топление в ночь перед Рождеством. При этом непременно  не  пить  и
постараться спокойно спать. Те ощущения, которые вы утром  испытаете,  и
будут в точности соответствовать тем, которые мы получали каждый раз при
пробуждении в степях Ближневосточья.
   Мне-то что? У меня шерсть все-таки не из "чебурашки"  надерганная.  Я
не мерзну, хотя ощущения не из приятных. Особенно после жаркого  дня.  А
вот   Андрюша   каждую   ночь   коченел   и   исключительно   вследствие
переохлаждения организма, а не из каких-то там темных побуждений ближе к
утру, во сне, начинал искать себе мощный источник тепла. Чаще всего  они
с хладнокровным Горынычем друг друга ночью находили.  Правда,  бывали  и
исключения. Вчера, например,  нашего  криминалиста  каким-то  образом  к
Фатиме под бочок занесло. Девица добротой нрава и любовью к ближнему  не
отличалась, поэтому Попову погреться не привелось. Он лишь схлопотал  по
морде от танцовщицы и потом еще полчаса объяснял Рабиновичу, что  ничего
плотоядного в уме не держал.
   - Да что ты докопался до меня, Рабинович? -  завопил  Андрюша,  когда
Сеня его достал по-настоящему. - Не нужна она мне и вместо пирожных, эта
твоя Фатима. Говорю же, что не знаю, как около  нее  оказался.  Спал  я.
Погреться хотел!
   - А дома, когда холодно,  ты  к  маме  в  постель  лезешь?  -  ехидно
поинтересовался Сеня. Он к тому времени уже настолько извелся, что  даже
меня бы к этой девице приревновал, вздумай я оказывать ей внимание.
   - Да, к маме лезу! - заорал в ответ Андрюша. -  Еще  и  к  бабушке  в
постель, и к дедушке в гроб!..
   Чтобы удержать их от дальнейшей перепалки и, чего доброго, от попытки
прибить друг друга "демократизаторами", пришлось в беседу криминалиста с
кинологом вмешаться не только мне, но и Ване  Жомову.  Пока  я  орал  на
обоих по очереди, бравый омоновец стоял стеной, не пуская  Рабиновича  с
Поповым друг к другу. Потом в общую неразбериху добавились еще  и  вопли
Фатимы с Абдуллой, и  закончилось  это  не  скоро.  Повторения  подобной
мелодрамы наблюдать я бы не хотел.
   Но все это было вчера, а сегодня номер приключился еще хлеще. Вот  уж
не знаю, что там приснилось ночью  Андрюше  Попову,  но  для  него  утро
началось крайне необычно. Напомню, что ночью, едва добравшись до  лагеря
основных сил крестоносцев, все мои менты, включая  Фатиму  с  сарацином,
завалились  спать.  О  хлебе  насущном  и  о  костре   вечернем   никто,
естественно, не позаботился. Об установке шатровой палатки тоже.  Просто
свалились все, где стояли. Лошади в том числе.
   Андрюша, как вы знаете, парнокопытных на дух  не  переносит,  поэтому
спать лег подальше от  лошадей.  Однако  утром  проснулся  в  обнимку  с
кобылой. Как он до несчастной клячи добрался, я  сказать  вам  не  могу,
поскольку в это время сам в первый раз за ночь по-настоящему  заснул.  А
вот сцену братания Попова с лошадьми увидеть довелось.
   Я сплю  намного  чутче  всех,  поэтому  и  проснулся  от  первого  же
подозрительного  шороха,  вскинул  голову  и  посмотрел   по   сторонам,
выискивая, что именно  меня  разбудило.  Долго  высматривать  нарушителя
спокойствия не пришлось. Им оказался Андрюша Попов, который во сне нежно
обнимал за шею Сенину каурую кобылу.
   Кляча, умаявшаяся за ночь, видимо, просто не поняла, кто именно рядом
с ней находится и, причмокивая губами, нежно облобызала  морду  Андрюши.
Тот глупо улыбнулся, но сопротивляться  не  стал,  а  лишь  крепче  сжал
кобылу за шею. Лошадь такой ласки не поняла  и  начала  задыхаться.  Без
кислорода жить не может никто, поэтому вполне  естественно,  что  кляча,
пытаясь освободиться от новоявленного Палестинского  Душителя,  вскочила
сразу на все четыре ноги.
   Вот уж не знаю почему,  но  Андрюша  разжимать  объятия  не  пожелал.
Вместо этого он,  повиснув  на  лошадиной  шее  в  полуметре  от  земли,
зачем-то проснулся. А затем и лошадь, и Попов посмотрели  друг  другу  в
глаза... Передать тот ужас, что отразился в ясных очах двух  смертельных
врагов, словами я просто не смогу, но заорали оба так,  что  у  половины
лагеря инфаркт  миокарда  приключился.  Потом  Андрюша  побежал  в  одну
сторону, лошадь - в другую. И  если  Попова  при  моем  непосредственном
участии найти еще удалось, то каурая кляча больше к нам не вернулась. Ее
дальнейшая судьба окутана завесой мрака, поэтому рассказать о ней ничего
не могу. Зато могу передать то, что Сеня заявил по этому поводу.
   - Значит, друг Андрюша, мало тебе моих баб, ты у меня еще  и  лошадей
отбивать начал? - ехидно поинтересовался Сеня, едва мы отыскали  Попова,
истязавшего  куст  саксаула  в  припадке  бессильной  ярости   на   всех
парнокопытных.
   - А кто тебе сказал, что она твоя? - зло ответствовал криминалист. От
такого развития диалога Сеня просто оторопел.
   - А чья же еще? - удивленно спросил он у друга. - Я же на ней езжу.
   - Вот как? - съязвил  Попов.  -  Что-то  я  не  заметил,  чтобы  наша
волоокая танцовщица какому-то еврею под седло давалась!
   Это высказывание Сеню полностью доконало. Мой хозяин согнулся пополам
и начал тихо сползать в траву. Я, грешным делом,  подумал,  что  у  него
колики, и бросился  искусственное  дыхание  Рабиновичу  делать.  А  куда
деваться? Пока два этих идиота - Жомов с Поповым - перестанут  удивленно
на моего хозяина пялиться и сообразят, что ему помогать  надо,  за  него
уже даже ни один патологоанатом взяться не решится.
   Пока я к Сене бежал, слышу, он уже хрюкать начал. Я думал, он  языком
своим давится или еще чем-нибудь таким же. Например,  носом.  Поэтому  и
прыгнул Рабиновичу на спину, чтобы он от  удара  выплюнул  все,  чему  в
горле быть не следует. Я вешу немало, а из-за ускорения удар моего  тела
о спину хозяина неслабый получился. Вот уж не знаю, устоял  бы  от  него
Жомов, но мой Сеня, да еще согнувшийся  пополам,  мигом  носом  в  сухую
траву зарылся. Однако хрюкать не перестал. Я  с  перепугу  уже  собрался
Рабиновичу  трахеотомию  клыками  делать,  чтобы  хоть  какой-то  приток
воздуха  к  легким  обеспечить,  да  хорошо   -   вовремя   остановился!
Оказывается, этот гад, мой хозяин то  бишь,  просто-напросто  ржал,  как
сивый мерин.
   -  Мурзик,  уйди,  -  задыхаясь  от  смеха,   проговорил   Рабинович,
отталкивая мою морду, едва не вкусившую хозяйской крови, от своей шеи. -
Попов, ну ты дурак! Ты до того туп, что на тебя даже обижаться нельзя. Я
ему про кобылу, а он мне о танцовщице. Одни  бабы  на  уме,  блудник  ты
толстомясый!
   - А какая между ними и лошадьми разница? - буркнул в  ответ  Андрюша,
усиленно стараясь не засмеяться. - И те и другие ржут, жрут и кусаются.
   Дальнейшие крайне остроумные изречения всей троицы я  опущу.  Отчасти
потому, что большинство из них просто печатать никто не  станет,  а  еще
оттого, что и сам между человеческими самками и лошадьми никакой разницы
не вижу. Все равно и первые, и вторые, даже  вместе  взятые,  куда  хуже
собак!..
   На наше счастье, Фатима, будь она трижды котом в нос поцарапана,  при
этом разговоре не присутствовала, беспечно готовя завтрак  у  костра.  В
противном случае, даже несмотря на ее  восточное  воспитание,  а  может,
именно благодаря ему, ели бы мы утром чужие завтраки. Глазами. Мои менты
возможность такого развития событий тоже предвидели, поэтому, подходя  к
нашей телеге, притихли и, вместо того чтобы  зубоскалить,  просто  глупо
ухмылялись. А Попов еще и облизывался непрестанно, не забывая  втягивать
носом вкусный запах, распространявшийся от котла. Однако поесть и в этот
раз спокойно не удалось  -  к  нам  на  огонек  перлась  вся  Боэмундова
персональная рать в составе десяти человек.
   - Не подходи, убью! - заявил Андрюша, загораживая  собой  котелок.  -
Нет у нас ничего. Бог не послал. И ты уйди, окаянный. А то сейчас  таким
крестом тебя осеню, что вместо папского пальца на своих плащах  отбивные
нарисуете. Если, конечно, вам эти плащи будет на чем носить!..
   - Гляди-ка, Ваня, каким наш скромник разговорчивым становится,  когда
дело напрямую его желудка  касается,  -  хмыкнул  Сеня  и  повернулся  к
рыцарям:
   - С чем на этот раз пожаловали? Опять жрать хотите?
   - Да не помешало бы, конечно, поскольку сами мы не  местные,  как  вы
знаете, и к тому же голодаем и скитаемся, - жалобно вздохнул Боэмунд.  -
Впрочем, раз вас Бог ничем  не  оделил,  то  Дева  Мария  вам  присяжный
заседатель...  Мы  вообще-то  по  другому  вопросу  пришли.   Соизвольте
выслушать. А то уйдем ведь.
   - Охренеть. Я умру от горя, - зло заверил всех Попов.
   - Андрюша, помолчи минуты три хотя бы, - утомленно вздохнул мой Сеня,
а когда Андрюша насупился и замолчал, снова повернулся к рыцарям:
   - Так зачем вы пришли?
   Боэмунд заговорил, а его спутники принялись  в  лад  согласно  кивать
головами. Надо вам сказать, что у  них,  у  крестоносцев,  было  принято
выражаться  крайне  витиевато.  До  нашего  русского  мата  этим  речам,
конечно, было далеко, но зато звучали все высказывания  Боэмунда  крайне
заумно, и все обязательно через бога, его мать и добрый десяток святых в
придачу.  Именно  поэтому  пересказывать  вам   дословно   слова   этого
дикорастущего  европейца  я  не  собираюсь.  Просто  изложу   суть   его
пространной речи.
   Тот, кто думает, что  всякие  там  преступные  группировки,  мафия  и
беспредел - это наши, российские, изобретения, глубоко  ошибается.  Если
бы вы с нами путешествовали или хотя бы мои прошлые рассказы читали,  то
поняли бы, как давно такие структуры придумали - еще раньше, чем древние
греки на свет появились! А  уж  в  средневековой  Европе  и  вовсе  одна
"братва"  жила.  Правда,  разговаривали  они  немного  по-другому,  зато
разборки устраивали конкретные.
   Так вот, Боэмунд числился в Европе далеко не  последним  авторитетом.
Все как положено - замок типа фамильный; дача почти в Барвихе; отдых  на
Мальте,  и,  естественно,  полна  конюшня  лошадей  марки  "Линконь"   и
"Кобылавет". "Меринседесы" тоже были, но тогда они не котировались.
   Так вот, жил себе Боэмунд и не тужил. Подати  с  нескольких  десятков
фермерских хозяйств собирал да все производство в городе  контролировал.
Все бы хорошо, но завелся среди  его  приближенных  жуткий  завистник  и
стукач по имени  Ефстафий  Булонский.  Вот  и  сдал  он  его  однажды  с
потрохами  общеевропейской  налоговой  полиции  под  названием  "собор".
Боэмунда повязали, имущество конфисковали. Налоги с  него  высчитали,  а
оставшуюся часть в  пользование  Ефстафию  отдали.  Самого  же  Боэмунда
сослали на пять лет на общественно-полезные работы: в рубище по  дорогам
ходить, пепел подбирать, на голову его сыпать и каяться непрестанно.
   Понятное дело,  Боэмунд  от  такой  жизни  быстро  озверел  и  целыми
сутками, даже во сне, мечтал, как горло Ефстафию  грызть  будет.  Однако
папа Урбан самосуд настрого запретил, и мучиться бы  рыцарю  еще  долго,
если бы этот вышеуказанный церковный служитель начать крестовый поход не
надумал.  Вот  тут  собрал   Боэмунд   десяток   таких   же,   как   он,
общественно-полезных работников и пошел к  Урбану  на  поклон.  Дескать,
отпусти, пахан, кровью грехи искупить. Тот, как  это  принято  у  любого
начальства, поломался положенное время, а затем послал всех  просящих  к
иблису  на  хрен.  Что,  естественно,  было  воспринято  Боэмундом,  как
разрешение участвовать в крестовом походе.
   - Вот такая печальная история, -  закончил  рыцарь  свой  рассказ.  -
Почти все мои  вассалы  теперь  подчиняются  предателю  Ефстафию,  и  на
сегодняшнее утро назначено его возведение в  графское  достоинство,  что
автоматически навсегда лишит меня возможности вернуть отнятое имущество.
Единственный шанс все исправить - это успеть вызвать гада на поединок  в
тот момент, когда возведение в графья уже  начнется,  но  еще  не  будет
закончено. Это я и собираюсь сделать, но боюсь, что вмешаются его  люди,
а моих рыцарей слишком мало.
   - То есть ты предлагаешь нам обеспечить тебе "крышу"? - уточнил Сеня,
едва Боэмунд сделал паузу в своей долгой речи.
   Рыцарь кивнул головой.
   - Вы воины доблестные,  -  проговорил  он  и  покосился  на  Ваню.  -
Особенно сэр Дурная Башка...
   - Чего ты там вякнул, блин? - оторопел омоновец, и нам всем шестерым,
включая Фатиму, пришлось приложить немало усилий,  чтобы  не  дать  Ване
возможность сделать и без того порожнюю от мозгов голову Боэмунда вообще
абсолютно пустой.
   - Нет, блин, Ваня, вот и скажи, что ты не дурная башка после этого, -
зашипел на Жомова мой хозяин, едва нам удалось утихомирить  омоновца.  -
Это же шанс! Сейчас мы Боэмунду поможем, и никуда он от  нас  больше  не
денется. Будет благодарными глазками в рот заглядывать,  а  я  уж  потом
найду, как его заставить побыстрее Антиохию захватить... Ну а морду  ему
набить ты всегда успеешь!..
   В общем, постараться пришлось всем в меру своих способностей.  Я  вон
даже рыцарей немного по степи погонял, чтобы  они  разгневанному  Жомову
пару минут на глаза не попадались. Когда же Ваня успокоился,  переговоры
с  Боэмундом  были  продолжены.  Сеня,  естественно,   выбил   для   нас
исключительные   условия.   Он   отказался   от   небольшого   графства,
предложенного нам Боэмундом в  качестве  награды,  и  потребовал  совсем
немного - половину всей добычи рыцаря, которую ему удастся захватить при
взятии Антиохии. Мелочь, а приятно!.. Не мне, Сене, естественно.
   Боэмунд тут же обрадовался, как щенок при  виде  мамкиной  титьки,  и
поспешил к штабу Ефстафия Булонского, увлекая моих ментов за  собой.  На
ходу он объяснил, что  у  вышеназванного  предателя  самый  большой  под
Антиохией отряд. Сколько там точно мечей, копий и  копыт,  я  прослушал,
но, по-моему, их было вполне достаточно для того, чтобы растереть нас  в
порошок, если скопом навалятся. Впрочем,  Боэмунд  тут  же  развеял  все
опасения, сказав, что вмешаться в его поединок с Ефстафием могут  только
рыцари. Их не больше пятидесяти (уже радует!), и нам не обязательно всех
убивать. Достаточно лишь сдержать  на  то  время,  пока  сам  Боэмунд  с
предателем не расправится.
   - Плевое дело. Да, Ваня?  -  Сеня  ткнул  хмурого  Жомова  в  бок.  -
Справимся?
   - Без проблем, - буркнул омоновец и ткнул в Боэмунда пальцем:
   -  Только  запомни,  лох,  после  того,  как  ты  с  этим   Ефстафием
расправишься, я с тобой разговаривать буду. Ясно?
   - Слушай, а давай в семь часов вечера после войны! Идет? -  торопливо
предложил рыцарь.
   - Идет, - кивнул головой Жомов, и тут же завопил:
   - Что ты сказал? Когда? Да я тебя...
   - Фигушки-фигушки! - отскочил  в  сторону  Боэмунд.  -  Первое  слово
дороже второго. Все слышали, что ты согласился!
   - Ваня, оставь его. Не видишь, мужик - обычный идиот. Ты же не будешь
каждого придурочного бить за то, что  он  тебе  язык  покажет?  -  снова
остановил омоновца мой хозяин. - Давай-ка  лучше  приготовимся.  Похоже,
уже пришли.
   Мы действительно подходили к нескольким довольно большим разноцветным
шатрам, поставленным по  окружности.  На  каждом  из  шатров  развевался
собственный флаг с каким-нибудь коронованным  крокодилом  на  полотнище.
Внутри круга стояли столы, сколоченные из грубых досок.  Все  посадочные
места, за исключением одного, представляли собой обычные лавки. А вот  в
центре самого короткого стола  высился  вполне  приличный  трон.  Думаю,
экспроприированный крестоносцами у  какого-нибудь  местного  царька.  На
этом троне и  сидел  тот  самый  тип,  с  которым  предстояло  сразиться
Боэмунду, - жуткого вида горилла с маленькими глазками и лбом размером с
десертную ложку. Сидя на троне, он  казался  просто  огромным.  Впрочем,
впечатление это прошло, едва наш рыцарь бросил главе пира вызов.
   - Ефстафий, подлый предатель и бесчестный трус! Я, твой бывший  босс,
а ныне вечный  враг,  вызываю  тебя  на  поединок!  -  завопил  Боэмунд,
выскакивая  в  центр  круга.  Царивший  там  шум  сразу  стих.  -  Сразу
предупреждаю, что фиг ты отказаться сможешь, потому что тогда присвоение
тебе титула не  состоится.  И  выставить  за  себя  не  сможешь  никого,
поскольку ты еще не граф.
   - Во, блин! Это типа Боэмунд?  -  поинтересовался  Ефстафий  у  своих
соседей. Те дружно кивнули. - В натуре, драться хочет? - Тот же жест.  -
Ну, тогда я ему морду набью конкретно. И вы, в натуре, не сидите. Мочите
шестерок его, типа они главные враги.
   Честно сказать, когда Ефстафий сполз с трона, я сначала чуть не  умер
от смеха, а затем испугался за Боэмунда, да и за всех нас тоже. Смеяться
я начал от того, что Ефстафий этот оказался  мужичком  очень  небольшого
роста. А огромным казался, когда сидел, от  того,  что  располагался  на
подушках и обладал неимоверной  ширины  плечами  и  огромными  ручищами,
почти достававшими до земли. Именно из-за них я и перепугался.  Особенно
когда  увидел  в  этих  лапах  огромный  "моргенштерн".   Объясняю   для
непонятливых, что по-ихнему это будет "утренняя звезда", а  по-нашему  -
обыкновенный кистень. Все.  Хана  нашему  бобику...  то  есть  Боэмунду.
Расплющит его Ефстафий, словно трамвай пятикопеечную монету. А  затем  и
нас его подчиненные сомнут, поскольку их было никак не меньше  сотни  (а
кто-то говорил пятьдесят!), а мы, как идиоты, выбрались  в  самый  центр
круга.
   - Прибьет Боэмунда этот орангутанг, - обреченно вздохнул  Андрюша.  -
Может, поорать немного?
   - Подожди, - осадил его  омоновец  и,  неожиданно  для  всех,  бросил
Боэмунду свою дубинку:
   - Держи. И старайся ее подставить под железную часть этой палицы!
   Наш  рыцарь  удивленно  повертел  в  руках   "демократизатор",   явно
удивляясь, что это за штука такая, но расспросить  подробнее  не  успел.
Ефстафий с неожиданной быстротой бросился вперед и нанес Боэмунду сверху
такой удар, что им можно было  бы  небольшой  грузовик  расплющить.  Наш
рыцарь  чисто  интуитивно  выбросил  руку  с  дубинкой  вверх,   пытаясь
закрыться от разящего удара. Думаю, Боэмунд уже успел  и  помолиться,  и
обмо... в общем, напугался он изрядно. А Ефстафий пришел в  еще  больший
ужас, когда "моргенштерн"  после  соприкосновения  с  "демократизатором"
вырвался у него из рук и, тихо свистя, улетел к сарацинам в крепость.
   - Хо-хо, вот это штучка! - удивленно посмотрел на  резиновую  дубинку
Боэмунд, а затем обрушил ее на шлем Ефстафия. Естественно, тот  ушел  по
пояс в землю и отключился, а его подчиненные, видя столь  скоропостижный
проигрыш босса, повинуясь рыцарским обычаям, тут  же  сложили  оружие  и
признали себя вассалами Боэмунда.
   - Спасибо за подарок, сэр Дурн... - обрадовано завопил наш  рыцарь  и
запнулся на полуслове:
   - В общем, спасибо, и все. Прекрасный меч,  хотя  и  странной  формы.
Что-то он мне напоминает такое, что у меня  когда-то  было,  да  куда-то
подевалось... Вот только не вспомню, что именно!..
   - Это не подарок, - оборвал его Ваня. - Верни-ка мне штатное средство
подавления недовольства.
   - Да, разбежался! - возмутился Боэмунд.  -  Рыбка  плывет,  назад  не
отдает.
   Жомов рванулся было вперед, но новые подчиненные главы  перстоносцев,
вместе со старыми, грудью встали у Жомова на дороге.  Причем  не  просто
встали, а и мечи перед собой выставили. Ваня на секунду  замешкался.  Не
думаю, что его смогли бы рыцари остановить. Разве что совсем  убили  бы.
Но бросаться в атаку омоновцу, да и нам вместе с ним, не пришлось. Рядом
с коварным Боэмундом, стремительно набирая объем, вырос  наш  трехглавый
инсектицид.  Дыхнув  в  рожу  рыцаря   сероводородом,   Горыныч   грозно
потребовал:
   - А ну-ка, отдай артефакт, наглая ты слимбофозка!  Отдай  немедленно.
Ваша цивилизация до таких вещей еще не доросла.
   -  Держи  карман  шире,  вонючий  дракон!  -  посоветовал  Боэмунд  и
попытался врезать Ахтармерзу по голове.
   Первой ошибкой рыцаря было то, что он так и не смог выбрать, по какой
именно из трех горынычевских голов следует бить в первую очередь. Второй
- Боэмунд не учел того, что, несмотря на кажущуюся