ут вдруг Хэл понял.
  Он понял, что тяжесть, которую он на время сбросил, ступив в круг,
была тяжестью поражения. В течение последнего года она день ото дня
накапливалась в нем, слой за слоем охватывая его, но пока что
воздерживаясь от того, чтобы сомкнуться полностью и сокрушить его силой
его собственной воли, которая, чтобы противостоять этой тяжести, росла и
крепла подобно мускулам. Так что его неудачи и его сила воли росли
одновременно - до тех пор, пока, наконец, даже его воля оказалась на
пределе.
  И отчаяние наконец коснулось его. Он боролся и побеждал, боролся и
побеждал, снова и снова; и снова и снова победа оставляла его - до
грядущего решающего сражения. Страх и его приспешники - сомнение в себе и
ненависть к себе - по-прежнему еще раздирали каждого человека изнутри. Хэл
брал одну стену лишь для того, чтобы раз за разом оказываться перед
другой; а его противник все еще оставался живым и неуязвимым.., пока не
стало казаться, что стенам не будет конца, и Хэл почувствовал, что его
силы вот-вот иссякнут.
  Он знал, что и другие до него принимали подобный вызов: и все они в
итоге потерпели неудачу. Но подобно давно ушедшим, он говорил: "Мы
продвинулись вот настолько. Мы выиграли вот столько. Теперь, наконец, мы
должны быть готовы приблизиться к полю окончательного сражения и положить
конец тому, что нас мучит".
  Донал победил.., и оказалось, что окончательное сражение еще впереди.
Пол Формейн победил.., и окончательное сражение, все еще ждало его. Хэл
Мэйн спас всю ту часть человечества, которую следовало спасти, и она пока
находилась в безопасности - до окончательного сражения; а окончательное
сражение было все еще вдали за горизонтом, и до него еще было далеко.
Должен существовать конец - как должно было существовать и начало. Впервые
Хэл задавался вопросом, когда же началась та работа исторических сил,
которая привела и его и человечество к нынешнему положению дел. Он впервые
воспользовался Созидательной Вселенной, будучи Доналом - чтобы вернуться
туда, где, как он думал, ему удастся найти те силы, которые и вызовут
окончательное сражение. Он нашел их в двадцать первом веке, когда был
Полом Формейном. Но ни тогда, ни теперь он и не помышлял о том, чтобы
вернуться назад и найти самый исток событий, приведших к этой последней
битве, в которой он будет сражаться в одиночку.
  И теперь он мысленно попытался обнаружить ту самую начальную точку; а
это привело его в то место и время, к той сцене, в которой он стал
английским воином в латах - в самый худший момент его собственной,
длившейся всю его жизнь битвы. Это был день победы Черного Принца -
сражение при Пуатье. Зрелище, звуки и ощущения этого дня доходили до Хэла
не только через этого рыцаря, который неосознанно явился его
предшественником в этой битве, но также и через умирающего солдата другой
стороны. Хэл был ими обоими и видел лицо каждого глазами другого.

  ***

  ...Сэр Джон Хоквуд сражался долго - весь день - и сражался хорошо, но
ни одного человека его ранга и доблести не было рядом с ним, чтобы
обратить внимание на его деяния. Он взял пленного, но этот пленный был
малоземельным французским рыцарем; и выкуп за него не принес бы сэру Джону
богатства - подобно тому, как выкупы сделали богатым сэра Роберта Нолза, а
внимание Черного Принца принесло известность сэру Джону Чандосу. Сэр Джон
утомился, а вино, выпитое пошлой ночью и рано утром перед сражением,
больше не поддерживало его силы, и он чувствовал себя усталым и
опустошенным. Он покинул поле битвы, которая почти закончилась, и
бесцельно направил коня на небольшой холм, на другом склоне которого лежал
сын дубильщика.
  Сын дубильщика арбалетчик из Ломбардии умирал под ярким светом
сентябрьского солнца. Вокруг стоял запах мятой травы и крови. Ему было
немногим больше двадцати, высокий и худой, со смуглым лицом и прямыми
черными волосами. Из его живота справа под ребрами торчала английская
стрела, пронзившая его насквозь, и он полностью оборвал ее оперение,
напрасно пытаясь выдернуть ее. Арбалетчик потерял много крови; но несмотря
на это, по-прежнему лежал, опираясь на локоть, с таким выражением лица,
что ни один из английских лучников или конников не подошел, чтобы
перерезать ему горло. Кроме того, поблизости не было раненых французских
рыцарей, которых имело смысл взять в плен; а сражение отдалилось от него.
  Его глаза больше не смотрели на поле боя. Время от времени он слабым
голосом кричал.
  - Помогите! Помогите сыну дубильщика!
  У него за спиной, в некотором отдалении, бородатые, измазанные кровью
английские лучники и другие пешие солдаты поспешно искали среди мертвых и
умирающих тех, кого можно взять в плен и получить за него выкуп. Урожай
был невелик, потому что их более предприимчивые товарищи уже прошли здесь,
перерезая раненым горла резким ударом ножа, если нельзя было рассчитывать
на выкуп или раненый явно не выжил бы.
  Арбалетчик продолжал кричать - от ужасной боли в ране, которая
усиливалась из-за палящего солнца:
  - На помощь! На помощь сыну дубильщика...
  Он кричал долго, и никто не откликался на его зов, и голос его слабел
и слабел. Наконец откуда-то донесся топот приближающихся копыт. Конь
остановился. Послышался глухой звук, и рядом с раненым появились ноги
человека, одетого в латы. Вскоре раздался голос; человек говорил на
английском.
  - А кто сын дубильщика?
  Англичанин опустился на колени. Арбалетчик почувствовал, что его
поддерживают под руки. Несмотря на безумную боль, он ощутил, что кто-то
пришел ему на помощь. Он прекратил кричать и огромным усилием воли
попытался сосредоточить взгляд на этом человеке.
  Постепенно неясный силуэт превратился в худое лицо с угловатым
подбородком, небритое, в кольчужном подшлемнике с темно-синей подкладкой.
Джон Хоквуд имел глубоко посаженные ярко-синие глаза под прямыми
каштановыми бровями и прямой нос. Кожа лица настолько загорела и была
иссушена солнцем, что вокруг рта и уголках глаз появились крошечные
преждевременные морщины. Изо рта исходил запах винного перегара.
  - А кто сын дубильщика? - повторил англичанин, на этот раз на ломаном
языке, обычном среди военных. Но арбалетчик теперь мог понять только
диалект, на котором говорил в детстве. До него дошло только то, что кто-то
пришел ему на помощь; а потому, что человек, поддерживающий его под руки,
был чисто выбрит, он подумал, что это не рыцарь, снявший неуклюжий шлем,
чтобы свободно вздохнуть, а священник.
  - Простите меня, отец мой, ибо я согрешил... - прошептал он. Человек,
державший его, смог разобрать слова "сын дубильщика", но следующая фраза
на генуэзском диалекте оставила его в недоумении. Он приблизительно уловил
смысл слова "грешил", но и все.
  - Какого черта, - сказал он чуть хрипло, на том же ломаном языке, -
мы все грешники. Но не все мы сыновья дубильщика.
  Он присел на корточки и положил голову арбалетчика себе на колени. Он
снял подшлемник и вытер лоб тыльной стороной ладони.
  - Я и сам сын дубильщика.
  Он прервался и посмотрел вниз, потому что арбалетчик заговорил снова;
и по его тону англичанин понял, что тот исповедуется.
  - Хорошо, - сказал он по-английски, - Это-то я могу для тебя сделать
- как один христианин для другого.
  Он снова надел на голову подшлемник и стал слушать, хотя почти не
понимал смысла сказанного. Арбалетчик пытался вспомнить свои грехи, но
ошибочно решил, что боль в теле вызвана болезнью, которую он связал с со
своими греховными отношениями с женщинами. Чтобы описать эти отношения,
ему пришлось использовать слова более распространенные и понятные
человеку, на чьих коленях лежала его голова. Англичанин время от времени
кивал.
  - Вот так, - говорил он. - Вот так. Пожалуй, то, о чем ты говоришь,
гораздо привычнее там, откуда ты родом, чем в Хедингэм Хилле, что в
Эссексе, где я был сыном дубильщика. Но здесь-то такого хватает. - Он
послушал еще какое-то время и заметил, что губы арбалетчика потемнели и
высохли.
  - Выпей немного вина, вот оно, - пробормотал он. - Проклятие,
оказалось, что у меня его нет. Продолжай, продолжай...
  Но арбалетчик закончил свою исповедь и снова начал плакать. Он думал,
что исповедь даст ему прощение и прогонит боль. Но та все еще была с ним.
Он слабо дернул за оголившийся конец стрелы.
  - На помощь! - едва слышно прошептал он хриплым голосом. - На помощь
сыну дубильщика...
  - Проклятье тебе! - выругался поддерживавший его человек; внезапно он
сам заморгал и отвел руку арбалетчика, пытавшегося выдернуть стрелу - От
чего ты хочешь, чтобы я тебя избавил? Тут ничего не получится.
  Арбалетчик плакал. Его мысли снова блуждали; и теперь он вообразил
себя мальчиком, испытывающим боль потому, что его наказали за что-то.
  - Ты обрел покой, - прорычал человек, державший его. - А теперь
умирай. - Он посмотрел на стрелу.
  - Это нелегко? - Он снова поморгал. - Несчастный ублюдок. Ну, ладно.
  Он протянул руку к поясу и вытащил из ножен короткий кинжал с тяжелой
рукояткой.
  - Боже, прости этого несчастного грешника, и дай ему скорое
избавление от расплаты за его грехи. Аминь.
  Он наклонился, так что его губы оказались рядом с правым ухом
арбалетчика. Вероятно, он думал, что своими словами поможет грешнику
ощутить перед смертью некоторую гордость.
  - Тебя, парень, убивает рыцарь.
  Но арбалетчик не понял смысла сказанного. Зато он наконец осознал,
что умирает. Он снова был твердо убежден, что рядом с ним находится
священник; и когда перед его глазами блеснул кинжал, он подумал, что это
распятие, поданное ему для поцелуя, и почувствовал радость.
  - Я готов умереть, Господь, - как ему представлялось, молился он. -
Только пусть это произойдет быстро.
  Это произошло быстро.


                                  Глава 18


  Хэл очнулся и обнаружил, что споткнулся на ровном месте; но ему
показалось, что земля вздыбилась у него под ногами, подобно океанской
поверхности. Судя по высоте Проциона над горизонтом, уже давно настало
утро; и он больше не находился в круге. Аманда держала его за руку,
поддерживая и направляя его. С другой стороны его поддерживал Старик.
Когда Хэл повернул голову, чтобы посмотреть на него, Старик взглянул на
него в ответ, тепло улыбнулся и снова направил взор с сторону здания, где
находился кабинет Амида и к которому они вдвоем вели Хэла.
  - В чем дело? - спросил Хэл. - Что-то не так?
  К его собственному удивлению, голос прозвучал подобно шепоту. Он
охрип от постоянного повторения слов, которые все еще звучали в его
сознании.
  - Ты ходил в течение двадцати трех часов, Хэл! - сказала Аманда. - Я
думаю, ты убил бы себя - как лошадь может загнать сама себя до смерти, -
если бы мы не вытащили тебя из круга. А теперь обопрись на нас. Мы отведем
тебя в кровать.
  Внезапно он почувствовал, что именно там ему и хотелось бы оказаться.
Лежать на ровной поверхности, в тихой и темной комнате. Моментально пришло
ощущение усталости. Его колени подгибались при каждом шаге, и от слабости
он качался на ногах. Поддерживаемый с обеих сторон Стариком и Амандой, он
проковылял к зданию, ко входу, который вел прямиком в кабинет, к
кровати.., и лег на нее.
  - Спасибо, - сказала Аманда Старику. В ответ он улыбнулся ей и вышел
из комнаты быстрым легким шагом. Аманда сняла с кровати одеяло и повесила
его над окном на прут, которого Хэл раньше там не видел. Одеяло не
полностью закрывало яркий свет Проциона, но в комнате стало темнее, и Хэл
блаженствовал в полумраке.
  Аманда обошла кровать с другой стороны и улеглась рядом с Хэлом
поверх покрывала. Она обняла его.
  - А теперь спи! - скомандовала она. Он закрыл глаза, и сон тут же
унес его далеко. Когда он проснулся, в комнате было совершенно темно.
Аманда спала рядом, закутавшись в покрывало. Когда Хэл пошевелился, она
открыла глаза. Он слегка дотронулся рукой до ее плеча.
  - Спи, - прошептал он. - Я вскоре вернусь. Он встал и нашел свою
одежду - Аманда или кто-то другой, очевидно, раздели его, пока он все еще
спал слишком глубоко, чтобы это заметить, - и вышел на воздух.
  Хэл увидел первые слабые лучи рассвета и подумал, что примерно около
четырех часов утра. Должно быть, он проспал почти столько же, сколько, по
словам Аманды, он ходил. Чувствовал он себя теперь лучше, чем тогда, когда
вышел из круга и добирался до кровати; но все еще ощущал сильную усталость.
  В нескольких окнах домов горел свет, там где находились кухни и
столовые. Горы на востоке вырисовывались смутным силуэтом.
  Хэл пошел прочь от здания, по направлению к кругу. Но остановился
чуть дальше и не стал присоединяться к ожидающим очереди, а просто постоял
немного, наблюдая за ними и за идущими. Потом повернулся и вдоль ручейка
направился к краю уступа. Он уселся неподалеку от водоема и стал смотреть
на край уступа, находившийся примерно в пяти метрах от него, и на черный
зубец Дедов Рассвета, чьи края сияли, освещенные лучами восходящего
солнца, скрытого позади.
  Пока Хэл сидел, глядя на эту пылающую линию, он постепенно начал
понимать, почему смерть Тама, все еще не искупившего вину перед самим
собой, могла бы помешать ему когда-либо обнаружить Созидательную Вселенную.
  Аманда была права. Путь, который он искал, скорее должен был найтись
здесь, среди этих людей, а не в искусственной, хотя специфической и
по-своему ценной, атмосфере Энциклопедии.
  Что случилось бы, если бы Там умер, не осуществив свое желание, не
простив в душе самого себя за свою ответственность за смерти молодого мужа
его сестры, Джеймтона Блэка, а также за убийство Кенси? Если Хэлу вовремя
не удастся найти эту Вселенную, чтобы доказать Таму, что эти его поступки,
по крайней мере, имели благую цель для всего человечества? А если Хэлу это
не удастся, то Там уйдет из жизни как легендарный Король Артур, в печали и
раскаянии.
  Если Там умрет с таким чувством, то и душа Аджелы умрет вместе с ним;
и эта частичная смерть лишит ее способности управлять Абсолютной
Энциклопедией - хотя Энциклопедия всегда была настолько же дорога ей, как
и Таму. Если такое случится, то кто еще сможет заменить Аджелу? Рух во
многом помогала в течение последних месяцев, но это была не ее работа.
  Ему, Хэлу, тоже не следовало за нее браться, потому что его работа
также состояла в ином - вести тех, кто станет первопроходцами в
пространстве неограниченных возможностей Созидательной Вселенной - если
ему когда-либо удастся достигнуть этой цели. Эта работа была доверена ему
Тамом, которому, в свою очередь, доверил ее Марк Торре. В результате ему
пришлось бы отказаться от поисков. А как теперь показала ему Аманда, путь
к Созидательной Вселенной следовало искать не в каких-то особых местах, но
среди людей.
  Сидя в ожидании рассвета, Хэл ощущал рядом с собой присутствие Тама,
и это доставляло ему радость.
  Небо посветлело, хотя солнце еще не появилось над Дедами Рассвета.
Постепенно Хэл ощутил, как в нем растет умиротворение. А затем пришли
упорядоченность и смысл, в которых он, как теперь понял, нуждался в
течение последнего времени.
  Точно так же, как неудачи Хэла в Абсолютной Энциклопедии помешали ему
увидеть, что завершение исканий Тама необходимо для завершения его
собственных поисков, он не видел и того очевидного факта, что причина,
препятствовавшая его поискам во время пребывания в Абсолютной
Энциклопедии, должна находилась в истоках этих поисков.
  Человек, которого он мысленно видел перед собой во время ходьбы по
кругу, был ему известен из военной истории, которой он занимался как
Донал, и изучения книг, прочитанных в юности Хэлом. И он сомневался, что в
любых исторических сочинениях содержался эпизод, который он пережил во
время ходьбы. Это была творческая реконструкция, созданная подсознательной
работой его воображения. До этого он не был способен войти в Созидательную
Вселенную, кроме как в мечтах; но смог это сделать в круге, построив
нечто, скорее всего хорошо соответствующее известным фактам, из жизни сэра
Джона Хоквуда. Этот английский рыцарь участвовал в Столетней войне между
Англией и Францией. Несколько позже военные историки назвали его "первым
из современных генералов". Круг и Созидательная Вселенная наконец привели
Хэла к этому человеку, точнее к определенному моменту в его жизни.
  Во время битвы при Пуатье сэр Джон уже был далеко не молод, а к
полученным за двадцать лет военной службы шрамам смог добавить лишь
скромную известность в качестве военного командира, но никакого состояния.
А теперь, с окончательным поражением французов, не говоря уже о пленении
короля Франции Иоанна, о котором Хоквуд в тот момент еще не знал, война,
которая раньше обещала улучшить его положение, по-видимому, окончилась. В
середине жизненного пути он оказался с пустыми руками, и, похоже, ему
предстояли лишь старость, нужда и забвение.
  Но из хроник Хэл знал - в отличие от сэра Джона в тот момент, - что
рыцаря ждала Италия, и он скоро окажется не только более состоятельным,
чем когда-либо прежде, но и попадет на страницы истории. А сейчас, в эту
минуту на поле битвы, когда его будущее выглядело мрачным, сэр Джон даже
не догадывался, что впереди - брак с Дониной Висконти и самый важный
период его жизни.
  Единственный вопрос теперь мог заключаться в том, действительно ли
жизненные ситуации Хэла и Хоквуда были сопоставимы, как на это намекало
видение.
  Скорее всего, это так - слишком много параллелей. Даже если он и не
мог предвидеть собственное будущее лучше, чем Хоквуд при Пуатье свое,
недавнее видение еще раз придало Хэлу уверенности в том, что его появление
здесь и есть тот путь, в котором он нуждался. Точно так же как путешествие
через горы в Италию с Белым Отрядом наемников, после битвы при Пуатье,
оказалось правильным путем, выбранным сэром Джоном.
  В то время как Хэл размышлял обо всем этом, солнце поднялось над
верхом Дедов Рассвета. Процион на мгновение ослепил его прежде, чем он
успел отвести глаза от этого крошечного пылающего кружка; и в тот же самый
момент он понял, что он должен делать. Ему необходимы Джатед и философия
Джатеда - даже если Хэл инстинктивно и чувствовал, что она не во всем
правильна. И, самое главное, здесь был Закон.
  Хэл мог бы ходить по кругу и произносить Закон, как это делали
другие. Но было недостаточно использовать ею как инструмент для того,
чтобы исследовать свое сознание. Он должен был понять его - причем
полностью.

  Преходящее и вечное - едины...

  Он знал, что говорили слова. Но что же они означают в
действительности?
  Он не знал - пока еще.
  А необходимое понимание должно было прийти из глубины его мозга, из
его творческого подсознания. Возможно, именно это, более глубокое
понимание было именно тем, что он искал так долго - путем в Созидательную
Вселенную. Джатеду оно несомненно позволило туда войти, но у Джатеда не
было ни причины стремиться туда, ни видения того, что можно с ее помощью
обрести.
  Преисполненный удивления, Хэл легко и быстро, как мог бы идти Старик,
направился обратно в кабинет Амида, где они с Амандой провели ночь.


                                  Глава 19


  Он вошел в кабинет и обнаружил, что тот пуст; одеяло снято с окна,
постель скатана и лежит у стены. Ощущение, что что-то закончилось, вызвало
у него тупую боль. Он повернулся и через внутреннюю дверь кабинета прошел
по коридору в столовую.
  Завтракавших почти не было, и Аманду среди них он не увидел.
  - Друг? - позвал его человек из-за стойки с подносами. Хэл повернулся
к нему.
  - Ты должен пойти в дом, который занимает Амид, - сообщил ему
подавальщик. - Аманда ждет тебя там, вместе с другим новым гостем.
  - Спасибо, - поблагодарил Хэл.
  Он вышел на реку и направился к маленькому зданию. Амид был там.
Вместе с ним находились не только Аманда и Артур, но и Саймон Грейм. Они
сидели вокруг очага. На столе сверкало в дневном свете пресс-папье в виде
сосновой шишки.
  - А вот и ты, - сказала Аманда, когда он вошел. - Садись рядом со
мной, сюда.
  Он подошел к пустому стулу поблизости от нее и уселся. Ама