взбесился.
     -- Да чтобы тебя грудная жаба задушила! -- вскочив с места, завопил он.
-- Задолбал уже со своими... -- и запнулся.
     Вода в Ниле, прямо напротив ментов, за спиной патриархов, запузырилась,
словно от огромной таблетки растворимого  аспирина. Следом за этим  странным
явлением из речной глади появились  мутные глаза. Пару  раз моргнув,  они на
секунду  вновь скрылись в мутной  воде, а затем на берег Нила выбралась и их
обладательница -- двухметровая  жаба  с большими  отвисшими  грудями.  Левой
лапой она  прижимала  к этим  молочным  железам, совершенно не положенным ее
виду, скрипяще квакающего лягушонка, а правой чесала длинный красный язык.
     --  О-хо-хонюшки-хо-хо! И что же вы меня,  мужики поганые, от кормления
отрываете? --  горестно вздохнула жаба и  без лишних  слов принялась  душить
Моисея.
     Старец  захрипел, пытаясь отбиться от беспардонного чудища, а остальные
в оцепенении смотрели на новое чудо природы. То ли  от вида  жабы, то ли  от
методов  ее  работы все  оказались в таком глубоком  оцепенении,  что первые
несколько секунд даже  пошевелиться не могли, не  говоря  уж  о  том,  чтобы
прийти  заслуженному  пенсионеру  Мемфиса  па помощь. Первым  в  себя пришел
Рабинович.
     -- Попов,  немедленно убери  эту  гадость! --  гоном школьного  учителя
заявил он, ткнув дубинкой в сторону кормящей матери.
     -- Да я-то тут при чем?  -- с перепугу возмутился криминалист,  а затем
сообразил,   кого   именно    нужно    Моисею    благодарить   за   приятное
времяпрепровождение.
     --  Сгинь,   нечистая!  --  завопил  он,  простирая   руки   в  сторону
бородавчатого киллера.
     -- Да чистая я, -- обиженно ответила жаба, не прекращая своего занятия.
-- Не видел, что ли, как я из реки вылезла?
     Попов оторопел. Ляпнуть какую-нибудь гадость, вызывающую затем какие-то
престранные последствия,  ему уже доводилось и не раз. Однако  впервые в его
практике продукт необдуманного словоизвержения не  желал убираться восвояси.
Более того,  это подлое отродье поповских эмоций еще и  пререкалось со своим
создателем. Жомов уже выхватил из  кобуры пистолет, то ли чтобы помочь другу
избавиться от наглого существа, то ли для  избавления Моисея  от мучений. Но
выстрелить омоновец  так  и не успел  --  Андрюша просто озверел  оn  жабьей
наглости.
     --  Ах ты,  крыса поганая! -- завопил  он, и жаба трансформировалась  в
вышеуказанное существо, обвешанное пищевыми отходами.
     -- Змея подколодная! -- жаба-крыса тут же мутировала в  змею, которую и
придавила свалившаяся с неба дубовая колода. -- Да чтоб тебя каток переехал.
     Тихо  зашуршав,  из  прибрежных  камышей  выехал беспилотный  каток  и,
проехав по плоду поповского воображения, плотно умял этого биотрансформера в
прибрежный грунт. Удовлетворенно фыркнув  выхлопной  трубой,  рабочее орудие
дорожных строителей  покатилось дальше в реку  и  весело пыхтело до тех пор,
пока полностью не скрылось под водой. А от экс-жабы, вице-крысы, а ныне змеи
над землей, осталась только дергающаяся часть хвоста.
     --  Вот так  вот!  -- удовлетворенно хмыкнул  Попов. --  И провались ты
пропадом!
     Змеиный хвост последний раз дернулся и с  легким треском  растворился в
воздухе. Ну  а  в качестве  печной памяти последних событий  ментам остались
хорошо  укатанная  прибрежная полоса  и  Моисей, усиленно  оттиравший с  шеи
отпечатки жабьих  пальцев. Рабинович  облегченно  вздохнул и  что есть  силы
влепил криминалисту затрещину.
     -- Андрюша,  если еще  что-нибудь подобное ляпнешь, я тебе язык к зубам
гвоздями прибью! -- добродушно пообещал он.
     --  Да  пошел  ты...  --  обиженно  огрызнулся  Попов, но  замолчал  на
полуслове, испугавшись, что Рабинович действительно пойдет.
     Поднявшись с  места, Андрюша, как  он это  всегда  делал  в  стрессовых
ситуациях,  отправился кормить рыбок. Ну а  поскольку  хлеба под  руками  не
оказалось, Попов начал  швырять в реку кирпичи.  Неизвестно,  понравилось ли
такое угощение рыбам,  но вот крокодилы были от  него не в восторге. Получив
из щедрых рук криминалиста пару раз каменюками по различным частям тела, они
на  время  уняли  свою  страсть  к  мелодрамам  и  отправились  погулять   в
противоположный конец Нила.
     -- Г-г-г... -- новыми воплями Моисей привлек к себе внимание ментов.
     -- Если  вы  думаете, что мы немощны и  слабы, то вы правы, --  тут  же
перевел  Аарон,  оказавшийся  вынужденным  в третий раз  за день выходить из
ступора. -- Мы действительно слишком ничтожны. Но если  вы считаете, что без
вашей  помощи мы и гроша ломаного не  стоим, то  глубоко ошибаетесь.  С нами
бог, и он не оставит своих сынов без высочайшего покровительства. Вот сейчас
я...  --  Аарон  запнулся  и  с  удивлением  посмотрел  на  брата,  усиленно
жестикулирующего и мычащего.
     -- Ты не одурел, Мойша? -- оторопело заяви. он. -- Я тебе не  факир, --
Моисей утроил  скорости жестикуляции.  --  А  я тебе говорю,  что ты  с  ума
сошел!..
     --  Эй, орел, может, переводить  будешь?  --  нетерпеливо  одернул  его
омоновец. Старец поморщился.
     --  Моисей говорит... Акцентирую,  это  слова Моисея!..  Что  стоит мне
только  посохом  коснуться воды Нила, и она превратится в кровь,  -- упавшим
голосом закончил он. -- Лично я  в эту ерунду не  верю, но братец настаивает
на демонстрации. Так что, извините!..
     Горестно  вздохнув, Аарон  направился  к  воде и со  всей силы  шлепнул
посохом по мутной поверхности  Нила. В первые  несколько  секунд  совершенно
ничего не  произошло, и старец начал  поворачиваться  к ментам,  всем  своим
видом давая понять, что именно такого эффекта он и ожидал, но  в этот момент
Нил вдруг начал менять  цвет. Сначала его  вода густо пожелтела, затем стала
оранжевой и к концу метаморфозы обрела удивительно густой багровый цвет.
     -- Сильно! -- только и смог произнести Рабинович, а Жомов принюхался.
     -- Не знаю, что он сделал с речкой, -- безапелляционно заявил омоновец,
-- Но это точно не кровь!..

Глава 3

     Вы себе  не  представляете, что творилось  на берегу. Признаюсь честно,
что даже я от всех этих чудес оторопел, а уж об остальных и говорить нечего.
Невозмутимым  один  только  Жомов оставался, да  и  то только потому, что до
Ивана  вообще все очень долго доходит.  Конечно,  я  прекрасно  знал, что от
Попова всего  чего  угодно ожидать можно, и, когда-нибудь  кто-то  из-за его
длинного  языка  станет клиентом нашего патологоанатома, но на  то, что  это
может произойти так быстро, я совершенно не рассчитывал. Да еще тут и  Аарон
масла в огонь подбавил, перекрасив Нил в бордовый цвет.
     Мои менты  сразу заорали, закудахтали и  принялись вдоль берега бегать,
пытаясь понять, что именно случилось  с рекой и какая гадость в ней заменила
воду. Нет, Сеню с  Поповым я еще понять могу -- у них обоняние слишком слабо
развито, а вот за Ванечку мне было стыдно. Сколько раз я слышал от остальных
ментов, что  у Жомова просто  исключительный нюх  на  выпивку,  а  тут такое
разочарование... Ванечка, родной, так ведь это  вино  теперь в русле  течет.
Это тебе даже  щенок слепой мог  бы  сказать,  а ты, высококвалифицированный
профессионал,  знакомого запаха  так  узнать  и  не мог.  Где  же  твой  нюх
исключительный?
     Впрочем, разочаровывал меня омоновец не слишком долго. Пару раз глубоко
втянув  носом  воздух,  он,  наконец,  понял,  чем  Нил пахнет,  и  поспешил
поделиться своим открытием с друзьями. Более того, Ваня  немедленно собрался
произвести внутрижелудочную пробу жидкости из  реки,  но  Сеня его  удержал.
Дескать,  если отравишься, то до ближайшей реанимации, расположенной тысячах
в трех лет впереди, добраться никто уже не успеет.
     Жомов  был  вынужден  согласиться  с  доводами  моего хозяина и грустно
застыл на  берегу  реки,  жадно и  без  надежды в глазах глядя  на  багровую
жидкость. От  душевных терзаний спас омоновца верный  Навин. Молодой рекрут,
которому Ваня не так давно обещал  присвоить звание ефрейтора,  покинул свой
пост в оцеплении и, бросившись вперед, зачерпнул каской вино из Нила. Прежде
чем  его  кто-то  успел  остановить,  Иисус сделал  два больших глотка  и  с
преданностью в глазах повернулся к омоновцу.
     -- Вино, товарищ старшина, -- уверенно заявил он. -- Без отравы и очень
хорошего качества. По-моему,  ничуть  не хуже  каберне. А может быть, даже и
получше.
     --  Два наряда вне  очереди! -- рявкнул  Жомов.  Сами  знаете, в  армии
инициатива   наказуема.  --   Это   за   самовольное  оставление  поста.   И
благодарность  с  занесением  в  личное  дело.  За   проявленный  героизм  и
самопожертвование на благо командира!..
     Навин  сначала  побледнел,  а  затем  зарделся  и  качающейся  походкой
(видимо,  вино  действительно  оказалось  таким,  каким он  его  расписывал)
вернулся на свой  пост. Что же, Ваня, можешь теперь расслабиться. И качество
вина установлено, и самый ценный подчиненный остался жив!..
     Жомов все  же самолично  попытался  проверить правдивость слов  Иисуса.
Отобрав  у кого-то из своих воинов медный шлем, он  бросился к  речке, чтобы
наполнить  его самородным вином, но мой Сеня не позволил. Грудью встав перед
омоновцем, Рабинович заявил, что, во-первых, продукт нестерильный, поскольку
у  Нила  берега  даже  не  кисельные,  а из грунтовых  пород,  и  выхаживать
омоновца,  заработавшего  себе   расстройство  желудка,  он  не  собирается.
Во-вторых, Жомов и дома речную воду только после многократного  хлорирования
пьет, а тут, в Древнем Египте, в реках может и тиф  с холерой водиться. Ну а
в-третьих,  Рабинович  уже  объявлял  сегодня утром  сухой  закон  и  дважды
повторять не собирается.
     -- Собственно  говоря, мне по фигу!  -- закончил  свою  речь  мой Сеня,
отходя в сторону. -- Если хочешь заработать себе брюшной тиф, моровую язву и
сифилис...
     -- Крякнулся,  что ли?! -- на последнем  слове  перебил его Ваня. -- Ты
думаешь,  я  Ленке смогу  объяснить, от чего у  меня  эта зараза  появилась?
Думаешь, она поверит, что я заразился, когда вино из Нила пил?
     -- А  тебе, друг мой Ванечка, и объяснять ничего никому не придется, --
ехидно заверил его  Рабинович. --  Ты  у нас сейчас  бросишься бухать и,  не
выходя из  запоя,  заразишься  всем, чем только можно. Потом  тихонечко,  не
трезвея, сдохнешь где-нибудь в уголке, и никто не узнает, где могилка твоя!
     --  Сеня, ты думаешь,  что  я настолько спился, что способен  винище из
реки безмерно хлестать? -- оскорбился от нарисованных перспектив  Жомов.  --
Да я его лучше в кабаке куплю! А дармовое -- пусть бомжи хлещут.
     Конечно,  Сеня  не на такую  реакцию со  стороны друга  рассчитывал. Но
поскольку конечная  цель  -- отлучение Жомова от винно-водочной реки -- была
достигнута,  на  остальное  он  просто  посмотрел  сквозь  пальцы.  У  моего
Рабиновича  теперь только одна мысль осталась. Зато такая глобальная, что ее
на лице,  как  на  экране телевизора, можно увидеть было. Знаете, это как  у
Стивена Сигала, когда он ходит по всяким злачным местам, на морде заглавными
буквами и жирным  шрифтом написано: "Давайте я  кому-нибудь сломаю челюсть",
так и  у моего Сени сейчас легко можно было прочитать: "Дайте мне немедленно
вывести евреев из Египта или я кого-нибудь убью!" Не убьет, конечно.  Пугает
просто. Но это знаю только я, а остальным лучше не проверять.
     Пока  мои менты возвращались  на травку и чинно усаживались на  прежние
места, Моисей с Аароном так и не сдвинулись  ни на  миллиметр от кромки воды
(вина, если уж  быть до конца точным!). Причем первый  радостно приплясывал,
завывая  себе под нос какой-то мотив  без слов, отдаленно напоминающий "семь
сорок", а второй представлял собой собственную  статую,  в четвертый  раз за
день  впав в ступор.  Если  честно, мне старика жалко стало. Столько шоковых
ситуаций за такое короткое  время  любого в могилу свести  могут, а я что-то
сомневался, что у нашего  патриарха сердечко  достаточно крепким окажется  и
выдержит все перипетии общения с российскими ментами. Я-то по себе знаю, что
чем чаще они кого-нибудь в ступор вводят, тем больше вероятность приближения
какой-нибудь, но непременно  глобальной  катастрофы. Поэтому ничего хорошего
от дальнейшего развития событий не ждал.
     Впрочем, никого, кроме меня, это не беспокоило. Нахор  вернулся назад с
корзиной,  наполненной пищей,  и  менты тут же  принялись  уплетать  поздний
завтрак (или ранний обед?) за  обе щеки, выслушивая самовосхваления перса по
поводу его хитрости, изворотливости и находчивости. Сеня, хоть и старательно
напрягал извилины,  придумывая самые  разнообразные способы бегства  евреев,
вслух это за  едой не обсуждал. Понимал, гад, что  от  друзей никаких ценных
советов не получит, пока они свои бездонные животы не набьют. Меня же сильно
волновало иное. Я никак не  мог понять, как патриархам удался фокус с Нилом.
Кран с трубы местного винзавода Аарон своим посохом, что ли, сорвал?
     В отличие  от моего  хозяина, я не забыл  о том,  что мы представляем в
Египте всю нашу российскую милицию.  Должностных обязанностей с нас никто не
снимал,  а  это  значит, что  до  истинных  причин  любого  происшествия  на
вверенной нам территории докопаться мы просто обязаны. Поэтому, если уж Сеня
с  друзьями  решил прохлаждаться  под  африканским  солнцем,  пожирая мясо с
овощами и закусывая их фруктами, придется мне поработать одному.
     Проглотив слюну -- есть-то мне тоже хочется, но работа прежде всего! --
я подошел поближе к старцам и принюхался. Рыба, дыни, много лука, пыль, пот.
От Аарона  --  страх  и  недоумение,  от Моисея --  ликование  и  абсолютная
уверенность.  Больше  ничем  не пахло.  Ни  трубами  с  винзавода,  ни  даже
какой-нибудь паранормальностью, как от нашего Горыныча...
     Что  вы ухмыляетесь?  Не верите,  что я  по  запаху  страх от ликования
отличить  смогу? Тогда  возьмите специальную литературу  и почитайте. Ученые
довольно часто  правильные вещи в своих трудах пишут, хотя и среди них олухи
попадаются.  Например, те, кто утверждает, что псы все  в черно-белом  цвете
видят.  Загрыз бы таких  за вранье, если бы  на  улице  встретил!.. Впрочем,
извините, я отвлекся. Вернемся к нашим баранам, то бишь патриархам.
     Я,  конечно, самым тщательным образом  обнюхал Аарона с Моисеем и  весь
берег  поблизости  от них,  но совершенно  ничего необычного  не  обнаружил.
Старики  как  старики, и пахнет от них  соответственно.  Впрочем, как  и  от
Попова  за  версту  несет  обычным  экспертом-криминалистом,  а  ведь  и  он
чудачества вытворяет. Одна грудастая жаба чего  только стоит, не говоря уж о
его прошлых достижениях!  Честное слово, мелькнула  у меня мысль о том,  что
наши  патриархи  тоже  из  параллельной  вселенной  могут  быть. Мелькнула и
затаилась. Все-таки доказательств  этому у  меня никаких  не  было, а нам по
уставу бездоказательно обвинять  кого-либо  не положено. Поэтому  оставалось
только  одно -- следить  за стариками  и надеяться,  что они  как-нибудь  по
неосторожности проявят свою суть.
     Старцы  тем  временем  решили  меня не томить и приступили к  действию.
Предварительно посовещавшись при помощи жестов (по мне  так уж лучше бы друг
друга обнюхивали, и то информации можно больше получить!), патриархи твердой
поступью направились к обедающим ментам. Посмотрев на выражение лиц Аарона с
Моисеем,  я было подумал, что дедушки сейчас еду у моих сослуживцев отбирать
начнут. Слава богу, я ошибся.
     -- Хвала господу, положение изменилось! -- Моисей, видимо, перепуганный
инцидентом с жабой, даже  не пытался говорить, поэтому вещал один Аарон.  --
Теперь, когда благоволение господа к нам больше не требует доказательств, мы
должны  идти во  дворец  к  фараону и объявить ему  о  том,  что  несчастье,
постигшее Египет, -- это кара за его гордыню...
     -- О каком несчастье идет речь? -- вкрадчиво поинтересовался Рабинович.
     -- Как  это?  --  оторопел старец. -- В Ниле больше нет воды.  Люди  не
смогут поливать огороды,  поить  скот, готовить  пищу и пить.  Разве это  не
несчастье?
     --  Эхо  уж кому  как!  -- хмыкнул Сеня и  махнул  рукой  куда-то вдоль
берега.  --  По-моему, те  люди  несчастными  не  выглядят  и  даже  пьют  с
удовольствием.
     Патриархи  повернулись в указанном направлении, да и  я не удержался от
того, чтобы посмотреть, что там происходит.
     Там,  куда  показал Сеня, еще недавно паслось стадо овец под присмотром
двух плюгавых аборигенов. Видимо, в то время, когда Аарон по  глупости начал
плюхать  посохом по  воде,  животные мирно  ее пили.  Судя по всему, утолять
жажду из Нила они не прекратили и позже, и сейчас культурно отдыхали -- овцы
дружно водили хоровод вокруг единственного барана  в отаре, а пастухи сидели
в обнимку на  берегу и распевали на  всю округу египетский вариант  народной
песни алкоголиков "Бывали дни веселые..."
     -- Исключение из  правил является только подтверждением самих  правил и
никак не может  считаться фактом закономерности, определяющей общее развитие
событий,  -- с сомнением в голосе  произнес  Аарон.  -- Надеюсь,  я  понятно
выражаюсь?
     -- История нас рассудит, -- заявил в ответ Рабинович, а Жомов спросил:
     -- Чего это он сказал?
     -- Он сказал, Ванечка, что, если ты пьешь вино, это еще не  значит, что
твоя теща пьет  вино,  -- ехидно ответил Сеня. -- А если и она выпивает, то,
скорее  всего,  из-за  того,  что   с  тобой  пьяным  по-трезвому   общаться
невозможно. А если и возможно, то только потому, что ты слишком много пьешь.
     -- Все равно ничего не понял, -- растерянно хмыкнул Жомов.
     -- А тебе это и не нужно,  --  уверил его мой  хозяин  и  повернулся  к
Аарону. -- Во  дворец фараона ходить больше не хрен. Этот придурок все равно
так же, как Жомов, ничего не поймет.
     -- И все-таки, я думаю, что,  если мы  вместе с вашим другом, -- старец
почтительно поклонился в сторону Попова, -- покажем Рамсесу чудеса, творимые
при  помощи божественного  благословения, он  вынужден будет  уступить нашим
просьбам.
     Аарон   еще  долго  разливался   мыслью  по  древу,  но  мой  Рабинович
прислушаться к его  словам  наотрез отказался.  После утреннего инцидента со
стражей Сеня понял бессмысленность ведения переговоров с этим фараонствующим
террористом и стал настаивать на  решительных действиях. Например, предлагал
прорываться с  боем из  Египта. О  том,  как  заставить драться с  солдатами
ожиревших на казенных харчах соплеменников Моисея, Рабинович не сказал, да и
старцы  его  все  равно бы слушать  не  стали. Моисей  с  Аароном  настолько
поверили  в божественное благословение,  лежавшее на них, что решили,  будто
смогут теперь разговаривать с фараоном с позиции силы. Возомнили, блин, себя
Штатами в Совете Безопасности ООН!
     Жомов  с  Поповым  участия  в  дискуссии  Рабиновича  с патриархами  не
принимали  никакого.  Анд-рюша,  как  обычно,  поддерживать  разговор  из-за
постоянно  забитого  рта не мог,  а  Ване и  вовсе  все обсуждения  были  до
лампочки. Он у нас  человек  действия. Есть конкретная задача --  выполняет,
нет   --  баклуши   бьет.  Мой  Сеня  надрывался  один  как  мог,  доказывая
бесполезность ведения переговоров с фараоном. Кончилось это все тем, что они
с  патриархами  разругались,  и  два  разгневанных  старца, гневно  фыркнув,
отправились к Рамсесу одни.
     Сеня облегченно вздохнул и, вернувшись к трапезе, успел даже вырвать из
захапистых рук Попова два куска мяса. Я тихонько рыкнул, напомнив, что также
имею право  на часть обеда, и моему хозяину не  осталось ничего другого, как
разделить обед со мной.
     -- Ну и что теперь будем делать? -- поинтересовался Ваня,  которому уже
надоело просто сидеть и ждать у Нила погоды.
     -- Ни-че-го! -- о-очень раздельно произнес Сеня в ответ.
     ХЛО-ОП!!!
     Здрас-с-сьте!  Давно  вас,  сударь,  не видели.  Заждались  прямо-таки.
Лопаемся  от счастья при вашем  появлении... Я бы еще н