его  пахло  умом  -  хорошим  природным  умом,
закаленным борьбой за жизнь в этой чертовой дыре.
   Внушению он поддался легко - способность к сопротивлению, неплохая от
природы, у него была совершенно не тренирована - и теперь он должен  был
бы неплохо постараться на Харра - лишь бы не потерялся.  Временами  Харр
пытался настроиться на него, но с дальней связью  у  здешних  псов  дело
обстояло просто никак или почти никак. Он поспешил на сближение.
   Сближение... Хотя, какое может быть грамотное сближение тут,  в  этом
лабиринте,  провонявшем  брошенной  едой,  нечистотами,  целым   букетом
невероятной химии и к-о-ш-к-а-м-и?!!
   Более неподходящего места для обитания нормальных псов придумать было
невозможно! Харр замер, прислушиваясь к той  какафонии  звуков,  которую
вызвали к жизни кто-то из его четвероногих соратников в своем  движении.
Тут было и призывное подвывание, и приглушенное  побрехивание  и  шерох,
шелест и хруст кустов и других естественных препятствий,  преодолеваемых
верным Рваным Ухом. Кого-то он влек с собой, то понукая, то ободряя,  то
кляня, но кого - догадаться было трудно.
   Харр осторожно подал  голос.  И  осторожно  двинулся  на  пересечение
бестолковым сподвижникам.
   Рваное Ухо был не один - вел с собой какого-то чужака.  Они  заметили
Харра только тогда, когда он приблизился к нему  на  расстояние  прыжка.
Развернулись и кинулись навстречу. Ну  прямо,  как  безмозглые  щенки...
Впрочем, это мелочное раздражение тут же ушло, как  только  Харр  понял,
что чужак, которого привел Рваное Ухо, изо всех сил тужится передать ему
что-то от его Подопечного!
   Он был совсем иной - этот чужак - не такой, как вся эта -  грязная  и
ободранная, разношерстная, голодная орава здешних псов, с  которыми  был
уже достаточно хорошо знаком Харр. От этого франта пахло  человеком,  он
был хорошо - слишком хорошо и неумело  -  откормлен...  И  очень,  очень
зажат... Травмирован...
   Харр  сначала  даже  не  понял,  в   чем   было   дело,   но   быстро
сориентировался: пес был неумело перекрашен и чьей-то злой волей обречен
был теперь слоняться по белому свету в чужом  окрасе!  Такое  изощренное
издевательство над живым существом Харр видел впервые.  К  тому  же  для
чужака пребывание в одиночестве - без  хозяина  -  на  темных  городских
улицах было делом непривычным и страшным. Компания  Рваного  Уха  только
усугубляла его душевный дискомфорт.
   Чужак отчаянно пытался донести что-то важное до сознания Харра. Но  и
у Рваного Уха было нечто такое, что, по его разумению,  Харру  следовало
бы немедленно знать.
   Все их усилия - вместе взятые  -  почти  полностью  блокировали  друг
друга.
   Пришлось потратить порядком времени на то, чтобы понять, кого из этих
обормотов надо выслушать первым, и что  же  все-таки  означает  этот  их
поток  эмоций,  немногим  более  членораздельный,  чем  мычание  коровы.
Решающим оказалось все-таки то,  что  Подопечный  сумел-таки  втолковать
сообразительному и послушному, но столь же полоумному, как и все здешние
звери и люди, Крашеному. Харр понял, что действовать надо молниеносно.

***

   Ни одна из хитроумных игрушек, которыми Агент  на  Контракте  снабдил
расконвоированного заключенного П-1414 не зарегестрировала ни  малейшего
признака существования системы охраны этого странного места. Старый  дом
был пуст и мертв. И все-таки Пер не стал даже пробовать входить  в  него
через тяжелую дверь, некогда выходившую на массивное  каменное  крыльцо,
от которого мало что осталось  теперь.  Он  влез  на  прикрытый  кустами
подоконник и  поколдовав  немного  с  заржавленными  запорами  ставен  и
оконной рамы, бесшумно спрыгнул в сырую тьму покинутых комнат.
   Нет, дом не был разорен. Он был именно покинут. И вещи,  оставленнные
в  нем  неведомыми  хозяевами  медленно  доживали  свой  век,   лишенные
заботливых прикосновений человеческих рук. Луч фонарика вырывал из мрака
то диван с начавшей облезать обивкой,  то  тронутые  плесень,  обои,  то
картины в тяжелых рамах с облупившейся позолотой...
   Пер осторожно толкнул дверь. Когда-то - белую, тоже  с  позолотой.  С
чудовищным скрипом открылся проход в холодный мрак коридора. Скудный луч
фонарика метнулся туда-сюда...
   Расползающийся, отсыревший ковер под  ногами,  двери  направо,  двери
налево... Лестница в конце. Пойдем дальше...
   А зачем, собственно, идти? Что  там  может  быть  -  в  этой  скучной
темноте?... Пер провел рукой по глазам и ему показалось, что  невидимая,
едва ощутимая паутина мешает ему видеть и сожранять напряженное внимание
к тому странному, что наполняло  темноту  вокруг.  Прижимаясь  к  стене,
подсвечивая свой путь еле заметным лучиком, он стал  подниматься  вверх,
туда, где - это подсказывало ему  шестое  чувство  его  ждала  странная,
темная душа этого покинутого людьми дома...
   А темнота не просто норовила сомкнуться вокруг  -  она  вела  себя  -
словно перетекала из угла в угол, пыталась сгуститиься где-то позади, за
спиной, словно готовилась напасть на него.  Шорох,  движение  почудились
ему выше - на ступеньках второго марша скрипучей  лестницы.  Тяжеловатый
револьвер словно сам прыгнул ему в ладонь. Собачка предохранителя легко,
с  характерным  металлическим  шелестом,  поддалась  под  пальцами.  Пер
поморщился - он, вообще - еще в той, свободной жизни - не  любил  чужого
оружия, а когда оружие  это  оказалось  слишком  послушным,  он  испытал
что-то вроде подозрения к такой сговорчивости чертовой железяки.
   Еще пара шагов вверх по шершавым ступеням... И тут темнота  метнулась
от него. Нет - не в темноте метнулось  что-то,  а  именно  сама  темнота
метнулась, сжавшись на мгновение в нечто  почти  осязаемое,  реальное  и
суетное. Дохнувшее на  него  нездешним  холодом.  Он  прибавил  мощность
фонарика и быстрыми уверенными мазками ставшего ослепительно-белым луча,
перекрестил  площадку  лестницы  и  глубину  коридора.   И   готов   был
поклясться,  что  в  сторооны,  по  углам  метнулись  торопливые  клочья
ледяного мрака.
   Они и сейчас были здесь, но зыбко ускользали, играли с ним  в  прятки
эти прорехи  в  ткани  мироздания,  ускользая  от  прямого  взгляда,  но
оставляя после себя матовые пятна изморози, заставляя  воздух  клубиться
еле заметным дыханием потустороннего мороза.
   Стиснув зубы, Пер снова убавил мощность своего карманного прожектора,
миновал заколдованный пролет и оказался перед незапертой дверью, ведущей
в помещения второго этажа. Отвел в сторону тяжелую портьеру и  шагнул  в
просторную и, как показалось ему сначала, пустую комнату. Собственно - в
зал, с широким столом, занимающим всю его середину. Тяжелые, сработанные
под старинные люстры, светильники нависали над ним.
   Ни кванта света они, впрочем, не излучали. Вдоль стола по обе стороны
в ряд стояли тяжелые  кресла  с  отменно  высокими  спинками.  Настолько
высокими, что если бы не свет ночного неба, сочившийся  в  незашторенные
окна, можно было бы подумать, что они пусты, эти кресла. Но они не  были
пусты.
   Сутоловатые, одинаковые фигуры словно манекены в музее восковых фигур
сидели в них. Но они не были манекенами.
   Безразличные, плохо различимые в темноте лица - неполные пол дюжины -
были повернуты к стоящему в дверях, в слабом свете,  падающем  из  окон.
Его внимательно разглядывали. Человеческому глазу  едва  хватало  такого
освещения. Но они не были людьми. Вот, собственно и все.
   Детали кошмара сложились в картинку-мозаику.
   Теперь надо было уходить.
   Пер вовремя отбросил себя назад и вбок -  через  перильца  лестничной
площадки второго этажа. Через  долю  секунды  то  пространство,  которое
только что  занимало  его  тело,  одна  за  другой  прошили  три  жестко
закрученных  звездочки.  Ему   удалось   отмобилизовать   свое   неплохо
отработанное когда-то чутье пространства и вторым броском  он  зашвырнул
себя к примеченному заранее торцевому окну. Но и  те  кто  играл  против
него не медлили.
   Точно так же, как и он сам - бесшумно и стремительно -  между  ним  и
окном опустилась почти неразличимая в темноте фигура.
   - Зачем?.. - спросил его картонный голос. - Зачем ты пришел сюда?
   И снова - не дожидаясь ответа - воздух рассекла  сумасшедшая,  бешено
вращающася сталь. В этот раз Пер уклонился от встречи с разящим металлом
не без труда. И тут же - один  за  другим  выпустил  в  едва  различимый
силуэт пять зарядов своего револьвера. Этого вполне хватило бы, чтобы  в
клочья разнести обычное человеческое создание из плоти и крови, но тому,
что стояло перед ним, бронебойные патроны с их грозной маркировкой  были
- не указ. Удары пуль только отбросили того к стене, и  дорога  Перу  на
несколько секунд была освобождена. Но уже вскочив  на  широкий  каменный
подоконнник, ударом плеча выламывая не слишком прочную  раму,  он  снова
увидел... В зыбком свете, что дарило ему еще не очистившееся от дождевых
облаков звездное небо он увидел шагнувшее к нему этого. Ему  приходилось
нелегко - выходцу из кошмара: пули спецпатронов сделали свое. Ему  нечем
было смотреть. Ему  трудно  было  удерживать  равновесие  -  с  разбитым
позвоночником. Ему трудно было управиться с правой рукой - пули  начисто
снесли плечевой сустав. Но он шел. Преодолевал те три или  четыре  шага,
что разделяли их. И из остатков глотки хрипело:  З-а-ч-е-е-е-м-м-м-м?...
А за его спиной на  гнилой  ковер  непривычно  тихо  спрыгивали  вторая,
третья неуклюжие на вид фигуры  -  одна  за  другой...  Смит  и  Вессон,
зажатый в правой руке Пера словно сам по себе ударил огнем  -  последним
зарядом.
   Выбив раму и проделав довольно крутой  кульбит,  Пер  рухнул  туда  -
вовне. Прочь из мира затхлого кошмара, в  мир  зябкой  ночной  прохлады,
остро пахнущей после дождя земли, в  мир  городского  зарева  -  там  за
недалекими деревьями. И тут же -  он  готов  был  в  этом  поклясться  -
внутреннее пространство Дома содрогнулось, пронизанное странной,  черной
молнией... Он не обращал  внимания  на  изрезанные  стеклом  руки  и  на
заливавшую глаза кровь из рассеченного лба - в две короткие перебежки он
преодолел расстояние до кара, в котором продолжал пребывать в прострации
беспечный страж плохого места.
   Только укрывшись за металлическим корпусом кара, он смог  оглянуться,
чтобы внимательно приглядеться к тому, что происходит с Домом.
   И обмер.
   Дом сотрясали судороги тьмы. Он не знал, как иначе  назвать  то,  что
онвидел, точнее чувствовал. Но не эта странность была самой страшной  из
того, что происходило. Нет -  расползаясь  белесой  кляксой,  от  как-то
внезапного  поседевшего,  ставшего  зимним  Дома,  в  стороны  от   него
разбегалось по траве озеро изморози, инея над  которым  тут  же  начинал
клубиться индевеющий, студеный воздух...
   Пер рванул с пояса блок связи,  надавил  клавишу  включения  кодового
канала. Но аппарат молчал. Он быстро включил  второй  -  замаскированный
под часы - передатчик.
   Мини-дисплей просигналил: Сбой.  Визит  в  царство  ледяной  тьмы  не
прошел даром для электроники. Пер подхватил передатчик сторожа,  вытянул
из кармана реквизированные батареи и торопливо втиснул их в гнездо блока
питания. Надавил клавишу выхода в  эфир  -  черта  с  два!  Из  динамика
зашумел хрип кодовой приставки. Разбираться с ней было уже некогда.  Пер
кинул аппарат на колени все еще бесчувственному охраннику и  перебежками
кинулся прочь - буераками, к шоссе.

***

   Адельберто прорвало -  он  излагал  все  беды,  обрушившиеся  на  его
прекрасно составленный и так хорошо начавший осуществляться план, уже ни
сколько не заботясь о том, что не все, что  наболело  у  него  на  душе,
стоило бы доносить до  ушей  такой  аудитории,  как  преобретший  теперь
совсем уж непонятный статус Тор Толле и адвокат Гонсало Гопник, которого
теперь тоже вовсе непонятно было кем числить... Гонсало  же  чувствовал,
что еще немного и крыша его поедет в только ей известном направлении.
   - Послушайте, я ничего не понимаю... Если вы... - он  ткнул  рукой  в
Тора, - если вы... можете спокойно перебить их всех и уйти на все четыре
стороны, потому что никакие замки вам не помеха, то какого же черта?...
   - Что ты хочешь сказать? - пожал плечами Тор.
   Он был занят приведением в надлежащий вид своего меча.
   Интересная была штука. Хотя бы уже тем, что вместо ножн  у  него  был
предлинный  футляр  на  хитром  замке.  И  вообще,  устроен  он  был  не
по-человечески, но очень удобно.
   Гонсало открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл.
   - Я первый раз вижу такого пентюха! - признал он.
   - Чего вы вообще хотите?  В  долю  с  ними,  войти  -  он  кивнул  на
Мепистоппеля, - что ли? Почему вы не убрались  на  все  четыре  стороны?
Почему не сдали всю эту гоп-компанию в полицию?
   - Я думал,  -  несколько  огорченно  объяснил  Тор,  -  что  я  Гость
планеты... А те, кто меня пригласил, меня потеряли. И не могут  найти  -
вторые сутки уже. Пусть ищут. Теперь - пусть ищут.
   - Так ты что? - Адельберто оторвался на секунду от борьбы  с  рулевым
управлением и тоже воззрился на Гостя. - Ты хочешь сказать - обиделся на
то, что они тебя не уберегли, и решил теперь задать им жару?! Поиграть с
ними в кошки-мышки, так что ли?
   Он замолк, переваривая такое  понимание  ситуации.  Потом  с  размаху
хлопнул себя костлявой ладонью по колену.
   - Одобряю, однако!
   Гонсало обмяк на сидении и просто беззвучно захихикал.
   - Детский сад... Детский сад на минном поле...
   Тор неодобрительно  насупился.  Потом  энергично  закрутил  рукоятку,
опуская боковое стекло.
   - Да не высовывайся ты!.. - попробовал остановить  его  Мепистоппель,
но без особого успеха.
   Не обращая на него внимания, Тор подтянул к себе  поближе  свой  меч,
свинтил с его рукояти какую-то детальку и, поднеся ее к губам,  дунул  в
нее, как в свисток, Ни Мепистоппель, ни Гонсало, не услышали  ни  звука,
но оба одновременно, как по команде, стали мизинцами рук прочищать  себе
уши.
   - Вот что, - энергично распорядился Адельберто, подозрительно  скосив
на Тора налитый кровью глаз, - раз уж ты решил так, то сиди смирно и  не
фокусничай! Мы сейчас подадимся в одно место, про которое  ни  Черт,  ни
Дьявол, ни господа Саррот с Рамоном не знают и не догадываются... Но  не
думай, - тут выпученный глаз обратился чуть ли не на  затылок,  стремясь
пронзить взглядом Гонсало - тот подался в угол, - не думай, что и тебя я
повезу туда же... Тебе пока - веры нет! Ты сейчас - мухой лети до господ
министров и по-новой вступай с ними в переговоры. Выруливаем на Кольцо -
и - лети, голубь ты наш...  Сам  понимаешь,  раз  Счастливчик  влип,  то
каждая секунда на  счету...  Можешь  сказать,  что  ввиду  получившегося
расклада, мы согласны снизить договорную сумму  на  по...  на  треть.  И
теперь, в связи с тем, что пустобрехи с Ти-Ви до чего-то дознались... мы
требуем свободного выезда. Лучше всего в  систему  Мелетты...  Ты  понял
наши условия теперь? На связь выйдешь через Фотографа. Теперь - открытым
текстом говорю - через Фотографа. Не лучший вариант, но что поделаешь...
Ты понял меня?
   - Я-то понял, а вот Тони... Он-то про твое заколдованное место знает?
Если знает, то не советую туда соваться... С ним сейчас работают и очень
активно работают...
   - Проявляй свою заботу, Седой, о себе самом!  -  раздраженно  оборвал
его  Мепистоппель.  -  Сейчас  притормаживаю  на  Пастернака  и...   Там
выматывайся. Останавливаться не буду. И постарайся не попадать больше  в
гости. Ни к бабушке, ни к дедушке, ни к серому волку...
   - Спасибо,  Мепистоппель,  ты  дьявольски  любезен...  -  с  чувством
произнес Гонсало, приоткрыв дверцу кабины и придерживая ее. - Постараюсь
изучить здешние сказки. И не попадать в гости.
   Убедившись, что высадка почтового голубя прошла  успешно,  Адельберто
облегченно  вздохнул.  Вздохнул  и   Гость.   Это   вызвало   еще   один
подозрительный взгляд вытаращенного глаза Мепистоппеля.
   - Прости меня, Нос Коромыслом, - виновато потупился  Тор.  -  Прости,
что я называл тебя так...  Но  ты  сам  виноват:  у  нас,  если  человек
скрывает имя, то его зовут по какой-нибудь примете...  Теперь  я  всегда
буду называть тебя правильно...
   - Это ты про что!? - свирепо вытаращился на  него  Адельберто,  круто
выруливая по лабиринту Хитрых Переулков куда-то в направлении Каналов. -
Как это ты удумал называть меня теперь?
   -  Теперь,  Нос  Коромыслом,  я  всегда  буду  называть  тебя   снова
Мепистоппель! - с облегчением пояснил Тор. - И только так!

***

   - Итак, вы, я вижу, не прочь продолжить наше знакомство... - человек,
пристроившийся на стуле в изножье кушетки, сухо улыбнулся обездвиженному
Счастливчику, лежавшему перед ним.
   Стул был с неудобный, с прямой  спинкой,  а  кушетка  -  классической
Фрейдовской - узкой, черной кожей обшитой. Он и  сам  чем  то  напоминал
этот предмет меблировки, этот специалист по дознанию: узкий в  плечах  и
затянутый в черное.
   Он был даже  как  бы  благожелателен  к  клиенту,  словно  его  и  не
протащили ночью через полгорода,  чтобы  привести  в  форму  шарахнутого
парализатором дурня. Подняв глаза на заказчика - а заказчика представлял
здесь мрачный как туча Алекс, он взглядом испросил разрешения начинать.
   Подвижность членов все еще не полностью вернулась  к  Счастливчику  и
тот впервые задумался о том, что его  прозвище,  похоже,  начало  крупно
подводить его. И еще он подумал с горечью,  что  его  талисманы  подвели
его, и пора бы ему, старому дураку,  отрешиться  от  пошлых  суеверий  и
зажить обычной, толковой жизнью, которой живут все нормальные люди - те,
что исправно посещают церковь, чтут закон и уклоняются от налогов...
   Только, откуда взяться деньгам для такой вот спокойной жизни в мире и
гармонии с самим собой и Мирозданием? Тут мысли Тони стали  окончательно
путаться, и он понял, что введенный ему препарат начинает свою работу.
   Боже, я становлюсь идиотом... - печально подумал он  и  твердо  решил
дать бой овладевающему им блаженному слабоумию.
   - Так ты хотел что-то рассказать мне... - ласково  сказал  человек  в
черном. - Ну, например, кто ты такой, как попал в переделку...  Мы  тебя
нашли еле живого... Кто всадил в тебя заряд?
   Тони хотел неопределенно хмыкнуть, но, завладевший его душой и  телом
дебил расплылся в самодовольной улыбке:
   - Ври больше, мистер... - радостно заявил он. - Сами  меня  грохнули,
сами и подобрали... А теперь валяете дурачка - что, раскусил я  тебя?  И
вас... Всех...
   - Да ты, я вижу, не дурак, - польстил дебилу узкоплечий инквизитор. -
Ну так и не упрямься - знаешь же, что попал под  раскрутку,  так  что  и
нечего изображать из себя героя...
   Проклятая химия! - тоскливо подумал Тони и заголосил:
   - А я, мистер, вовсе и не просил меня накачивать этой  вашей  дрянью!
Это же, между прочим, запрещено законами - все эти  сыворотки  правды  и
другая разная психотропика...
   - Ну вот видишь - голова у тебя варит, - к неудовольствию инквизитора
в разговор вошел Алекс. - Ты никаких законов не нарушишь - все мы, мы...
А ты будешь чистеньким - ты же не виноват, что тебе впрыснули препарат и
раскрутили... Так что давай быстренько закончим с этим делом. Нам  нужен
тот парень, который числится на тебе  с  Мепистоппелем.  Он  вам  не  по
зубам,  поверь  мне...  За  него  вам  головы  поснимают,   как   только
доберутся... А деваться вам с Мепистоппелем  просто  некуда...  Так  что
всего лучше - сбагрить этого вашего клиента нам и - дело с концом. Всего
то от тебя и надо, что адресок. Мы твоего друга не  обидим.  А  потом  -
пойдешь отсыпаться и отлеживаться куда хочешь... Мы же не  пытаем  тебя,
не делаем тебе больно...  Ты  же  ведь  не  хочешь,  чтобы  тебе  делали
больно?...
   Инквизитор ласково, но чуть нервно остановил поток его речи движением
сухой ладошки  и  словно  из  воздуха  достал  сработанные  под  старину
карманные часы на массивной  цепочке.  Металлические  звенья  неторпливо
замер