Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
подобное, я буду
считать, что виноват в этом ты.
Генри отпустил руку капитана, и та бессильно повисла, как будто из нее
ушла вся сила.
- Да, Великий Учитель, - без всякого выражения произнес Барбедж. Но
теперь в его взгляде, обращенном на Генри, читалась откровенная ненависть.
- И вообще, мне кажется, тебе пора идти, капитан, - продолжал Блейз. -
Думаю, я ответил на вопрос, который ты задал.
- Да, Великий Учитель.
Барбедж повернулся, дверь скользнула в сторону, он вышел из холла, и
дверь снова встала на место.
- Не стоит винить его в случившемся, - сказал Генри Блейзу. - Ведь он
фанатик и, скорее всего, никогда не станет Истинным Хранителем Веры. Как это
ни прискорбно, но по нему это сразу видно. Но даже пусть он и фанатик, он
все равно ближе к Богу - гораздо ближе, - чем ты или Данно. В своей вере -
пусть извращенной и ограниченной - он, похоже, искренен.
- Откуда вы это можете знать? - неожиданно задала вопрос Тони, сидевшая
на другом конце комнаты. Генри взглянул на нее.
- Я довольно часто встречал подобных людей, - ответил он. - Мне
доводилось и сражаться с ними, и разговаривать, и даже вместе молиться. Во
многих отношениях, по-своему, как и все те милиционеры, с которыми я
когда-то сталкивался, он заслуживает даже некоторого уважения. Но лично мне
все равно не нравится ни он, ни вся эта порода. Бороться я готов только за
тех, кого люблю.
Тони явно собиралась сказать что-то еще, но вовремя спохватилась. Она
продолжала смотреть на Генри с таким выражением, которое Блейзу показалось
чем-то средним между глубокой заинтересованностью и легким шоком. А
возможно, в ее взгляде сквозило и какое-то восхищение.
Блейз поднялся с кресла.
- Дядя, - начал он. - Думаю, что знаю, кого ты намерен собрать. Когда-то,
несколько лет назад, мне потребовалось проникнуть в среду Защитников
епископа Маккея. Его телохранителями были бывшие Солдаты Господа, имевшие
опыт борьбы с другими церквями и с милицией. И я знаю: они воюют гораздо
лучше, чем милиционеры. Я страшно рад, что ты со мной, один или с друзьями -
не важно. Но и впрямь может случиться так, что мне потребуется не просто
охрана, а небольшой ударный отряд. Ладно, вы с Данно сейчас идите, и пусть
он подберет тебе подходящие апартаменты. А за обедом снова встретимся.
Блейз повернулся к Данно, который тоже встал, - и тут неожиданно, будто
какая-то сила, управлять которой он был не в состоянии, заставила его снова
заговорить.
- Минуточку, - услышал он собственный голос и снова повернулся к Генри. -
Скажи, а ты смог бы собрать необходимое, по твоему мнению, количество Солдат
Господа за две недели?
Мысленно он рассматривал новые возможности, строил новые планы. Блейз
снова услышал собственный голос, почти без паузы продолжающий говорить:
- Через пару недель я собираюсь отправиться с лекциями по нескольким
Новым Мирам. Смог бы ты собрать группу к моему отъезду?
Он чувствовал, что Данно и Тони мрачно уставились на него, но все его
внимание по-прежнему было сосредоточено только на Генри.
- Новая Земля? - уточнил Данно.
- Да, Новая Земля, - подтвердил Блейз, все еще не отводя взгляда от
Генри. - Сначала я отправлюсь туда. Так как, дядя, успеешь?
- Две недели? - тихо переспросил Генри так, как будто Данно и не прерывал
их. - Да. Он повернулся к Данно.
- Ты хотел подобрать мне комнату.
- И не одну, а несколько, - подтвердил Данно. - Целые апартаменты. Пошли.
Они вышли.
- Превосходно. Именно этого мне и не хватало, - произнес Блейз, глядя им
вслед.
Он повернулся к Тони и увидел, что она тоже все еще смотрит вслед
ушедшим. Глаза ее сияли. И вообще с самого появления Генри она как-то
переменилась.
- Извини, что я так внезапно решил с этой поездкой на Новую Землю и не
предупредил вас с Данно, - сказал Блейз, когда девушка наконец перевела
взгляд на него. - Расскажи, как там дома...
Он почувствовал какое-то странное волнение и почти суеверное нежелание
договаривать фразу до конца.
- А, да, - кивнула она. - Все в порядке. Лечу с тобой.
- Но учти, путешествие предстоит не только на Новую Землю, - предупредил
Блейз.
- Это не важно. - Тони вдруг улыбнулась. - Куда угодно.
Глава 4
Блейз проснулся совершенно внезапно - как просыпается дикий зверь, сквозь
сон заслышавший какой-то непонятный, возможно сулящий угрозу, звук. Одно
мгновение - и вот он уже сидит, напряженно прислушиваясь.
Прошло несколько секунд, а он так и не смог понять, что же его разбудило.
Сначала ему показалось, что сон длился всего несколько минут. Но, бросив
взгляд на часы, тускло светящиеся на фоне звездного потолка его комнаты, он
понял, что прошло четыре часа. Отчего же он так внезапно проснулся?
Блейз вдруг вновь ощутил то же возбуждение, которое не оставляло его весь
предшествующий день, - только сейчас к нему примешивалось еще и какое-то
непонятное чувство стыда. Откуда оно?
Вчерашний обед с Генри прошел лучше некуда. Причин, что могли заставить
его отложить отлет еще на какое-то время, больше не было. Генри сказал, что
для эффективной охраны потребуется не менее пятидесяти Солдат Господа и
собрать их проблемы не составит.
Правда, он успел переговорить всего с дюжиной из них, но те, в свою
очередь, обещали связаться с другими знакомыми ветеранами. Так что через три
или четыре дня отряд будет укомплектован полностью.
Сквозь открытую дверь на балкон в комнату ворвался легкий порыв ночного
ветерка, овеявший приятной прохладой обнаженный торс Блейза, не прикрытый
силовым полем, служившим и матрасом и одеялом его дорогого ложа. Посидев еще
немного, он вылез из постели и некоторое время стоял посреди комнаты,
прислушиваясь.
Ветерок едва заметно шевелил занавески на балконной двери. Во сне Блейз
вспотел и теперь с удовольствием ощущал, как ночная прохлада высушивает
кожу.
На нем были лишь шорты. Живя с матерью - до переселения к дяде Генри, -
он, как и все экзотские дети, обычно спал совершенно голым. Но, попав на
ферму Маклейнов, Блейз обнаружил, что на Квакерских мирах это не принято и
здесь все спят в ночных рубашках.
Тогда ему было всего одиннадцать лет и ему отчаянно хотелось стать в
семье Генри своим. Поэтому он начал перед сном надевать ночную рубашку,
которую дал ему дядя. Как и большая часть остальной доставшейся ему одежды,
она перешла к нему от Джошуа, старшего сына Генри. Рубашка, вечно
сбивавшаяся во сне комом, еще долго раздражала его.
Через несколько лет стало ясно, что ему не ужиться с местной общиной, и
Генри отправил его сюда, в Экумени, к Данно. Переехав в город, Блейз первым
делом отказался от ночной рубашки, но сразу понял, что за долгие годы успел
к ней привыкнуть и без нее довольно неуютно. Компромиссом стали шорты. Они
не мешали ему во сне, и постепенно он начал чувствовать себя в них вполне
удобно.
Сейчас ему вновь показалось, что на нем снова узкая ночная рубашка. Даже
просторная роскошная спальня, казалось, давила на него, будто он вдруг
очутился в каком-то тесном ящике или в клетке. Раздвинув белые ажурные
занавески, все еще танцующие на ночном ветерке, Блейз вышел на балкон.
Оказавшись снаружи, он с облегчением вздохнул. Раздражала только световая
реклама, проецируемая с одного из соседних отелей прямо в ночное небо и
освещающая как раз ту сторону здания, куда выходил его балкон.
Блейз поднял глаза к ночному небу и взглянул на звезды.
Когда-то, наконец поняв, что мать его не любит, он сумел найти утешение
именно в звездах. Ночной небосвод, раскинувшийся в безграничной дали, ничем
не напоминал то звездное небо, которое проецировалось на потолке его
спальни. Это были настоящие звезды, а не просто их изображение. Взгляд
проникал сквозь атмосферу, преодолевал световые годы расстояний и как будто
дотягивался непосредственно до них самих. Ему вдруг показалось, что только с
их помощью сможет понять причину не дающих ему покоя ощущений.
Движимый возбуждением и смутным чувством стыда, он невольно поддался
одному из своих редких безрассудных порывов. Блейз огляделся: вдоль всего
здания чуть ниже ряда балконов тянулся сплошной декоративный выступ шириной
сантиметров в двадцать.
Благодаря своему высокому росту он, стоя на карнизе, под его балконом,
свободно достал бы руками тот, что проходил йод балконами следующего этажа.
По этой узенькой тропке он вполне мог добраться до места, где между ним и
звездами не останется ничего, кроме воздуха и расстояния.
Блейз подошел к левому краю балкона - туда, где начиналась стена. Он
прижался к ней спиной, вытянув левую руку, сразу же достал до верхнего
карниза и крепко ухватился за край. Держась за него, он осторожно перекинул
левую ногу через перила, нащупал босой ступней карниз, тянущийся внизу, и
встал на него. Оказавшись уже на некотором расстоянии от балкона, Блейз
взялся за верхний карниз и правой рукой. После этого он перекинул через
перила и правую, встав на карниз уже обеими ногами. Чуть пошевелился, чтобы
обрести равновесие, и замер, больше никак не связанный с балконом, а
удерживаясь лишь между двумя узкими карнизами. На мгновение у него
закружилась голова, но он легко справился с головокружением.
Теперь Блейз стоял, прижавшись спиной к фасаду здания, с высоко поднятыми
над головой руками и смотрел в ночное небо. Между ним и звездами не
существовало никаких преград.
Глядя в небо, он начал постепенно отключаться от огней и шума
раскинувшегося далеко внизу города. Внимание концентрировалось все сильнее и
сильнее. Тысячи часов упражнений по самоконцентрации позволили ему целиком
сосредоточиться на космосе, звездах и поверхности стены, к которой он
прижимался спиной. Возбуждение все нарастало.
Я - Антей, думал он, великий борец, ведущий свой род от древнегреческих
богов: Посейдона, повелителя морской стихии, и Геи, богини Земли. Могучий
Антей, мои силы прибывают каждый раз, когда я касаюсь матери-Земли. Только в
отличие от Антея я каждый раз набираюсь все новых и новых сил, глядя на
звезды. Только они, звезды, да еще человеческая раса в целом всегда вызывают
во мне прилив свежих сил, и источник этот неиссякаем.
Ему вспомнились годы занятий боевыми искусствами, когда его учили
сосредотачивать внимание на теоретическом центре тяжести тела "ки" - точке,
расположенной в глубине живота двумя дюймами ниже пупка.
Полностью овладев искусством концентрации на "ки", он представлял себе,
как центр тяжести его тела перемещается в землю под его ногами; два или три
человека, которые только что без особых усилий поднимали его, оказывались не
в состоянии это сделать. В Японии, на Старой Земле, это искусство называли
"киосид-зюмеру".
"Да", - шепнул внутренний голос.
Благодаря долгим тренировкам Блейз, оказавшись на карнизе,
сконцентрировался чисто автоматически. Теперь же он закрыл глаза и
представил себе, как "ки" внутри него начинает движение - только не вниз, а
назад, подобно острию булавки, прикалывающей бабочку к бархату музейной
витрины, - и уходит глубоко в стену за его спиной. Теперь он уже просто не
сможет упасть и, стоя на ногах, на самом деле будет чувствовать, что лежит
на спине, как, бывало, еще ребенком располагался на склоне холма неподалеку
от фермы Генри. Теперь он будет видеть перед собой только пространство и
звезды.
Он не двигался; постепенно ощущение того, что он лежит на ровной
поверхности, а не стоит вертикально, нарастало. Оно становилось все более и
более явным и в конце концов полностью овладело им. Блейз медленно разжал
пальцы, позволяя одному лишь чувству равновесия удерживать себя в этом
положении. Теплая волна медленно прокатилась по его телу, дошла до ног и
полностью овладела всем его существом. Теперь он не просто думал, а был
абсолютно уверен, что лежит на спине, в одиночестве взирая на звезды.
Впрочем, не совсем в одиночестве. Внезапно перед ним предстала туманная,
извивающаяся в холодном свете звезд, но становящаяся все отчетливее и ярче и
окрашенная во все цвета радуги лента, представляющая собой его собственный
мысленный образ тысячелетнего полотна, вытканного историческими силами и
связывающего начало четырнадцатого века с тем моментом, когда он здесь, на
планете, называющейся Ассоциация, лежал на стене здания высоко над землей.
Лента была соткана из бесчисленного множества разноцветных нитей, каждая
из них представляла собой то историческое воздействие, которое за свою жизнь
оказал каждый отдельный человек на общий процесс развития всей расы.
Многие из этих нитей были очень короткими и вскоре исчезали, никак не
повлияв на картину в целом. Но некоторые - очень немногие - благодаря
заключенной в них необычайной жизненной силе собирали вокруг себя другие
нити таким образом, что на всем своем протяжении - а в некоторых случаях
даже и после исчезновения - коренным образом меняли всю картину. Нити,
принадлежавшие в основном великим религиозным деятелям, полководцам или
крупным философам, со временем исчезали с ленты, но воздействие их
сохранялось навсегда.
Тем не менее представленная здесь совокупность миллиардов и миллиардов
жизней с четырнадцатого века по настоящее время в конце концов определяла
нынешнюю историческую картину и дальнейший путь развития всей расы. Жизнь
каждого отдельного человека оказывала свое влияние и передавала свой цвет
соседним нитям, таким образом определяя направление, в котором будут в
дальнейшем тянуться другие нити.
Порой появлялся человек, предлагавший нечто новое, и с его смертью оно
тоже как будто уходило в небытие.., но лишь для того, чтобы со временем
снова возродиться и завоевать людские умы. Перед мысленным взором Блейза
вдруг предстала нить жизни Дельминио, в свое время придумавшего то, что он
назвал Театром Памяти; этот театр снова воскрес в конце двадцать первого
века как уникальный спутник, вращающийся теперь вокруг Старой Земли, -
Абсолютная Энциклопедия.
Кроме того, в двадцатом веке произошли еще два события, оказавшие
огромное и неожиданное воздействие на историческую картину. Во-первых, людям
действительно удалось выйти за пределы земной атмосферы, в открытый космос.
Во-вторых, достаточно большая часть общества осознала - пусть даже попа и
теоретически - ответственность каждого индивидуума не только перед
остальными людьми, но и по отношению к родной планете и ко всему, что на ней
есть.
А чуть дальше, в двадцать первом веке, появилась ниточка Заупокойной
Гильдии, давшей жизнь культуре особого рода, которая заселила два Новых Мира
- Культис и Мару, - культуре экзотов. Взгляд Блейза перенесся чуть дальше, и
он разглядел среди других нитей свою, нити Данно, Тони.., и Генри. Нить дяди
снова соединилась с его нитью, и произошло это всего несколько часов назад.
Теперь эти нити представляли собой довольно толстый жгут; он становился все
толще и уже начал придавать свою окраску и направление окружающим его нитям.
Дыхание его участилось и постепенно стало гораздо более глубоким и
сильным. Та часть его разума, что была занята мыслями о причинах внезапного
и на первый взгляд совершенно беспочвенного прилива возбуждения с
примешивающимся к нему чувством непонятного стыда, в одной из нитей,
протянувшихся между звездами, вдруг обнаружила возможный ответ.
***
Блейз, глядя на нити - немного смутные, но все еще узнаваемые по
расположению относительно друг друга, - порой заставлял себя поверить, что
видит, как они поведут себя в недалеком будущем.
Эти прозрения - хотя их скорее следовало бы называть просто догадками - в
лучшем случае представляли собой плод работы его подсознания, пытающегося
решить, как должны взаимодействовать между собой нити, чтобы лента
продолжала удлиняться. Но они все равно помогали ему вырабатывать планы на
ближайшее будущее, так же как помогают человеку данные, сведенные в график.
Правда, предполагалось самое близкое будущее: несколько дней, неделя, две, в
крайнем случае месяц.
Внезапный порыв, из-за которого он оказался здесь, на стене здания, был
явно порожден какой-то глубокой внутренней потребностью. Сумей он проникнуть
в глубь собственного сознания еще на шаг и увидеть хоть что-нибудь,
относящееся к вероятному ближайшему будущему, - и подсознание, возможно,
открыло бы ему источник беспокойства - теперь он был в этом абсолютно
уверен, - явившегося причиной его внезапного пробуждения.
Блейз представил себе, что старается разглядеть, каким же станет полотно
в будущем, и ему даже показалось, что нить Генри по-прежнему тесно
переплетена с его собственной, Данно и Тони - всячески поддерживая и помогая
им, насколько он мог судить. Неожиданно ему пришло в голову, что подозрения
охватили его просто потому, что он никак не ожидал такой удачи. Теперь,
когда Генри был с ним, он подумал о новых возможностях и в приливе
решительности развернул бурную деятельность. Подсознание же его
отреагировало как-то сдержанно, отнесясь к заведомо удачному повороту
событий с осторожным скепсисом. Долгие годы тщательного продумывания каждого
следующего шага в полном соответствии с поговоркой "семь раз отмерь - один
раз отрежь" научили Блейза с опаской относиться ко всему, что, казалось бы,
само плывет в руки.
Размышляя обо всем этом, он наконец успокоился и расслабился. Чувство
неловкости исчезло. А вместе с ним пропало и возбуждение, которое погнало
его сюда. Теперь он понимал: оно явилось просто реакцией на тревогу,
гнездившуюся где-то в подсознании. Блейз лежал, глядя на звезды и испытывая
только чувство комфорта и покоя.
Наконец звуки, доносящиеся откуда-то снизу, с улицы, заставили его снова
ощутить свое тело и вспомнить о том, где он находится.
Еще несколько мгновений он оставался в прежнем положении - как бы лежа на
стене здания, - не желая расставаться с тем, что так недавно обрел, глядя
вверх, в бесконечность Вселенной. Потом медленно начал возвращаться к
действительности.
Бетон карниза снова холодил босые ступни, и снова Блейз удерживался на
нем только потому, что обеими руками цеплялся за карниз, тянущийся над
головой.
Медленно, почти безразлично он бросил взгляд вниз и увидел, что на улице
собралась большая толпа. На таком расстоянии люди, конечно, не могли
разглядеть, кто он такой. Скорее всего, зеваки решили, что наблюдают за
потенциальным самоубийцей, собирающимся свести счеты с жизнью.
Разумеется, Блейзу не хотелось, чтобы его узнали. Если он сейчас вернется
в спальню через балкон, то может тем самым выдать себя, и по городу поползут
слухи о том, что кто-то - пусть даже и не он сам - пытался покончить жизнь
самоубийством, бросившись вниз с этажа, который, как это было известно
довольно многим, целиком принадлежал Блейзу.
Следовательно, путь обратно на балкон отпадал. Но ведь он стоял всего в
нескольких метрах от угла здания и легко мог добраться до него. Если ему
удастся, пройдя по карнизу, обогнуть этот угол, то он скроется от любопытных
взглядов и никто не будет знать точно, в каком месте он проник обратно
внутрь здания. Приняв решение, Блейз двинулся вдоль карниза, удаляясь от
своего балкона.
Он медленно и осторожно - дюйм за дюймом - приближался к углу здания и
наконец оказался у цели. На мгновение остановился, затем, держась за карниз
над гол