до головы заковал в  доспехи. Естественно,  обозвал  ее  гвардией и поставил
позади всех, намереваясь бросать в бой только в самых критических ситуациях.
Последнюю, самую  малочисленную часть Жомов  посадил  на  колесницы, наскоро
состряпанные из гужевого  транспорта. Эти войска стали элитным резервом и их
задачей было преследование отступающего врага, дабы не дать тому возможность
успокоиться за ближайшим холмом, перестроиться и  снова попытаться  лезть на
рожон.
     Разбив наконец армию сынов израилевых по подразделениям и выстроив ее в
боевом порядке, Жомов удовлетворенно вздохнул. Конечно, то, что получилось у
омоновца, ничем не напоминало мотострелковую  дивизию на марше и было далеко
от совершенства, но  все  же это  был  уже не разношерстный  сброд, а вполне
симпатичная  воинская часть. Теперь  дело  оставалось за  малым  --  научить
аборигенов взаимодействию в бою. Что Жомов и сделал.
     При первой же попытке сдвинуть войска с  места получилось  то,  чего  и
следовало ожидать:  аборигены сбились в кучу,  словно стадо баранов.  Причем
каким-то невероятным образом именно лучники  оказались впереди планеты всей.
Гвардию такое положение дел не устроило и, раздавая тумаки направо и налево,
хорошо  вооруженные солдаты быстро  пробились  вперед.  Впрочем,  лидирующие
позиции  они  держали  недолго.  Улюлюкая  и  свистя,  их  обошли  бойцы  на
колесницах  и  устроили   конное  ралли   на  пересеченной  местности.   Его
результатом  стала  поломка  подавляющей части  боевых  единиц и фонарь  под
глазом у победителя заезда, великодушно подаренный Жомовым. Впрочем, это еще
цветочки. Сынам израилевым следовало благодарить бога за то, что разъяренный
омоновец до всех сразу добраться не мог. Иначе еще до первого сражения  сама
идея о еврейской армии была бы навсегда дискредитирована.
     В  общем, Жомову пришлось помучиться. Для начала Ваня  обучил каждый из
родов  войск  по  отдельности  в  движении сохранять  строй. Потом  заставил
двигаться  одновременно   те  подразделения,   которые  друг  с  другом   не
соприкасались,  и  лишь  через  три  часа  после начала  учебы  ему  удалось
заставить наступать все войско одновременно, пусть  и  двигаясь при этом  со
скоростью беременной  улитки. Жомов, боясь  безнадежно  отстать от  ушедшего
вперед  каравана,  не  стал  даже  пытаться  усовершенствовать  эту  технику
передвижения.
     Единственное, что он  сделал напоследок,  -- это  провел боевые учения,
где  роль противника  фаланги  играл  гвардейский  отряд. Фаланга,  конечно,
задавила его  численным превосходством и  гвардейцам  изрядно  досталось, но
Ваня,   как   мудрый  стратег,  был  удовлетворен:  солдаты  поверили,   что
кого-нибудь могут победить.  Ну,  гвардейцы  не  умрут. Им,  в конце концов,
положено закаляться тяготами и лишениями. Синяки  и ссадины лишними  тоже не
будут. Решив, что на сегодня сделано  более чем  достаточно,  Ваня  построил
бойцов  в  походную  колонну   и  погнал  ее  вдогонку  за  ушедшими  вперед
солдатскими семьями.
     Марш-бросок получился на славу. Жомов гнал  солдат  усердно, не щадя ни
себя  самого, ни  своей  резиновой дубинки. Правда,  пару раз  он  в горячке
забывал  о ее  чудесных свойствах и закованных  в броню гвардейцев после его
удара приходилось  по двадцать  минут  откапывать  из песка,  но  общий темп
передвижения   это   не  снижало,  поскольку  после  досадных  заминок  Ваня
принимался  подгонять  бойцов  с  удвоенным  усердием.  В  итоге,  набравшее
приличную   скорость  войско  едва   с  ходу  не  разнесло  в  щепки  лагерь
переселенцев, раскинувшийся позади целой гряды высоких барханов.
     Воины с трудом, но сумели затормозить, а Жомов, с сожалением прицепив к
поясу резиновую дубинку, удивленно  посмотрел на множество горящих костров и
расставленные  в беспорядке  палатки.  Затем  он  придирчиво осмотрел солнце
из-под  ладони  и поехал искать Рабиновича. Тот вместе с остальными  членами
штаба отыскался на одном из барханов, и Ваня,  даже  не поднявшись наверх, с
ходу заорал:
     -- Сеня, какого хрена  вы остановились?  Времени,  блин, не больше пяти
вечера, а ты к отбою приготовился. Если такими темпами передвигаться  будем,
то, в натуре, сорок лет по пустыне плюхать придется!
     -- Кто словом скор, тот в делах редко спор. А у Вани все не так, потому
что он  му... -- вспомнив о Рахили, стоящей рядом, Рабинович оборвал себя на
полуслове.  -- Дурак  ты, Ваня,  одним словом.  Прежде чем вопить, поднимись
наверх да посмотри, что происходит.
     Жомов  спрыгнул  с верблюда  и широкими шагами взобрался на бархан. То,
что увидели  его  бесстыжие глазищи  с вершины песчаного  холма, омоновца не
удивило.  И  не потому,  что он такой прозорливый  оказался, а от  того, что
удивляться с детства плохо умел. Стоял на холме, пялился из-под ладони вдаль
и ухмылялся. А любой вежливый  человек на  его месте, между  прочим, хотя бы
ойкнул для приличия.
     Прямо  перед  ментами,  на  неровной  песчаной  равнине огромной толпой
стояло  вражеское  войско.  То  самое,  к  встрече  с  которым так  радостно
готовился утром омоновец и каковое расхотел видеть в ближайшие сто лет после
того, как  понял, какими доблестными вояками являются сыны израилевы.  Жомов
еще раз задумчивым взглядом обвел застывшую внизу орду и почесал затылок.
     --  Интересно, блин,  кто мне скажет,  как это  Рамсес  мог успеть море
обойти,  да еще  и впереди нас  оказаться?  -- задумчиво  хмыкнул  Жомов. --
Что-то тут не так.
     --  Конечно, не  так, Ванечка. И  я даже  могу сказать, что именно,  --
ехидно отозвался Рабинович. -- С головой у тебя не так. Где ты  тут  египтян
увидел? Это же амаликитянская армия...
     -- А что, у них это на лбу написано?  -- удивился омоновец.  -- Что эти
твои китяне, что египтяне -- один хрен, черномордые. Урюки,  одним словом. И
чего этим твоим маликам китянским надо?
     -- А ничего особенного,  -- меланхолично пожал плечами Сеня. -- Требуют
выплатить контрибуцию за то, что по  их земле без спроса ходили. Ну  а после
этого мы должны обратно в Египет убираться,
     -- И где  это вы по земле умудрились походить?.. -- удивился  омоновец.
-- Тут же один песок кругом.
     -- Это ты  пошутить попытался, или  у тебя  просто шарики  из  черепной
коробки  по  дороге  высыпались?  -- поинтересовался кинолог и, увидев Ванин
взгляд, кивнул головой. -- Понятно. Первый вариант исключается.  Давай лучше
о  чем-нибудь  прекрасном  поговорим.  Например,  о водке.  Ты  хоть  тупить
поменьше будешь.
     -- Сам ты баран,  --  обиделся Жомов и швырнул камешком в  ближайшего к
нему амаликитянина. Тот  остановился и,  удивленно посмотрев на небо,  потер
макушку и погрозил пальцем стервятнику,  болтающемуся в вышине,  как  отходы
пищеварительной деятельности  человека  в  одной, отдельно  взятой  проруби.
Рабинович хмыкнул.
     --  Это  надо   же  так  суметь,  чтобы  первым  же  камнем  попасть  в
единственного во  всей  вражеской  армии идиота, --  удивился он