копался в грунт еще глубже.  На  этот  раз  без
помощи ?демократизатора?.
   - Запомни, нечестивый смерд, и передай своему хозяину, - с грацией короля
танзанских аборигенов произнес Рабинович. - Если здесь еще раз появятся  его
прихвостни, то я лично надеру ему задницу!
   - Как твое имя, благородный рыцарь? - прохрипел перепуганный предводитель
стражников.
   - Рабинович, - скромно  потупив  взор,  представился  Сеня.  -  Остальное
неважно!
   - Ранби... Расби...  Рабинс...  -  попытался  выговорить  предводитель  и
наконец сдался:
   - Счастлив был получить от вас урок, сэр Робин!
   Рабинович застыл, пытаясь переварить услышанное. Он  даже  замахнулся  на
предводителя дубинкой, желая наказать за извращение собственной фамилии,  но
удержался от удара. Потому как после  этой  манипуляции  парня  пришлось  бы
целиком выкапывать из-под земли. А за спиной у Рабиновича гадливо  захихикал
Попов.
   - Ну, Сеня, - сквозь смех проговорил Андрюша. -  Вот  тебя  твои  любимые
аборигены и окрестили! Да как этот чувак в точку-то попал...
   Рабинович резко обернулся. Он  хотел  запустить  в  Попова  дубинкой,  но
передумал. В конце концов, пусть уж лучше Робином зовут, только фамилию  так
безобразно не коверкают! Обреченно махнув рукой, Сеня пошел назад,  прямо  к
застывшему в немом изумлении Кэю Какамври.
   - Мне неловко напоминать, - проговорил Рабинович, обращаясь к старейшине.
   - Но после такой трудной победы рыцарям не  мешает  напиться.  А  то  так
жрать хочется, что даже спать негде!
   - Конечно, конечно!  -  залепетал  Кэй  Какамври.  -  Благодарные  жители
Гэлгледа найдут  чем  отблагодарить  своих  защитников.  Мы  умеем  отдавать
долги!.. Старейшина сделал жест рукой, приглашая троих  друзей  проследовать
для получения обещанной награды. И звал он не в кабак, а в  свою  резиденцию
за  корявым  частоколом.  Гордый  Рабинович,  хихикающий  Попов,  пожимающий
плечами Жомов и Каута, все еще размахивающий кулаками,  прошли  в  указанном
направлении, не обращая больше внимания  на  улепетывающих  стражников  сэра
Мордреда. Мурзик  шел  последним,  вновь  неся  забытый  Жомовым  поводок  в
оскаленной пасти и от души надеясь, что  хоть  у  старейшины  дома  блох  не
окажется!
   Пьяный дебош продолжался в доме Какамври до поздней  ночи.  Поначалу  все
выглядело благопристойно. Почти по-европейски. Если не считать того, что  по
комнатам гулял сквозняк вперемешку с мошкарой,  а  дым  от  кухонного  очага
пробирался прямо в пиршественный зал, вызывая на глазах у  Рабиновича  слезы
умиления.
   Расчет хитрого кинолога оправдался на все сто процентов.  После  открытия
чудесных свойств обычной милицейской дубинки Сеня  не  побоялся  вступить  в
сражение с закованными в ржавое железо стражниками Мордреда и теперь почти в
одиночку пожинал плоды воинской славы.
   О  странных  изменениях,  происшедших  с  ?демократизаторами?,  Рабинович
предпочитал пока научные дебаты не заводить. Да на обсуждение проблемы никто
и не набивался. Попов считал все это последствиями магии Мерлина, в  которую
еще вчера не верил, а Жомову было на все наплевать. Главное,  что  местного,
пусть и плохого вина подливали  в  его  глиняную  кружку  непрестанно.  Даже
Мурзик, получив вожделенную  мозговую  кость,  забрался  подальше  от  людей
(местных сучек и блох!) и не подавал признаков жизни.
   "Великих рыцарей из земли  Сарацинской?  -  на  сарацинов  уже  никто  не
обижался - одарили на славу. Жомову досталась аппетитно  вонявшая  протухшим
мясом шкура огромного волка. Целиком, с когтями и  головой.  Ваня,  подержав
шкуру в руках,  брезгливо  сунул  ее  Рабиновичу.  Тот  с  поклоном  принял.
Дескать, в хозяйстве все сгодится!  Тем  более,  когда  вернемся...  Попову,
видимо, помня слова Рабиновича о набожности странного  толстяка,  старейшина
лично подарил почти килограммовый серебряный крест, которым толком  не  умел
пользоваться. Крест по углам был помят, от чего создавалось впечатление, что
прежний владелец распугивал им нечисть, швыряя  в  тот  угол,  где  она  ему
мерещилась.
   От такого подарка у Рабиновича едва не случился сердечный спазм. Он так и
не смог отдышаться, терзаемый лютой завистью, пока  не  получил  собственные
награды: маленькую золотую чашку (от хозяина трактира), заполненную монетами
до краев (от благодарного населения), доспехи, мало отличающиеся  от  наряда
предводителя  стражников,  и  соответствующий  им  меч  (от  старейшины,   с
трепетом)  и,  наконец,  вышитую  петухами  рубаху  (от  дочки  Какамври,  с
обожанием). Последнюю (не рубаху, а дочку!) Сеня тут же усадил подле себя  и
не отпускал до... Ну, неважно, до какого момента!
   Меч и доспехи на  Рабиновича  впечатления  не  произвели.  Отчасти  из-за
своего неприглядного состояния, отчасти - от избыточного веса. Зато Жомов не
мог оторвать от них глаз и тридцать раз покаялся, что отдал Рабиновичу шкуру
задаром. Впрочем, к концу вечера Жомов вожделенные доспехи все  же  получил,
пообещав  за   них   Рабиновичу   свою   месячную   зарплату   и   новенький
видеомагнитофон со всеми кассетами.
   Успокоивши свою душеньку таким образом, Ваня целиком переключил  внимание
на местное вино и двух красоток, калибром метр пятьдесят. Девушки  успели  к
началу пира помыться и пахли  теперь  вполне  прилично.  А  если  учесть  их
одежду, чем-то отдаленно напоминавшую римские тоги или греческие  туники,  к
тому же  имевшую  странное  свойство  то  и  дело  задираться  в  не  совсем
традиционных местах, то становилось  понятно,  почему  Жомов  больше  ничего
замечать не хотел. Попов, к которому после второй  перемены  блюд  вернулось
хорошее расположение духа, оторвав перемазанную жиром физиономию от  жареной
куропатки, ехидно прокомментировал:
   - Ваня, а я знаю, зачем тебе сразу две девушки, -  поймав  вопросительный
взгляд Жомова, который все же сумел отреагировать на свое имя, закончил:
   - Ты их одну на другую будешь ставить, когда целоваться захочешь!
   Может быть, Жомов  как-то  и  ответил  на  такую  непочтительную  реплику
товарища, но Попов его все равно не услышал. Сразу после Андрюшиных  слов  в
зале раздался такой взрыв хохота, что с потолочной  балки  прямо  в  тарелку
старейшины свалилось какое-то замшелое чучело чисто  английской  птицы.  Это
происшествие, в свою очередь, вызвало новый приступ истеричного  смеха,  что
позволило довольному Попову спокойно продолжить трапезу.
   Надо ли говорить, что нетренированные саксо-юто-бриттские выпивохи начали
падать  под  стол  пачками  гораздо  раньше  троих   доблестных   российских
милиционеров. Где-то к полуночи  кое-какую  боеготовность  сохраняли  только
Жомов с Рабиновичем и три девицы, их развлекающие.
   Попов изредка подавал признаки жизни, но самостоятельно передвигаться мог
с большим трудом. То ли от обжорства, то ли  с  перепою.  Растолкав  хозяина
дома, умиленно  храпящего  прямо  за  столом  в  обнимку  с  чучелом  птицы,
Рабинович  поинтересовался,  куда   транспортировать   ?святого   человека?.
Какамври что-то промычал и неопределенно махнул рукой в глубину дома.
   - Понятно! - согласился с ним Сеня и пошел  с  тем  же  вопросом  к  трем
девицам.
   Те чувствовали себя едва лучше Попова и посоветовали Рабиновичу найти для
друга какую-нибудь комнату. Электричества,  сами  понимаете,  тогда  еще  не
придумали, а взять с собой смердящий факел Сеня не решился. Поэтому нашел на
ощупь покосившуюся дверь, за которой в потемках разглядел что-то похожее  на
кровать.
   Оторвав Жомова от двух  красоток,  начавших  проявлять  излишнее  рвение,
Рабинович заставил Ваню отконвоировать  Попова  в  чулан-спальню.  И  только
после этого позволил дочке старейшины увести  себя  на  нормальную  кровать.
Жомов попытался последовать его примеру, но третьего спального места в  доме
не нашлось. Вот и пришлось Ване довольствоваться кучей сена в каком-то сарае
во дворе.
   Похмелье - оно всегда и везде одинаковое. Хоть в каком-нибудь Задрыпинске
в веке двадцатом, хоть в Гэлгледе в начале шестого. Века, естественно, а  не
утра. Поскольку, когда пьешь до полуночи, то  в  начале  шестого  проснуться
невозможно ни одному нормальному человеку. Вот и  Попов  раздраил  заплывшие
очи только в начале восьмого, и то не по собственной инициативе!  В  постели
рядом с Андрюшей кто-то усиленно шевелился. Даже не пытаясь понять, кто это,
Попов пошарил рукой в поисках тумбочки, на которую заботливая мама ставила с
ночи литровую кружку огуречного рассола (воды в худшем  случае!).  Почему-то
не  найдя  ни  кружки,  ни  самой  прикроватной   тумбочки,   Андрей   снова
почувствовал рядом с собой призывное шевеление и ужаснулся:
   "Матерь божья! Опять девицу с собой вчера привел. Теперь маман с  меня  с
живого не слезет со своими проповедями!?
   Попов подскочил  на  кровати  и  попытался  нашарить  трясущимися  руками
что-нибудь из предметов личного туалета. Вместо этого  наткнулся  на  что-то
мягкое, колыхающееся и горячее. Испуганно отдернув руку, Андрюша  обернулся,
увидел скалящуюся в  беззубой  улыбке  отвратительно-морщинистую  физиономию
старой жабы и застыл.
   - Ми-илый! Это было великолепно! - еще  сильнее  ощерилась  физиономия  и
вытянула трубочкой губы для поцелуя.
   Вместо того, чтобы как подобает ответить на  этот  томный  призыв,  Попов
истошно заорал и выскочил из  постели,  едва  не  сломав  у  кровати  ножки.
Дамочка тоже заорала и начала оглядываться по сторонам в поисках  неведомого
монстра, который  так  сильно  напугал  горячего  ?сарацинского?  парня.  Но
обнаружить его она так и не смогла.
   Те, кто сумел в этот ранний час вытащить головы из тарелки со  свекольным
салатом, насладились великолепным зрелищем - спринтерским  бегом  Попова  по
пересеченной местности. Если к тому же учесть, что бежал  Андрюша  абсолютно
голый, сжимая в одной руке серебряный крест, а в другой  -  полный  комплект
милицейской униформы, то стоит ли удивляться, что он очень быстро  обзавелся
эскортом перепуганных  с  похмелья  аборигенов!  Процессию  замыкал  Мурзик,
заливающийся задорным лаем. Пес не  смог  удержаться,  хотя  знал,  что  над
убогими смеяться грешно!
   Попов пронесся через двор и заскочил в сарай, резко  захлопнув  за  собой
дверь с перепугу. Те, кто бежал следом  за  ?святым  человеком?,  с  разбегу
влепились в замурованное отверстие и посыпались друг на друга, как горох  из
дырявого пакета.
   Решив, что очаровательная красотка с беззубой улыбкой  каким-то  странным
образом клонировалась и теперь в количестве нескольких экземпляров ломится в
закрытую дверь, Попов с оглушительным воплем бросился дальше, в глубь сарая.
   Пытаясь укрыться от ужасных преследовательниц за кучей  сена,  Андрюша  с
разгону начал штурмовать стог и почти на вершине наткнулся  еще  на  парочку
голых низкорослых существ. У  которых  на  двоих  было  три  головы.  Причем
третья, явно мужская, попросту валялась на куче сена.
   Этого истерзанное сердце Попова вынести уже не могло!  Еще  раз  завопив,
Андрюша что есть силы замахнулся на мерзкую мужскую  голову  самым  тяжелым,
что оказалось в руках. Естественно, это был серебряный крест! И  кто  знает,
не прибавилось бы на нем еще вмятин, если  бы  крепкая  здоровущая  рука  не
перехватила удар Попова.
   - Ты че, совсем ошалел с перепою? - проговорила голова голосом Жомова.  -
На людей хрен знает с чего бросаешься! Я у  тебя  что,  невесту  отбил?  Ну,
извини...
   Тут бедный Андрюша так и сел там, где стоял. В  одну  секунду  в  его  не
совсем еще прояснившейся голове промелькнули события  последних  двух  дней.
Попов передернулся от ужаса. Спасти его от инфаркта смогла  только  мысль  о
том, что строгая маман так и не узнает, кого он к себе в постель  затащил...
Затащил?!
   - Так, козел! Это ты меня в кровать к старой карге подсунул? -  угрожающе
прошипел Попов, нависая над Жомовым, который так и не собирался вставать.
   - Спать тебя я относил. Но о своей карге иди у  Рабиновича  спрашивай!  -
перевел стрелки Иван, а его девицы в это время тоненько захихикали,  стреляя
глазами Попову пониже пояса. - Ты бы оделся, что ли, в натуре!  Смотреть  на
тебя страшно...
   Что-то бормоча себе под  нос,  Андрюша  сполз  с  кучи  сена  и  принялся
облачаться  в  свои  ?сарацинские?  доспехи.  В  это  время   новоиспеченные
прихожане ?святого человека? наконец справились с непокорной дверью сарая  и
всей толпой ввалились внутрь, перепугав тех овец, коров и  лошадей,  которых
истошный крик Попова не заставил отбросить копыта.
   Жомов на такую большую толпу болельщиков не рассчитывал, поэтому пришел в
ярость.  Он  рявкнул  так,  что  у  курей  облетела  половина  оперения,   а
перепуганных аборигенов вынесло обратно во двор.
   Они так и остались подле дверей, не сумев решить, куда им,  неприкаянным,
податься. То ли в дом, откуда в ужасе  убежал  ?святой  человек?,  то  ли  в
сарай, где так страшно кричит ?большой сарацин?. Откуда им, беднягам, знать,
что сбежал Попов всего-навсего  от  гостеприимной  хозяйки  дома  старейшины
Гэлгледа! Суматоха, поднятая Поповым, поставила на уши почти  весь  дом,  за
исключением трупов. А таковым оказалось только чучело птицы, так и брошенное
на произвол судьбы Кэем Какамври. С перепою старейшина решил,  что  началась
Вторая Троянская война, и заметался по дому в поисках достойного его статусу
вооружения.
   Взбудораженный  народ  успокоился  примерно  через  час,  когда  с  кухни
пригласили  всех  к  завтраку,  плавно  перешедшему  в  обед.  Троих  друзей
по-прежнему продолжали чествовать, хотя подарков в этот раз никто не  дарил.
Впрочем, сей прискорбный факт расстраивал только Рабиновича. Поначалу  Сеня,
как и двое его коллег, испугался, оказавшись  в  шестом  веке  от  Рождества
Христова. Перспектива поменять удобства  цивилизованного  мира  на  пусть  и
экологически чистое,  но  все-таки  убогое  прошлое  его  не  прельщала.  Но
тщательно взвесив все ?за? и ?против?, Рабинович решил, что все не так уж  и
плохо.
   Сеня ничуть не сомневался, что раз существует путь из будущего в прошлое,
то возможна и обратная дорога. Он  был  уверен,  что  удастся  найти  способ
вернуться назад.  Однако  торопиться  с  поисками  Рабинович  не  собирался.
Способы воспользоваться знаниями  будущего  для  обогащения  в  прошлом  еще
только смутно начали зарождаться в его светлой головушке, но Сеня уже твердо
решил  не  возвращаться  назад  с  пустыми  руками!  Было  бы  глупо  терять
возможность вполне легальным способом заработать капиталец на  антиквариате,
реализовать который при возвращении  труда  не  составит.  Зарплата  ведь  у
ментов маленькая.
   Почти на пороге уровня бедности. А тут еще и пса содержать нужно!
   Когда Попов из-за своей извечной  настырности  случайно  открыл  чудесные
свойства милицейских дубинок,  уверенность  Сени  в  своей  правоте  стократ
окрепла. Нужно действительно выжать  максимум  из  этого  примитивного  мира
прежде, чем возвращаться домой. Вот за обедом он и  принялся  излагать  свои
доводы уже захмелевшим друзьям.
   - Андрюша, я тебя понимаю! У тебя дома мама и рыбки, - ласково уговаривал
Сеня Попова, хлопая его по плечу. - Но сейчас мы  не  можем  вернуться.  Сам
видел, к чему привели твои эксперименты...
   - Ни хрена! - пытался возразить Андрюша. - Химик я, а не  ты.  Мне  лучше
знать. В этой формуле просто не хватает компонентов...
   - Да не компонентов не хватает! - фырчал Рабинович.
   - Просто дубинки - это единственные  совершенно  инородные  тела  в  этом
времени. Материал, из которого они изготовлены,  просто  еще  не  придумали.
Поэтому  и  получается  нечто   вроде   эффекта   аннигиляции,   когда   они
соприкасаются с железом.
   - Почему же со лбом Кауты аннигиляции не  получилось?  -  ехидно  спросил
Попов.
   Верный  сакс,  услышав  свое  имя,  попытался  оторвать  от  стола  вновь
отяжелевшую от хмеля лохматую башку. Это  у  него  не  получилось,  и  Каута
уронил ее обратно, успев по дороге отхватить зубами кусок от жаркого.
   - Тут дело скорее  всего  в  свойствах  проводников,  -  вновь  попытался
убедить Попова Рабинович. - Железо энергию проводит, а голова Кауты  -  нет!
Элементарные вещи. Поэтому с твоим экспериментом ничего не выйдет...
   - А почему у этого дурацкого Мерлина вышло?!  -  едва  не  подпрыгнул  на
стуле Попов.
   - Вот найдем его и спросим, - оборвал дискуссию Рабинович. - А  сейчас  и
говорить нечего!
   - Бросьте вы языками телепать! - отрываясь от кружки с  вином,  взмолился
Жомов. - Пейте, жрите. И другим не мешайте. А то у меня от ваших  разговоров
уже уши пухнут.
   Рабинович отмахнулся от него рукой и вновь повернулся  к  Андрюше.  Попов
сидел за столом, насупившись, словно осьминог в консервной банке.  Он  никак
не хотел расставаться со своей идеей немедленного возвращения  в  нормальное
время. Даже тушеный кролик не прибавлял ему настроения. А  когда  Попову  на
глаза попалась счастливо улыбающаяся хозяйка фазенды, так  Андрюша  и  вовсе
взбеленился.
   - Ну так чего сидим?! - заорал он  на  всю  пиршественную  залу  с  такой
силой, что половина трапезничавших попросту вскочила с  длинных  скамеек.  -
Собирай свои манатки и пошли этого хренова колдуна искать.
   Жомов поперхнулся вином и удивленно  посмотрел  на  непоседливого  друга.
Ивану меньше все троих хотелось куда-то идти. И в свое  время  вернуться  он
тоже не торопился. А зачем? Он парень детдомовский. В родном городе  у  него
никого нет кроме комнаты в  милицейском  общежитии,  цветного  телевизора  и
видеомагнитофона. Последний он, впрочем, уже подарил Рабиновичу. Вкусно есть
и вволю пить и здесь можно. Причем работать для этого нет необходимости. Бей
только изредка кому-нибудь морду, и все! А это можно без чуткого руководства
начальника участка внутренних дел совершать, да еще и  в  удобное  для  себя
время!
   Жомов хотел изложить свои доводы товарищам,  но  в  процессе  обдумывания
вновь поперхнулся вином.  К  тому  же,  пока  Ваня  размышлял,  диалог  ушел
несколько вперед от его умных мыслей. Догонять его у Жомова не было никакого
желания. Тем более что под руками вертелись две ненасытные малютки.
   - Сейчас я тебе так пойду, что ты по дороге заблудишься и пропадешь, - на
всякий случай решил все же вставить реплику Жомов и, подумав, добавил:
   - Навсегда!
   Попов с Рабиновичем не обратили на такое заявление никакого внимания.
   Поскольку Сеня уже сумел убедить  тучного  эксперта  в  том,  что  пешком
искать  Мерлина  несподручно.  К  тому  же  и  питаться  в  дороге  придется
впроголодь. Вот и получалось,  что,  пока  они  не  обзаведутся  достаточным
количеством местной валюты и гужевым  транспортом,  двигаться  в  дорогу  не
имело  смысла.  Скрепя  сердце  Попов  вынужден  был   согласиться.   Причем
неизвестно, какой из доводов оказался для него убедительней!
   Положившись целиком  на  своего  пронырливого  друга,  Андрюша  продолжил
трапезу, исправно нагружаясь при этом  третьесортным  пивом.  Это  только  у
профессора Преображенского третьего сорта  не  бывает!  Просто  он  местного
пойла не пил.
   В самый разгар  полуденного  пиршества  вновь  случилось  неожиданное.  В
открытые ворота усадьбы Кэя Какамври ввалилась,  истошно  вопя  и  перебивая
друг друга, целая ватага аборигенских деток.  Жомову  с  трудом  удалось  их
угомонить и расставить по ранжиру.  Лишь  после  этого  они  объяснили,  что
случилось.
   - Стражники сэра Бедивера едут! - доложил  Жомову  тот  из  пацанов,  что
оказался  выше  других  ростом.  Хотя  разбирательства  по   поводу   пальмы
первенства  продолжались  так  долго,  что   всадники   уже   появились   на
единственной улочке Гэлгледа!
   - Опять стражники?! - заревел Жомов. - Всех убью, один останусь!
   - Спокойно, это свои, -  заплетающимся  языком  пролепетал  старейшина  и
попытался угадать причину их появления. - Налоги мы уже платили. А если  они
все равно едут, то либо на  войну,  либо  за  выпивкой.  Вино  у