кровение!  -  ...и  не
позволю тебе, вонючий трупоед, оскорблять моего сына!
   - А ты бы заткнулась, жирная  потаскуха,  когда  находишься  в  чужом
доме! - это, в свою очередь, тощая Гера вступилась за  сыночка.  -  Пока
еще законов гостеприимства никто не отменял...
   - Это у вас тут гостеприимство? - ехидно  поинтересовался  со  своего
места кудрявый мужик с пивным брюхом. - Да вы еще бы к рыбе  шампанского
подали! Кто же форель с красным виноградным вином ест?
   - Усохни, Вакх, - заявил, поднимаясь со стула тощий  и  длинноволосый
блондин. Та-ак, еще с одним божком познакомились. Интересно, намылит  ли
ему шею Геракл за тот случай с кентаврами? -  Тоже  мне  знаток  этикета
нашелся. Да ты с бодуна даже одеколон хлестать можешь!
   Ох, мать моя немецкая овчарка, что тут  началось!  Последнюю  реплику
подал не кто иной, как Аполлон. Уж не знаю, заступился ли  он  за  Геру,
как за свою бывшую союзницу в Троянской войне, или просто имел  какой-то
собственный зуб на Вакха, но  досталось  от  него  богу  алкоголиков  на
полную катушку. За того вступилась Геката, без которой, как известно, ни
одна свара на Олимпе не  проходила.  Следом  заорала  Дика,  видимо,  из
справедливости стремившаяся создать паритет сил.  К  Дике  присоединился
Гефест, любящий больше всех среди богов грохот и крики, да погромче.  Ну
и только затем слово взял Попов.
   - Мо-олчать!!! - рявкнул он,  и,  как  это  бывает  всегда  во  время
сольных выступлений нашего криминалиста, вокруг наступила тишина.
   Боги оказались покрепче жителей Эллады и  на  пол  не  попадали.  Они
просто прочищали уши, удивленно глядя по сторонам. А вот стол в  зале  у
Ареса оказался явно не способным выдержать  мощь  поповского  рыка.  Тем
более орал Андрюша не куда-нибудь, а прямо в его направлении. Столешница
треснула и, не без помощи  стоявших  на  ней  яств,  обломилась.  Блюда,
естественно, вместе с питьем посыпались на пол. Часть  гостей  отскочила
от обрушившегося стола в  разные  стороны.  Радовали  только  две  вещи.
Во-первых, у  стола  оказалось  намного  больше,  чем  четыре  ножки,  и
обвалился он не весь. Ну, а во-вторых, я не оказался в зоне поражения.
   В наступившей тишине слово взял Рабинович.
   Не знаю, как остальные, но я заметил, что с  самого  начала  всеобщей
божественной свары мой Сеня постоянно хмурил лоб. Это не  от  того,  что
крики олимпийцев  его  раздражают,  хотя  и  такой  фактор,  несомненно,
присутствовал. Но когда  Рабиновича  раздражают,  он  обычно  не  хмурит
брови, а попросту спускает на всех кобеля. То  бишь  меня.  В  противном
случае угрюмый  вид  означает  только  то,  что  его  посетила  какая-то
гениальная идея. Ее-то он и изложил.
   - Так, дамы и господа, - проговорил Сеня, поднимаясь из-за стола. - Я
смотрю, вам тут энергию девать некуда? - он обвел глазами собравшихся. -
В любое другое время я бы не стал с вами церемониться. Просто бы  забрал
всех в участок, и дело с концом! Но сейчас ситуация другая. Вы мне нужны
тут все. В естественных, так сказать, условиях. Поэтому  для  избавления
от избытка энергии с завтрашнего дня начнем какие-нибудь соревнования...
   - Точно! - перебивая его, вскочил из-за  стола  бородатый  Гефест.  -
Устроим соревнования и назовем их Олимпийскими играми.
   Боги, не оценившие ни  прелести  Сениной  идеи,  ни  нового  слова  в
истории спорта, начали было недовольно роптать. Жомов, который вообще  с
трудом переваривал, когда обыватели не слишком  воодушевленно  реагируют
на указания блюстителей  порядка,  собрался  внушить  уважение  к  слову
сотрудника милиции двумя-тремя хорошими ударами, но ему помешали.
   - Прекрасная идея! -  рявкнул  полностью  лысый  и  тучный  Посейдон,
поднимаясь из-за стола и потрясая огромной вилкой, именуемой  трезубцем.
- Мы действительно устроим завтра  Олимпийские  игры,  а  их  результаты
победители смогут использовать в своей предвыборной агитации.
   А вот это для богов было куда как  соблазнительно.  За  столом  разом
наступила тишина, а затем Гера выразила общую волю:
   - Что же, Олимпийские игры, значит - Олимпийские игры!
 
Глава 4 
 
   К вечеру трое доблестных сотрудников милиции вкупе  с  двумя  греками
изрядно набрались. После всеобщего дебоша, безвременно прерванного рыком
Попова, столы  восстановили,  закуску  заменили,  а  алкоголя  притащили
столько, что хватило бы не только на сборище олимпийских богов, но и еще
на пару российских участков внутренних дел. Боги  на  выпивку  оказались
слабоваты и ближе к вечеру  целыми  гроздьями  стали  падать  под  стол.
Прислужники Ареса принялись разносить их по домам, и единственными,  кто
покинул его дворец на  собственных  ногах,  оказались  Аполлон,  который
сбежал с середины пиршества, сославшись на то, что  ему  нужно  заняться
закатом солнца вручную, да Вакх. Второй попросту сдался. Он еле уполз из
залы, заявив, что его ждут неотложные дела, хотя по глазам  было  видно,
что бог алкоголя просто боится оказаться перепитым  простыми  смертными.
Хотя какие же они простые? Они же - русские менты!
   Впрочем, несмотря на бегство, Вакх успел заслужить  уважение  Жомова.
Ваня, таща под мышкой еле живого Попова, заявил,  что  Вакх  -  неплохой
мужик, но в следующий раз он не смоется, пока доблестный омоновец ему не
докажет, кто из них  двоих  больше  выпить  может.  Рабинович,  отчаянно
цепляясь за поводок Мурзика, кивнул, соглашаясь  с  предложением  Ивана.
Что и неудивительно, поскольку у  Сени  в  таком  состоянии  только  два
варианта общения - либо он  абсолютно  со  всем  соглашается,  либо  без
разговоров бьет в морду. Второе  полностью  исключалось,  так  как  бить
морду было некому. Разве что слугам, разводившим ментов по комнатам.  Но
вышколенный персонал дворца Ареса был нем как рыба. Да  и  Сеня  по  ним
кулаком все равно бы не попал.
   Утром, естественно, случившееся вчера вечером вспоминалось с  трудом.
У всех ментов головы трещали с похмелья, но больше всего мучились греки.
Гомер тоненько стонал и, держась за голову, сквозь зубы клялся никогда в
жизни не писать никаких хвалебных стихов в честь Вакха  (история  знает,
насколько он сдержал свое обещание!), а  меланхоличный  Геракл  и  вовсе
впал в кататонию. Он молча лежал на  своем  ложе  и  не  сводил  глаз  с
трещинки на потолке.
   Добросердечный Горыныч, видя страдания друзей,  попытался  предложить
собственное средство излечения от алкогольного  отравления.  Он  сказал,
что в его мире синдромы, схожие с похмельем, тоже иногда наблюдаются. Но
только у тех индивидуумов, которые выбрали целью своей  жизни  борьбу  с
вредителями. По его словам, чтобы не страдать утром после случайного (вы
слышали? он за кого ментов  принимает?!)  попадания  алкоголя  в  кровь,
следует принять внутрь лекарственное средство,  состоящее  из  чашетычек
вуангуса, лепроподов смердоверса и противерий тошнавила.
   От одних только названий этих составляющих лекарственного препарата к
горлу всех друзей, в  том  числе  и  непробиваемого  Жомова,  подступила
дурнота. Ну, а когда Ахтармерз  объяснил,  что  в  этом  мире  их  можно
заменить натертыми когтями пещерной  совы,  фекалиями  фавна  и  шерстью
домашней кошки, все, в том числе и Мурзик, бросились  искать  подходящую
посуду, способную принять в себя  содержимое  их  желудков.  После  чего
самым ласковым желанием любого из присутствующих было медленное и нежное
пропускание  самозваного  лекаря  через  мясорубку.  Спасла   Ахтармерза
Немертея. Она вошла в комнату, держа в руках огромный кувшин с вином,  и
ласково улыбнулась.
   - Я понимаю ваши мучения, мои неразумные друзья, и хочу облегчить их,
тогда как любая другая на моем месте принялась бы читать вам нотации,  -
мило проворковала она, хотя вряд ли кто-нибудь из ментов мог  бы  сейчас
отличить ласковое мяуканье от зловещего карканья. -  Однако  я  надеюсь,
что когда-нибудь, однажды утром, вы поймете, что  употребление  алкоголя
ни  к  чему  хорошему  не  приводит,  и  согласитесь  с  моим  жизненным
принципом, который гласит, что трезвость - норма жизни!
   - Совершенно с вами согласен,  сударыня,  -  кивнул  Ахтармерз  всеми
тремя головами по очереди.  Рабинович  простонал,  не  обращая  на  него
внимания.
   - Солнышко, Немертеюшка, дай что-нибудь попить,  -  жалобно  попросил
он, глядя на титаниду умоляющими глазами.
   - Пожалуйста. Ведь именно за этим я сюда и пришла, - улыбнулась  она.
- Найдите кубки кто-нибудь. Я принесла виноградного вина.
   - Ви-и-ин-а?! - почти ликующе завопил Жомов и, мгновенно  вскочив  со
своего ложа, бросился к титаниде. - Дай я тебя, красавица...
   - Жомов! - грозный рык Рабиновича остановил омоновца на  полуслове  и
на полдороге.
   Ваня пристыжено опустил голову и вернулся на свое место, в  то  время
как Гомер притащил со столика в углу поднос с  кубками.  Немертея  умело
разлила содержимое кувшина по питейным емкостям, уменьшив  его  едва  на
четверть. Менты радостно  чокнулись  и  выпили  тост  за  здравие  своей
спасительницы, а Жомов с безмерной тоской подумал, что дома ему  никогда
не доведется получить с похмелья выпивку из рук женщины -  жена  и  теща
ему скорее зубы в глотку скалкой  и  сковородкой  вобьют,  чем  принесут
опохмелиться!
   Единственным человеком изо всей честной компании,  отказавшимся  было
выпить, неожиданно оказался Геракл. Впрочем, друзья заметили  этот  факт
только после третьего кубка, когда вина на дне кувшина осталось  на  два
пальца. Удивленно переглянувшись друг с другом, менты дружно перебрались
к кровати мученика. Жомов держал в руках кубок с вином.
   - Геракл, ты чего такой смурной?  -  ласково,  насколько  это  только
может сделать омоновец, проговорил он. - Выпей рюмашку, сразу полегчает.
   - Уйдите, люди, я в печали, - мрачно проговорил сын Зевса,  почти  не
разжимая губ.
   - Да ладно, ты чего, братан?! -  Жомов  нежно  похлопал  полубога  по
плечу, едва не сломав ему ключицу вместе с кроватью. - Все  когда-нибудь
первый раз напиваются до потери сознания. Ничего страшного в  этом  нет.
Не убил же никого...
   - Ничего вы не понимаете! - неожиданно взорвался Геракл.  Менты  даже
отпрянули от него,  поскольку  совершенно  не  ожидали  от  закоренелого
меланхолика такого бурного поведения. А полубог даже вскочил на кровати.
-  Вам  все  равно,  что  здесь  происходит.  Вы  же  никогда  не   были
незаконнорожденными, - продолжал орать он. - Когда папик еще был  здесь,
хамить мне в лицо никто не решался, а теперь даже нос в сторону  воротят
при моем приближении. Я для них ноль, пустое место.  Даже  хуже  пустого
места! Я для  них  изгой,  не  достойный  слизывать  пыль  с  подошв  их
сандалий. Дайте сюда кубок,  выпить  хочу!  -  закончил  сын  Зевса  без
всякого перехода.
   Прежде чем менты успели отойти от оцепенения, Геракл  вырвал  из  рук
Жомова емкость с вином и мелкими  глотками  осушил  ее  до  дна.  Друзья
смотрели, как он пьет, не отрывая глаз от кубка. Причем по выражению  их
лиц можно было подумать, что полубог отобрал у ментов последнюю  радость
в жизни, а именно возможность проверять документы у первого  встречного.
Первым вышел из ступора Жомов.
   - Так, блин, век мне полной рюмки в руках не держать, если  я  сейчас
не подвину на чьем-нибудь чайнике носик, - грозно проговорил он, а затем
посмотрел на Геракла. - Короче, парень, ты мне только скажи, кому  нужно
жвалы на место подправить, и я все  сделаю.  Сам  детдомовский,  поэтому
знаю, как без батьки хреново живется. В общем, не было еще такого, чтобы
какие-то свиньи при мне безнаказанно сироту обижали!  Так  кто  на  тебя
вчера наехал? Хавальник в порошок изотру...
   - Не положено, -  похоже,  после  выпитого  к  сыну  Зевса  вернулось
обычное меланхолическое настроение. - Ты смертный, а я полубог и  герой.
Поэтому в мои дела тебе не положено вмешиваться.
   - Ну и хрен с тобой! - и Ваня, обиженный  тем,  что  его  благородный
порыв остался невостребованным, схватил  кувшин  с  вином  и  единолично
осушил его до дна.
   - Во  хамло,  -  удивленно  присвистнул  Попов.  -  На  такое  только
омоновская рожа способна!
   - Ты у меня  еще  пожужжи,  свинорыл  трясопузый,  -  возмутился  его
претензиями Жомов. Андрюша возгорелся желанием парировать реплику фразой
с применением бычьих регалий, на что  Ваня  всегда  жутко  обижался,  но
миротворец Рабинович не позволил разгореться скандалу.
   - Цыц, петухи олимпийские! - рявкнул он. - С бухаловом завязываем. По
крайней мере до тех пор, пока Зевса не найдем. Нас, между  прочим,  дела
ждут. Богов в порядок приводить кто будет?
   -  Так,  значит,  все-таки  подеремся?!   -   обрадовано   воскликнул
отходчивый Ваня, но Рабинович обломал его и в этом.
   - Никаких драк, - твердо заявил он.  -  Пошли  соберем  их  вместе  и
устроим Олимпийские игры. Пусть дурь друг из друга вышибут, а  мы  потом
за них как следует возьмемся. И так уже до хрена времени потеряли!
   При упоминании  о  потерянном  времени  на  глаза  верных  соратников
кинолога навернулись слезы грусти.  Хотя,  может  быть,  это  от  запаха
перегара в комнате у них глаза защипало?  Жомов  вспомнил  покинутый  им
осиротевший тир. Андрюше традиционно взгрустнулось о рыбках. Рабинович с
ужасом понял, что совсем позабыл о том, в каком размере ему была  выдана
премия ко Дню милиции. А о  чем  подумали  Мурзик  с  Горынычем  -  если
подумали вообще, они ведь не страдали  с  похмелья!  -  так  и  осталось
тайной, покрытой пылью  веков.  Из  глубин  грустных  воспоминаний  всех
вытащил Геракл.
   - А что, я тоже в этих соревнованиях поучаствую, - неожиданно  заявил
он. - Будет не правильным, если я, всенародный герой, первые Олимпийские
игры пропущу!
   Возражать ему никто  не  стал,  поскольку  всем  его  заявление  было
абсолютно по  фигу.  Вместо  того  чтобы  попытаться  как-то  отговорить
тщедушного Геракла от  авантюры,  Жомов  решил,  что  подобная  разминка
пойдет ему на пользу, и даже подтолкнул  к  двери  полубога,  когда  все
остальные отправились наружу собирать в кучу его родню.
   Сонм олимпийских богов долго искать не пришлось.  Все  они  в  полном
составе, включая  дурковатого  Эрота  и  отсутствовавшего  на  вчерашнем
пиршестве Гермеса, восседали  за  пустым  столом  в  пиршественной  зале
дворца  Ареса,  с  нетерпением  ожидая  появления  организаторов  первых
Олимпийских игр. Но если Эрот, увидев  Жомова,  поспешил  спрятаться  за
спиной своей мамочки Афродиты, то бог торговли  нагловато  посмотрел  на
омоновца.
   - Так я и думал, - ехидно  заявил  он.  -  Именно  эти  расфуфыренные
идиоты и могли  придумать  затею  с  соревнованиями!  -  А  затем  обвел
взглядом стол:
   - А вы, милые родственнички, еще большие дураки, если  согласились  в
них участвовать.
   На него тут же заорали со всех концов стола, а  Ваня  Жомов  рванулся
было вперед, чтобы добраться наконец до  горла  вожделенной  жертвы,  но
Сеня успел остановить его. Что именно он  наплел  Жомову,  разобрать  во
всеобщем  гвалте  было  невозможно,  но,  видимо,  его   слова   звучали
убедительно. Иначе теперь,  в  замкнутом  помещении,  Гермеса  даже  его
крылатые  башмаки  не  спасли  бы.  Ну,  а  Рабинович,  разобравшись   с
омоновцем, заорал на ухо Андрюше, прося уменьшить громкость  окружающих.
Правда, в этот раз он попросил использовать  мощь  поповских  легких  не
более,  чем  на  четверть.  Этого  оказалось  вполне  достаточно,  чтобы
наступила  тишина,  а  будущие  участники  соревнований   остались   без
контузий.
   - Итак, граждане, приступим, - заявил Рабинович, торжественно  выходя
в центр помещения. - Для начала определим  судейскую  коллегию,  которая
займется  выявлением  победителей.  Председателем  ее  назначаюсь  я,  а
остальными судьями приказываю  назначить  моих  друзей.  Гомер  будет  в
качестве историка-стенографиста, а  Немертея  назначается  председателем
женской коллегии. Возражения есть?
   - Есть, - поднялась с места Афродита, не сумевшая  простить  Немертее
вчерашний облом с  Рабиновичем.  -  Я,  конечно,  согласна  с  тем,  что
предложенная  тобой  титанида  считается  известной   правдолюбицей,   -
язвительно произнесла она. - Но согласись, было бы странно, если бы дочь
побежденных стала судьей победителей.
   - Судить вас буду не я, судить вас станет история,  -  гордо  заявила
Немертея и  собралась  толкнуть  одну  из  своих  знаменитых  речей,  но
Рабинович осадил девушку.
   - Хорошо, - примиряюще поднял он руки вверх, при этом не убирая с губ
хитроватой улыбочки.  -  Ты,  Афродита,  можешь  сама  быть  судьей.  Но
предупреждаю, что члены коллегии участвовать в  соревнованиях  не  имеют
права. Таким образом ты лишишься возможности доказать своим  избирателям
собственное превосходство над другими кандидатами.
   Богиня  красоты  тут  же  заткнулась,  не  прельщенная   перспективой
упустить какие-либо преимущества в предвыборной  гонке.  Сеня  уже  было
надумал перейти ко второму пункту повестки дня, но ему  снова  помешали.
На этот  раз  вмешательство  произошло  со  стороны  того  человека,  от
которого он меньше всего  подобного  ожидал.  А  именно  заговорил  Ваня
Жомов.
   - Короче, Сеня, я из коллегии  судей  выхожу,  -  твердо  заявил  он,
плотоядно  пожирая  глазами  Гермеса.  -  Я  собираюсь  поучаствовать  в
соревнованиях и  кое-кому  доказать,  что  он  большой  кусок  коровьего
дерьма.
   - Ты что, офонарел совсем? -  зашипел  на  него  Рабинович.  -  Какое
участие? Какие соревнования? Богам, а не тебе разрядка требуется...
   - Мне тоже разрядка требуется, - не унимался омоновец. - И,  Сенечка,
если ты мне попробуешь запретить участвовать, то я прямо сейчас тут всем
уродам хребты переломаю. Мне  плевать,  что  ты  потом  Зевса  найти  не
сможешь, но я, панком буду, на этих богах оторвусь.
   Пришлось  Рабиновичу,  скрепя  сердце,  согласиться  с   ультиматумом
Жомова. Горестно вздохнув, он перешел ко  второму  пункту  повестки  дня
общего собрания. Предстояло  решить,  какие  именно  виды  спорта  будут
представлены на столь знаменательном  событии,  как  Первые  Олимпийские
игры.  Сеня  спортивным   болельщиком   никогда   не   являлся,   Попову
происходящее было абсолютно до лампочки, а Ваню в данный момент  ничего,
кроме бокса, не интересовало. Поэтому выбор видов спорта пришлось делать
Рабиновичу,  а  он  ничего  умнее,  кроме  бега,  стрельбы  из  лука  и,
естественно, бокса, придумать не мог. Хотел предложить  еще  поиграть  в
футбол, но посчитал, что обучать олимпийцев и этому  виду  спорта  будет
выше его сил.
   На том и порешили, напоследок исключив бокс из женских видов спор гл.
Сеня собирался и вовсе запретить богиням участвовать в соревнованиях, но
вовремя вспомнил о том, какими мегерами могут быть неудовлетворенные  во
всех смыслах этого слова  дамы,  и  решил  не  высказывать  вслух  своей
последней идеи. Оставалось только решить,  как  именно  будут  проходить
соревнования, и Рабинович тут же снял вопрос с повестки дня,  "изобретя"
олимпийскую систему, в которой, как известно, проигравшие выбывают. Ну а
наградой победителям должны стать всемирная слава и персональная статуя.
Медалей к этому соревнованию решили не выпускать.
   Далее стали распределять, кто из богов в  каких  соревнованиях  будет
участвовать. Первым вскочил с места, видимо,  на  правах  хозяина  дома,
Арес и записал себя во все три  вида  программы.  Но  узнав,  что  Жомов
собрался боксировать, тут же снял  свою  заявку  с  этого  вида  спорта.
Остальные оказались не столь жадными до славы и взвалили на  свои  плечи
не более одного состязания. Исключение составил Геракл, который, видимо,
решил  доказать  всем  свое  право  называться   олимпийцем.   Он   стал
единственным, кто составил компанию Аресу и в стрельбе из лука, и в беге
на среднюю дистанцию.
   Таким образом в противниках у Вани оказались Гефест, Вакх и Посейдон.
Причем первые два дрались друг против друга,  а  победитель  должен  был
оспаривать титул чемп