Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
всадников, гордо именующих себя Рыцари
Урбана-Богоборца, Отмеченные Перстом (РУБОП в сокращенном варианте). Все
они носили черные плащи, на которых красовался сжатый кулак с
выставленным вверх средним пальцем. Смысл этой эмблемы был в том, чтобы
все видели, каким именно пальцем осенил этих рыцарей вышеупомянутый папа
римский Урбан Второй. Куда делся Первый, никто не знает, но принято
считать, что он все-таки был.
Всадники держались от остальных обособленно и общались с презренной
пехотой только приказным тоном и при помощи зуботычин. Солдаты не
роптали, привыкнув к тому, что начальство, а особенно осененное самим
папой, не выбирают. Впрочем, и любое другое, которого в отряде, кстати
сказать, было более чем достаточно. Кроме десятка рыцарей, которых и
крестоносцами язык не поворачивался назвать, у ландскнехтов был свой
начальник - ландсхам, который ландсхамствовал над четырьмя уродами с еще
более труднопроизносимым названием. Те распоряжались примерно равными
частями сотни, а на тот случай, когда было лень даже распоряжаться,
имели нескольких заместителей. Вот и получалось, что примерно половина
отряда командовала и столько же подчинялось. Причем большую часть
времени каждая четвертая часть войска держалась обособленно от других.
Именно поэтому присоединение ментов к отряду прошло почти незамеченным,
без оваций и приветственных речей.
- Бардак, - констатировал Жомов, выслушав первые объяснения
новоприобретенного оруженосца. - Если бы у нас в ОМОНе так бойцы друг к
другу относились, хрен бы мы хоть одну крупную операцию без потери
половины личного состава провели.
- Ну так и у нас в деревне все дружат, - по-своему понял объяснения
Ивана ландскнехт. - А скажите на милость, о чем мне, коренному
клермонтцу, разговаривать с какими-то оболтусами из Силезии.
- И воюете вы, наверно, так же замечательно, - презрительно фыркнул
Рабинович. - Левая рука не знает, что правая творит.
- А при чем тут сражение? - оторопел новоявленный гид. - Вы прямо как
с Луны свалились! Мы все воинство Христово, а перед лицом его ни раса,
ни адрес по прописке, ни пол значения не имеют. Кстати, а чего это вы
сарацинку с собой таскаете? Разве вы на время похода, как все мы, обета
безбрачия не давали и не клялись девиц с собой не брать, дабы не
обременять себя ничем на пути к Гробу Господню?
- У нас особая миссия, - буркнул Сеня, не желая многого рассказывать
болтливому пехотинцу. - Нам сам папа спецзадание дал.
Ричард почтительно поклонился и больше вопросов задавать не стал.
Отчасти из почтения к самозваным спецагентам католического
первосвященника, отчасти потому, что Жомов показал ему объемистый кулак,
вежливо намекая на то, что для простого оруженосца клермонтский солдат
задает слишком много вопросов. Ричард покорно подчинился намеку своего
командира и выбрал для привала место, равноудаленное и от пехотной
сотни, и от десятка рубоповцев. Один из рыцарей подозрительно покосился
в сторону соседей, но поскольку на ментах не было общепринятых в
крестовом походе знаков командирского отличия, счел их простолюдинами и
общаться с ментами посчитал ниже своего достоинства. А это как нельзя
лучше устраивало Рабиновича.
Пока Фатима готовила обед, Сеня попытался было хоть чуть-чуть
замаскировать сарацина, чтобы избежать конфликтов в дальнейшем. Однако
Абдулла наотрез отказался снять чалму, и единственным, чего мог добиться
кинолог, было то, что настырный сарацин вместо белой тряпки намотал на
голову такую же, но черную.
- Дал бы тебе в зубы, да убить боюсь, - махнул рукой на Абдуллу
Рабинович. - А впрочем, может, действительно мне тебя прибить, чем
какие-нибудь особо ретивые крестоносцы на запчасти тебя рвать будут?
- Меня не будут, поскольку я оруженосец, - смиренно склонил голову
сарацин. - И вся ответственность за мой внешний вид лежит на моем
господине, да не позволит Аллах не вовремя вырваться газам из его
безразмерного кишечника. А святого Попа-оглы вы же сами в обиду не
дадите.
- Умный больно, - в сердцах сплюнул Сеня и пошел к Фатиме делать вид,
что пытается помочь с обедом.
Девица хоть и умерила резкость своих высказываний в адрес Рабиновича
после порки, устроенной ей талантливым педагогом Жомовым, но
презрительно фыркать и игнорировать все Сенины попытки к сближению не
перестала. Нервы несчастного Рабиновича оказались не такими прочными,
как его резиновая дубинка, и он после десятка безуспешных попыток
завести разговор с Фатимой тихо выругался себе под нос, отправившись
дальше терзать новобранца расспросами.
Собственно говоря, больше всего Рабиновича интересовало положение дел
под Антиохией, до которой, по словам ландскнехта, оставалось не более
одного перехода. Однако Ричард говорил обо всем что угодно, начиная с
красочного живоописания в лицах своей победы над самим Боэмундом на
турнире в Каппадокии, чему, естественно, никто не поверил, и заканчивая
рассказом о том, как ландскнехт единолично разогнал войско агарян под
Константинополем (даже врать не умеет!), но о делах под Антиохией так
ничего и не сказал, лишь многозначительно похлопывал своей ладонью по
мечу. Пришлось кинологу надавить на него, используя парочку грязных
методов второразрядного прокурорского следователя, и Ричард раскололся,
сознавшись, что вестей из-под осажденного города у него нет.
- Так, значит, Антиохию все-таки осадили? - Сеня был рад, что хоть
такой информации добиться удалось.
- Ну конечно, осадили! А что там еще могут наши отборные силы делать?
- удивился ландскнехт. - Не дураки же они с налета город брать. Эдак
придется раньше времени домой возвращаться и перед женами отчитываться,
на каких таких одалисок они награбленные средства потратили.
- Так вы же обеты безбрачия давали? - ехидно поинтересовался Андрюша
Попов, до этого момента с любопытством наблюдавший за Сениными методами
допроса.
- Конечно, - ответствовал Ричард. - А мало вас таких со специальными
миссиями от самого папы по окрестным степям шляется? Только и успевай,
что девок от вас прячь да вино подальше убирай...
- Цыц! - увидев, что Сенино терпение, подточенное к тому же Фатимой,
начинает лопаться, Жомов затрещиной утихомирил не в меру умного
оруженосца. - Упал - отжался тридцать раз, чтобы на будущее у тебя язык
вперед мозгов не бежал.
- Угу, в следующий раз после такого подзатыльника мои мозги уже ни
один язык не обгонит, - буркнул себе под нос ландскнехт, чем и заработал
еще десяток лишних отжиманий с полной выкладкой...
Интересно, если горбатого только могила исправит, то может ли один
отдельно взятый омоновец перевоспитать болтливого?..
Пока обучение оруженосца уму-разуму Жомову не слишком удавалось.
Ландскнехт кряхтел и пыжился, но больше одного раза отжаться от земли
так и не смог, как ни старался. Сеня презрительно скривился, а омоновец
разочарованно покачал головой и попробовал заставить Ричарда приседать.
Болельщиков на этой новой экзекуции собралось побольше, чем на
отжиманиях. И Попов, заинтересовавшись происходящим, прекратил
вожделенно втягивать носом аромат готовящейся еды, и Абдулла смотрел во
все глаза, не переставая ломать ветки для костра, и даже Горыныч высунул
все три носа из телеги, наблюдая за методами воспитания, принятыми у
некоторых разновидностей гуманоидов. Для контрольной по иноведению
пригодится! Впрочем, присутствие болельщиков Ричарда не вдохновило, и
ландскнехт плюхнулся на пятую точку после шести или семи приседаний.
- Да-а, хреновы наши дела, воин, - буркнул Жомов и посмотрел на
Рабиновича. - Сеня, мы тут с новобранцем кросс небольшой проведем, а ты
попроси Андрюшу крикнуть, когда обед будет готов.
Кинолог кивнул головой - дескать, отдыхайте, позовем! - и,
отвернувшись от готовившихся к забегу Ванюши и Ричарда, снова поплелся к
костру. Правда, в этот раз не комплименты расточать. Хуже сердитого
Рабиновича может быть только Рабинович гневный. До первой стадии Сеня
уже дошел, а ко второй оказался крайне близок, когда взялся ерничать над
кулинарными талантами Фатимы, а та, как оказалось, за ответным тостом в
карман не лезла. Тем более, если учесть, что и карманов-то у нее не
было. Не придумали еще. В общем, к тому времени, когда экс-танцовщица
все же сумела справиться с приготовлением обеда, оба милых собеседника
стояли друг против друга с красными мордами, и у Андрюши сложилось
впечатление, что сейчас к обеденному меню добавится чья-то освежеванная
туша. Поэтому и заорал во всю мощь необъятных легких. Не для того, чтобы
горло прочистить, а исключительно затем, дабы обстановку разрядить.
- Ванюшка! Жомов! - завопил Андрей, махнув рукой омоновцу и
ландскнехту, неспешно ковылявшим по окрестным буеракам. - Чего уставился
на меня, дурная башка? Жрать иди. Все уже готово.
На тех, кому ни разу до этого не доводилось слышать поповский вокал,
Андрюшин нежный голосок действовал так, как паровозный гудок на бабку,
решившую первый раз впасть в маразм прямо на железнодорожных рельсах.
Фатима, до этого и слыхом не слыхавшая, что хоть кто-нибудь на свете так
орать может, застыла с открытым ртом, а затем, выбросив котелок с обедом
из рук, заткнула ладонями уши и завопила, как греческая сирена на
заблудившуюся подводную лодку.
На свою беду, персональные парнокопытные транспортные средства всего
доблестного пальценосного рыцарства оказались прямо в эпицентре звуковой
волны. Поповский рык их оглушил, а ультразвуковой бэк-вокал Фатимы
привел в такой неописуемый ужас, что лошадки даже забыли о том, что
после Андрюшиного крика лежать на земле полагается. Быстренько
посовещавшись, кони решили убраться от двух вопящих идиотов подальше, а
по пути растоптали амуницию, имущество и припасы целого взвода. Не из
вредности. Просто животные посчитали, что будет несправедливо, если они
одни будут страдать. К тому же и народу за ними больше погонится.
Глядишь, к вечеру нагонят и в лагерь вернуться уговорят.
Только вот тут они и просчитались! Ландскнехты, что разоренные
лошадиным стадом, что помилованные им, без малейших колебаний решили,
что слышат звук иерихонской трубы. Никто не понял, зачем она трубит, но
зато все отчетливо разобрали, что именно этот инструмент собой
представляет, и тут же дружно плюхнулись на колени.
- Апостол Павел с нами! - заголосили они. - Славьте Господа, ибо глас
этого толстяка есть не что иное, как предвестие великой судьбы,
ожидающей нас. Устами его глаголет истина!..
- Ерундистика ими глаголет, - буркнул Рабинович, прочищая уши. - Поп,
тебя, конечно, просили покричать. Но в следующий раз, когда ты забудешь
регулятор громкости в свой утробный усилитель вставить, я, честное
слово, его так тщательно законопачу, что пищу внутрь станешь
исключительно внутривенно принимать, а алкоголь - только посредством
клизмы. Ясно?
- Вот и делай людям добро, а они его и не заметят, - горестно
вздохнул Попов и посмотрел на упавший котелок голодными глазами. -
Кстати, что у нас с обедом?
Только теперь до остальных дошло, что Фатима опрокинула на землю
приготовленное ею же блюдо. От нее тут же досталось всем, начиная с
Рабиновича (нечего от дела отвлекать было), кончая Абдуллой (не хлебалом
следовало щелкать, а котелок ловить). Единственным, кому не перепало
комплимента от скандальной сарацинки, был Ваня Жомов, пинками пригнавший
к месту стоянки Ричарда. Попов попробовал возмутиться таким положением
дел, но этим добился только того, что Фатима с крика перешла на визг, и
только лихой джигит Абдулла смог помешать и их клячам сбежать обратно в
Никею.
- Красавчик мой, не волнуйся. Твоя порция сохранилась, - проворковала
Фатима, подняв с земли полупустой котелок и протягивая его Жомову. -
Ешь. Тебе силы, да укрепит их Аллах стероидами, поддерживать надо.
- Ну уж нет! - рявкнул Андрюша, вырывая тазик с пищей из рук
оторопевшего омоновца. - Хватит с него и стероидов от Аллаха, а мы уж
как-нибудь твою стряпню поедим.
Фатима рванулась на Попова разъяренной гарпией и наверняка выцарапала
бы криминалисту глаза, если бы Ванюша не перехватил ее на лету. В руках
омоновца танцовщица сразу обмякла и даже начала мурлыкать, но длилось
это недолго, поскольку Жомов, испепеляемый взглядами Рабиновича, решил
не дожидаться, пока кинолог насыплет ему пургена в вино, и легким
шлепком по ягодицам отправил Фатиму подальше от себя.
Удостоверившись, что наскоки строптивой девицы на бравого омоновца не
нашли взаимности, Сеня слегка успокоился и, вырвав котелок из рук упорно
сопротивляющегося криминалиста, принялся делить на равные порции остатки
обеда, поручив Андрюше дополнить его вяленым мясом и подогретыми на
костре пресными лепешками. Попов с удовольствием бросился выполнять его
просьбу и притащил бы к столу добрую половину всех запасов отряда, если
бы Фатима его вовремя не остановила. Девица отобрала у Андрюши второй
мешок с припасами и хворостиной погнала обжору к столу. А там Попова
ждало новое разочарование: сразу приступить к уничтожению припасов ему
не удалось, поскольку к месту отдыха ментов в полном составе направилась
вся рать рыцарей, перстом осененных.
- Да благословит Бог вашу трапезу, - проговорил их предводитель,
довольно высокий мужик с проседью в черной бороде, останавливаясь в шаге
от друзей.
- Приятного аппетита! - хором поддержали его остальные рыцари.
- И вам того же, и вас туда же, - буркнул в ответ Рабинович.
Ричард, едва незваные гости заговорили, хотел было вскочить и
вытянуться по стойке "смирно", но вовремя вспомнил, что у него теперь
новое, персональное начальство. Покосившись на омоновца, ландскнехт
остался сидеть, точно с таким же, как и у Жомова, выражением ленивой
задумчивости уставившись на подошедших рыцарей. Абдулла, напротив,
вообще даже головы в их сторону не повернул, а его персональный босс -
Попов - спрятал миску со скудным, по его меркам, обедом за спину.
Дескать, идите дальше, люди добрые, тут не подают. Рыцари этого не
поняли.
- Я же сказал, да благословит Господь вашу пищу, - с нажимом повторил
бронированный бородач. - А Бог велел благословенной пищей делиться. Про
это даже картинки в Библии есть, или вы сарацины замаскированные?
Остальные рыцари тут же повыхватывали мечи из ножен, явно намереваясь
проверить, насколько правдивы догадки их начальника по поводу
вероисповедания новых знакомых. Жомов попытался подняться, собираясь
посовать оружие рыцарей туда, где, по его мнению, ему было самое место,
но Рабинович поймал его за рукав. Мало того! К безмерному удивлению
Попова, Сеня радушно улыбнулся.
- Присаживайтесь, гости дорогие, отведайте, что Бог послал, - пропел
он, и рыцари тут же бросились занимать места вокруг персидского ковра,
заменявшего ментам походный стол. Однако, к их вящему огорчению, из
всего обеденного меню гостям предлагалась только родниковая вода.
Остальные блюда, словно по мановению волшебной палочки, были расхватаны
еще до того, как рыцари успели опустить свои седалища на пожухлую траву.
- Как видите, Бог нам достаточного пищевого довольствия выделить не
успел. Живем скудно, голодаем и постимся. Поочередно, - елейным голоском
пожаловался на судьбу Рабинович, а затем рявкнул:
- К столу вас пригласили, пищу предложили разделить? Все? Убедились,
что мы не сарацины?
- Нет, - заявил бородач и ткнул в Абдуллу пальцем:
- А это как называется?
- Новообращенный, - не меняя тона, заявил Сеня. - В крестоносца из
сарацина переквалифицировался. А насчет того, что одевается по-прежнему,
так, может быть, у вас лишний костюмчик найдется? - Рабинович кивнул
омоновцу:
- Ваня, борзеют они, по-моему. Раздень какого-нибудь урода, мы сейчас
Абдуллу в надлежащую форму одежды приведем...
Ну не успел кинолог объяснить Жомову, что не хотел вытряхивать
какого-нибудь рыцаря из доспехов, а просто собирался их слегка
припугнуть. Однако Ваня, когда дело доходит до драки, всегда начинает
действовать стремительно, и часто к тому времени, когда до хорошо
замаскированных мозгов омоновца доходит чье-нибудь требование
остановиться, спасать уже бывает некого.
Вот и в этот раз Сеня еще не успел докончить фразу о надлежащей форме
одежды, а Ванюша уже был на ногах и принялся выдергивать из доспехов
одного рыцаря задругам. Причем довольно грубо - за уши. Надо отдать
должное РУБОПу крестоносцев: встрепенулись они мгновенно и всем скопом
бросились утихомиривать омоновца. К сожалению для них, этого "скопа"
оказалось крайне немного, и к тому времени, когда Рабиновичу удалось
остановить исполнительного Ванюшу, одетым остался только их бородатый
предводитель. Да и то только потому, что вовремя спрятался за Сеню.
Остальные лежали кучей, отдельно от доспехов, практически в том, в чем
их мать родила - в подштанниках и с нательными крестами.
- Все? - ехидно поинтересовался у омоновца Рабинович.
- Нет, еще один остался, - наивно пожаловался Ваня и попытался
добраться до бородача. Не вышло.
- Хватит, я сказал, - рявкнул Сеня и заставил омоновца усесться на
место. - Дурная башка ты, а не Ваня Жомов. Я же просто пошутил.
- Предупреждать надо, - спокойно пожал плечами Ваня. - Только не
проси меня теперь этих уродов обратно в консервные банки запихивать -
расплющу всех и выкину в утиль...
- Сами оденутся, - буркнул Рабинович и похлопал бородача, впавшего в
кому, по плечу. - Ты не обижайся на моего друга. Несдержанный он и
недалекий. Тебя как зовут, бедолага?
- Боэмунд, - растерянно проговорил седобородый рыцарь, глядя на своих
поверженных сподвижников.
- Опа-на! - встрепенулся Сеня и посмотрел на оторопевшего Ричарда:
- А ты чего же друга не узнаешь? Как-никак, на турнире с ним
сражались, и ты его собственноручно победил. Я не ошибся?
- Нет, то есть да, - промямлил ландскнехт. - Тот Боэмунд другой был.
Повыше, пошире, потолще, посильнее, посветлее...
- Может, хватит? - оборвал его кинолог и хлопнул рыцаря по плечу так,
что тот от испуга едва не испортил воздух. - Свободен. Забирай своих
недобитков и валите отсюда. Не знаю, как у вас, но у нас обед. Просьба
не тревожить в ближайшие два часа, четыре дня, три месяца, семьдесят лет
и несколько десятков веков!..
Второй раз повторять просьбу Рабиновичу не пришлось. Боэмунд,
совершенно не обращая внимания на оголенных подчиненных, помчался к тому
месту, где располагались палатки рыцарей. Все прочие рубоповцы, похватав
с земли то из доспехов, что первым попалось под руки, бросились его
догонять, оставив ментов в покое. Надолго.
- Ну вот, теперь и поесть можно, - облегченно вздохнул Попов и
втихаря, пока никто не видит, стащил у Жомова два куска мяса.
Ваня, впрочем, не расстроился. Во-первых, потому, что не заметил
пропажи, а во-вторых, его, как истинного омоновца, хлебом не корми,
только подраться дай. Намять бока десятку крестоносцев он уже успел,
потому размеры и качество еды теперь были для Вани не важны. Он спокойно
принялся уплетать свою урезанную порцию, догнав и перегнав проглота
Попова. Остальные тоже практически от него не отставали, и лишь один
Рабинович задумчиво вертел в руках нож с наколотым на него куском мяса.
- Я думаю, пора итоги подводить, - задумчиво проговорил он, не
обращаясь ни к