ью заботиться обо мне нужно было! -- Жомов где?
     -- А хрен его знает, -- пожал плечами Попов. -- Последний раз,  когда я
его видел, он со своим табором к реке побежал.
     -- С кем? -- Рабинович от удивления даже проснулся окончательно.
     -- Да  набрал он  себе  десятка два  идиотов  с  Навином  во главе,  --
почесываясь, ответил Андрюша. -- Пока ты вчера на рынке стяжательствовал...
     Ну, это все я и без вас знаю! Слушать, как Попов описывает солдафонские
замашки  омоновца,  мне  было  совершенно  не   интересно.  К  тому   же   и
физиологические потребности о себе заявили в  полный голос.  Это фигуральное
выражение,  а  не  то,  что  вы  подумали!  Поэтому  я  оставил  кинолога  с
криминалистом наедине и  сбежал из  нашего убогого  гостиничного  номера  на
свежий воздух.
     Честно говоря,  мне  не так сильно хотелось побегать по кустам, сколько
посмотреть,  как еще  и сегодня Ваня поиздевается над  своими  новобранцами.
Быстренько сделав все свои дела, я намылился сбегать к речке, но не успел --
Жомов   уже   гнал   стадо  аборигенов   обратно.   Зрелище,  конечно,  было
впечатляющим.  Голые  по  пояс новобранцы  в  каких-то  невообразимо  жутких
набедренных повязках,  едва  передвигая ноги, плелись к  трактиру  от  реки.
Возглавлял это корявое  подобие строя бодренький  Навин (вот о  таких, блин,
подчиненных и мечтает любой сержант!),  а  Жомов бежал справа, жутким  рыком
задавая колонне ритм передвижения.
     -- Стой! Раз, два, -- скомандовал омоновец, едва разношерстная колонна,
минуя меня, оказалась во дворе.
     Строй остановился.  Затем  покачнулся  и  после  этого дружно посыпался
вниз.  Весь!  За  исключением  Навина,  который  застыл  в  позе  оловянного
солдатика.  Жомов команду "вольно" не  давал,  поэтому на такую  наглость со
стороны подчиненных  и не  рассчитывал.  Бравый омоновец даже  растерялся  в
первую  секунду,  этакий  армейский  эквивалент  сучьего...  Гав,  простите!
...женского обморока заработал. Чтобы с  Ваней  чего  похуже  не  случилось,
пришлось прийти ему  на  помощь. Грозным  рыком я поднял на ноги первых двух
новобранцев,  которые  валялись  на земле  прямо  перед  моим  носом,  ну  а
остальные вскочили  сами. Причем живенько так, словно и  не  помирали только
что от усталости.
     -- Мурзик, фу! -- рявкнул на меня омоновец.
     Ну спасибо, Ванечка! Вот она, твоя благодарность за помощь и поддержку?
Век  тебе  этого  не забуду!.. И для того, чтобы Жомов не  возомнил  из себя
нового альфа-лидера, я еще пару раз гавкнул. Причем в этот раз в полную силу
своего  голоса. Конечно, я не Попов и не труба иерихонская, но от моего рыка
новобранцев словно ветром сдуло за широкую спину омоновца. Уместились там не
все, и в тылу у Вани началась маленькая давка, в результате которой то один,
то другой  наименее приспособленный к выживанию в тяжелых армейских условиях
экземпляр представал пред мои ясные очи. Мне эта суета понравилась, и я стал
подумывать,  не цапнуть ли кого-нибудь из аборигенов за ногу,  чтобы веселей
подвигались, но тут из окошка высунулся Рабинович. Гад! Вот никогда спокойно
отдохнуть не позволит.
     --  Мурзик,  фу!   --   продублировал  он  команду   омоновца,  и   мне
пришлось-таки заткнуться, а Рабинович затем еще и  на Ваню наорал: -- Жомов,
блин, пистолет  тебе в поддувало! Мы с Андрюшей  тебя уже полчаса ждем, а ты
развлекаться надумал.  Чего ты с этими  идиотами  нянчишься  и вообще какого
хрена  весь этот сброд сюда притащил? Почему ты им  позволяешь до  пса моего
докапываться?
     -- Докопаешься до него,  --  буркнул Жомов, обиженно посмотрев  на меня
(вот только  кота отпущения из меня делать  не надо!), а затем  повернулся к
Сене: -- Не ори  на меня,  дятел длинноклювый, а то я сейчас из  тебя кобуру
для пистолета сделаю. Я тебе не  мешаю местных дебилов на рынке дурить, и ты
не мешай мне по-своему  отрываться, -- а затем повернулся к  Навину: -- Исик
(ого! вот это фамильярность), ты остаешься за старшего. Строй  личный состав
и  веди  к  реке.  Проведешь два  часа строевой  подготовки,  а затем разгон
демонстрации отрепетируете.  До  моего  возвращения  никому не  расходиться.
Ясно?
     -- Так  точно,  товарищ старшина!  --  радостно рявкнул  в ответ Навин.
Жомов  довольно  кивнул головой  и,  похлопав  замкомвзвода по  плечу, пошел
внутрь  трактира.  Я поспешил следом, а  то  без моего  присутствия  они  на
совещании кот знает до чего договориться могут.
     Впрочем, торопился я напрасно. Мог бы и погулять по окрестностям все те
два   часа,  которые  мои  соратники  на  совещание  потратили.   Ничего  ни
сенсационного, ни  даже мало-мальски интересного там  не произошло.  Вопрос:
помогать  Моисею  или  нет, вообще  не обсуждался,  как,  впрочем,  не  было
разговоров и о том, каким образом мы евреев из Египта выводить будем. Тут уж
все  средства хороши --  от  обещаний  сладкой жизни  до увесистых  тумаков.
Наверное, именно о  такой  ситуации и сказал  кто-то  из великих  человечьих
правителей:  "Нельзя съесть яйцо, не  подоив  курицу..."  Или что-то  в этом
роде. Наизусть всякую болтовню посторонних лиц я не заучиваю!
     Основной  повесткой дня на совещании  Главных Спасителей Вселенной, а в
просторечии российских милиционеров, было сорокалетнее скитание по пустыне в
обществе  всяких  там  сомнительных   личностей.   Вот  на  это   мои  менты
подписываться никак не хотели, с чем я был  абсолютно согласен! Львиную долю
всего времени они убили на разговоры о том, как от такой милости отмазаться.
     Вы бы послушали, какие мои менты предложения по этому поводу выдвигали.
Могу лишь  сказать,  что  самым  мягким из них  было создание  персонального
гербария для  всеобщего любимца Лориэля. Причем единственным экспонатом этой
засушенной красоты должен был стать именно он! Об остальных версиях говорить
вообще не буду. Иначе вы решите, что мои менты -- кровожадные злодеи.  А  на
самом  деле  они  мягкие  и пушистые.  При  исключительных  обстоятельствах,
естественно.
     --  Ладно,  мужики,  кончаем  эту бузу, -- махнул рукой  мой Рабинович,
когда ему,  наконец,  надоело переливать из  пустого  в порожнее.  --  Будем
решать проблемы по мере  их поступления.  А пока  пошли к Моисею. Старик нас
уже, наверное, заждался в этом кабаке.
     --  Только  предупреди  его,  чтобы  больше   молоко   мне  не  вздумал
подсовывать, -- смиренно попросил Ваня. -- Я, конечно, не ханжа, но нервы  у
меня слабые.  Еще  раз  вместо  нормального  вина  эту  гадость глотну, могу
кому-нибудь и в ухо  зарядить, -- омоновец  повернулся к Попову: --  Кстати,
Андрюша,  раз  уж нам тут  куковать  сорок лет  придется, может  быть,  хоть
самогоночку начнешь гнать? А то мне, если честно, местный виноградный компот
уже надоел.
     -- Типун тебе на язык! -- рявкнул в ответ криминалист. Жомов  оторопел.
-- Какие  сорок лет, морда твоя  жлобская? Да у меня  за это время все рыбки
помрут.  А там бирюзовая акара, между прочим, беременная. Мне у нее роды еще
принимать!..
     -- Ну,  допустим, рыбки твои не  сдохнут, --  меланхолично  заметил мой
Сеня.  --  Насколько я понимаю,  вернемся  мы назад  в тот же самый день,  в
который отправились на  прогулку. Так что  за свои кильки в томате можешь не
беспокоиться. Вот только боюсь, что  твоя  мама, увидев скрюченного артритом
старика  вместо  жирного, хотя и вечно голодного блудного  сына, грохнется в
обморок.
     --  Типун  и  тебе  на язык! -- от нарисованных  Рабиновичем перспектив
Андрюша вмиг избавился от вечно розового цвета лица  и часто захлопал своими
длинными девичьими ресницами, словно собирался заплакать.
     Предвидя,  что   последует   за  таким  конфузом,   я   решил   спасать
чувствительного Андрюшу. Все-таки он существо безобидное и незлобное, а этим
двум меринам -- Ване и моему хозяину -- только повод для шуточек дай, живого
места на объекте своего  юмора не оставят. Я, как вы помните,  Попова всегда
жалел и помогал ему выкручиваться из всяких  неприятных ситуаций. Не мог его
и  теперь в беде оставить, поэтому применил  испытанный  прием: уставился на
дверь и пару раз гавкнул.
     -- Похоже, к  нам гости, --  насторожился Рабинович.  --  Ванечка,  иди
посмотри.
     -- Я тебе что, мажордом? -- удивился новой должности омоновец, но дверь
открывать все же пошел. -- Нет там никого! Крыша у  твоего пса едет. Сначала
бойцов моих облаял, а теперь ему пришельцы мерещатся.
     --  На  меня еще утром  наорал,  --  поддержал  его Попов. Ну, спасибо,
Андрюша! Скажите, люди, от чего вы все неблагодарные такие?
     -- Тихо, Мурзик, тихо, -- утихомирил меня Сеня.
     Такие   проявления   нормального   общения   со  мной,   абсолютно  без
альфа-лидерства, у моего хозяина случаются только в двух случаях: либо когда
он  в стельку пьян, либо когда на меня кто-то  наезжает.  Сейчас был  второй
случай,  и,  не будь Жомов с Поповым  Сениными друзьями, досталось бы  им на
орехи  по  первое  число  каждого  месяца включительно. А  так  им  повезло.
Рабинович даже не поорал на них как следует.
     -- Так, блин, орлы ощипанные, вы на моего пса  прекращайте наезжать, --
сердито цыкнул  он на  друзей. --  Вам тут не нравится, а вы  думаете, он от
здешних  порядков  в восторге? Он, между прочим, поумней  некоторых будет, а
эмоции воспринимает получше  нашего. Нервничает  он,  ясно?  А  вы,  идиоты,
вместо того, чтобы пса успокоить, только сильнее его раздражать начинаете.
     -- Да перестань ты  злиться, --  Жомов выглядел пристыженным.  -- Мы же
просто так сказали...
     --  А в следующий  раз  не  только  говорите, но еще  и  думать  иногда
старайтесь,  -- оборвал его оправдания мой Сеня, а затем, вздохнув, поднялся
с  топчана.  --  Ладно,  хватит  болтать.  Пошли  с  Моисеем  план  действий
согласовывать.
     Судя по  всему, Мемфис был городом, в  котором сплетни распространяются
минимум со скоростью света. Еще вчера вечером трактир на постоялом дворе был
битком забит любопытными, жаждавшими увидеть  собственными глазами необычных
чужестранцев,  а теперь зеваками  оказались  заполнены и прилегающие к  нему
улицы. И причиной этого  столпотворения, вероятнее всего, послужил вчерашний
инцидент во дворце фараона. Увидев нас, зеваки зашептались.
     -- Видишь, Фарра, вон того носатого еврея с огромным псом? -- услышал я
тихий голос  за  спиной и  обернулся. Спасибо за лестные  слова, конечно, но
молите  своего бога,  чтобы  Сеня вас не услышал.  --  Так  вот он посланник
самого Сета. Мне шурин говорил,  а он вторым помощником третьего чистильщика
левого  крыла запасной фараоновой конюшни служит, что лично  видел, как  Сет
прислал своих слуг по  первому его зову. И эти два  огромных монстра сожрали
половину Рамсесовых жрецов.
     -- Да ну? -- удивился Фарра. -- Брешешь!
     --  Вот  тебе  портрет Осириса  во все пузо, что не вру!  --  побожился
рассказчик. -- А  вон тот здоровый бык -- уполномоченный резидент самого Ра.
Видишь, у него на груди ОМОН написано.
     -- Сдурел ты, Лот, -- Фарра покрутил пальцем у виска. -- Амон через "А"
пишется.
     -- Это у вас как слышут, так  и пишут! -- возмутился Лот. -- А  у нас в
Сиуте и пишут, и говорят Омон. Ясно тебе, деревенщина?
     Мне,  конечно, было  интересно послушать,  что эти идиоты  еще  про нас
напридумывали, но Сеня, не  отличавшийся таким тонким слухом, как у меня, не
обратил на шепот болтунов никакого внимания и поспешил вперед,  потащив меня
за поводок. Зеваки  расступились,  освобождая  дорогу,  а  затем  сплоченной
толпой, словно  коммунисты на  марше протеста, двинулись следом. Я, конечно,
насмотрелся в своей жизни уже немало, но с такой  наглостью сталкиваться еще
не приходилось. Может быть, они еще и в  конуру... то есть в  спальню к моим
ментам  толпой  полезут?  Натянув  поводок,  который   Сеня  для  солидности
прикрепил к моему  ошейнику, я  остановился и, обернувшись  к  толпе, грозно
зарычал.
     -- В натуре,  Сеня,  --  поддержал  меня  Ванюша, отстегивая  от  пояса
дубинку. -- Мы что, так под  конвоем этих баранов и будем  по городу ходить?
Может, тебе такой эскорт и нравится, но я его все равно сейчас разгоню.
     --  Подожди,  -- остановил  его  мой  Рабинович. --  Может быть,  дадим
Андрюше возможность с ними поговорить?
     Все, держите меня семеро! Сейчас эксклюзивное представление начнется...
     Шоу удалось  действительно на славу. Андрюша, получивший возможность не
просто  таскаться за Рабиновичем в качестве плешивого хвоста, но и  принести
нашей  команде  что-нибудь  полезное, резко остановился и,  развернувшись  к
толпе,  воздел  руки  к  небу.  Получился  этакий  Филипп  Киркоров,  но  от
славянских   родителей.  Теперь  оставалось  только  пропеть  что-нибудь  из
репертуара  этого  поп-дива,  и  сходство пропало бы совсем.  Что  Андрюша и
сделал,  завопив во весь свой могучий  голос: "Я за тебя молюсь. Посмотри  в
глаза мне..."
     Уж  не знаю, поверили ли аборигены,  что он молится, но глаз от  Попова
оторвать  не  смогли.  Конечно,  только  те, кто  стоять на  ногах  остался.
Остальные в контуженном состоянии  ползали на  брюхе  но  земле, отыскивая в
щелях между камнями мостовой  остатки  сознания, выбитые поповской  звуковой
волной. А  Андрюша вдруг  вспомнил,  что забыл слова  киркоровской песни,  и
сменил  репертуар на Зыкину. Причем, сам  не заметив того,  забрался в такие
высокие   ноты,   что  у  дома,   случайно  построенного  напротив   Попова,
ультразвуком второй этаж купировало.
     Тем, кто после такого представления еще не упал, было уже не помочь. От
шока  они  попросту  впали в кому и  полностью ушли в глубь себя. Конечно, с
площади  их  на  следующий  день  убрали  родные,  растащив  по  домам.  Но,
промучившись  с   Жертвами   поповского  вокала  пару  недель  или  месяцев,
родственники сдали их  на хранение в гробницу  фараона. Там они до сих пор и
лежат.  Не  верите? Да  и  клянусь шерстью моего  злейшего врага, соседского
котяры,  сам на  фотографии  содержимого  какой-то  гробницы морду  знакомую
углядел. Того самого  Лота, который Фарре  сказки о моих ментах рассказывал!
Замечу, кстати, что он  неплохо  сохранился после  стольких лет неподвижного
лежания в засаде.
     Андрюша,  оглядев  плоды  трудов своей  гортани, удовлетворенно  кивнул
головой и помчался догонять друзей, предусмотрительно ушедших  вперед,  едва
Попов приготовился транслировать на  весь Египет свой вокал.  Кстати, это им
не слишком помогло. Сене с Жомовым все равно  пришлось уши прочищать и минут
двадцать орать во всю глотку, чтобы друг друга услышать.
     Моисей с Аароном  уже ждали нас в трактире, привычно  попивая молоко из
пивных глиняных кружек. Почувствовав его запах, я плотоядно облизнулся и тут
же зло укусил себя за лапу. Да что же это такое со мной твориться стало, что
я,  как какой-то паршивый кот, о молоке мечтать начал?! Я где-то слышал, что
имя,  данное человеку  от рождения,  накладывает  на  него  свой  отпечаток,
заставляя действовать  в рамках определенных клише. Может быть, и со мной то
же самое происходит?.. Хотя, нет! Жил же я пять лет со своим именем. И пусть
оно мне никогда не нравилось, переделывать мою песью натуру еще не пыталось.
Тут что-то  другое. Наверняка какие-нибудь проделки Лориэля, и уж я,  правым
клыком клянусь, непременно это выясню. Или пусть мне все, что  можно, на фиг
купируют!..
     Патриархи сидели  за  угловым  столиком (и что  они все так углы любят?
Мама, что ли, в  детстве приучила?), лицом к дверям и прекрасно видели  наше
появление, но даже  не пошевелились. Видимо, ждали, что  мы проявим истинное
почтение  к их сединам, прямо  у дверей бухнемся на колени и хвостом  кверху
поползем  к  ним,  смиренно  прося  старческого   маразма.  Оу-у,   то  есть
благословения! Не дождались. Мы  чинно прошествовали через  кабак, как наряд
милиции сквозь толпу зевак на месте убийства, и уселись за столик.  То  есть
менты уселись "за", а я "под" столик.
     Мой Сеня поздоровался со стариками сдержанно, но  вежливо. Андрюша лишь
кивнул головой, а  Ваня  Жомов,  до  сих  пор  обиженный  на  патриархов  за
злодейскую  попытку  отравить  его   коровьим  молоком,   и  вовсе  не  стал
здороваться. Он  лишь подозрительно повел носом,  принюхиваясь к содержимому
кружек стариков,  фыркнул (ну,  чистый котяра!) и поманил пальцем официанта.
Вот уж  кого-кого,  а Ваню  на  молоко  никогда  не  потянет.  Разве  что он
закодируется!
     --  Г-г-г... -- привычно  завыл Моисей.  Аарон  удивленно  посмотрел на
него, пожал плечами и произнес:
     -- Слава тебе, господи. А мы уже думали, что придется в лапоть ср... То
есть не надеялись вас дождаться.
     -- Подожди, Аарон, -- неожиданно для всех нас перебил патриарха Попов и
ткнул пальцем  куда-то за спину старикам. -- Моисей, посмотри,  что это  там
такое?
     Оба патриарха  резко  обернулись  назад,  Сеня  с Жомовым  тоже впились
взглядом куда-то в стену, и даже  я забрался передними лапами на лавку, горя
желанием  посмотреть (именно посмотреть, а не стащить со стола кусок, как вы
подумали!),  что же там  узрел наш криминалист. А больной на голову Андрюша,
дождавшись этого момента, мгновенно отцепил от пояса дубинку и что есть силы
саданул ею по столу. Грохот получился отменный! У меня зубы от неожиданности
клацнули и едва не сработал  хватательный рефлекс, но я сдержался.  Так  что
Попов мне теперь каждое утро должен  сорок поклонов бить за то, что я у него
кусок ляжки не оттяпал.
     Остальные   оказались  не  столь   сдержанными.  Ваня   Жомов,  услышав
подозрительный  грохот,  тут же выхватил  из  кобуры пистолет и  скатился со
скамейки,  занимая  удобную  позицию  для  стрельбы из  положения лежа. Сеня
вскочил  со  своего  места  и  схватился за "демократизатор". Аарон,  словно
молодой  и очень горный козел, помчался к выходу, перепрыгнув по дороге пару
столов.  Моисей просто  грохнулся  в  обморок,  испугавшись ударившего между
кружками орудия труда  российского милиционера,  а они,  эти  самые  кружки,
покончили жизнь самоубийством, взяв и спрыгнув со скалы. Со стола, то есть.
     --  Ты чего творишь,  урод свиномясый? -- вежливо  заорал  Жомов, лучше
всех нас приспособленный  к  ведению диалогов  под грохот канонады и  потому
быстрее всех пришедший в себя.
     -- Я с  тобой, Андрюша, потом разберусь, -- поддержал его Сеня и тут же
бросился спасать погибающего патриарха.
     Наклонившись  над  потерявшим  сознание Моисеем,  Рабинович потряс его,
надеясь  привести  в чувство. Это не помогло,  и Сеня принялся  нахлестывать
старика по  щекам.  Аарон,  видимо,  устыдившись  своего  позорного бегства,
притормозил в дверях и обернулся. Увидев,  как мой Сеня  лупцует его братца,
старичок поднял  вверх  посох и с диким визгом бросился выручать страдающего
за легковерие Моисея. Сеня, увлеченный спасением патриарха, этого не заметил
и непременно огреб бы дубиной по хребту, если бы я не встал на  пути Аарона.
Рыкнул на него разочек, и жажду драки с патриарха как ветром сдуло.
     -- Фашисты,  гестаповцы, антисемиты!  --  заорал  он, помахав в воздухе
своей клюкой, а затем ткнул ею в сторону моего хозяина. -- Я подозревал, что
твои спутники на такое способны, но чтобы ты мог ударить старого еврея?..
     --  Заткнись, -- не  слишком  вежливо буркнул Рабинович. -- Вместо того
чтобы  попусту  орать,  принеси лучше воды. А  то твой брат так  и  будет до
поздней ночи в обмороке валяться.
     Аарон пристыжено замолчал и помчался к хозяину кабака за кувшином воды.
Сеня Моисея старательно побрызгал,  затем слегка  полил и наконец  выплеснул
все на его седую голову. Патриарх встрепенулся и открыл глаза. Злобно что-то
промычав, он  покрутил пальцем у виска, глядя на Попова, а затем вернулся на
скамью,  выбрав  место  подальше  от  криминалиста.  Рабинович  сочувственно
похлопал патриарха по плечу, а затем повернулся к Андрюше.
     -- Ну и зачем ты это сделал? -- с угрозой в голосе проговорил он.
     Был  бы я П