кого-то
удалось  уговорить.  Ну   а  в-третьих,  и  четверти   угнетенного  фараоном
нацменьшинства  оказалось  достаточно  много.  Точное их  число  назвать  не
берусь, но несколько тысяч человек с нами все-таки отправились.
     Такой  толпы я  не видел  давно. По крайней  мере, со времени нашего  с
Сеней  последнего дежурства на  футбольном  стадионе. К тому  моменту, когда
голова колонны добралась до окраины города, ее хвост еще толпился на площади
и совершенно не ведал, что происходит впереди. А впереди, перекрывая дорогу,
стояли солдаты. Ровненький такой, сверкающий медью в свете заходящего солнца
строй,  вооруженный  до   зубов  и  ничуть  не  уступавший  по   численности
переселенцам, даже  если  те выставят против солдат женщин, детей, стариков,
инвалидов и прочих иждивенцев, включая местных собак. Мы остановились.
     -- Что, Сеня, смахнемся? -- обрадовано поинтересовался у  моего хозяина
Жомов.
     -- Ванечка, по-моему, тех мясных консервов в медной упаковке, что стоят
впереди,  слишком много для  нас  троих,  -- задумчиво  почесав  подбородок,
ответил ему Сеня.
     -- Как это для троих? -- удивился омоновец. -- А эти?
     Ваня повернулся, чтобы привлечь на свою сторону толпу  переселенцев, но
тут  же  получил ответ на свой последний вопрос: евреи  поворачивали  назад!
Причем делали это намного быстрее, чем до этого собирались в путь.
     --  Вы  куда,  уроды?!  --  оскорбленно  завопил  омоновец. --  А ну-ка
вернитесь в строй.
     -- Уважаемый,  по-моему, вы  сошли  с ума,  --  на секунду  затормозив,
заявил один из беглецов. --  Чтобы мы на  армию фараона  да с голыми пятками
кидались? Да ни за что! Если так поставлен вопрос, то мы все остаемся.
     -- Так можно же ее огородами обойти,  -- безнадежно предложил  Андрюша.
-- Не обязательно же прямо на солдат лезть...
     --  Извините,  но вы сами-то хоть  понимаете,  что предлагаете  нам? --
оторопел  дезертир.  --   Значит,  по   вашему   мнению,   мы,   нормальные,
цивилизованные  люди, должны,  как последние  бездомные  бродяги, уходить из
города  огородами, прячась  от посторонних глаз?.. Вы сумасшедшие. Либо мы с
достоинством выйдем из Мемфиса по дороге, либо никуда не пойдем. Вы над этим
подумайте,  а  пока  до   свидания.  Извините,  я  спешу,  --   и   мужичок,
развернувшись, умчался прочь.
     --  Сеня,  может  быть,  догнать  его  и  морду  набить? --  растерянно
предложил Ваня Жомов.
     -- А толку? -- мой Рабинович безнадежно махнул рукой.  -- Пошли  назад.
Пора ужинать, да и выпить сегодня не помешает.
     -- А вот это хорошее предложение! -- омоновец сразу расплылся в улыбке.
-- Чего же мы ждем? Пошли скорее.
     Мы развернулись и под дикий хохот фараоновых солдат отправились обратно
в  Мемфис.  Я уходил  последним. Аарон и Моисей в шоковом состоянии  застыли
посреди дороги, и я попытался гавкнуть  на  них, чтобы привести  в  чувство.
Однако на  мой  рык  они  никак  не  отреагировали,  и  пришлось  патриархов
оставить. Не пропускать же мне ужин из-за них! Я  махнул старикам хвостом на
прощание и поспешил  догнать хозяина. Все-таки  у каждого в  этом  мире есть
свое собственное, навеки определенное место!..

Глава 2

     Утро,  естественно, наступило, но обрадовало  оно  немногих.  Моисей  с
Аароном  просто  не выспались, поскольку так и простояли посреди  дороги всю
ночь,  не  сумев  до  рассвета  выйти  из ступора.  Солдаты фараона тоже  не
выспались,  но не просто, а  от того,  что всю ночь караулили дорогу с целью
пресечь вторую попытку исхода из  Египта угнетенных кирпичников. На этот раз
под покровом  темноты.  Соплеменники Моисея  расстраивались от того, что это
утро  не имело никакого  отношения к выходному дню. Покусанный Мурзиком  пес
завыл   от   расстройства,  поскольку,   проснувшись,  обнаружил,  что   ухо
по-прежнему  не  отросло. Ну  а  менты  просто  болели  с  похмелья,  потому
наслаждаться взошедшим солнышком просто не могли.
     В общем,  повод радоваться наступлению нового  дня в Мемфисе был лишь у
немногих.  Можно  сказать,  только у  двоих --  самого  фараона и маленького
Нахора.  Первый  с  самого  рассвета  скакал  по дворцу, радуясь  вчерашнему
удачному  пресечению попытки бегства его  подданных и  раздумывая о  том, не
наказать ли их  каким-нибудь способом. Например, перебить всех новорожденных
мальчиков. От этой мысли его  удержало только то,  что с такими методами его
кирпичные  заводы  скоро  останутся  совсем  без  рабочей  силы.  И  фараон,
восхищаясь собственной мудростью, выскочил из дворца,  чтобы попрыгать еще и
по лужайке. Ну а Нахор до сих пор был в восторге от  изученного вчера нового
способа наращивания капитала и ни свет ни заря примчался к Рабиновичу, чтобы
высказать тому свое восхищение.
     -- Силушай, уважаемый, а давай и сегодня би-иляши пиродавать  будим? --
заявил перс страдающему Рабиновичу, без стука ворвавшись в его комнату.
     Сеня был в таком состоянии, что не мог даже заорать.
     -- Силушай, ты, -- передразнил он Нахора. -- Выйди из комнаты, спустись
вниз,  открой дверь  на  улицу,  обойди  вокруг  Мемфиса, и  тогда  мы  твое
предложение обсудим.
     Перс был послушным учеником, поэтому не стал задавать сенсею вопросов о
том,  как  пешая  прогулка  на  несколько  километров  может  способствовать
принятию  тех  или  иных  коммерческих  решений. Он  просто радостно  кивнул
головой и выскочил из комнаты, торопясь исполнить распоряжение учителя. Ну а
Рабинович,  облегченно  вздохнув,  принялся  обдумывать   более   глобальные
проблемы.  Такие,   например,  как  возможность  опохмелиться,  к  чему  она
приведет, каков должен быть оптимальный размер дозы и стоит ли  опохмеляться
вообще!  От  этих раздумий его  и  оторвали  Аарон  с Моисеем, явившиеся  на
постоялый двор вместо того, чтобы отправиться спать после бессонной ночи.
     -- Г-г-г... -- завопил патриарх с порога.
     --  Уйди,  -- прежде, чем  Аарон  начал переводить, отрезал Рабинович и
перевернулся носом к стене.
     -- Т-т-т... -- сменил репертуар старец.
     -- Нет меня, --  Сеня, как белорусский партизан, решил не сдаваться. Не
помогло. Моисей не отступал.
     -- Т-ты! -- наконец преодолел он звуковой барьер. Сеня хотел бы сделать
вид, что этого не заметил, но не смог.
     --  Ты  хоть  понимаешь, насколько  теперь  усложнилась наша задача? --
рявкнул Аарон, решив, что пора и ему вставить в общение двух мыслителей свое
собственное веское слово. -- Господь вдохновил нас на подвиги и вселил вчера
веру в сердца несчастных сынов Израиля. Деспот-фараон ее растоптал, и теперь
только герой не убоится грубой силы. Из-за вас наш народ отныне  все кому не
лень будут притеснять...
     -- Не понял?! -- Рабиновича наконец проняло. -- Это почему из-за нас?
     --  Не  знаю, --  пожал  плечами  старец. --  Но, раз  вы  взялись  нам
помогать,  должны  были предвидеть и  такой вариант  развития  событий,  как
появление враждебной армии у нас на дороге. Мы, что ли, за вас думать будем?
     -- Зашибись! -- больше Рабиновичу нечего было возразить.
     Избавиться от старцев никак не удавалось. Сеня даже грешным делом начал
подумывать о том, не натравить ли на них Мурзика, но, поглядев в умные глаза
собаки, передумал. Во-первых,  пес старое мясо грызть не будет, а во-вторых,
дедушек было  жалко. Все-таки их из Египта выводить  нужно, а не  искоренять
совсем.  А  если  Мурзик  согласится рявкнуть на патриархов, мало  ли  какие
инфаркты старики после этого могут подхватить. Пришлось Рабиновичу поднимать
от подушки свою тяжелую головушку и вставать с  жесткого топчана, выслушивая
непрерывные  стенания  старцев.  То  есть  стенания Моисея, которые Аарон со
знанием дела переводил.
     -- Ну все. Хватит! -- наконец  вышел  из себя  Рабинович, устав слушать
вопли и жалобы патриархов. -- Марш оба вниз и ждите меня в трактире. Приведу
себя в порядок, позавтракаю, тогда и разговаривать с вами буду.
     Моисей,  словно  и не слыша этих  слов, продолжал завывать. Аарон, явно
отличавшийся менее  настырным характером, на  секунду заколебался, выполнить
ли  ему  требования  Рабиновича или продолжить  свой  сурдоперевод.  Выбрать
первое  его вынудил Мурзик,  сжалившийся, наконец, над  хозяином и  негромко
заворчавший на старцев. Аарон  вмиг  оценил, во  что ему выльется  стычка со
здоровенным  псом  и,  схватив Моисея за руку, выдернул его  за дверь.  Сеня
облегченно вздохнул.
     --  Хоть  один  раз за  последнюю  неделю  ты,  Мурзик,  сделал  что-то
полезное, -- пробормотал он, посмотрев на пса.
     Тот  удивленно  гавкнул, явно требуя  от  хозяина  объяснений за  такую
наглую ложь, но Рабинович лишь махнул  на друга и соратника рукой, занявшись
своим туалетом. Нет,  не отправлением естественных потребностей организма, а
обычным  облачением  в   милицейскую  форму.   Мурзик   в  ответ   на  такое
демонстративное пренебрежение к собственной особе сердито фыркнул и, отворив
носом дверь, выскочил из  комнаты. И правильно.  Чего ему с таким эгоистом и
лгуном общаться?!
     Сеня,  наученный опытом  вчерашнего утра,  прежде чем  спуститься вниз,
выглянул  в  окно, стараясь отыскать где-нибудь в поле зрения копошащегося с
рекрутами Жомова. Его расчет оказался верен. Взвод старшины  ОМОНа возился в
пыли двора, старательно пытаясь  выполнить армейский норматив по  отжиманию.
Ну, а сам  Ваня  лениво  прятался  в  тени,  сидя  на скамейке  и  загрязняя
перегаром окружающую среду. Аромат вчерашней пьянки, исходивший от него, был
столь  силен,  что   даже  Сеню,  пребывавшего  на  втором  этаже,  от  него
перекосило. Рабинович  представил,  как сейчас должно  было  пахнуть из  его
собственного рта, и коротко выругался. Пообещав дать  Попову по башке за то,
что, отправляясь в Египет, никто из ментов не захватил зубную щетку и пасту,
он  решил  отправиться  вниз,  поискать  листьев   мяты,   шалфея  или   еще
какой-нибудь ароматной травы, чтобы хоть как-то освежить дыхание.
     --  Жомов, разгоняй  своих идиотов и быстро марш  в  кабак!  -- рявкнул
Рабинович из окна, прежде чем приступить к поискам.
     -- Что, похмеляться будем? -- обрадовано поинтересовался омоновец.
     -- Я тебе опохмелюсь, урод! -- рявкнул в ответ  Сеня и, погрозив  другу
кулаком, вышел из комнаты. Нужно еще было устроить побудку Андрюше.
     Попов спал без задних ног. Потребовалась пара  хороших тычков для того,
чтобы заставить  его открыть глаза, и  еще  столько  же -- для пробуждения у
него способности к здравомыслию. Рабинович, не желая  попусту терять  время,
объяснил  криминалисту, что от него требуется,  и помчался  вниз разыскивать
способ придания свежести собственному перегару.
     Моисей с Аароном,  увидев кинолога,  вбегающего в  трактир, вскочили  и
бросились  ему  навстречу, но Сеня  лишь  махнул сразу  обеими руками  в  их
сторону,  спрятавшись от патриархов на  кухне. Ни мяты, ни шалфея  у местных
поваров не оказалось.  Но,  услышав  о  проблеме  Рабиновича,  они  отыскали
какое-то  местное  термоядерное средство, которому  какой-нибудь супермятный
"дирол"  или  "стиморол"  в подметки  не  годился. Едва  Сеня  засунул в рот
коричневатую  смолку,  предложенную  ему толстым шеф-поваром,  как во  рту у
кинолога не только запаха вчерашнего алкоголя не осталось, но и язык  вместе
с ним  исчез.  По крайней мере,  Сене  так показалось.  От  кажущейся утраты
такого жизненно важного для  любого Рабиновича органа Сеня пришел в панику и
едва не прибил излишне заботливого кулинара.  Тот вовремя успел  спрятаться,
ну  а  к  тому  времени,  когда  Сеня до  повара добрался,  язык вновь начал
ворочаться у него во рту.
     -- Тебе  повезло! -- констатировал  Рабинович,  все еще с трудом шевеля
языком.  -- В следующий  раз  предупреждай, что может произойти. Иначе и  по
чайнику схлопотать несложно!..
     Сеня хотел обрисовать пекарю-кондитеру  и более мрачные перспективы, но
вдруг  почувствовал  необычайную легкость. Голова прочистилась  и  больше не
болела. Сухость во рту пропала без следа, да и вообще жить стало лучше, жить
стало  веселее. Подивившись странному действию освежающего средства для рта,
Рабинович  отобрал  остатки смолки у повара  и  помчался  в  обеденный  зал,
готовый не то что евреев  из  Египта вывести, а еще и монголо-татар в Мемфис
ввести.
     К  тому моменту,  когда кинолог,  разобравшись с  поваром,  собственным
языком  и  чудотворным  средством вернулся в трактир,  Жомов с  Поповым  уже
восседали  за  столом,  недовольно  глядя на  патриархов. Те отвечали ментам
взаимностью,  в результате  чего  питейным  заведением  полностью  завладела
гнетущая тишина. Увидев "дружелюбные" рожи  этой четверки, Рабинович хмыкнул
и направился к столу.
     -- Сидим? И чего высиживаем? -- ехидно поинтересовался он.
     -- Так ты  же сам... -- растерянно глядя на  него, пролепетал Жомов, но
окончить фразу не успел -- его перебил Андрюша.
     -- Ванечка, не обращай внимания на этого юродивого еврея,  -- ничуть не
менее язвительно,  чем Рабинович секунду назад, проговорил он.  Впрочем, это
еще  ласково,  Попов  с  похмелья  может  быть  куда  гаже!  --  Просто этот
длинноносый  дятел  всегда  считал себя самым умным. Вот и теперь  наш  Сеня
уверен, что нашел решение  проблемы. Поэтому  и язвит, предвкушая,  как  все
окружающие в свете его великого ума сейчас предстанут круглыми дураками.
     --  А теперь переведи то, что ты  сейчас сказал, с заумного на русский,
-- потребовал Ваня, оторопевший от таких лингвистических вывертов.
     -- Непереводимая игра слов, --  расстроившись от недопонимания, буркнул
Попов и уткнулся в тарелку с завтраком.
     Впрочем, нормально поесть он так и не успел. Сеня, которому  освежающее
средство местных поваров  прочистило  не только  глотку, но  и мозги, просто
искрился идеями. Еще не дойдя до стола, он высказал десятка два  предложений
о том, как же все-таки вывести соплеменников Моисея из Мемфиса. Впрочем, эти
яркие мысли Рабиновича так и остались висеть в воздухе до того момента, пока
не  попадали  на пол,  а в реальность воплотилось  только  одно предложение.
Причем выраженное в форме приказа.
     --   Так,   нечего  тут   штаны   просиживать,  --  заявил   Рабинович,
приблизившись  к большой  четверке. -- Дружненько встаем и топаем  во дворец
фараона.  Сейчас поговорим с этим идиотом по-свойски,  и все встанет на свои
места.
     -- Шарики на ролики у тебя встанут! -- перебив его, буркнул Андрюша. --
Каким макаром ты все улаживать собрался?
     -- Так морду набьем, -- простодушно объяснил ему вместо кинолога Жомов.
     -- Не обязательно, -- радостно улыбаясь,  заверил друзей Рабинович.  --
Может быть,  мы  расскажем ему о победе коммунизма во всем  мире,  и  фараон
растрогается настолько, что велит  египтянам  евреев через  пустыню на руках
нести.
     -- Че-его?! -- в один голос завопили омоновец с криминалистом.
     -- Вы о чем? -- удивился Рабинович.
     Андрюша  отодвинул  в  сторону  тарелку  с  мясом, положил  недоеденную
пресную лепешку на стол и, поднявшись со скамейки,  подошел к  кинологу. Тот
идиотски  улыбался,  глядя   на  друга,  и  Попову  было  достаточно  одного
пристального взгляда в глаза этого типа, чтобы поставить точный диагноз.
     --  Ваня,  да он  под кайфом,  -- повернувшись к  Жомову, констатировал
эксперт, а затем посмотрел  на Рабиновича. -- Та-ак, значит, нормальные люди
даже не похмелились, а ты уже на "дурь" перешел? Охренел  совсем? Или забыл,
что в нашей компании никто наркотой не балуется?
     --  Ребята,  вы чего? --  оторопел  кинолог,  глядя, как Жомов  и Попов
приближаются  к нему с  разных  сторон. --  Какая дурь? Какая наркота? Я  же
только...
     Договорить ему на дали. Андрюша с Ваней бросились к Сене и, схватив его
за руки, поволокли во двор. Рабинович упирался изо всех сил и орал, что ни в
чем не виноват, что это все повар, гад, ему какую-то дрянь подсунул, но его,
естественно, никто не  слушал. В  дверях трактира Сеня попытался упереться в
косяки, словно  Иванушка, которого баба-яга  совала в печку, но и это его не
спасло. Чтобы вытолкать Рабиновича на улицу, хватило  бы, наверное, и одного
Жомова. А когда к его силе приплюсовалась еще и  масса Попова, то ускорение,
полученное  Рабиновичем в  итоге, вытолкнуло его  во двор, словно пробку  из
бутылки. Законы физики Ничего не поделаешь!
     Оба  патриарха,  с  самого  начала  следившие  за действиями  ментов  с
неприкрытым любопытством, едва  все  трое исчезли из трактира, переглянулись
и, заказав у кабатчика  еще по кружке молока, принялись терпеливо дожидаться
буйных помощничков  Те  вернулись  назад через пару  минут.  Жомов с Поповым
довольно  потирали руки,  а Сеня уныло  плелся  следом,  заливая пол струями
воды, стекавшей  с  некогда  безукоризненной милицейской  формы --  все-таки
замачивание в поилке для  верблюдов никому еще не придавало светского лоска.
Несколько секунд Рабинович бессмысленным взглядом обшаривал  углы, а  затем,
придя, наконец, в себя, бросился на кухню.
     --  Ну, блин, убью сейчас гада! -- рявкнул  он,  полностью осознав, кто
именно является причиной подобного надругательства над честью и достоинством
российского милиционера. -- Сейчас я  этому жирному козлу покажу, как ментов
на наркоту подсаживать!
     Сеня, оставляя на полу мокрые следы, метеором рванулся  на кухню. Попов
было  бросился за ним, но омоновец удержал друга. Дескать,  пускай Рабинович
душу отведет. Зачем мешать человеку  получать истинное  наслаждение? Андрюша
пожал плечами и  остался стоять  на месте,  впрочем, не сводя настороженного
взгляда  с  кухонных дверей.  Минут  пять  оттуда  доносились  дикие  вопли,
перемежающиеся со страшным грохотом, а  затем пред ясные очи друзей предстал
Рабинович.  На этот  раз  не  только мокрый, но  еще  и заляпанный  какой-то
дрянью, отдаленно напоминающей макароны по-флотски, залитые кетчупом. Злобно
сверкнув глазами в сторону друзей, Сеня, не говоря ни слова, промчался  мимо
них, выскочил на улицу и убежал в направлении ленивого Нила.
     --  Может,  догоним?  --   поинтересовался  у  омоновца  добросердечный
Андрюша.
     -- Нет!  --  Жомов  отрицательно покачал  головой. -- Сейчас  постирает
форму, умоется,  обсохнет  на солнышке  и вернется назад,  будто  только что
мамой рожденный.
     На то,  чтобы оказаться "заново  мамой рожденным", у Сени ушло полчаса.
Милицейская форма, высушенная на жарком египетском солнце, слегка  поблекла,
что Рабиновича, естественно, не радовало. Вернулся он назад посвежевший,  но
настолько хмурый, что Андрюша Попов не решился поинтересоваться, не разогнал
ли  кинолог  крокодилов  по  всему  Нилу.   Глядя  на  сердитую   физиономию
Рабиновича,  криминалист  только  жалостливо  вздохнул  и  покачал  головой.
Дескать, прости Сеня, но привести тебя в чувство мы были вынуждены.
     --  Угу, --  прочитал  его мысли  кинолог.  --  Отольются кошке мышкины
слезы.  Чего сидите? Думаете, после  купания и стирки я вам что-нибудь умнее
придумаю?  Во дворец фараона  все равно  идти придется. Не дурак  он, должен
понять,  чем  ему  такая  политика светит. Ну  а  если  не  поймет,  мы  ему
как-нибудь все объясним.  Только предупреждаю, Жомов, лично тебя, чтобы  без
команды не рукоприкладствовал!
     --  А я че?  Я  ниче! --  пожал  плечами  Ваня  и  смущенно  потупился.
Рабинович только  хмыкнул в ответ и, даже не проверяя, идут  ли остальные за
ним, направился к выходу из трактира.
     Сеня шел по  улицам Мемфиса таким широким шагом, что в этот раз путь до
дворца  оказался не туристической прогулкой с обязательным осмотром  местных
достопримечательностей,  а  настоящим  марш-броском.   К  удивлению  ментов,
ожидавших, что патриархи вымрут от такой гонки и прибудут на прием к фараону
к шапочному разбору,  Моисей  с  Аароном  оказались  резвыми  старикашками и
ничуть в скорости Рабиновичу не уступали. А вот Анд-рюша сдал очень быстро!
     Уже через пару сотен  метров он оказался д