ичную возможность
попрактиковаться,  мысленно   перевоплощаясь   в   аккуратного   плательщика
церковной десятины, принадлежащего к Возрожденной Церкви Откровения.
   Прообразом для исполнения этой роли ему послужил Авдий. Хэл,  выросший  в
окружении  трех  своих  воспитателей,  естественно,  стал  со  временем   им
подражать. Для  того  чтобы  вести  себя  как  Авдий,  ему  было  достаточно
вообразить, что он и есть Авдий. Однако проблема состояла в том, что там, на
Гармонии, ему придется постоянно пребывать в этом образе, не выходя из  него
даже в самых критических ситуациях.
   Практиковался Хэл также и на одном из  своих  попутчиков,  явно  искавшем
случая  поговорить  с  ним,  не  ограничиваясь   рамками   обычного   обмена
любезностями, и открывшем ему глаза на возможную  опасность,  о  которой  он
даже не подозревал. Этим попутчиком был экзот  по  имени  Амид  -  невысокий
стройный пожилой человек. Лицо его покрывали  многочисленные  морщины,  что,
вообще говоря, для экзотов не характерно.  Он  возвращался  с  Сеты,  где  в
качестве инопланетного преподавателя  читал  лекции  по  истории  Осколочных
Культур в университете, имеющем одинаковое название как с  городом,  где  он
находится, так и с самой планетой.
   Как и большинство  экзотов,  Амид  легко  находил  общий  язык  со  всеми
окружающими, в то время  как  другие  пассажиры,  главным  образом  квакеры,
направляющиеся на Гармонию, держались весьма замкнуто и настороженно.  Кроме
того он, как и большинство преподавателей, был  влюблен  в  свой  предмет  и
оказался буквально напичкан удивительными и забавными историями из  прошлого
Гармонии и Ассоциации; невозможно было представить себе, что их может  знать
кто-нибудь, кроме уроженца одного из Квакерских миров, и причем лишь  в  том
случае, если он являлся выходцем из той его области, о которой  шла  речь  в
каждой из историй.
   - Вера, в широком смысле этого понятия, - заявил он Хэлу на  третий  день
после их отлета с Коби,  -  есть  нечто  гораздо  большее,  чем  способность
верить. Суть ее состоит  в  отождествлении  личности  с  особым,  незыблемым
воплощением реальности. Истинная вера неприкосновенна. По определению  любая
попытка покушения на нее является не только не правомерной, но и обречена на
то, чтобы предстать таковой. Вот почему у нас есть мученики.  Самой  крайней
мерой, предпринятой против подлинного поборника веры с целью  заставить  его
отречься от своих взглядов, может стать  угроза  уничтожить  его  физически,
разрушить и  превратить  в  ничто  его  внутренний  мир.  Но  против  такого
ревнителя веры бессильна даже эта мера, ибо  он  и  то,  во  что  он  верит,
представляют собой неразделимое целое. А по  определению  предмет  его  веры
уничтожить невозможно.
   - А почему простой верующий не может обладать такой  же  неуязвимостью  в
случае разрушения его личного мира? - спросил Хэл.
   - Потому что простое верование, если вы  хотите  обособить  это  понятие,
предполагает  нечто,  являющееся  объектом   верования,   то   есть   нечто,
существующее отдельно от верующего. Другими словами,  мы  имеем  объединение
двух отдельных компонентов - верующего и  его  веры.  Но  объединение  может
распасться. Партнеры могут разойтись.  Но,  как  я  только  что  подчеркнул,
настоящий поборник веры - это и есть его вера. Она и он  представляют  собой
не два понятия, а одно. А поскольку они образуют  единое  целое,  то  отнять
веру  у  такого  верующего  невозможно.  Благодаря   этому   он   становится
исключительно могущественным оппонентом, ибо даже смерть не в силах поразить
самую значимую часть его личности.
   - Да, - согласился Хэл, вспомнив Авдия.
   - Такое различие между простым верующим и  истинным  хранителем  веры,  -
продолжал Амид, - и есть одна из  тех  особенностей,  в  которые  необходимо
вникнуть,  чтобы  понять  людей,  принадлежащих   к   квакерской   культуре.
Парадоксально, но это различие с трудом улавливают те, кто  не  относится  к
данной культуре,  так  же  как  людям,  не  принадлежащим  к  экзотской  или
дорсайской культуре, весьма трудно понять сходные внутренние  обязательства,
принимаемые на себя представителями этих культур и  являющиеся  непреложными
для них. Независимо от характера культуры  суть  дела  состоит  в  том,  что
обычные человеческие качества - религиозность,  отвага,  проницательность  -
развиваются у истинных хранителей веры почти  до  инстинктивного  уровня  их
проявления.
   Вспоминая этот разговор теперь, когда  челнок  приближался  к  посадочной
площадке, Хэл попытался применить различие, о котором говорил Амид, к  тому,
что он знал об особенностях  характера  квакеров.  Это  оказалось  непростым
делом, поскольку в период его роста единственным источником  накапливавшейся
непосредственно в подсознании информации о том, что делало квакера квакером,
служило для него общение с Авдием. Короче говоря, Хэл, не  задумываясь,  мог
почти безошибочно сказать, как поступил бы Авдий, оказавшись в той или  иной
конкретной ситуации, но дать разумное объяснение,  почему  тот  поступил  бы
именно так, а не иначе, он вряд ли смог бы. В этом отношении  Хэл  напоминал
человека,   умеющего   управлять   неким   агрегатом,   но   совершенно   не
представляющим себе, как и почему тот работает.
   Когда челнок коснулся поверхности планеты, Хэл отметил про себя,  что  не
должен поддаваться самоуспокоению на том основании, что  находящиеся  вокруг
люди могли на первый взгляд легко принять его за одного из своих  сограждан.
Необходимо  сконцентрировать  свое  сознание  на   наблюдении   и   изучении
окружающих,  не  полагаясь  на  свои  уже  проявленные  способности   играть
доставшуюся ему роль. В противном случае он рискует совершить неверный  шаг,
даже не подозревая об этом, а результатом этого неверного шага  может  стать
разоблачение, которое застанет его врасплох.
   Пассажиры корабля сначала попали в закрытый туннель,  а  пройдя  по  нему
некоторое расстояние, очутились перед рядом комнат, куда их и  направляли  в
зависимости от характера личных  документов.  Как  человеку,  чьи  документы
имели местное происхождение, Хэлу, вместе с двумя десятками других квакеров,
предложили пройти в самую дальнюю комнату. Там находилось несколько столов с
восседающими за ними чиновниками иммиграционной службы.
   Хэлу не удалось первым  подойти  к  ближайшему  столу.  Впереди  оказался
худощавый, стройный, смуглолицый молодой человек  невысокого  роста.  Каждый
стол огораживал звукопоглощающий барьер, а Хэл стоял в  таком  положении  по
отношению к своему попутчику и к задававшему ему вопросы чиновнику,  что  не
мог читать их разговор по губам и поэтому не сумел заранее узнать ни  одного
из тех вопросов, на которые, возможно, придется отвечать и  ему.  ,  Наконец
опередивший его человек отправился  дальше,  за  двухметровую  загородку  из
проволочной сетки, где были расставлены стулья с высокими прямыми  спинками.
Около загородки находился охранник, коренастый мужчина средних лет в  черной
милицейской форме. Смуглолицый молодой человек уселся на  стул,  а  чиновник
пригласил Хэла.
   - Документы, - произнес чиновник, когда Хэл подошел и сел перед ним.
   Хэл протянул ему свои бумаги, и тот стал их просматривать.
   - Как долго вы не были на Гармонии?
   Хэл  счел  добрым  предзнаменованием  тот  факт,  что  чиновник  не  стал
произносить перед ним ханжескую речь в духе крайнего фанатизма, бытующего  в
Квакерских мирах. Это могло  означать,  что  чиновник  принадлежал  к  числу
умеренных хранителей веры. Во всяком случае, Хэлу,  хорошо  изучившему  свои
документы, не составило труда ответить на этот вопрос.
   - Около четырех с  половиной  стандартных  лет.  Чиновник  сложил  вместе
бумаги и протянул их Хэлу.
   - Подождите там, - кивнул он  в  сторону  загородки.  Хэл  медленно  взял
документы. Если не считать смуглолицего молодого человека, то пока никого из
коренных жителей Квакерских миров не просили подождать за  загородкой.  Всех
остальных, подходивших к другим  столам,  отправляли  вперед,  к  выходу  из
комнаты.
   - Могу я узнать почему? - спросил Хэл, поднимаясь.
   - Каждый, кто не был на планете свыше трех лет, подлежит проверке.
   Мрачные мысли одолевали Хэла, пока он шел  к  ограждению.  Ему  следовало
подумать об этом. И Сост должен был предвидеть подобное. Нет, обвинять Соста
несправедливо,  он  не  мог  знать,  что  следует   снабдить   Хэла   такими
документами, из которых бы явствовало, что  их  обладатель  отсутствовал  на
родной  планете  не  более  трех  лет.  И  кроме  того,  вполне  естественно
следующее:  документы,  поставляемые  Дженнисоном,  чаще  всего  оказывались
достаточно устаревшими.
   Под бдительным взором полицейского Хэл вошел внутрь  ограждения,  где  на
стуле у самой сетки сидел его смуглолицый попутчик, и уселся напротив него с
противоположной стороны.
   Кажется,  на  какую-то  долю  секунды  он  перехватил   странный   взгляд
смуглолицего,  который  тут  же  отвел  глаза  и  равнодушно   уставился   в
пространство. Хэл мог бы предположить,  что  тот  вовсе  не  смотрел  в  его
сторону, но одним из первых навыков, которые старался привить  ему  Малахия,
был навык наблюдения. Хэл мысленно вернулся к событиям последних  нескольких
минут, и память подтвердила: вне всякого сомнения, их взгляды  на  мгновение
встретились.
   Этот факт мог ровным счетом ничего не означать, но мог означать  и  очень
многое. Хэл откинулся на жесткую прямую  спинку  стула  и  дал  своему  телу
расслабиться. Медленно тянулось время. К тому моменту, когда прошло не менее
стандартного часа, все прибывшие  вместе  с  ним  на  корабле  уже  покинули
комнату, кроме тех, кого направили за ограждение; таких набралось всего пять
человек. Три присоединившихся к ним ничем не примечательных человека, каждый
лет на двадцать старше Хэла и молодого  смуглолицего  пассажира,  были,  без
сомнения, квакерами.
   - Теперь все вы пойдете со мной, -  вдруг  объявил  полицейский  гнусавым
голосом.
   Он выпустил их из загородки, а затем и из комнаты,  где  она  находилась,
провел по короткому коридору в подземный гараж и предложил сесть в  стоявший
там автобус. Зашипели вентиляторы, автобус поднялся На подушку,  выскользнул
из гаража  и  устремился  вперед  по  ночным  улицам  Цитадели.  Шел  дождь;
мелькавшие по обеим сторонам фасады домов, однообразно серые в желтом  свете
редких уличных фонарей, казались расплывчатыми за струйками воды, стекающими
по  окнам  автобуса.  Спустя  примерно  полчаса  автобус  въехал  в   другой
внутренний гараж, находящийся ниже уровня улицы.
   Из автобуса их провели наверх, в  здание,  показавшееся  Хэлу  на  первый
взгляд какой-то  конторой.  У  них  забрали  документы  и  снова  предложили
подождать  в  холле,  где  были  расставлены  стулья  с  высокими  спинками.
Томительность длительного ожидания скрашивалась лишь прогулками к  торчащему
из стены водяному крану и в туалет, но все  это  происходило  под  неусыпным
надзором полицейского. Затем их стали  поодиночке  вызывать  в  кабинеты,  в
каждом из которых находился только один стол с единственным сидящим  за  ним
чиновником. И снова смуглолицего молодого человека вызвали перед Хэлом.
   Когда настала очередь Хэла, он,  войдя  в  кабинет,  увидел  перед  собой
тщедушного лысоватого человечка с яйцевидным черепом и  почти  лишенным  губ
ртом. Сидя на стуле, стоящем сбоку от стола, Хэл видел, как  чиновник  вынул
из ящика и стал очень бегло просматривать его  бумаги;  было  ясно,  что  их
содержание ему уже известно. Просмотрев бумаги, он  положил  их  на  стол  и
поднял на Хэла немигающие глаза.
   - Ваше имя?
   - Ховард Билавд Иммануэльсон.
   - Вы причастник Возрожденной Церкви Откровения, приобщенный к этой церкви
двадцать три и  четыре  десятых  стандартного  года  тому  назад  в  селении
Энтерпрайз?
   - Да.
   - Ваш отец и ваша мать также были причастниками этой церкви?
   - Да.
   - Вы по-прежнему остаетесь добрым причастником этой церкви?
   - Да, остаюсь, - ответил Хэл. - По милости Господней.
   -  Сейчас  вы  возвратились  после  четырех   лет   работы   в   качестве
семантика-интерпретатора за пределами  планеты.  Вы  состояли  на  службе  у
разного рода людей, не принадлежащих к церкви...
   Допрос  продолжался,  он   коснулся   всех   фактов   биографии   Ховарда
Иммануэльсона, отраженных в документах, которыми снабдили  Хэла.  Когда  эта
тема себя исчерпала, чиновник отодвинул в сторону бумаги и уставился на Хэла
своими неподвижными глазами.
   - Вы соблюдаете регулярные часы молитвы? - спросил он. Хэл  был  готов  к
вопросу подобного рода.
   - Да, в той мере, в какой  мне  это  удается.  В  выпавших  на  мою  долю
странствиях, нередко среди тех,  кто  глух  к  слову  Божию,  подчас  бывает
нелегко молиться регулярно.
   -  Легкий  путь  -  это  не  путь  Господа,  -   назидательно   промолвил
допрашивающий Хэла человечек.
   - Да, я знаю, - ответил Хэл. - Я, так же как и вы,  знаю,  что  трудность
соблюдения регулярных часов молитвы не является оправданием  для  недостатка
рвения. Поэтому я приучил себя к внутреннему общению со Всевышним в  обычные
для меня часы молитвы.
   Верхняя губа невзрачного следователя как будто  дрогнула  и  еле  заметно
скривилась, но она была такой тонкой, что Хэлу это могло и показаться.
   - Сколько раз в день вы совершаете молитву? Я имею в виду те дни, когда у
вас бывает такая возможность.
   Хэл лихорадочно соображал. Он не знал  установлений  Возрожденной  Церкви
Откровения. Но если это была церковь в регионе Старого Северного Континента,
где находилось селение Энтерпрайз, то, скорее всего, там господствовали  так
называемые "старые традиции",  а  не  новые.  В  конце  концов,  как  гласит
пословица, порядок общения с Богом каждый квакер устанавливает себе сам.
   - Семь.
   - Семь? - Тон следователя оставался ровным, лицо непроницаемым,  но  Хэла
внезапно озарила догадка, что он имеет дело с одним  из  тех,  кто  является
приверженцем новых традиций и считает, что обращаться к  Богу  с  ритуальной
молитвой  больше  четырех  раз  в  день  -  значит  проявлять   дерзость   и
высокомерие.
   - Я молюсь, проснувшись утром, затем  перед  завтраком,  после  завтрака,
перед обедом, после обеда, перед ужином и после  ужина,  отходя  ко  сну,  -
пояснил Хэл, называя соответствующие молитвы по-латыни.
   При звуках латинских слов на лице тщедушного человечка появились признаки
явного раздражения. Конечно, употребление латыни  в  разговоре  с  ним  было
определенным риском; однако Хэл  вышел  бы  из  образа,  если  бы  в  беседе
практически с любым другим квакером не  выдвинул  свою  концепцию  понимания
религиозных догматов и порядка их  соблюдения.  Но  в  то  же  время  он  не
намеревался сильно распалять своего оппонента,  чтобы  не  дать  ему  повода
сделать атмосферу беседы и ее результаты более  неблагоприятными  для  себя,
чем они могли бы быть.
   - Да, - резко произнес следователь. - Вы, давая своим  молитвам  все  эти
пышные названия, вместе с  тем  молитесь  украдкой,  как  трус.  Видимо,  вы
принадлежите  к  вероотступникам,  исповедующим  новый   культ,   получивший
распространение среди нашей погрязшей в  грехе  молодежи  и  провозглашающий
необязательность молитвы, если только вы почитаете Бога  и  его  заповеди  в
своей душе. Но сейчас среди нас находится недавно прибывший  к  нам  Великий
Учитель, который мог бы  продемонстрировать  вам  всю  пагубность  подобного
заблуждения...
   Тон его голоса с каждым словом повышался, но внезапно  он  умолк  и  утер
губы сложенным вчетверо белым носовым платком.
   - У вас часто бывали  контакты  с  другими  поборниками  церкви  в  годы,
проведенные вами среди безбожников? - спросил он уже более ровным голосом.
   -  По  характеру  своей  работы  я  редко  встречался  с  представителями
обетованных миров, - ответил Хэл. - В  силу  обстоятельств  мне  приходилось
поддерживать связи главным образом с  жителями  тех  планет,  на  которых  я
работал.
   - Но вы встречали там кого-нибудь с Гармонии или Ассоциации?
   - Очень немногих. Я даже не уверен, что  у  меня  остались  в  памяти  их
имена.
   - В самом деле? А вы ведь, наверное, могли бы припомнить и  еще  кое-что,
кроме их имен. Вам не вспоминаются встречи с кем-либо из тех,  кто  называет
себя Детьми Гнева или Детьми Божьего Гнева?
   - Иногда... - начал Хэл, но следователь перебил его:
   - Я подразумеваю не тех, кто живет, будучи уверенным  или  допуская,  что
Бог поступил справедливо, отвернувшись от них. Я сейчас говорю  о  тех,  кто
состоит   в   организации,   присвоившей   себе   это   нечестивое   имя   и
противопоставившей себя Божьей церкви и Божьим заповедям.
   Хэл покачал головой.
   - Нет, - сказал он. - Нет, я даже никогда не слышал о них.
   - Странно. - На этот раз верхняя губа скривилась весьма заметно. -  Очень
странно,  что  человек,  так  много  путешествовавший,  находится  в  полном
неведении  относительно  бедствия,  обрушившегося  на  его  родную  планету.
Неужели за все эти четыре года ни один человек с  Гармонии  или  Ассоциации,
встреченный вами, никогда не упоминал о Носителях Гнева?
   - Нет, - повторил Хэл.
   - Я вижу, вашим языком говорит сам сатана. - Следователь  нажал  одну  из
нескольких кнопок на  своем  столе.  -  Возможно,  после  того  как  вы  все
хорошенько обдумаете, ваша память заработает лучше. А сейчас можете идти.
   Хэл поднялся  и  протянул  руку  за  своими  документами,  но  невзрачный
человечек открыл ящик стола и смахнул их туда. Хэл повернулся,  чтобы  уйти,
но, дойдя до двери,  понял,  что  свобода  передвижения  для  него  на  этом
закончилась. За дверью его встретил одетый в форму  вооруженный  полицейский
охранник и повел куда-то внутрь здания.
   Они спустились на несколько этажей вниз, прошли ряд коридоров и оказались
в другой части здания, мало  похожей  на  учреждение  и  очень  напоминающей
тюрьму.  Пройдя  через  две  тяжелые,  запирающиеся  двери,  они  подошли  к
конторке, за которой сидел еще один полицейский охранник. И здесь сомнения в
том, что это на самом деле тюрьма, закончились. У Хэла отобрали  все  личные
вещи, его обыскали, чтобы проверить, не утаил ли  он  чего-нибудь,  а  затем
охранник, сидевший до этого за  конторкой,  провел  его  еще  по  нескольким
коридорам, пока они не остановились перед очередной массивной  металлической
дверью, явно отпиравшейся и запиравшейся только снаружи.
   - Не мог бы я получить что-нибудь поесть? - спросил Хэл,  когда  охранник
открыл дверь и жестом предложил ему войти внутрь. - Я ничего  не  ел  с  тех
пор, как сошел с корабля, на котором...
   - Завтрашняя еда будет завтра, - оборвал его охранник. - Входи!
   Хэл вошел внутрь и услышал, как дверь за ним с лязгом закрылась и щелкнул
замок.
   Помещение, где он очутился, представляло собой  просторную  комнату,  или
камеру,  с  бетонным  полом  и  голыми  бетонными  стенами,  вдоль   которых
располагались прикрепленные к ним наглухо узкие скамьи;  в  одном  из  углов
находилось открытое отхожее место. Больше ничего примечательного в камере не
было, если не считать окна с двойной рамой, прорезанного  в  стене  напротив
двери на высоте около двух метров от пола, да еще одного узника.

Глава 14

   Второй обитатель камеры, человек, растянувшийся на скамье лицом к  стене,
видимо, пытался заснуть, однако осуществление этого намерения представлялось
делом непростым, поскольку комнату ярко  освещал  ослепительно  сияющий  под
потолком мощный светильник. По цвету волос и контурам  фигуры  лежащего  Хэл
понял, что это тот самый смуглолицый молодой человек, который в  большинстве
случаев оказывался впереди него на всех этапах сложной и  нудной  процедуры,
совершавшейся над ними с той минуты, как они сошли с борта челнока.
   После того как дверь закрылась, смуглолицый  ожил,  скатился  со  скамьи,
встал на