стать в геометрической прогрессии и повлечет  за  собой  коллапсирование
того самого мира,  где  все  началось.  Исчезнувшее  измерение  даст  выброс
энергии в ближайшие параллельные миры, и для них это  может  оказаться  тоже
смертельным. В лучшем случае приведет к катастрофам планетного масштаба!
   Меня, если честно, такая перспектива не устраивала. Я, между  прочим,  не
успел еще толком пообщаться с той московской  сторожевой,  которую  встретил
в ?собачьем? магазине! К тому же у меня в нашем времени и еще кое-какие дела
остались.
   Я, например,  собрался  уши  пооткусывать  тем  двум  восточноевропейским
хамам, которые вечно над моим именем издевались!
   В общем, домой следовало возвращаться, и как можно быстрее! Только  я  не
представлял, как это сделать. Если, судя по всему, Мерлин  застрял  в  нашем
времени, то дожидаться мы его будем минимум до пенсии. Может  быть,  он  уже
сидит в психушке в смирительной рубахе и воет волком на  луну,  не  в  силах
чего-либо наколдовать! Жди теперь,  когда  он  ручки  шаловливые  освободить
сможет и до нужных ему материалов доберется.
   Мне-то было абсолютно ясно, что найти способ вернуться в  свое  время  мы
должны сами. Но объяснить прописные истины этим трем олухам я не мог. Ну  не
понимают они моей речи! Вот поэтому и сидел рядом с Каутой, чтобы  ненароком
не покусать тормозного Жомова, и теребил  зубами  кожаные  ножны  рыцарского
меча.
   Чтобы челюсти были делом заняты и не просились оттяпать кусок чьей-нибудь
ягодицы!
   - А я тебе говорил, Сеня, что возвращаться нужно было как можно  быстрее,
- Попов едва не заплакал от расстройства. - А ты  все  свое:  Мерлина  нужно
ждать.
   Дождались, блин, на свою голову. Вдруг вернемся теперь домой,  а  у  меня
рыбки все с голоду сдохли?
   - Дождешься от них! - усмехнулся Рабинович. -  Они  скорее  из  аквариума
повылезают и маму твою съедят.
   - Ни фига, - не согласился Жомов. - Его мама круче моей тещи. От нее даже
Мурзик под стол прячется. Она сама сначала рыбок слопает, а потом за соседей
примется!
   - Ну, спасибо. Утешили, - обиженно  проговорил  Андрюша.  -  А  я,  между
прочим, к вашей родне не цепляюсь. Хотя именно по вашей милости и помрем тут
все. Так вам и надо!
   - Нет уж, господа! - заголосил Горыныч своим  мерзопакостным  трио.  -  Я
помирать не согласен. Или вы найдете  способ  вернуться  назад,  или  я  вас
зажарю,  чтобы  лишить   возможности   функционировать   ваши   органические
субстанции. Может быть, тогда все и нормализуется.
   - Я  тебе  зажарю!  -  снова  замахал  Жомов  пистолетом.  -  Я  на  тебя
огнетушитель быстро найду. Мыльные  пузыри  потом  пускать  задолбаешься!  В
общем, препирались они таким образом еще  довольно  долго.  Но  куда  бы  ни
начинал уходить их спор, возвращался он всегда к одной  теме:  нужно  искать
жилище Мерлина. Тоже хорошая задачка!
   Дело в том, что старый колдун для создания таинственности  вокруг  своего
собственного существования жил где-то в пещере, словно питекантроп. А может,
просто недалеко еще от пещерных предков в развитии ушел.
   Где находилось жилище Мерлина, мало кто знал. Некоторые даже считали, что
старый чародей каким-то колдовством уменьшает свое жилье и постоянно таскает
его в дорожной сумке. Истинное  расположение  пещеры  колдуна  знали  только
Артур и Ланселот. А они, как известно,  тоже  были  в  отлучке.  Был  еще  у
Мерлина слуга, который носил ему пищу и делал по дому мелкую работу.  Раньше
он проживал в Каммлане, но после исчезновения своего сэнсэя  пропал  и  сам.
Говорят, что ему так не хотелось возвращаться на работу  к  старому  брюзге,
что слуга поспешил сбежать за пределы страны. Причем  сразу,  едва  узнал  о
новой отлучке Мерлина. Надо  думать,  что  в  дорогу  он  захватил  максимум
полезных вещей. Так что колдун по возвращении кое-чего недосчитается!
   Искать перепуганного мальчишку было делом неблагодарным. На это могли  бы
уйти  многие  месяцы  (тем   более   при   использовании   здешних   средств
передвижения). Такого количества времени  у  нас  не  было.  Поэтому  мудрый
Рабинович предложил вернуться в Каммлан  и  поспрашивать  там.  Может  быть,
кто-нибудь видел хотя бы, в какую сторону уходил слуга колдуна!
   Лично я подозреваю, что причина для  возвращения  в  город  у  Сени  была
несколько  другая.  Не  думаю,  что  он  действительно  надеялся   найти   в
окрестностях Каммлана неуловимую пещеру  Мерлина.  Скорее  всего  Рабиновича
вела в Каммлан жажда наживы. Ведь обещанный гонорар за ликвидацию  страшного
зверя мы еще не получили!
   Толп ликующих жителей, устроивших  празднество  по  поводу  их  чудесного
спасения, на улицах Каммлана мы не  встретили.  Несмотря  на  то,  что  Сеня
уговорил Горыныча не разговаривать, изображая поверженного монстра,  и  даже
нацепил на одну из его голов мой ошейник с поводком, при  виде  нас  сборище
людей на площади мгновенно разбежалось по разным углам. Как мартовские  коты
от берсерка-бультерьера!
   С нашего постоялого двора  немногочисленных  посетителей  и  вовсе  будто
ветром сдуло. Даже хозяин, на что уж мужественный и принципиальный мужик,  и
тот скрылся на кухне и не желал выходить. Он истошно  вопил  из-за  закрытой
двери,  требуя  немедленно  прекратить  колдовство  и  прибить  неприглядное
чудище. На что Горыныч страшно обижался!
   В ответ на столь неприкрытый расизм то одна, то другая голова чудища,  не
сдавленные ошейником, пытались начать с хозяином постоялого двора  дискуссию
о праве на существование любых жизненных форм.  Пришлось  Рабиновичу  сунуть
поводок Жомову (не Ваня, а просто какая-то палочка-выручалочка!) и заставить
увести Горыныча во двор.  Только  после  этого  Катберт  соизволил  покинуть
бомбоубежище и потребовать объяснений.
   Не устану я  поражаться  тому,  как  мой  Сеня  мастерски  умеет  стрелки
переводить! Ему бы на железную дорогу пойти, цены бы мужику не было. Ни один
бы поезд графика не нарушил, но зато и куда нужно ни за что бы не пришел!
   Рабинович, естественно, об обвинениях в колдовстве и думать не мог. Он-то
человек просвещенный (особенно  после  общения  с  Горынычем).  Умеет  всему
находить рациональное объяснение. Откуда же Сене  было  догадаться,  что  не
поймут  местные  аборигены,  почему  огромный  дракон,  едва  не   спаливший
полстраны, превратился в уродливого карлика! Ну, тупые они!
   Это мы уже знаем, что у Горыныча физиология так  устроена.  Злится  он  -
раздувается, как мыльный  пузырь.  А  когда  расстроен  или  боится,  то  на
пересушенный  изюм  становится  похож.  Но  аборигены  к  таким   выкрутасам
привыкнуть  не  успели.  Поэтому  досталась  Рабиновичу   вместо   почестей,
причитающихся великому рыцарю - победителю драконов, слава опасного колдуна.
А ему это нужно?!
   Вот мой Сеня и поступил мудро. Неожиданно  для  всех  он  пал  ниц  перед
испугавшимся Поповым и начал превозносить святость этого человека (о которой
и так уже ходила молва), при помощи  слова  божьего  уменьшившего  страшного
зверя.
   - Попробуй еще раз что-нибудь проорать! - прошипел Рабинович, не поднимая
головы, почувствовав,  что  Попов  наполняется  божественным  откровением  и
собирается  исполнить  во  всю  мощь  своих   легких   что-то   похожее   на
?Марсельезу?.
   - Не больно-то и хотелось! - фыркнул Попов, но отказать себе в  маленьком
представлении не смог.
   - Встань с колен, сын мой, и лобызай крест, что спас тебя. И  руку,  этот
крест державшую! - проговорил Андрюша густым дьяконским басом.
   От такого предложения морда Рабиновича так  перекосилась,  словно  ему  в
зубы килограмм зеленых лимонов запихали. Или мой  собачий  корм  попробовать
пришлось! Попов, едва сдерживая дикий  хохот,  епископским  жестом  протянул
вперед свою пухлую ладонь. Сеня сам кашу заварил, поэтому ему ничего другого
не оставалось, кроме как подчиниться этому бредовому требованию Андрюши.
   - Ладно, гад. Все тебе зачтется. И бритье, и поцелуйчик этот!  Я-то  тебя
облобызаю, но и ты, братан, терпи, - прошипел Сеня и вместо  поцелуя  укусил
Попова за палец.
   Андрюша едва не заорал от боли, но сдержался. За что и был  вознагражден!
После убедительной речи Рабиновича в святость Попова поверили все. И Андрюше
пришлось стоять полчаса в царственной  позе  и  совать  для  лобызания  свою
клешню  под  нос  всем  домочадцам  Катберта.  Рабинович  наблюдал  за  этой
процедурой с хитрой улыбкой.
   - Поздравляю, Андрюша! - проговорил  он,  едва  последний  из  аборигенов
отпустил руку Попова. - Теперь у  тебя  полный  букет.  Я  уж  не  говорю  о
дизентерии, чесотке и прочих мелочах. Но вон у того  индивидуума  я  заметил
явные признаки проказы...
   Попов в неописуемом ужасе посмотрел на свои  руки  и  бросился  прочь  из
постоялого двора. В течение часа после этого события Рабинович с глубочайшим
внутренним удовлетворением наблюдал в окно своей комнаты, как бедный Андрюша
песком, глиной, местным мылом и еще бог весть чем оттирает  ?инфицированные?
руки. Отыгрался на глупеньком, называется.
   Поначалу  Катберт  наотрез  отказался  пускать  Горыныча  внутрь   своего
постоялого двора. Он потребовал поместить чудище в  хлев.  Но,  увидев,  как
взбесились там коровы и лошади, не желавшие терпеть в своем обществе  такого
урода, пошел на попятный.
   - Хорошо, ведите свое чудище в дом, -  сдался  Катберт.  -  Только  пусть
святой человек от него ни на шаг не отходит! А  то  мало  ли  что  случиться
может...
   А Попов и рад! То ли у него с обонянием большие проблемы, то  ли  Андрюша
был согласен и тухлые яйца нюхать, лишь  бы  от  мух  избавиться.  В  общем,
получился у них с Горынычем симбиоз. Монстр вокруг него своим  дыханием  мух
уничтожает, a Попов не  позволяет  местным  мальчишкам  в  Горыныча  навозом
кидаться!
   Кстати, когда меня блохи совсем  одолевать  начинали,  я  тоже  к  нашему
монстру на обработку приходил. От его дыхания блохи дохнут не хуже мух. Одна
беда - после такой химчистки приходилось полчаса в реке сидеть. Ждать,  пока
горынычевскую вонь из шерсти проточной водой вымоет. В общем, когда  наконец
проблема с размещением нашего персонального дракона была решена, Сеня взялся
за благоустройство последней из пяти снятых нами  комнат.  В  ней  Рабинович
собрался разместить офис детективного агентства  ?Серые  тени?.  Ему  претил
местный порядок заключать сделки, сидя за столом первого попавшегося кабака.
Вот  Сеня  и  решил  цивилизовать  этот  процесс.  По  специальному   заказу
Рабиновича для офиса был изготовлен стол, отдаленно напоминающий письменный.
Кому как, но лично мне он всегда напоминал помесь пивной бочки с  гладильной
доской. Настолько замечательно  были  выдержаны  плотником  все  необходимые
пропорции!
   Оснастив комнату несколькими деревянными  креслами,  больше  похожими  на
стульчак инвалида Великой Отечественной  войны,  чем  на  самих  себя,  Сеня
добавил к меблировке кособокий шкаф из неоструганных досок и  успокоился.  Я
удивляюсь, что он у местных мастеров еще и телефон  не  додумался  заказать!
Вылепленный из глины, например...
   Обустраивать рабочее место Сеня закончил ближе к вечеру. К  тому  времени
на постоялом дворе Катберта успела побывать половина  города.  Кто-то  желал
облобызать  ручку  святого  человека,   кому   хотелось   просто   послушать
болтовню ?очевидцев?.  Пришел  даже  в  полном  составе  караван  обожженных
свекловозов.  Их  требования  были  предельно  ясны  и  просты:  раз  чудище
причинило им ущерб, то оно должно  его  отработать.  Очаги  у  них  в  домах
разжигать да дичь на охоте поджаривать. Умники какие!  А  ?Педигри?  вам  не
мясо?!
   Рабинович, естественно, имел на Горыныча свои виды и уступать его  никому
не  собирался.  Он  ласково  попросил  Жомова   объяснить   излишне   жадным
колхозникам, где находится их место. Иван сделал больше:  он  им  это  место
показал, закинув всех четверых в навозную кучу.
   Буквально через минуту к Сене ворвался перепуганный Попов. Толпы фанатов,
ищущих благословения, настолько  достали  его,  что  Андрюша  не  знал,  где
спрятаться. Сеня и тут нашел выход  (рационализатор  хренов!).  Он  попросту
нацепил на меня воняющий Горынычем ошейник и вывел на крыльцо.
   - Мурзик, сторожить! - А что еще я мог от него услышать?!
   О-ох, будет и на моей улице праздник. Помяните мое слово, я  этому  скоту
всю масленицу так испорчу, что у него первый блин в горле комом встанет!  Ну
не может Сеня нормально разговаривать!  Вот  и  пришлось  мне,  не  познавши
ласки, сидеть и угрожающе рычать на всех, кто в дверь постоялого двора войти
пытался. Впрочем, желающих попасть внутрь очень  скоро  поубавилось.  То  ли
из-за моего грозного вида, то ли из-за жомовской выходки. Как бы то ни было,
но часов до девяти нас не тревожили. Зато потом к постоялому двору подкатила
целая делегация. Со старейшиной Каммлана во главе.
   Несчастный Рабинович, по самый свой длинный нос  загруженный  меблировкой
офиса нашего детективного агентства, решил, что аборигены  пошли  на  штурм,
дабы заполучить и чудище, и личные сбережения Сени. Он протрубил  тревогу  и
выставил в первую линию обороны меня и Жомова.  Ну  а  кого  еще?  Собака  и
дурак. Разве их жалко?
   Я-то еще издалека разобрал, чего хотят местные жители, поэтому и пошел им
навстречу совершенно спокойно. Но Рабиновичу  такой  выходки  все  равно  не
простил. Я у него, можно сказать, единственный родственник во всем  мире,  а
он меня спокойно на растерзание отправляет!
   Хотя о чем это я? Растерзания никакого, конечно, не  готовилось.  Местные
жители целый день совещались, чтобы решить:  дешевле  ли  нас  повесить  как
колдунов или проще отдать обещанные подарки и видеть в нас своих защитников.
В итоге здравый смысл  победил.  Поскольку,  разозли  они  Горыныча,  королю
Артуру точно не нашлось бы куда вернуться. Сгинул бы вместе  с  испепеленным
Камелотом  и  знаменитый  Круглый  стол.  Да  и   рыцарей   бы   значительно
поубавилось.
   Что бы тогда стало со всемирной историей?
   Жомова, как первого из героев, вышедших благодарному населению навстречу,
и наделили больше всех. Мне, естественно, ничего не  досталось!  То  ли  эти
примитивные дикари еще не додумались, что псам можно дарить,  то  ли  просто
подходить ко мне боялись. В итоге я на все плюнул, пошел на  кухню  и  самым
наглым образом своровал со  стола  половинку  кабанчика,  приготовленного  к
пиршеству.  И  попробуйте  мне   только   предъявите   что-нибудь!   Вы   не
представляете! В шестом веке от Рождества Христова (или доберман  его  знает
теперь  в  каком!)  люди  свято  верили,  что  служители  церкви   живут   в
воздержании, бедности и всякой другой ерунде! Поэтому для Попова приготовили
черный шерстяной балахон с огромным капюшоном, содранный по дизайну, видимо,
с самой смерти, и ПРОСТЫЕ изумрудные четки. Каратов на двадцать пять  каждый
камешек.
   Увидев такой подарок, Рабинович попросту выпрыгнул из окна второго  этажа
едва не на головы ?данайцам?, дары приносящим! Если бы  Андрюша  вовремя  не
спрятал четки под балахон, Сеня вряд ли сумел бы обуять природную жадность и
устроил бы прямо перед обомлевшим народом бои без правил. Причем не считаясь
с разницей в весовой категории.
   Впрочем, Сеню местные жители тоже не забыли. Повесили ему на пузо золотую
цепь килограммов семь весом  и  сунули  в  его  загребущие  ручки  не  менее
увесистый кошель с местной валютой. От такого  подарка  Рабинович  настолько
потеплел душой, что даже сквозь пальцы посмотрел на то, чем одарили Жомова.
   Каммланские  мастера  за  несколько  часов  отковали  для  него  огромный
железный нагрудник, срядили ему кольчугу из пяти  штук  меньшего  размера  и
нарыли где-то в своих кладовых  полутораметровый  двуручный  меч.  При  этом
старейшина Каммлана похвалился, что  готовили  сей  перочинный  ножичек  для
короля Артура по особому рецепту, да вот с размерчиком прогадали!
   В общем, подарками оделены были все. Даже про  доблестного  Кауту  жители
Каммлана не забыли.  Правда,  подарки  ему  достались  поскромнее:  короткий
римский  меч,  римские  же  доспехи  и  собственная  чалая  кобыла.  Вот  уж
последнего саксу хотелось меньше всего. Но Рабинович ее оставил, сказав, что
в хозяйстве все сгодится.
   Предчувствуя, что Горыныча забудут покормить (хотя я поначалу и не  знал,
что он может есть практически все. В том числе и мебель. Хотя и предпочитает
отравленных своим дыханием насекомых), я решил  на  пиру  не  оставаться,  а
подняться наверх и угостить нашего нового -  пусть  и  вонючего  -  товарища
сворованным кабанчиком. Оторвав от тушки пару  хороших  кусков,  я  просунул
мясо Горынычу под дверь и поспешил смыться в свою комнату,  даже  не  слушая
слов благодарности. Уж слишком ?приятным? запахом они сопровождались!
   Утром  было  все  как  обычно.  Жалостливые   стоны,   просьбы   принести
опохмелиться или хотя бы простой воды испить, и все такое! Я-то  давно  знаю
цену всем алкогольным зарокам. И на известный вопрос: ?Какой русский  (читай
- еврей!) не любит  быстрой  езды??,  мог  бы  ответить:  ?Только  тот,  кто
отказывается от халявной выпивки!? Вторых у нас нет, значит, и первых  можно
не искать. Мой Сеня, как и следовало ожидать, надрался  местного  вина  так,
что даже в ушах плескалось, и приперся в комнату далеко за  полночь.  Девицу
он в этот раз почему-то не приволок. Я подумал, что он потерял ее где-то  на
полпути и  даже  в  коридор  выглянул,  чтобы  попытаться  устранить  Сенину
халатность. К счастью,  девиц  по  коридорам  не  валялось,  и  мне  удалось
относительно спокойно поспать. Если,  конечно,  не  считать,  что  Рабинович
делился  со  мной  почти  два  часа  своими  наполеоновскими  планами.   Вот
протрезвеет, гад, и ничего не вспомнит! А мне каждый раз слушай одни и те же
бредовые идеи этого недоделанного великого комбинатора...
   Утром Рабиновича ждала еще одна новость: на  постоялый  двор  к  Катберту
ввалилась целая орава броненосных аборигенов, нарекаемых здесь  рыцарями,  и
потребовала срочно увидеть ?благородного сэра Робина?.
   Катберт порядки местные знал. Он понимал, что ?срочно? - это ?срочно?!  А
не через полчаса. В противном случае можно схлопотать  по  лысеющей  маковке
шипастой дубиной и замазывать потом всю жизнь дырки  в  черепе  нестерильной
глиной. Поэтому-то наш хозяин и помчался быстрее ветра в покои ?благородного
сэра Робина?.
   - Господин хороший, не губи! - завопил Катберт прямо  с  порога.  -  Тебя
люди Галахада срочно к себе требуют...
   - Пошли их трамвай искать, - проворчал Рабинович и закрылся  подушкой.  -
Как найдут, пусть тогда и приходят.
   В этот момент лестница заполнилась грохотом тяжелых башмаков. Похоже, вся
кавалькада поднималась к нам и не собиралась  слушаться  голоса  совести.  Я
тихо  зарычал,  предупреждая  Рабиновича,  но  было  уже  поздно:   небрежно
отшвырнув в сторон перепуганного Катберта,  на  пороге  выросла  миниатюрная
статуя Командора.
   - Сэр Робин,  благородный  Галахад  ждет  вас  в  Камелоте,  -  таким  же
проржавленным, как и его доспехи, голосом  проговорил  посланник.  -  Будьте
добры немедленно собраться!
   Рабинович ответить не успел. Едва  он  открыл  рот,  придумывая  какое-то
извращенное оскорбление (н кто же так с похмелья с  людьми  разговаривает?),
как громче Сениного рта открылась дверь соседней  комнаты.  Оттуда  выбрался
бронированный Жомов, который, видимо, и спал в подаренных доспехах.
   - Вы не охренели так по утрам орать? - злобно поинтересовался он. -  Или,
может, в рыло хотите?
   Местные  рыцари  уже  были  довольно  хорошо  наслышаны  о   принятой   у
?сарацинов? форме вызова на поединок. Поэтому, как по команде,  развернулись
в сторону Жомова и преклонили головы, покрытые железными горшками.
   - Сэр Джом, - начал свою речь предводитель опергруппы рыцарской милиции.
   От чего у Жомова челюсть до пола отвисла. (А что ты думаешь, Ванечка?  Не
одному  Рабиновичу  с  кличкой  теперь