осе у следователя: "Я же  не  знала,  что  топором
убить можно!"
   - Да как вы не понимаете?! - возопила не менее  нервная  титанида.  -
Хирон  оказался  просто  орудием  в  руках  коварных  олимпийцев,  давно
мечтавших разделаться с кентаврами, этими наивными детищами титанов.  Вы
же не будете обвинять меч, поранивший вас, а лишь станете порицать руку,
его державшую.
   - А что, руке отдельно от тела  обвинение  выдвинуть  можно?  -  тупо
поинтересовался запутавшийся в  казуистике  Жомов.  Немертея  оторопела,
Попов фыркнул, изо всех сил стараясь не рассмеяться,  я  спрятал  морду,
сделав вид, что у меня чешется нос, а Сеня  уничижительно  посмотрел  на
друга.
   - Ваня ляпнет, как в воду сморкнется, -  ехидно  прокомментировал  он
жомовский  вопрос  и  махнул  рукой,  признавая  свое  поражение   перед
титанидой. - Ладно. Пошли проведаем старого копытного дурака.
   Я раздраженно гавкнул, но никто не обратил на меня внимания. Да  я  и
не надеялся. Просто никак не пойму, почему у любого спора  Рабиновича  с
каждой отдельно взятой женщиной финал получается одним и тем же? Вам  не
кажется, что все это наводит на одну совершенно  определенную  мысль?  А
именно, что мой Сеня - потенциальный подкаблучник?
   Вот сказал  и  сам  ужаснулся.  Я  как  только  представил,  что  мой
Рабинович когда-нибудь надумает  жениться,  а  его  благоверная  тут  же
заявит, что "собаке дома не место, выбирай: или я, или этот  блохастый",
как у меня  сразу  шерсть  на  загривке  дыбом  поднялась,  а  из  горла
вырвалось совершенно непроизвольное рычание. Рабинович обернулся.
   - Ну, что еще, Мурзик? - раздраженно поинтересовался он.
   Ну,  зачем  ты,  мозговую  косточку  бульдог  у  тебя  отбери,   меня
спрашиваешь? Все равно, что тебе ни говорю, понимать ничего не  желаешь!
Вот и сейчас он меня не понял. Посмотрел умными человеческими глазами  и
не нашел ничего лучшего, чем скомандовать мне  "фу"  и  "рядом".  Вот  и
поговори после этого с ним! Пришлось перестать возмущаться и,  изобразив
из себя послушного пса, последовать за хозяином. А  какая  мне  разница?
Все равно в ту  же  сторону  иду.  Так  почему  бы  не  сделать  хозяину
приятное, показав, что беспрекословно подчиняюсь его приказам?
   Поднявшись к пещере Хирона, мои спутники сразу  прошли  внутрь,  а  я
остановился на пороге и с высоты оглядел поселение, надеясь  найти  хоть
какой-нибудь признак присутствия кентавров. Однако вокруг не  было  даже
малейшего намека  на  движение.  Даже  характерный  терпкий  запах  этих
парнокопытных  мутантов  начал   выветриваться!   Похоже,   перепуганные
Гераклом кентавры действительно разбежались по окрестностям и вряд ли  в
ближайшем будущем решатся сюда вернуться.  Придется  Хирону  по  крайней
мере некоторое время побыть мэром города  с  населением  численностью  в
одного человека... То есть я хотел сказать, в одного  кентавра!  Тяжело,
понимаю. Но если ему мама  в  детстве  не  объяснила,  что  жадничать  и
прятать чужое плохо, пусть сейчас этому учится.
   Сделав такие глубокомысленные выводы, я поспешил  войти  в  пещеру  к
Хирону  и,  похоже,  умудрился  пропустить  начало  разговора.  Когда  я
приспособился к полумраку, то увидел, что  мой  Сеня  и  Немертея  снова
застыли напротив Хирона, валявшегося на шкурах и жалеющего самого  себя.
Все прочие члены нашей экспедиции старались держаться от  них  подальше.
Жомов потому, что знал, чем заканчиваются споры с женщинами, а остальные
просто интуитивно понимали: лучше к бранящимся милым не подходить. Это в
поговорке они только тешатся, а в жизни такие потехи часто заканчиваются
нанесением тяжких  телесных  повреждений.  Вот,  помню,  у  нас  случай,
однажды был. В отдел поступил вызов от соседей.  Они  сообщали,  что  за
стенкой творится что-то ужасное... Ой, извините, потом расскажу. Похоже,
начинается самое интересное!
   - Я тебе еще раз повторяю, что нельзя упрекать Хирона в том, чего  он
не совершал, - повышая голос, заявила Немертея,  совершенно  не  обращая
внимания на то, что предмет их спора меланхолично жует пучок травы, даже
не слушая спорщиков. - Лживые олимпийцы  просто  подставили  его,  чтобы
прикрыть свои махинации. Разве не видишь,  что  великий  Хирон  безмерно
страдает, переживая очередное предательство?
   - Да мне по барабану его страдания. Пусть берет горн в зубы,  флаг  в
руки и возглавит колонну вечных  страдальцев,  -  завопил  в  ответ  мой
Рабинович. - Из-за этого старого плода греховной жизни хозяйской  кобылы
с  пьяным  конюхом,  пристрастившегося  к   халявной   выпивке,   судьба
нескольких миров висит на волоске.
   - И пусть они сгинут в преисподней, эти миры, если в них живут  такие
бессердечные, бесчувственные и жестокие существа,  как  ты!  -  с  жаром
выпалила титанида, ткнув пальцем Сене в грудь.
   - Ах, это я бессердечный и жестокий?!
   Правильно, хозяин, туг она переборщила...
   - Заткнись, Мурзик! - заорал в  ответ  Рабинович  (вот  она,  людская
благодарность!), а затем, сделав небольшую паузу, твердо заявил:
   - Хорошо. Пусть я жестокий и бессердечный. Тогда скажи  мне,  кладезь
добродетелей, что же ты так много времени проводишь в моем обществе?
   - Это я провожу время в твоем обществе? - изумилась  Немертея.  -  Да
это ты увиваешься за мной с  того  самого  момента,  как  в  первый  раз
увидел.
   - Я?! - Сеня изобразил еще большую степень изумления. - Нужна ты мне,
как собаке "томагочи"!
   - Не нужна? - можно  было  подумать,  что  титанида  обрадовалась.  -
Хорошо. Больше ты меня не  увидишь!  -  и,  круто  развернувшись,  бегом
бросилась из пещеры.
   - Скатертью дорога! - пожелал ей вслед Рабинович, и после этой  фразы
на несколько долгих секунд в пещере повисла тишина. Первым ее, то ли  по
глупости, то ли из-за отсутствия мозгов, решился нарушить Жомов.
   - Сеня, ты все правильно сделал, - с  чувством  проговорил  он.  -  С
бабами только так, построже нужно быть.
   - Да пошел ты... в школу, этику семейной жизни преподавать! - рявкнул
на него неблагодарный Рабинович.
   - Уйдите, люди. Я в печали, - неожиданно подал  реплику  обездоленный
Хирон.
   - И ты иди туда же! - приказал мой Сеня и,  видимо  для  того,  чтобы
показать дорогу, выбрался из пещеры.
   Хирон сначала решил последовать совету моего хозяина  и,  вскочив  на
ноги, бросился следом. Но, не сделав и пяти  шагов,  кентавр  неожиданно
вспомнил о печали, грызущей его душу, и вернулся назад, всем своим видом
показывая, как должна играть молодую жену на похоронах семидесятилетнего
мужа-миллионера актриса  из  мексиканских  телесериалов.  Неодобрительно
посмотрев на него, Андрюша Попов  покачал  головой  и  поспешил  догнать
Рабиновича. Остальные потянулись следом, предоставив Хирона мне. Я же, в
свою очередь, пожелав кентавру порепетировать сцену вселенской грусти  в
драмкружке ближайшей средней школы,  бросился  догонять  ушедших  вперед
спутников.
   Когда я добрался до колесницы, выяснилось, что Немертея действительно
ушла, забрав свои вещи. Ее  запах  все  еще  витал  в  воздухе,  и  мне,
наверное, не составило бы труда взять след, но команды не последовало, а
сам я не рвался на поиски этой взбалмошной девицы. Надеюсь, вы понимаете
почему? Конечно, Немертея,  как  и  все  прочие  пассии  моего  хозяина,
нравиться мне не могла, но  мое  нежелание  отправляться  на  ее  поиски
объяснялось не только этим. В первую очередь я был рад, что Сеня проявил
наконец  твердость  характера,  ну  а  мои   пристрастия   можно   смело
расположить следом.
   Однако мой Рабинович почему-то не выглядел  счастливым.  Вместо  того
чтобы гордиться собой, он угрюмо сидел на большом валуне и швырял мелкие
камешки в стену  покинутого  кентаврами  жилища  Я  остановился  посреди
дороги, удивленно уставившись на хозяина. Нет, у Рабиновича  определенно
проявляется синдром подкаблучника. Иначе с чего бы он стал  горевать  об
ушедшей женщине, которая только  тем  и  занималась,  что  всячески  его
третировала? Беда с ним.
   - Ладно, сидя на заднице до Олимпа не доберешься, - наконец  поднялся
с валуна мой Сеня, умудрившись при решительном тоне  сохранить  на  лице
угрюмое выражение. - Гомер, теперь вся  надежда  на  тебя.  Веди  нас  к
Олимпу, а там сами как-нибудь разберемся.
   Речь, достойная не кинолога, а  самого  породистого  кобеля  немецкой
овчарки! Услышав ее, все члены экспедиции заметно оживились, собираясь в
дорогу, и лишь один Попов заупрямился,  не  желая  никуда  трогаться  не
позавтракав. Подумав, я присоединился к его требованиям.  Чуть  позже  к
демонстрации протеста, отвергающей любую попытку сдвинуться с  места  на
голодный  желудок,  подключились  остальные,   и   Рабиновичу   пришлось
уступить.
   - Господи, какие же вы все  проглоты,  -  сердито  пробормотал  он  и
демонстративно отказывался присоединиться к трапезе ровно  до  тех  пор,
пока до его ноздрей не добрался  запах  жареной  баранины  и  разогретых
пшеничных лепешек.
   К моему великому удивлению, завтрак  проходил  "на  сухую".  То  бишь
абсолютно без каких-либо признаков присутствия алкоголя, хотя,  по  моим
наблюдениям (а глаз у  меня  наметан!),  четыре  седьмых  нашей  дружной
компании должны были помирать со страшного  похмелья.  Однако  никто  не
стонал от головной боли и не просил бутылочку-другую  пива.  Лишь  Ваня,
прислушавшись к своим ощущениям, с каким-то совершенно  не  свойственным
ему сомнением предложил друзьям выпить по паре глоточков  вина.  Однако,
встретившись с ледяным взглядом Рабиновича, потупил  глаза  и  больше  о
выпивке не заикался. А я, сколько ни пытался придумать объяснение  этому
паранормальному явлению, так и не смог изобрести ничего вразумительного.
Оставалось только  списать  сей  факт  на  общее  расстройство  психики,
связанное с долгим отсутствием в помещении нашего отдела внутренних дел,
и выкинуть странное поведение ментов из головы.
   Завтрак уже почти заканчивался, когда я вдруг  почувствовал  какой-то
странный зуд за ушами. Первой моей мыслью, и  самой  ужасной  при  этом,
было то, что я докаркался  на  свою  голову  и  где-то  стригущий  лишай
подцепить умудрился. Пытаясь рассмотреть загривок и понять, правдивы  ли
мои подозрения, я чуть голову себе передними  лапами  не  открутил.  Но,
немного  успокоившись,  я  вдруг  осознал,  что  зуд  этот   вызван   не
какой-нибудь заразой,  а  чем-то  другим.  И,  скорее  всего,  это  было
предчувствие...
   Что вы смеетесь? Значит, если у вас рука чешется, то это  к  деньгам,
нос - к выпивке и так далее, а у нас, у псов, такого быть не может?  Еще
как может. Конечно, раньше такого со мной не было,  но,  пошатавшись  по
всем этим параллельным мирам, можно и  не  такую  паранормальную  заразу
подхватить. В общем, я понял, что сейчас что-то должно случиться. И  это
"что-то" не заставило себя долго ждать.
   ХЛО-О-ОП!!!
   Всего в каких двадцати сантиметрах от  моего  носа,  как  всегда,  из
ниоткуда   возникла   уменьшенная   человеческая    копия,    оснащенная
перепончатыми  мушиными  крыльями.  Эльф  завис  в  воздухе  неподвижно.
Несколько секунд он просто висел, старательно  моргая  глазами.  Видимо,
бедолага пытался привыкнуть  к  здешнему  освещению.  Ну,  я  и  клацнул
зубами, пытаясь его  поймать.  Честное  слово,  случайно  вышло.  Просто
рефлекс, как у Вани Жомова, когда его кулаком нечаянно задевают. А  эльф
этого не понял.
   - Да что же это, мать вашу козлиную, творится такое?! - заверещал он,
отскакивая  от  моей  морды.  -  Значит,  уроды,  опять  ваши   дурацкие
ментовские шуточки вытворять удумали? Вчера  морду  набить  пытались,  а
сегодня пса своего  озверевшего  на  меня  натравливаете?  Так,  клянусь
матерью Оберона, это вам с рук не сойдет!
   Естественно, после этого  истошного  писка  не  заметить  эльфа  было
просто невозможно. Все остальные члены экспедиции  одновременно,  словно
по команде, повернулись в сторону маленького  нахала.  Первым  заговорил
Рабинович.
   - А, горевестник прибыл, - горько усмехнулся он. - Только в этот  раз
ты опоздал. Все самое страшное уже случилось. Так что  можешь  перестать
стонать и уматывай отсюда хоть на хрен, хоть в гости к Оберону.
   - Ах, так?! - возмутился крылатый дебошир. - Значит, мне  мучайся,  а
вы еще и грубить будете? Все. Прощайте, козлики,  тролль  вас  укуси.  Я
умываю руки...
   - Эй, подожди! - рявкнул Попов, но эльфа уже и след простыл.  Андрюша
зло посмотрел на Рабиновича.
   - Дурак ты, Сеня, - рявкнул он. - Мы  же  узнать  хотели,  кто  может
набрать  столько  энергии,  чтобы  умудриться  контролировать  врата   в
пространство мертвой пустоты.
   -  Плевать  я  хотел  на  это  пространство,  -  огрызнулся  в  ответ
Рабинович. - И вообще,  хватит  жрать,  свинья  перекормленная.  Пора  в
дорогу собираться.
   Попов обиделся и решил долго не разговаривать с Сеней.  До  тех  пор,
пока тот не извинится!  А  сборы  в  дорогу  много  времени  не  заняли,
поскольку практически все  вещи,  исключая  Горыныча,  присоединившегося
позже, со вчерашнего дня так  и  не  покидали  внутренностей  колесницы.
Жомов голодным взглядом посмотрел на бурдюки вина, подаренные  Дионисом,
но тащить их в наш античный автобус  не  решился.  Тяжело  вздохнув,  он
взобрался на свою лошадь и попытался, как и вчера,  возглавить  караван,
но Сеня остановил его.
   - Ваня, мы поедем сзади, - почти командным тоном приказал он. - Пусть
Гомер показывает, куда ехать.
   - Без проблем, - пожал плечами омоновец. - Только, если они меня пыль
глотать заставят, я из них голенищ для кирзовых сапог наделаю.
   Сеня  великодушно  согласился  с  этим  предложением,  и  лишь  тогда
процессия тронулась в путь. Описывать нашу дальнейшую поездку я не буду,
поскольку если мне скучно о ней говорить, то я представляю, какой пыткой
для вас будет слушать.
   Вы когда-нибудь пробовали читать милицейские протоколы  допросов  или
объяснения участковых?..  Вот  и  не  пытайтесь.  Либо  сойдете  с  ума,
стараясь уяснить для себя хотя бы общий  смысл  большинства  фраз,  либо
скончаетесь от тоски, не прочитав и половины. Те же из вас, кто обладает
извращенным чувством юмора, к середине второго протокола умрут от смеха.
В любом случае вариантов останется не так и много: либо  психушка,  либо
страшная смерть. Я вам этого не желаю, поэтому и избавлю от подробностей
нашего передвижения и сути диалогов, звучавших во время  пути.  Впрочем,
только до того момента, когда начало темнеть.
   Мой Сеня, после того как его пассия испарилась  с  нашего  горизонта,
словно одержимый стал. Он нас весь день гнал по направлению к  Олимпу  с
таким остервенением, словно мы были армией Наполеона, а он Кутузовым, не
опохмелившимся после совета в Филях. Мне-то что, я  пес  -  к  пробежкам
привычный, а вот остальные члены нашей экспедиции явно были не готовы  к
такому марафонскому забегу.
   Кстати, оказывается, эти самые забеги дремучие эллины  придумали.  Не
скажу точно, как у них это получилось. То ли они с кем-то  подрались,  а
потом бежали от врага, то ли наоборот. Мне лично больше Андрюшина версия
понравилась, подредактированная Сеней. Он заявил, что после  победы  над
врагом греки такую гулянку устроили, что вылакали абсолютно  все  запасы
алкоголя, имеющиеся в  наличии  у  маркитанток.  А  утром  проснулись  и
ужаснулись. Да и немудрено - головы с похмелья трещат, а выпить  нечего.
Тут же, как это водится в любом цивилизованном  обществе,  скинулись  по
червонцу и послали гонца в ближайший ларек  за  "Клинским".  Как  назло,
кто-то из греческих богов в это время устроил борьбу с торговыми точками
на остановках и посносил все ларьки. Вот несчастному  гонцу  и  пришлось
плюхать до ближайшего работающего в это время магазина.
   Хоть некоторые и говорят, что в Греции  все  есть,  но,  похоже,  это
"все" появилось немного позже. А тогда с торговлей спиртным в Элладе был
явный перебой. Ну, посудите сами, разве это дело,  когда  мужику,  чтобы
опохмелиться, приходится идти аж на сорок с лишним километров? Мой  Сеня
и ста метров бы в таком состоянии не прошел,  но  гонец,  видимо,  очень
сильно выпить хотел. Вот и ковылял потихонечку, пока до  торговой  точки
не добрался. Понятное дело, назад он возвращаться не стал. Зато  напился
сам и гусарить начал: на войсковые деньги всю деревню напоил.  Окрестные
жители, ранее таких щедрот не видевшие, совершенно от счастья ошалели  и
решили с тех пор ежегодно праздники в честь этого события устраивать. То
есть  попросту  выбирали  одного  "добровольца",  поили  его  до  потери
сознания, а утром гоняли вокруг деревни, пока он сорок два километра сто
девяносто пять  метров  на  спидометр  не  наматывал.  Догадываюсь,  что
большой радости он от такого  праздника  не  испытывал.  Хотя,  кто  его
знает?! Может быть, после такого способа избавления от похмелья и глоток
прокисшего пива ему дикое наслаждение доставлял.
   Сразу хочу оговориться, предвидя ваши возможные расспросы,  что  я  и
понятия не имею, что стало с тем войском, которое  так  и  не  дождалось
гонца с выпивкой. Да и о том, в каком состоянии нашли этого гонца  после
того, как до него обманутые вкладчики добрались, тоже сказать  не  могу.
Тут уж догадывайтесь сами. Особенно легко это будет тем, кто хоть раз  в
подобной ситуации оказывался. Ну а непьющих отсылаю за  консультацией  к
специалистам.
   Впрочем, я отвлекся. Сеня весь день экспедицию терроризировал,  почти
не давая времени на  отдых.  Ни  разу  не  возмутились  этим  только  я,
Горыныч, да железный Жомов. Геракл один раз попробовал  начать  хныкать,
но его "папа" тут же провел воспитательную работу, использовав резиновую
дубинку в роли кнута, а свой кулак в качестве пряника.  Геракл  умолк  и
больше о своей усталости не заикался.  Тем  более  и  занятие  себе  для
развлечения нашел - всю дорогу выискивал способ надувания  Горыныча  при
помощи соломинки.
   Гомер  оказался  несколько  более  терпелив,  в  отличие  от   своего
соотечественника. Довольно долго поэт стоически  выносил  все  тяготы  и
лишения милицейской службы, но  затем  и  он  сломался  -  упал  па  дно
колесницы, искусно изобразив голодный обморок вперемешку  с  эпилепсией,
кататонией, пониженным уровнем гемоглобина, катарактой и слабоумием.  На
период его исключительно зрелищного театрального представления колесница
стала неуправляемой,  поскольку  Попов,  задолго  до  Гомера  объявивший
забастовку, к вожжам подходить  наотрез  отказался,  а  больше  античным
транспортом управлять было некому.  Вот  и  пришлось  Сене,  как  он  ни
кривился, объявить привал и дать  возможность  слабосильному  поэту  как
следует отдохнуть.
   - Зацепился за пень, да и стоит весь день, - проворчал Сеня,  сползая
со своей клячи. А затем, чтобы все поняли, о ком  это  он  так  ласково,
добавил:
   - На дела Попу плевать, лишь бы было, что жевать!
   - А ты, между прочим, можешь и отказаться  от  обеда,  -  великодушно
предложил Андрюша, но мой Сеня  такой  щедрости  не  принял.  Встроенное
благородство не позволяло.
   Раньше, чем через полтора часа, тронуться в путь у нас не получилось.
Сеня бесился и  бегал  кругами,  но  сделать  ничего  не  мог.  Зато  он
отыгрался позже, заставив нашу  экспедицию  двигаться  вперед  почти  до
самого наступления темноты. Может быть, Рабинович  и  спать  бы  нам  не
позволил, но Гомер  вновь  решил  проявить  свой  артистический  дар,  и
пришлось моему хозяину клятвенно  пообещать,  что  спать  мы  непременно
будем. Вот только нужно было забраться на ближайший холм и выбрать место
для ночлега. Что мы и сделали, на свою беду!
   - Это что там за сборище? - удивленно поинтересовался Ваня, едва  наш
караван застыл на вершине холма.
   Ему  никто  не  ответил.  Все  стояли   молча,   напряженно   пытаясь
рассмотреть, что происходит внизу. А там горели  костры,  около  которых
двигались какие-то  фигуры.  Я,  как  вы  знаете,  отличным  зрением  не
обладаю, но нюх меня еще никогда не подводил. Едва