ыло все...
   Совсем недавно возведены были эти стены, только  что  проложены  были
эти дороги, и вовсе уж недоделанными стояли дома и  пристроенные  к  ним
кое-как подсобные хибары. Временно все было в этом мире, зыбко...
   И люди здесь были какие-то зыбкие, ненастоящие. Словно отбившиеся  от
Стаи одиночки. Все были как тот чудак, что вез его  в  нелепой  железной
коробке от корабля - сюда, в  это  скопище  вкривь  и  вкось  наложенных
кирпичей. От них пахло  едой,  пахло  пустяшными,  какими-то  тревогами,
недоделанностью какой-то - как и от всего этого Мира  от  них  пахло.  И
нигде не было запаха Тора.
   Все здесь было наскоро скроено, только что  доделано.  Словно  только
что закончился какой-то грандиозный,  веками  длившийся  ремонт,  словно
только что побросали жители этого Мира свои мастерки и лопаты  и  решили
наконец устроить себе отдых.
   Отдых... Расслабленность. Они здесь сквозили во всем. Почти все люди,
встретившиеся ему, хотели спать. Никто не стоял на страже - даже  те,  у
кого было оружие. Поразительно - почти никто  из  этих  чудаков  не  был
вооружен. И никто даже не  пытался  остеречься,  поставить  вокруг  себя
защиту... Нет  -  они  здесь  все  были  словно  раздетые  -  наивные  и
погруженные  в  какие-то  свои,  детские,   по   сути   своей,   заботы.
Беззащитные.
   Именно беззащитность этого мира обескураживала Харра. Лишала его сил.
И только пляска огненных всполохов в небе дарила ему надежду.
   Ладно. Все здесь не так, как у людей! Все здесь сиро и убого. Но  все
это не имеет значения, потому что НИГДЕ НЕТ ПОДОПЕЧНОГО! Такое бывало  с
Харром только в детстве - на тренаже. Но сейчас это не могло быть просто
очередным испытанием - НЕТ! ПОДОПЕЧНЫЙ - тот самый сопливый мальчишка, с
которым Харр, тогда еще сам наивный щенок, делил  и  беду  и  радость  и
страх и надежду, тот самый угловатый парень, с которым они вместе прошли
нелегкую Тропу Испытаний,  тот  самый  железный,  несгибаемый  Гонец,  с
которым они пережили осаду Людей Тени в Заброшенных городах, -  он,  его
Подопечный, не мог просто так провалиться в никуда! То, что  Подопечного
не хватились и не ищут по всему фронту  этого  Мира,  не  гонят  по  его
следам своих Псов, не знают ничего и ничем не  тревожатся  вообще,  было
для Харра невероятно диким. И он  растерялся.  До  сих  пор  он  жил  во
Вселенной, нанизанной на жесткую ось борьбы.  Борьбы  с  жестоким  миром
Поверхности, борьбы  с  Сумеречными  Стаями,  борьбы  с  Не  правильными
Стаями... Для него не было не могло быть никого и ничего такого, что  не
вписывалось бы в  эти  жесткие  координаты:  или  ты  свой  и  за  своих
расшибаешься в лепешку, или ты - опасный чужак.  Но  здесь  не  было  ни
своих  ни  чужих.  Здесь  были  только  безразличные.   Безразличные   и
незнакомые друг другу люди. Это было  поразительнее  всего:  здесь  была
прорва народу - в домах, на улицах, в потешных вагончиках  монорельса  и
Бог весть где еще, и никто из них  не  знал  других.  Да  и  не  пытался
узнать. А уж до Подопечного здесь и вовсе никому дела не  было.  И  если
кто и замечал Харра, то только потому, что Псов здесь почти и не было  и
он был зрелищем редким. Сначала Харру показалось, что здесь  вообще  нет
собак, но вскоре понял, что ошибается. Обоняние  безошибочно  подсказало
ему, что четвероногие собратья на Прерии - не редкость. Но  вряд  ли  их
можно было назвать Псами.
   И никто здесь не знал  языка  Стаи.  Для  того,  чтобы  выбраться  из
дурацкой клетки, Харру пришлось взять под контроль того типа, что привез
его в город. Вспоминать об этом было ему неприятно - не дело это,  когда
Пес без разрешения берет под контроль незнакомца. Тем более, когда  этот
незнакомец - из тех, кто в этом Мире хозяева... Нехорошо вышло, но  верх
взяла охватившая Харра тревога за Подопечного. Уже в пути он понял,  что
допустил страшную ошибку, дав отделить себя от него.  Особенно  -  после
того, что случилось там - в полете... И когда оказалось, что Подопечного
нет в том месте, куда его должны были доставить значительно раньше, Харр
не стал ждать. Он был полон решимости хоть под землей найти Тора - найти
и спасти от того, что шло за ними по пятам  от  самого  Чура  и,  видно,
настигло-таки их здесь.
   Решимость эта сохранилась, но вот  силы...  Этот  наполненный  сонной
бестолковщиной  Мир  был  гигантским  энергетическим  вампиром.   Первое
столкновение с этой нелепой реальностью обескуражило, обессилило  Харра.
А тут еще все эти, испуганно глазеющие на него встречные, эти  без  дела
колесящие  тут  и  там  экипажи,   этот   всепроникающий   запах   плохо
приготовленной жратвы...
   С трудом Харр  перешел  в  режим  "тени"  -  теперь  ему  приходилось
совершать массу мелких, почти незаметных гипнотических движений, которые
гасили активное внимание в подсознании любого, кто смотрел на него  чуть
дольше нескольких секунд, тормозили работу памяти, стирали из нее только
что увиденное. Да и  сам  он  теперь  старался  не  "светиться"  -  тихо
скользил в тени, короткими перебежками - подождав, пока очистится путь -
преодолевал открытые пространства, был бесшумен и легок. Как тень.
   Но все это требовало сил.  Надо  было  их  найти,  надо  было  срочно
обновить свою - из множества полей и токов сотканную ауру.  Иначе  здесь
ему долго не продержаться. И Харр стал действовать так,  как  действовал
бы, окажись он на одной из Ничейных Земель Чура. Прежде всего, он  начал
искать путь к большой воде... Воды тут было достаточно -  через  столицу
Объединенных Республик протекало две реки  с  мелкими  притоками.  И,  к
счастью, каменная набережная, на которую он выбрался меньше,  чем  через
час после того, как покинул клетку, была почти безлюдна. Только два  или
три человека, без дела опершись о парапет, тупо созерцали тяжелые ночные
воды, простиравшейся среди плотно застроенного центра  заводи.  В  водах
этих уже не отражались звезды - небо было сплошь забрано плотными сырыми
облаками. И всполохи атмосферного электричества подсвечивали  их  тут  и
там.
   Харр понимал, что если он получит сейчас подпитку, то ему не  удастся
остаться  незамеченным.  Мало  того  -  на  какое-то  время  он   станет
совершенно беззащитен. Приходилось рисковать.
   Он начал по-новому формировать, перестраивать свою  -  ставшую  такой
размытой, непросветленную, мутную ауру. "Прижал" ее к  себе  и  заставил
тонкие, тянущиеся от нее в пространство,  нити-веточки  расти,  тянуться
навстречу небесному огню, он стал переливать в них  -  в  эти  нити  всю
оставшуюся энергию своего биополя, заставил  их  налиться  новой  силой,
превратил сначала в тонкие струйки,  а  затем  -  в  широкие  русла,  по
которым небесный огонь должен был прийти к нему.
   И он пришел - огонь, несущий силу небес. Пришел вместе с обрушившимся
на землю Прерии дождем. Этот Мир был наделен совсем другой - не той, что
досталась Чуру - силой... Море плазмы,  которое  омывало  Прерию,  имело
совсем  другие  характеристики,  было   не   таким   резко   очерченным,
концентрированным,  как  то  облако  заряженных  частиц,  что   полярным
сиянием, видным даже среди дня, полыхало над спаленными ядерным пламенем
континентами Чура. Как и полагалось ей, энергосфера планеты несла в себе
память  -  странную,  непривычную   память,   в   которой   запечатлелся
нестройный, непривычный  хор  полей,  аур  всего  живого,  что  населяло
Прерию. Его коллективная душа. Как всегда, когда ему случалось  призвать
к себе электрическое пламя,  Харр  почти  утратил  контроль  над  собой:
трудно сказать, что в  таких  случаях  больше  сводило  с  ума  -  поток
бешеной, ничем не контролируемой силы, протекавший через все клетки  его
организма, или та лавина смутной, перепутанной информации,  хлынувшая  в
его мозг.
   К счастью, его подсознание справилось с этой  лавиной,  а  забитые  в
мозг с раннего детства навыки помогли уцелеть в пришедшем с небес потоке
пламени - ни одна из его жизненных систем не понесла урона.
   А вот незаметным остаться, как он и предвидел,  ему  не  удалось.  Те
двое припозднившихся чудаков, которых  дождь  застал  вместе  с  ним  на
набережной, остолбенели. Струи небесной воды рушились на них, стекали по
лицам,  норовили  забраться  за  воротники...  А  они  -  эти  случайные
свидетели нездешних  чудес  -  зачарованно  глазели  на  невесть  откуда
явившегося в этот привычный  им  мир,  громадного  зверя,  пляшущего  на
пустынной ночной набережной,  зверя,  охваченного  призрачным  пламенем,
зверя, в которого одна за другой били и били -  и  никак  не  могли  его
испепелить - ослепительные молнии.
   Наконец один из двоих не выдержал и,  призывая  всех  святых  и  саму
Пресвятую Матерь-Богородицу, кинулся наутек.  А  второй  так  и  остался
стоять столбом у гранитного парапета - до  того  самого  момента,  когда
погасла бешеная пляска молний и только когда огненная  аура  Харр  снова
стал Псом - одним из многих, зевака судорожным движением смахнул с лица,
заливающие глаза струи воды и сформулировал в пол-голоса посетившее  его
озарение:
   - Все!... Теперь после ужина - ни капли в рот...
   "Забудь!" - приказал ему Харр.
   И канул в темноту.

ГЛАВА 3. СВОИ И ЧУЖИЕ

   Янек Белецки, действительно, и не думал в столь поздний час  отвечать
на трезвон своего блока  связи.  Он  сидел  перед  телевизором,  смотрел
"ретро-хоккей" и прихлебывал светлое  пиво.  Это  милое  сердцу  старого
холостяка занятие разделял с ним такой же как он добродушный и  склонный
к полноте "двортерьер". Ему пиво было нацежено в блюдечко.
   Несколько неожиданным гостям пиво было  предложено  после  некоторого
замешательства,  вызванного  необходимостью  удалить  со  стола  бренные
остатки какой-то копченой  рыбины  и  заменой  этих  последних  солеными
крекерами. Ни малейшей  суетливости  и  заискивания  в  этих  действиях,
впрочем, не было - свидетель  Белецки  явно  не  ощущал  себя  в  чем-то
виноватым.
   - Собственно, мы не собираемся засиживаться  у  вас,  -  Ким  кротким
жестом пресек попытку наполнить поставленный перед ним стакан.  -  Всего
несколько вопросов, и мы вас покинем.
   - Полностью к вашим услугам, господа... О, Господи  -  какой  гол!  -
последнее  относилось  к  кадрам,  сменявшим  друг   друга   на   экране
телевизора.  -  Что  бы  вы  не  говорили,  а  в  двадцатом  веке  умели
заколачивать шайбу в ворота...
   Ким откашлялся.
   - Расскажите нам, пожалуйста,  господин  Белецки,  где  и  при  каких
обстоятельствах вы расстались с Леоном Файолем... Напомню вам,  что  это
был тот молодой человек, которого покусала собака  в  номере  шестьдесят
восьмом гостиницы, где  вы  работаете...  Вы  взялись  доставить  его  в
"Амбуланс".
   Янек недоуменно и простодушно воззрился на Агента на Контракте.
   - Парня действительно звали Леоном.  Только  никакие  собаки  его  не
кусали. И ни в какой "Амбуланс" его вести не надо было...
   Тут пан Белецки чуть смутился - настолько, что даже отвел  взгляд  от
экрана "Ти-Ви", воззрился  на  Кима  виноватым  васильковым  взглядом  и
приопустил светло-пшеничного окраса усы.
   Двортерьер над своей мисочкой тоже смутился.
   - Вообще-то, я, может, и помянул "Скорою помощь", - уточнил  Янек.  -
Так, знаете, для красного словца больше... Иначе кто отпустил бы меня  с
рабочего места посреди смены?... А парень был прямо-таки в ауте: отпусти
его одного и такой лунатик  прямо  под  грузовик  ухнет,  и  из-за  него
невинного шоферюгу укатают года на три.
   - И жена шофера пойдет на панель, а дети вырастут бандитами, -  помог
ему Ким дорисовать ужасную картину того, что  последовало  бы,  останься
дежурный администратор Белецки на своем постылом дежурстве.
   Янек крякнул и перевел взгляд на загривок  своего  пса.  Тот  ткнулся
мордочкой в пиво. Янек тоже пригубил немного. Из кружки, разумеется.
   - Серьезно, парень очень  перетрусил  там,  с  этим  псом  -  еще  та
животина, поверьте. Сроду такой не видел... Без малого в штаны  напустил
парень этот. На него икота напала. Все икал и икал - и ни  слова  толком
выговорить не мог...
   - От чего, черт возьми? - комиссар, молчавший до  сих  пор,  наконец,
взорвался раздраженным вопросом. - Что ему псина такого устроила?
   Вез он  ее  вез  от  Космотерминала  больше  часа  и  затем  -  через
полгорода, и хоть бы хны! А потом вдруг на него сразу напала  со  страху
икота. Где тут, по вашему, логика?
   - Ну знаете, бывает, что у человека получается заскок  на  чем-нибудь
таком, что другим, как вы говорите - хоть бы хны, а  ему  одному  -  как
серпом по... - пан Белецки  неопределенным,  но  довольно  выразительным
жестом уточнил, что именно он имеет  ввиду.  -  Этот  Леон  за  каким-то
чертом выпустил пса из клетки, а собака, видно,  на  него  зарычала  или
залаяла как-то... Да пускай он сам, в конце концов, вам расскажет!...
   - Он и расскажет, - уверил его комиссар, - обязательно расскажет, как
только я доберусь до стервеца. Только вот кто бы  мне  сказал  где  и  с
каким фонарем искать дурня?
   - А его и искать нечего! - пожал плечами Янек. - Спит он  у  меня  на
веранде. И пускай спит - пока не проветрится как следует...
   Не говоря ни слова, Роше встал и быстрым шагом прошел в  направлении,
указанном ему кивком пана Белецки. Ким не замедлил последовать за ним. С
легкой задержкой их примеру  последовал  охваченный  недоумением  хозяин
дома.
   "Виновник торжества" - светловолосый  и  молоденький  парень,  одетый
словно на сельскую свадьбу - пожизненная униформа министерского люда
   - спал глубоким, но, похоже, не слишком спокойным сном,  раскинувшись
на скамье, служащей в иное время для отдохновенного созерцания коллекции
кактусов пана Белецки.
   Шум открывшейся двери заставил его скорчиться на  своем  ложе  и,  не
покидая  объятий  сна,  тоненько  заскулить,  словно  умоляя  кого-то  о
спасении жизни. Вместе с этой отчаянной мольбой паренек испускал из  уст
еще и основательный аромат перегара сливовицы. Роше энергично потряс его
за плечо, и Леон Файоль, с трудом продирая глаза,  перешел  в  положение
"сидя".
   - Зачем вы напоили парня? - гневно осведомился Роше у пана Белецки.
   И тут же безнадежно махнул рукой.
   - Я, кажется, представляю, как это у  вас  получилось...  -  комиссар
присел  на  скамью,  препятствуя  попыткам  юного  Леона  вновь   занять
горизонтальное положение. - Вы убедились, что  парень  жив  и  здоров  -
только сильно напуган...
   - Парня бил мандраж, - с достоинством пояснил Белецки.
   - И вы предложили ему пропустить по рюмочке в ближайшем "бистро".
   - В конце-концов "бистро" французы для того и выдумали... - задумчиво
заметил Янек.
   - Но слово-то это почему-то русское, - досадливо  парировал  Роше.  -
Это чисто ваш -  славянский  бизнес  -  спаивать  молодежь.  Так  вот  -
лекарство помогло плохо, вы повторили, парня развезло...
   - Д-дядя Жан... - проявил первые признаки удивления  окружающим  юный
Леон.
   - Сварю-ка я для него кофе... - рассудительно решил Янек. - Так бы  и
сказали, что это - ваш родственник... А то я с перепугу  уж  решил,  что
парень и впрямь натворил чего...
   Он направился на кухню. Не вовремя случившийся под ногами  двортерьер
придушенно взлаял и Леон вскочил, словно узрев привидение. Киму  до  сих
пор не случалось видеть, чтобы волосы у человека вставали дыбом вот этак
- как наэлектризованные.
   - Да у тебя рожа - белее мела, - констатировал Роше.  -  Успокойся  и
присядь... Не дай бог, такое чучело и впрямь сочтут за моего троюродного
племянника...
   - Т-там... - выдавил из себя Леон, протягивая плохо  слушающуюся  его
руку в сторону двери. - Т-там ЭТО...
   - Нет, - успокоил его комиссар.  -  Там  обычная  дворняга.  Обычная,
понимаешь? А не та псина, что довела тебя до икоты.
   - Да? - засомневался Леон. Хмель из него выветрился моментально.
   - Вот ты бы нам и рассказал, - вкрадчиво продолжил дядя  Жан,  -  что
там у тебя вышло - в номере шестьдесят восьмом...
   - П-понимаете... Я уже пока только вез ее - псину эту - в  этом...  в
фургончике, обратил внимание, что как-то не так с ней что-то  обстоит...
Ну, когда стали запирать ее в клетке этой... Нормальная собака, она  как
себя в таких случаях держит? Она - если  не  спятила,  конечно,  ну  там
огрызается или в угол забьется... А эта...
   Некоторое время Леон подбирал слова.
   - А эта... зверюга даже и не подумала волноваться.  Стоит  себе  так,
независимо и смотрит как служащий  замочек  ключиком  запирает...  Будто
удивляется нашей глупости. Или...
   - Кстати, о ключе... - перебил его Ким.
   - У меня ключ, у меня, - чуть испуганно захлопал по карманам Леон.  -
Вот он - облегченно вздохнув, он протянул блестящий ключик комиссару.
   Тот принялся рассматривать его, словно предмет антиквариата.
   - И потом... - продолжал, чуть заикаясь, Леон. - Уже в  дороге...  Я,
понимаете, сел не к водителю в кабину, а в фургончик - чтобы  со  зверем
чего не вышло... Как-никак - дорогая тварь, по всему видно. И не здешняя
к тому же... Ну и там - началась... Чертовщина какая-то...
   Он смолк и ссутулился.
   - Ты уж поточнее давай, "племянничек",  -  подтолкнул  ход  разговора
Роше.
   - Ну, понимаете... - Леон пожал плечами, постаравшись  придать  этому
жесту максимум выразительности. - Пока на нее - на  собаку  в  клетке  -
прямо смотришь, все, вроде, в порядке. А отвернешься чуть -  и  нет  ее.
Пустую клетку везу, вроде... А снова прямо  посмотришь  -  да  нет,  вот
она... Собака... Сидит на месте и только смотрит на тебя...
   Пристально так... И, вроде, завывает как бы - тихо так, про себя...
   Он передернул плечами.
   - И потом... Другие странности... В общем, еще в пути мне не по  себе
как то стало...
   - Какие  еще  -  "другие  странности"?  -  поинтересовался  комиссар,
внимательно приглядываясь к подопечному.
   - Знаете... - Леон замялся. - Мне трудно, как-то объяснить...  Ну,  с
часами там как-то странно получилось и еще...
   -  Ладно,  потом  расскажешь,  -  Роше  извлек   и   стал   задумчиво
разглядывать свою носогрейку. - Когда сможешь м-м... сформулировать.
   А сейчас - к делу. Как пес попал на волю?
   - Ну, значит, мы его довезли чин-чином, и водитель помог  мне  клетку
эту в номер доставить... Притом, хозяин багажа еще не приехал.  Не  знаю
почему. Они почти на десять минут раньше нас тронулись...  Ну  и  портье
или как там его меня попросил подождать в номере: чтобы зверя с  рук  на
руки передать владельцу и чтобы этот владелец в квитанции расписался.  И
еще клетку надо было назад в Космотерминал  отправить...  Одним  словом,
оставили они меня с этой тварью наедине. В пустом номере...
   Последовала длительная пауза.
   - Хозяин теперь подаст на меня в суд? - с ноткой надежды на  то,  что
все ж таки пронесет осведомился Леон.
   Вид у него стал вконец несчастным.
   - Видно будет, - строго отрезал комиссар. - Рассказывай все-таки  как
это получилось...
   - А дальше - опять эта мура началась... - Леон тяжело вздохнул. - Пес
этот по клетке ходить начал - ловко так... Она же ведь очень тесная  для
него - клетка эта... И поскуливает при том этак - тихо-тихо. И подвывает
- вроде как поет... Я подальше отошел  -  номер  разглядываю...  Дорогой
такой номер - прямо квартира целая... И обставлен роскошно... А  хозяина
все нет... Ну а потом - подошел посмотреть - как там собака,  в  порядке
ли? И... И мне  снова  показалось,  что  клетка-то  -  пустая...  Ну,  я
внимательно, напрямую смотрю - все равно, пустая! Ну и я с  перепугу  ее
полез открывать...
   Мол,  может...  Сам  не  пойму,  зачем  я  это  сделал  -  наваждение
какое-то...
   - Ты до этого не пил, мальчик мой? - для порядка осведомился Роше...
   - Да нет, что вы, дядя Жан!!! Святым распятием клянусь!...
   - Продолжай, мальчик, продолжай, - успокоительно прогудел комиссар.
   - А дальше - что? - собравшись с силами, продолжил Леон. -  Дальше  -
как только я дверцу отворил -  она  как  ломанула