горах  украшенного  драгоценными  камнями   оружия,   искусно
вытканных коврах и россыпи золотых кубков. Его лицо  искажено  предсмертными
муками. Безжизненная, покоящаяся на груди  рука  продолжает  упрямо  сжимать
рукоять чудовищно огромного  меча,  узорное  лезвие  которого  потемнело  от
запекшейся крови. На переднем плане картины распростертый на земле солдат  в
растерзанном камзоле протягивает руку к  Герою,  отдавая  последние  почести
мертвому.
   Лишь на мгновение оторвалась от картины, чтобы взглянуть на меня, Аманда.
Она молчала, но не нужны были здесь слова. Мы, дорсайцы, почти две сотни лет
торгуем нашей  единственной  собственностью  -  жизнями  молодых  поколений,
умирающих в войнах за чужие интересы, чтобы добыть средства к существованию.
Мы живем войной настоящей, и для тех, кто выбрал себе такую судьбу, картины,
подобные этой, полны цинизма.
   - Вот, значит, как здесь думают, - нарушила молчание Аманда.
   И тогда я перевел  взгляд  с  картины  на  нее.  Наравне  с  удивительным
сходством,  Аманда  унаследовала  от  своей   прародительницы   невероятную,
граничащую с чудом моложавость. Годы, казалось, не  властны  над  ней,  хотя
Аманда Вторая всего на шесть лет моложе меня, человека,  который  уже  давно
перешагнул тридцатилетний рубеж. Но я забыл о ее возрасте,  пораженный,  что
спутница моя мыслит так, как мои ровесники, а не как  следовало  ожидать  от
подростка, на которого она была похожа.
   - Каждая культура вольна иметь свои образы, - сказал я. -  А  эта,  между
прочим, в основе своей - испанская.
   - Как я понимаю, сейчас и десять процентов нахарцев  не  имеют  испанских
корней, - ответила Аманда. - А картина эта -  не  более  чем  карикатура  на
испанцев.
   Она была права. Нахар в первые годы своего  существования  колонизировали
гальеги - выходцы из северо-западной области Испании, мечтавшие  о  создании
больших латифундий на обширных территориях. В действительности же, стиснутый
со  всех  сторон  богатыми   соседями,   Нахар   превратился   в   маленькую
перенаселенную страну, получившую в наследство  ущербный  испанский  да  еще
смесь из верований и традиций, составлявших культуру предков. Те, кто прибыл
сюда вслед за первой волной переселенцев, были  кем  угодно,  но  только  не
испанцами, и тем не менее тоже приняли существовавшие здесь язык и жизненный
уклад.
   Сета - планета хотя и не очень населенная, всегда  страдала  от  нехватки
продовольствия,  и  ранчеры  -  первые  переселенцы  -  в   скором   времени
превратились в сказочных богачей. Ну а остальным  жителям  Нахара  досталась
теснота городов и право быть бедными - очень бедными.
   - Надеюсь, что те, с кем  мне  предстоит  общаться,  сохранили  несколько
больше чем десять процентов здравого смысла, - снова  заговорила  Аманда.  -
Эта картина заставляет думать, что им совершенно  чужда  игра  воображения..
Если это так, то в Гебель-Нахаре...
   Она не закончила фразы, встряхнула головой, видно, решительно изгоняя  из
памяти образы, навеянные картиной, и улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо, но
получилось это совсем не так, как привыкли мы  все  представлять,  произнося
эту фразу. Не выразить словами глубину и силу того внутреннего,  излучаемого
ее улыбкой света.
   - Никаких известий для нас? - спросила она.
   - Нет, - начал я и, не закончив,  быстро  повернул  голову,  краем  глаза
увидев, как некто, широко переставляя длинные ноги, движется в нашу сторону.
   Она тоже повернулась. Наш незнакомец привлек внимание  лишь  потому,  что
оказался дорсайцем. Он был огромен. Не так огромен, как близнецы Грэймы - Ян
и Кенси, по контракту служившие в Гебель-Нахаре, но  заметно  крупнее  меня.
Однако  рост  и  ширина  плеч  не  всегда  являются  отличительными  чертами
дорсайцев - все мы очень разные. Мы узнали его, а он выделил нас  в  снующей
вокруг толпе по множеству мельчайших неуловимых,  а  потому  не  поддающихся
описанию оттенков. На  незнакомце  была  военная  форма  нахарской  армии  с
унтер-офицерскими нашивками.  Светловолосый,  с  худощавым  подвижным  лицом
юноша, которому лишь недавно исполнилось двадцать. И тут я узнал его...
   К нам приближался третий сын моих  соседей  по  кантону  Большой  остров,
Мигель де Сандовал. О его судьбе мы не слышали вот уже шесть лет.
   - Сэр, госпожа, - произнес он, застывая  рядом.  -  Прошу  извинить,  что
заставил вас ждать. Непредвиденные трудности с транспортом.
   - Мигель, - сказал я. - Ты знаком с Амандой Морган?
   - Нет, мы не встречались, - ответил он, глядя в лицо Аманды. -  Сочту  за
высокую честь быть представленным вам,  госпожа.  Мне  кажется,  вы,  должно
быть, устали от тех, кто считает своим долгом сообщить вам  об  удивительном
сходстве с прабабушкой?
   - Вовсе нет, - весело отозвалась Аманда, протягивая  ему  руку.  -  А  вы
оказывается уже знакомы с Корунной эль Маном?
   - Наши семьи живут рядом. - Он улыбнулся мне быстрой, легкой, но какой-то
очень грустной улыбкой. - Я помню  капитана  с  шести  лет,  именно  столько
исполнилось мне, когда вы приехали в свой первый отпуск. Пойдемте, ваш багаж
уже в аэробусе.
   - В аэробусе? - удивленно переспросил я, двигаясь вслед за ним  к  одному
из выходов.
   - Транспортное средство оркестра Третьего полка. Это все, что мне удалось
раздобыть.
   Следуя за  нашим  провожатым,  мы  вскоре  дошли  до  маленькой,  забитой
всевозможным  транспортом  стоянки.  Мигель  де  Сандовал   подвел   нас   к
приземистому, с обрубленным носом летательному аппарату, судя  по  размерам,
способному принять на  борт  до  тридцати  человек.  Правда,  сейчас  в  нем
находился лишь один пассажир. На переднем сиденье аэробуса,  откинувшись  на
переборку, отделяющую салон от кабины пилота, сидел  экзот  в  темно-голубой
одежде. У него были светлые прямые волосы  и  лицо  человека  без  возраста,
которому вполне можно дать и тридцать и  все  восемьдесят.  Увидев  нас,  он
поднялся.
   - Падма, Посланник на Сете, - произнес Мигель. - Могу  ли  я  представить
господину Посланнику наших гостей с Дорсая: Аманду  Морган  -  советника  по
контрактам и Корунну эль Мана - старшего звездолетчика?
   - О, я знаю об их прибытии, - ответил Падма. Он не подал нам руки и  даже
не поднял ее в знак приветствия. Но как и те просвещенные экзоты, с которыми
судьба сводила меня на долгих дорогах странствий, Падма скорее не  испытывал
в этом необходимости. От него веяло миром и теплом, и всех  нас  захлестнуло
это чувство. Как бы ни повел себя теперь экзот, все казалось естественным  и
единственно возможным.
   Мы опустились на  сиденья.  Мигель,  пригибая  голову,  нырнул  в  кабину
пилота, и уже через минуту, мягко подрагивая всем корпусом, аэробус  взлетел
в воздух.
   - Это большая честь познакомиться с вами, - первой заговорила  Аманда.  -
Но гораздо большая честь - то, что  вы  встретили  нас.  Что  заставило  вас
проявить внимание?
   Падма слегка улыбнулся.
   - Боюсь, что не только желание первым увидеть вас привело  меня  сюда,  -
произнес он. - Хотя Кенси Грэйм  много  рассказывал  о  советнике  и,  -  он
повернулся в мою сторону, - даже о Корунне эль Мане.
   - Разве существует во Вселенной то, что не известно экзотам?  -  удивился
я.
   - Многое не подвластно нам, - задумчиво произнес он, покачивая головой.
   - Какова тогда та, другая причина, приведшая вас сюда? - поинтересовалась
Аманда. Экзот задумчиво посмотрел на нее.
   - Нечто, что не имеет отношения к вашему прибытию...  Простой  звонок,  а
аппараты в Гебель-Нахаре не так защищены, как бы мне  хотелось.  И  когда  я
узнал, что Мигель будет встречать вас, то напросился  к  нему  в  попутчики,
чтобы позвонить из космопорта.
   - Тогда это был звонок не от имени Конде Нахара? - спросил я.
   - От его имени, - он улыбнулся, - или только от  моего,  я  не  могу  вам
открыться, не нарушив договора о доверии, но, надо  полагать,  вам  известен
Эль Конде - этот номинальный правитель Нахара?
   -  Из  профессионального  любопытства  я  знакомилась  с  государственным
устройством колонии и читала о  Гебель-Нахаре  еще  до  того,  как  возникла
необходимость моего появления здесь, - ответила Аманда.
   И тут я увидел, что она хочет остаться с Падмой наедине. Аманда дала  мне
это понять, слегка повернув голову и  еле  заметно  выпрямив  спину.  Экзоты
наблюдательны, но вряд ли ему открылся смысл тайных знаков.
   - Прошу извинить, - произнес я, вставая. - Так давно не видел Мигеля, что
не терпится  поделиться  нашими  домашними  новостями.  -  После  этих  слов
осталось лишь пройти в кабину пилота и плотно закрыть за собой дверь.
   Расслабленно откинув голову на спинку командирского кресла,  одной  рукой
придерживал Мигель штурвал аэробуса; я занял место второго пилота.
   - Как дела дома, сэр? - спросил он, не поворачивая головы.
   - С тех пор как ты оставил отчий дом,  я  и  сам  был  на  планете  всего
однажды, - сказал я. - Но с тех пор мало что изменилось. В прошлом году умер
мой отец.
   - Мне грустно слышать эту печальную весть.
   - Твой отец и мать здоровы. И еще только хорошее слышал я о твоих братьях
и их делах на далеких звездах. Но думаю, что ты и сам об этом знаешь.
   - Нет, - тихо произнес он, так и не оторвав взгляда  от  неба.  -  Долгое
время я ничего не слышал об их судьбе.
   Гнетущая Тишина окутала нас.
   - Как вышло, что ты оказался здесь? - прервал  я  затянувшееся  молчание.
Традиционный вопрос, когда дорсайцы встречаются вдали от  дома,  -  Случайно
услышал о Нахаре. Решил взглянуть на него поближе.
   - Ты знал, что эта страна - жалкая карикатура на Испанию?
   - Не карикатура, - ответил Мигель. - Вернее.., не совсем.
   - Да, -  согласился  я.  Пожалуй,  мне  не  следовало  употреблять  слово
"карикатура". Образ жизни здесь - как и везде,  -  без  сомнения,  связан  с
древними корнями народа.
   И тут он впервые встретился со мною взглядом. С  тех  пор  как  не  стало
Элизы, я научился понимать эти странные взгляды. Сейчас  Мигель  намеревался
поведать мне такое, что никогда бы  не  решился  открыть  другому.  Медленно
текли секунды, юноша молчал, а потом вновь отвернулся к ветровому стеклу.
   - Вы знаете, что здесь происходит? - спросил он.
   - Нет. Это в основном  забота  Аманды.  В  этой  прогулке  я  всего  лишь
извозчик. Может быть, ты посвятишь меня?
   - Пожалуй, вам действительно будет полезно иметь некоторое  представление
о наших делах, - согласился Мигель. - А Ян и Кенси доскажут остальное. Но  в
любом случае... Конде лишь "лицо" страны. Отцу его пожаловали  титул  первые
переселенцы,  ставшие  все  без  исключения  богатыми   землевладельцами   -
ранчерами.   Они   мечтали   установить   здесь   институт    наследственной
аристократии, но сделать этого не удалось, хотя по местным законам  Конде  -
наследственный  суверен  Нахара,  и  армия  должна   подчиняться   ему   как
главнокомандующему. Нахарские солдаты - всегда самая бедная часть населения;
они ненавидят ранчеров. Нахар стоит на пороге революции, а армия  так  и  не
решила, чью сторону она примет.
   - Понятно, - вставил я, когда Мигель замолчал.  -  Грядет  насильственная
смена власти, а мы заключили контракты с правительством, которое уже  завтра
могут свергнуть. Аманде есть о чем подумать.
   - Нам всем есть о  чем  подумать,  -  поправил  Мигель.  -  В  армии  нет
согласия, и это единственная причина,  по  которой  она  еще  не  встала  на
сторону революции. Ты человек здесь новый и  первое,  что  бросится  тебе  в
глаза,  -  это  нелепость  здешних  армейских   традиций.   Но   что   самое
необъяснимое: традиции эти процветают в среде людей вовсе не богатых.  Культ
знамен, формы..,  музыка,  дуэли  за  один  только  косо  брошенный  взгляд,
болезненное чувство  превосходства  именно  твоего  полка  и  готовность  по
бездумному сигналу вцепиться в горло "чужакам" из другого...
   - Постой, - удивленно произнес я. - Армия, о которой ты говоришь,  просто
не может называться армией.
   - Правильно. Вот почему с Кенси и Яном заключен контракт для  превращения
всего этого разномастного сброда под громким названием "нахарская  армия"  в
некое подобие реальной оборонительной силы. Государства,  окружающие  Нахар,
изнемогают от нетерпения поскорее прибрать к своим  рукам  эти  земли.  Будь
ситуация нормальной, Грэймы уже давно добились бы успеха. Но все осложняется
тем, что простые солдаты видят в  братьях  не  что  иное,  как  "инструмент"
упрочения власти ранчеров; революционеры на всех углах призывают  немедленно
вышвырнуть дорсайцев из страны, а полковые командиры не могут или  не  хотят
найти с Грэймами общий язык.  Сомневаюсь,  что  в  подобной  ситуации  можно
сделать для армии что-нибудь полезное. Напротив,  с  каждым  днем  положение
братьев,  а  теперь  и  ваше  с  Амандой,  будет   становиться   все   более
непредсказуемым и угрожающим. Реальный  выход,  по  моему  убеждению,  один:
Кенси и Ян поступят  мудро,  если  разорвут  контракт,  оплатят  издержки  и
покинут страну и планету.
   -  Если  бы  все  ограничивалось  возмещением  убытков  по  расторгнутому
контракту, то здесь бы никогда не оказался профессионал, подобный Аманде,  -
заметил я. - Тут, возможно, все запутаннее и сложнее, чем  может  показаться
на первый взгляд, а прежде всего потому, что конфликт может затронуть  честь
Дорсая.
   Мигель промолчал.
   - А как ты? Каково твое положение здесь? Ты ведь тоже дорсаец?
   - Я?.. - прошептал он, не отрывая взгляда от ветрового стекла.  И,  глядя
на его потемневшее лицо, я отчетливо понял, что осталось недосказанным между
нами. Для таких людей, как  Мигель,  на  родной  планете  существует  меткое
определение: их называют "потерянными". К ним не относятся те, кто  не  стал
профессиональным военным. Так называют тех, кто, выбрав для  себя  жизненный
путь, вдруг бросал все - неожиданно и  без  объяснений.  Насколько  я  знаю,
Мигель, с отличием закончивший Академию, после выпуска неожиданно  для  всех
вычеркнул свою фамилию из списка назначений и, ничего не объяснив даже своим
родным, оставил планету.
   - Я капельмейстер Третьего нахарского полка, - сказал он.  -  Однополчане
меня любят. Наверное потому, что не видят во  мне  дорсайца,  хотя...  -  Он
снова улыбнулся своей грустной легкой улыбкой:
   - ..хотя на дуэли не вызывают.
   - Понятно.
   - Да-а. - Мигель коротко взглянул на меня. -  Если  формально  считается,
что армия верна Конде, то на самом деле везде царит разброд.  Вот  почему  с
таким трудом мне удалось раздобыть это средство передвижения.
   - Понятно, - снова повторил я и приготовился  задать  новый  вопрос,  как
дверь позади нас открылась и в кабину шагнула Аманда.
   - Корунна, - обратилась она ко мне, - ничего, если я немного  поболтаю  с
молодым человеком?
   Взгляд  ее,  скользнув  по  моему  лицу,  задержался  на  Мигеле.  Аманда
улыбалась, и он улыбался ей в ответ. А я, глядя на них, думал, что Мигель  в
таком душевном состоянии вряд ли сможет увлечься Амандой.  Но  то,  что  она
была рядом, будило воспоминания о доме, а значит, согревало душу.
   - Не возражаю, - сказал я, вставая. - Пойду поговорю с Посланником.
   - Он стоит того. - Слова Аманды догнали меня в дверях кабины.
   Падма смотрел  в  окно  на  однообразную  в  своей  бескрайности  степную
равнину, тянущуюся до горного кряжа, давшего имя Гебель-Нахару. Аэробус,  по
конструкции своей предназначенный для полетов над землей,  хотя  и  допускал
возможность подъема к границам атмосферной зоны, сейчас летел на  высоте  не
более трехсот метров.
   Стоило с легким щелчком захлопнуться за мной двери пилотской кабины,  как
Падма отвернулся от окна и взглянул на меня.
   - Ваша Аманда просто восхитительна, -  произнес  он,  стоило  мне  занять
сиденье напротив. - Особенно это должны понимать те, кто молод.
   - Аманда то же самое сказала о вас. Да, кстати, она не  так  молода,  как
выглядит.
   - Я знаю, - Падма улыбнулся, - и говорю так с высоты прожитых  мною  лет.
Для меня даже ты кажешься юношей.
   Я  рассмеялся.  Молодость  моя  осталась  лишь  в  воспоминаниях  о   тех
счастливых годах, что оборвались страшным именем - Баунпор... Хотя с  полным
правом можно утверждать, что я не достиг даже зрелого возраста.
   - Мигель говорил, что Нахар стоит  на  пороге  социальных  потрясений,  -
начал я.
   - Он прав. - Улыбка медленно покинула лицо экзота.
   - Не это ли привело такого человека, как вы, в Гебель-Нахар?
   Лицо Падмы оставалось серьезным, а в глазах мелькнула усмешка.
   - А я думал, только Аманда способна на подобные вопросы...
   - Вы удивлены моим вопросом? Извините, но все же  кажется  странным,  что
Посланник  выбрал  для  своей  резиденции  такую   глухую   провинцию,   как
Гебель-Нахар.
   - Ты прав. - Падма покачал головой. - Но причины,  приведшие  меня  сюда,
интересны прежде всего экзотам. Боюсь, я не вправе обсуждать их.
   - Но вы ведь видите,  что  страна  неумолимо  движется  к  революционному
взрыву?
   - О, конечно. - В его осанке, в положении рук,  темным  загорелым  пятном
выделявшихся на голубом, чувствовался удивительный внутренний  покой.  Таким
же бесстрастным было и его лицо. - События в  Нахаре  есть  отражения  общих
законов развития этого мира.
   - Только этого мира?
   Глядя мне прямо в глаза, Падма улыбался.
   - Наука экзотов - онтогенгтика изучает закономерности  во  взаимодействии
всех известных нам сил природы и общества, сталкивающихся в мирах Вселенной.
Но ситуация, сложившаяся в Нахаре, и  в  особенности  в  Гебель-Нахаре,  без
сомнения, результат столкновения местных, сетанских интересов:
   - Международная планетарная политика...
   - Именно так, - подтвердил  он  кивком  головы.  -  Нахар  окружен  пятью
государствами, не имеющими столь обширных свободных территорий. Соседи  вряд
ли откажутся от возможности установить над частью или даже над всей колонией
свой контроль.
   - А кто поддерживает местных революционеров?
   Падма  резко  отвернулся  к  окну   и   несколько   мгновений   молча   и
сосредоточенно изучал проплывающий  под  нами  ландшафт.  Пожалуй,  было  бы
большим нахальством предполагать, что моя своеобразная  внешность,  невольно
подталкивающая людей к откровенности, сможет оказать подобное воздействие на
экзота. Но сейчас, правда лишь на мгновение, я  снова  испытал  то  знакомое
чувство готовности собеседника доверить мне глубоко сокровенное.
   - Извини меня, -  наконец  нарушил  молчание  Падма.  -  Наверное,  из-за
возраста, но в последнее время я ловлю себя на мысли,  что  часто  думаю  об
окружающих как о маленьких детях.
   - Сколько же вам лет? Он улыбнулся:
   - Я стар.., и продолжаю стареть.
   - В любом случае я недостоин ваших извинений. Согласитесь, было бы нелепо
ожидать, что пограничные страны не примут участия в революционных  событиях,
происходящих вблизи их рубежей.
   - Разумеется, - подтвердил Падма. - Но как  ни  плохо  сейчас  в  Нахаре,
страну ждут страшные  времена,  если  революция  закончится  успешно.  Когда
победители начнут борьбу за власть, страна  превратится  в  груду  дымящихся
развалин. Соседи выжидают и готовятся к тому благоприятному  моменту,  когда
можно будет начать вторжение и извлечь для себя максимум  выгод.  И  ты  был
абсолютно прав, когда упомянул планетарный комитет.  Политики  работают,  но
слишком серьезные задачи стоят сейчас перед ними.
   - Но тогда кто подогревает эту угрожающую ситуацию?
   - Уильям. - Падма смотрел прямо мне в глаза, и, наверное, в первый раз за
все время беседы я ощутил истинную силу гипнотизирующего взгляда  его  карих
глаз. Настолько умиротворенно было его  лицо,  что  казалось,  именно  глаза
вместили в себя  всю  его  жизненную  силу,  и  только  по  ним  можно  было
догадаться, какие страсти бушевали в душе этого старого человека.
   - Уильям? - переспросил я.
   - Да, Уильям Сетанский.
   - Все правильно. - Я вспомнил, что уже  слышал  это  имя.  -  Если  я  не
ошиб