себя  в истории втянуть. Или, если хотите,  в Историю, поскольку в
древних веках  мы уже немало наследили.  Правда,  в первом  случае, во время
соглашения с  Нахором, побудительной  причиной  Рабиновичу  послужила вечная
жадность и страсть к  наживе, а во втором -- стремление побыстрее отвязаться
от надоедливых  египетских Маркса и Энгельса -- Моисея с Аароном, -- но сути
дела  это не меняет.  Простому  еврею еще, может быть, и позволительны такие
слабости характера, но вот Сене нет.  Все-таки он у  меня не просто еврей, а
еврей на службе государства Российского! Мент, одним словом.
     Я, конечно,  не берусь утверждать,  что в органах внутренних дел служат
исключительно  евреи -- я ведь пес, если  вы помните, -- но изменять прошлое
даже  такому существу, как российский мент, законами не позволяется. К чести
Сени,  стоит сказать,  к уговорам Моисея он поначалу отнесся стоически,  но,
увидя его непреклонность, два старца  развели жуткую бодягу:  "Помогите нам.
Вы чужестранцы.  Вы много  повидали. Расскажите фараону о  свободе религии и
вероисповедания!" Тьфу, гав, блин, даже до сих пор вспоминать противно то, о
чем они Рабиновичу говорили.
     Поначалу  Сеня держался геройски, не поддаваясь  уговорам  старцев.  Он
категорически  отказывался  влезать  в их дела,  предлагая Моисею  с Аароном
решать  религиозные  проблемы самостоятельно,  но  те  не  хотели отступать.
Милейшие  дедушки  уверяли  Рабиновича,  что  ему   на  аудиенции  даже  рта
раскрывать не придется. От моего хозяина требовалось  простое присутствие да
подтверждение всего,  что  будет  говорить  фараону  Аарон.  Они  так горько
плакали  и стенали, что мне от их воплей захотелось  взвыть, а Сене, судя по
всему, -- посыпать  голову пеплом, надеть грубый балахон, выкопать  землянку
на берегу Нила и объявить себя  отшельником, предварительно выставив у входа
пулемет как предостережение для излишне назойливых Моисеев.
     Вот тогда я первый раз пожалел, что Сеня воспитан не под забором и дать
по зубам  немощным старцам не  может. Два брата-супостата  тоже это поняли и
мгновенно  докатились до шантажа. Кряхтя и стеная, они  заявили, что встанут
на колени перед  входом в кабак  и не уйдут до  тех пор,  пока  Рабинович не
удовлетворит их  просьбы. После  этого  Сеня выкинул белый флаг, и  теперь я
совершенно не  представляю, чем несчастной Истории может грозить его поход к
фараону. Впрочем, утешает одно -- по крайней мере,  хорошего  от этой  затеи
ждать точно не приходится!
     Похоже, Рабинович и сам был точно такого же мнения. Я прямо-таки видел,
как в его голове  вертятся несмазанные алкоголем  шестеренки,  пытаясь найти
стопудовую причину  его отказа от похода  во дворец.  По-моему, он докатился
даже  до того,  что  решил  симулировать  сыпной тиф  и перепугать  половину
Мемфиса, разогнав его жителей по пустыне, но потом одумался.  Кто знает, как
в  Египте  поставлена  борьба с  эпидемиями?  Может быть, получив известия о
заразном  больном,  местные  люди в белых  халатах не станут церемониться  и
тратиться на вакцины, а просто подопрут двери трактира бревнами и сожгут его
к  кошачьей  матери?! Оказаться в роли  жаркого  Рабинович явно не хотел,  а
умнее тифа ничего  не придумал. Поэтому  Сеня  встал  с кровати и, почесывая
голый живот, в одних трусах поплелся в комнату Попова. Я, естественно, пошел
следом. Все-таки  я  биограф, а не  кот из подворотни. Мне  в центре событий
находиться положено!
     Попов спал, свернувшись калачиком, словно щенок в коробке. При  этом он
так жадно почмокивал губами,  что,  честное  слово,  будь  я суч...  скажем,
самкой, то не удержался бы и засунул ему титьку в пасть.  Сеню ни отцовские,
ни  материнские  чувства не  одолевали,  поэтому он  просто отвесил  Андрюше
подзатыльник, а когда тот  подскочил  на  кровати  и  ошалело  уставился  на
непрошеных  гостей   (то   бишь,   на   нас  с   Рабиновичем),   мой  хозяин
поинтересовался:
     -- И какого  хрена ты спишь до сих пор, свинья ленивая? Эликсир за тебя
Мурзик будет делать?
     В первую секунду Андрюша совершенно не  понимал, что происходит вокруг,
кто к нему пришел и чего,  собственно говоря, от него хотят получить еще  до
завтрака?  Впрочем, соображал он быстро, да и  просыпался легко. Поэтому уже
через секунду смог трезво (ой  ли?!) оценить обстановку и быстро покрылся от
злости красными пятнами.
     --  Ты  охренел,  Рабин!  -- констатировал  эксперт  и  запустил в Сеню
тяжелым берцом. С правой ноги, между прочим!
     Не знаю, то ли  Сеня увернулся, то  ли Попов  в него не  попал, а может
быть,  милицейскому  ботинку  просто перспектива  стыковки  с  полупьяной  и
небритой мордой  Рабиновича не понравилась, но пролетел он мимо головы моего
хозяина, ударился о  стену и свалился вниз,  едва не придавив мне  хвост. Я,
естественно, обругал Попова за такую встречу.
     -- А  ты, Мурзик,  лучше  вообще  заткнись! Подхалим несчастный,  -- от
такого необоснованного  обвинения  я даже дар  речи потерял. А то такого  бы
фитиля  в  Андрюшину гортань  вставил,  что  тот целый месяц ощущал бы  себя
бракованным куском динамита.
     -- Идите отсюда, гады, и до завтрака чтобы я вас не видел! -- продолжал
орать  Попов,  даже не заметив, чем для него оскорбления  в мой  адрес могли
обернуться.  --  Иначе,  Сеня,  честное слово,  сбегу  к  кузькиной  матери.
Посмотрим тогда, как вы отсюда выбираться будете!
     -- Ну так жри  быстрей,  -- буркнул  мой Рабинович, стараясь  не терять
лица, но апартаменты Попова все же покинул.
     Несколько секунд я сверлил Андрюшу укоризненным взглядом.  Однако после
ухода  моего хозяина  меня лично он и замечать  не хотел.  Естественно, я на
такое пренебрежение обиделся и дал  себе слово, что открою как-нибудь Жомову
с Сеней, как эксперт у них водку ворует, когда те  на мои вопли отвлекаются.
Двумя ударами задних  лап  я собрал в  кучу половик у  порога (это  один  из
мягких  собачьих   способов  выказать  людям  пренебрежение  их  умственными
способностями),  а затем  поспешил  следом  за  хозяином.  Все-таки,  помимо
описания  его   жизни,  я  еще  обязан  и  охранять   Рабиновича  от  разных
непредвиденных случайностей!..
     Потоптавшись в коридоре, Сеня  решил  заглянуть  в  комнату к Жомову  и
страшно удивился, не застав его там. Видимо, решив, что Ваня с раннего  утра
убежал в кабак  и  сейчас  опохмеляется в  одну харю, мой Рабинович помчался
вниз, даже забыв о  том, что из форменной одежды  на  нем только милицейская
фуражка... И  куда помчался, интересно? Мог бы и у меня спросить, где  Жомов
находится. Ведь меня, в отличие от Сени, ни слух, ни нюх не подводили.
     Влетев в кабак и не найдя там  ни Жомова, ни кого-либо еще, Рабинович в
нерешительности остановился,  совершенно не предполагая, где еще можно найти
омоновца. Могу поспорить, что в первую очередь мой хозяин  подумал  о винном
погребе,  но я решил его  не томить и с радостным лаем (дескать, потерянного
сто лет назад друга наконец-то нашел!) бросился  к  выходу из трактира. Сеня
сразу забыл о погребе и поспешил следом за мной.
     Зрелище, каковое мы увидели во дворе мемфисской гостиницы, было еще то!
Ваня  Жомов, по пояс  голый, приседал напротив двери  с огромным  бревном на
плечах.  Местная  оборванная детвора  облепила  все щели  в  заборах,  чтобы
вдоволь  насладиться зрелищем странных забав чужеземцев, впитать их в  кровь
и,  если гены  позволят, передать  затем потомству. Ну  а рядом  с  огромным
омоновцем,  в  точности  повторяя его  движения,  но не с бревном,  а  двумя
поленьями на плечах, занимался  приседаниями не  кто иной,  как Иисус Навин.
Рабинович от неожиданности поперхнулся слюной и застыл в дверях.
     --  И ты, Брут?! -- только через несколько секунд смог выдавить из себя
фразу мой  хозяин. -- Я же предупреждал всех, чтобы с местными никто  из вас
не связывался.
     -- И  тебе доброе утро, Сеня,  --  обиженно буркнул Жомов, не прекращая
упражнений. --  Согласен, ты предупреждал. Но пока ты шляешься там по всяким
базарам и  фараонам,  нужно  же  мне  чем-то  шляться?  Вот  и  научу  парня
уму-разуму, чтобы  он  от  всяких  чурок  по углам  не шарахался,  --  Жомов
подкинул бревно вверх под  восторженные вопли мальчишек и тут же поймал его.
-- Может, присоединишься к нам?
     --  Был бы ум,  помер  бы  от дум,  -- буркнул Рабинович. -- Ну  а Ване
зашибись. Нет мозгов и в рот... -- в этот момент Сеня наконец-то  рассмотрел
множество  молодых  умов  вокруг,  еще  не  совращенных   с  пути  истинного
ментовским матом, и, махнув рукой, не закончил фразу. Затем сплюнул на песок
двора и, круто развернувшись, скрылся внутри  таверны. Да-а,  похоже, утро у
нас не сложилось!..
     Несколько секунд я раздумывал,  идти мне следом за Рабиновичем или нет,
а затем решил махнуть на него хвостом. Все-таки я  ему друг и соратник, а не
нянька какая-нибудь! Сейчас их сиятельство начнет по постоялому двору бегать
и тумаки всем отвешивать, а  мне на таком  "развлечении"  присутствовать  не
хотелось. Потому как знаю, что, когда моему Сене уже некого будет в трактире
гонять -- кто умнее, разбегутся, а остальные  впадут в коматозное состояние,
--  хозяин  сразу  за  меня примется. Начнутся истерики  с выкриками  всяких
гадостей, вроде "сидеть", "лежать", "место" и тому подобное. А оно мне надо?
     Успокоится Сеня  только тогда,  когда  его  Нахор  на базар поведет.  А
поскольку  я уже знаю,  что очень  немногие  народности с  ментами  по части
выпивки потягаться могут (персы в их число никак не входят!), то пробуждения
караванщиков следует ждать не раньше, чем через пару часов.  Да  и  то, если
мой Рабинович на них как  следует насядет! Вот я и решил немного по  Мемфису
прогуляться. На кобелей  посмотреть  да  себя показать.  Может быть, местную
породу придется облагородить слегка...
     За крепостные стены я выбираться не стал, поскольку был  уверен, что  в
месте,  которое  так  пахнет,  ничего  интересного и познавательного быть не
может. Ну, а внутри городишко выглядел вполне прилично. Можно  даже сказать,
величаво.  Чистые  ровные  улицы,  красивая,  пусть и  немного прямолинейная
архитектура  зданий.  В общем, плагиат с  греческого.  Жалко только,  что ни
одного приличного столба на  улицах  нет. Даже перекрестки и то  лысые,  как
колено.  Пришлось  углами  домов пользоваться,  что,  как  вы понимаете,  не
слишком прилично.
     К моему удивлению, собак на улицах почти не встречалось. Так, пробежала
мимо  парочка  кобелей,  подозрительно  поводя  носами  в  мою  сторону,  да
несколько раз я мимо египтянок  проходил, которые на руках пародии на мопсов
таскали. Так вот, эти  пародии оказались крайне голосисты и даже делали вид,
что пытаются из  рук хозяек  выскочить,  чтобы меня  покусать.  Я  даже одну
человеческую суч.. тьфу ты, опять!...  самку  вежливо  попросил ее псинку на
землю опустить. Дескать, пусть попробует меня на зуб. Однако аборигенка меня
не поняла  и сама подняла жуткий лай, требуя  у городской  стражи немедленно
меня изолировать. Те попробовали. Сразу втроем с дубинками  ко мне кинулись.
Пришлось  на них рыкнуть.  А  пока эти три олуха от шока, который по-нашему,
отходили,  я  вспомнил о  предупреждении моего  Рабиновича не  связываться с
местными и  решил  с  достоинством удалиться,  предварительно  поставив свою
метку одному из стражников на  сандалии. Пусть, гад, знает, чего он стоит на
самом деле против русской милицейской овчарки!
     Я, конечно, не Жомов и иногда соображаю,  когда стоит драку затевать, а
когда можно от нее и уклониться (кто сказал, что боюсь?! ну-ка, иди сюда,  я
тебя  покусаю!). Однако  нагловатый  прародитель  мопса,  его  хозяйка и три
дуболома  из городской стражи настроение мне испортили. Хотелось кого-нибудь
порвать  на  британский флаг,  вот  и  начал я  бегать  по  улицам в поисках
приключений.
     Нашел!
     В  одном  из  узких переулков, куда я свернул во  время своей прогулки,
дорогу  мне  преградила  приличная  стая  псов  --  штук десять,  не меньше,
возглавляемая одной-единственной облезлой сучкой лет восьмидесяти, по вашим,
человечьим  меркам  на вид. Я  хоть  и  собирался  поработать для  улучшения
египетской породы, но на такую партнершу, естественно, никак не рассчитывал.
Поэтому  и собирался  пройти  мимо. Правда,  увидев ее  спутников,  я  решил
использовать  их  для эмоциональной разрядки,  но, присмотревшись, брезгливо
фыркнул.  Уж слишком жалко и убого  выглядела  стая, чтобы  мараться о шкуры
этих бродяг. Однако они считали по-другому!
     Едва  почуяв мое появление, все кобели разом навострили уши и, зарычав,
пошли ко мне навстречу. Я брезгливо посмотрел  на них свысока и хотел слегка
рыкнуть, предупреждая о том, с кем именно  они собрались связываться, но тут
увидел  интересную  картину.  Едва члены  стаи  отвлеклись от своего объекта
обожания, чтобы разобраться со мной, как какой-то  маленький  куцый кобелек,
видимо, до сих пор не  имевший доступа к вожделенной  самке, под шумок, пока
никто не видит, попытался ее оседлать. Причем вышло у него это так неуклюже,
что я  едва  не помер со  смеху. Вместо грозного рыка из моей пасти вырвался
какой-то  кошачий  писк,  и  эта  свора придурков  приняла  его  за  признак
трусости.
     Ну естественно, перед восьмидесятилетней старухой каждый кавалер просто
мечтал показаться героем.  Именно поэтому они рванулись вперед одновременно,
давя  и  отталкивая друг  друга.  При  этом последние даже  успевали  кусать
передних, побуждая их к более решительным действиям. Что  же, идите сюда,  я
вас встречу по-царски!
     С первым уродом из стаи я даже время терять не стал. Просто шибанул его
лапой, размазывая по стенке. Следующему наглецу  я продырявил клыками шкуру,
заставив его  с визгом умчаться вдаль.  Третий пес  попытался проскочить мне
под брюхо,  явно метя клыками в мои кобелиные достоинства. А,  каков подлец?
Стоило  бы его, конечно, проучить  как  следует за такую наглость, но терять
время  на него было жалко.  Поэтому  я  просто  прижал его  лапой к каменной
мостовой и держал так до тех пор, пока он не подавился собственным визгом.
     Остальные на секунду замерли, усиленно пытаясь понять, не зря ли они со
мной связались? Испугавшись нахвататься  от них  блох, я  решил им позволить
понять  величину  совершенной  ошибки   и  немедленно   убраться   восвояси.
Презрительно глядя на них, я оскалил зубы, собираясь  изложить им свои мысли
при  помощи языка жестов,  но  в этот момент  поверх  голов  своры увидел их
королеву.  Дамочка презрительно  отшвырнула от себя  шелудивого  кобелька и,
кокетливо  скалясь, развязной походкой направилась в мою сторону... Ой, мать
моя Жучка! Спаси меня, Рабинович.
     Я  понял,  что  здесь  мне и  конец пришел. Разглядывая  приближающуюся
престарелую дамочку, я даже был готов согласиться  не один, а десяток  раз с
ее свитой подраться, но это были только мечты. Я прекрасно знал, что теперь,
когда сучка выбрала  меня в партнеры, ни один кобель противиться не рискнет.
Оставалось только одно -- бежать из этого переулка и покрыть вечным  позором
гордое имя  российского милиционера. Уж лучше  смерть, чем унижение!.. И мои
молитвы были услышаны нашим собачьим богом.
     Позади  меня  раздался  грозный  рык,  почти  равный  моему  в  моменты
депрессии.  Я обернулся  и  застыл.  Узкий  переулок  за моей  спиной  почти
полностью  перегораживал  собой  огромный черный  волкодав,  и  он  явно  не
собирался ни уступать мне дорогу, ни обращать внимания на мнение престарелой
самки. Волкодав хотел драться, и  это меня вполне  устраивало!  Я облегченно
вздохнул  и,  не  дожидаясь,  пока  восьмидесятилетняя  нимфоманка  до  меня
доберется, бросился на волкодава. Встречай, дружок!..
     Я пес скромный, поэтому не стану  хвастаться, рассказывая, как возил по
камням черного волкодава, как откусил у него ухо, как заставил его скулить и
спасаться  бегством. В  общем, то, что я выиграл этот  бой  и с достоинством
убежал из переулка,  якобы  догоняя поверженного противника, вам и так ясно.
Оторвавшись  от  сумасшедшей  сучки  на порядочное  расстояние, я,  наконец,
перестал  гнать  волкодава и остановился, только теперь заметив, что все еще
держу в зубах его ухо. Сначала я хотел этот трофей в качестве доказательства
своей доблести  Рабиновичу  принести, но затем передумал. Не дай бог, начнет
мой Сеня стонать, обвиняя в том, что, лишив пса уха,  я отобрал у него часть
привлекательности  для  самок. Значит,  теперь  он  озлобится  от отсутствия
внимания  с их  стороны,  начнет шляться по  помойкам, общаясь с  бомжихами,
подцепит там  бешенство, укусит какого-нибудь ребенка, тот  умрет,  не успев
наплодить  потомства, и  вселенная никогда  не получит своего Эйнштейна. Мир
наш рухнет, а-виноват в этом буду только я.
     Вот  только  такой галиматьи  мне  и не хватало  для  полного  счастья!
Поэтому показывать моим ментам,  что  не  только  они  шеи аборигенам мылить
умеют,  я  не  стал.  Выплюнул  ухо  на мостовую  и принялся тщательно  себя
обследовать. Нет,  не на предмет  изучения  тяжести ранений! Их я вообще  не
получил. А  вот  блох  нахвататься  от  грязной своры вполне  был  способен.
Все-таки мы с ними дрались, а не кордебалет по паркетам выплясывали.
     Пару минут  я  бороздил  свою  шкуру  зубами,  пытаясь  найти  признаки
незаконного проникновения инсектов во вверенную мне  шкуру. К  исходу шестой
взвыл. Ехидно  щерясь, на  меня нагло смотрела огромная  блоха, ожиревшая от
хорошего  питания  на  телах  не  слышавших  о гигиене местных  псов.  Ее я,
естественно, придушил,  но гарантий  того,  что эта гадость была  на  мне  в
единственном числе, у меня не было. Более того,  от вида этой прыгучей твари
я пришел в такую панику, что дошел  до галлюцинаций. Мне стало казаться, что
блох на мне целая армия и все они одновременно вцепились в меня зубами. Едва
не взвыв от ужаса, я помчался назад, не переставая на ходу чесаться.
     Ближе  к  постоялому  двору,  на  котором   мы   нашли  себе  временное
пристанище,  страшный зуд прошел, и я  понял, что чесотка у меня началась от
нервов,  а не от  множества укусов. Скорее всего,  та тварь тащилась на моей
шкуре в полном  одиночестве, и все равно я пожалел, что с нами нет Горыныча.
Все-таки  санитарная обработка  его желудочно-выхлопными газами  мне  бы  не
помешала. Так, для страховки.
     Во дворе таверны  уже толпился народ. Караванщики загружали  верблюдов,
поднимали их и готовились отправиться с  товаром  на  базар. Сеня  с мрачным
видом  ходил  около  них кругами в сопровождении  просто излучающего счастье
Нахора.  Жомова  с  Поповым  нигде  не  было  видно,  и,  судя   по  степени
завершенности сборов каравана, искать их  времени у  меня не  было. Впрочем,
даже  драному коту было  ясно,  что наш  эксперт  закрылся в своей комнате и
мучает науку, пытаясь состряпать волшебный эликсир, ну а Ваня, скорее всего,
гоняет  где-нибудь в окрестностях  Мемфиса  Иисуса Навина и  еще  нескольких
добровольцев, прививая им любовь к воинской службе.
     Я  задумался.  Собственно  говоря,  тащиться  на  базар  и  целый  день
смотреть, как Рабинович обдуривает простодушных аборигенов, большого желания
у меня не было. Что я, мента в форме на рынке никогда не видал? Или не знаю,
что Сеня даже норвежцам траулер  сельди продать  сможет? Причем по. цене  не
ниже, чем значится на ценниках в вашем рыбном магазине!
     Конечно,  кому-то это  может  показаться  интересным и поучительным, но
лично меня как дисциплинированного милиционера коммерческая  деятельность ни
капли не  интересовала. Поэтому я  предоставил  Сене возможность купаться  в
лучах  славы и обожания со стороны Нахора без моих  ехидных замечаний, а сам
решил потихонечку  смыться  и  поискать  Жомова. Конечно,  с  его  замашками
армейского сержанта я тоже знаком, но на учениях хоть поразмяться хорошенько
можно, помогая Ванечке гонять по плацу "духов".
     Жомова с личным сос