-  я  не  мог  сколь
угодно  долго  торчать  тут  и  любоваться  коленопреклоненным   врагом.   -
Посмотри-ка на меч, Ахмед, - предложил я хозяину.  -  Ты  прекрасно  знаешь,
какой он острый. Да, это настоящая "катана" -  бритва,  не  клинок!  Ага?  -
Ахмед чуть кивнул головой в знак согласия, и в его глазах появились какие-то
едва заметные искорки понимания ситуации. - Вспомни прошлый  год,  Ахмед,  -
обмен под Мехино, -  продолжал  я.  -  Вспомнил?  -  Зрачки  Ахмедовых  глаз
расширились и потемнели, хотя куда там темнеть - и  так  бездонный  омут.  -
Ага, вижу, вспомнил, -  констатировал  я.  -  Ну  вот  и  приплыли.  Извини,
молиться тебе не даю - времени нет. За тех пацанов, которых ты  убил,  волк,
на своем пути - не  в  бою  убил,  а  так,  ради  забавы,  за  все,  что  ты
сотворил...
   - Э-э-э! Мужик, -  прохрипел  Ахмед,  прерывая  меня.  -  Подожди,  брат,
подожди! Я тебе бабки дам - сколько хочешь! Я тебе... -  Горец  вдруг  резко
дернулся  назад  и  вскинул  руки,  широко  их  растопыривая.  Правильно,  в
принципе, все сделал. Кто-то ведь наверняка обучал его  кендо  -  из  такого
положения можно только рубить, широко размахнувшись, - колоть не получается:
надо вставать с колена, а это  -  время.  Отшатнувшись  назад,  Ахмед  начал
делать вдох, чтобы заорать во все горло.
   - Оппп! -  подавшись  вперед,  я  без  замаха  коротко  рубанул  по  шее,
доворачивая корпус вправо - как на тренировке, когда  безамплитудным  ударом
срезаешь  наискось  толстую  осиновую  жердь.  И   резко   отпрянул   назад,
переворачиваясь через плечо.
   Голова глухо стукнулась об пол. Кровь двумя мощными фонтанами лупанула из
раны, мгновенно окропив стены, окна, потолок, а также и меня.  Не  уберегся,
зараза!
   Аккуратно вложив меч в правую руку Юсупа, я похлопал его по щекам,  вытер
ноги о ту часть половика, что осталась сухой, и поспешил  вон  из  гостиной.
Уже в прихожей я бросил взгляд на голову Ахмеда - глаза  вылезли  из  орбит,
губы шевелятся, будто хочет чего-то сказать...
   - В расчете, Ахмед. В расчете, - быстро прошептал я и  ретировался  через
окно.
   Благополучно перемахнув через забор, я скатился к ручью  и,  забившись  в
кусты, некоторое время наблюдал за  тем,  что  происходило  в  штабе  отряда
самообороны.
   С момента вхождения головы Ахмеда в контакт с полом до моего появления  в
кустах  прошло  не  более  двадцати  секунд.  Для  того,  чтобы  заподозрить
неладное, ребятам во дворе понадобилось минуты полторы: я успел поплескаться
в ручье, озираясь по сторонам, и уже почти все с себя смыл, когда  во  дворе
раздались истошные вопли спохватившихся самооборонцев.
   - Однако тугодумы вы, пацаны. Кровь-то  шарахнула  в  стекла  очень  даже
неслабо. Можно было сообразить, что к чему, и пораньше, - пробурчал я  и  по
опушке леса двинулся прочь от села, внимательно глядя под ноги.

ГЛАВА 7

   - Ты жестокий и негуманный солдафон, - сообщил мне Тэд во второй половине
третьего с начала наблюдения дня. - У меня будет остеохондроз, и я подам  на
тебя в суд - замучаешься выплачивать моральный вред. Я не могу больше  жить,
как это, - тут он полистал свой блокнот. - 0-е! Ракком! Не могуракком...
   Тэд, естественно, шутил, но на его физиономии была такая кислая мина, что
вполне можно было поверить в  серьезность  сказанного.  Я  в  очередной  раз
ободрил шефа, пообещав очень  скорую  развязку,  и  не  стал  отпираться  от
обвинения в негуманности, хотя, по моим критериям, журналист был в корне  не
прав.
   Да, разумеется, - с точки  зрения  цивилизованного  европейца,  это  было
дико. Вместо того, чтобы остановиться по адресу, рекомендованному Ахмедом, и
отдохнуть там в относительном  комфорте,  мы  тихо  проехали  через  Халаши,
притормозив  на  въезде  и  выезде,  чтобы  объясниться  с  бойцами   отряда
самообороны, торчавшими на КПП, зафиксировали месторасположение усадьбы ј 45
по улице Лермонтова  (которая  оказалась  единственной  улицей  в  селе)  и,
удалившись от поселка километров на пять, свернули в лес.
   Здесь я замаскировал машину и кратко объяснил Тэду, какую цель преследую.
Прихватив минимум продуктов и вещей, потребных для  трехдневной  засады,  мы
вернулись к селу, осторожно перемещаясь меж деревьев по склону холма,  круто
забиравшему вверх - в этих местах  лес  произрастал  на  скалах,  самовольно
запуская корни в древнюю каменную гряду.
   Потаскав  за  собой  англичанина  часа  полтора,  я   наконец   обнаружил
подходящее для наблюдения местечко и сообщил своему коллеге, что мы  прибыли
куда надо и будем здесь жить.
   Село лежало под нами в трехстах метрах  и  прекрасно  просматривалось  от
околицы до околицы. Мы расположились в небольшой скальной впадине  -  этакой
природной воронке, пологие края которой  заросли  низкими  кустами  какой-то
лебеды.
   В этой воронке мы с Тэдом проторчали три ночи  и  два  с  половиной  дня.
Наконец терпение  моего  шефа  заметно  истощилось  одновременно  с  запасом
провианта - я не учел равнинный аппетит британца. По дну воронки приходилось
передвигаться на полусогнутых, поскольку, несмотря на обилие кустов,  имелся
риск быть обнаруженным кем-нибудь из сельчан.
   Тэд был отчасти прав - мы терпели эти неудобства три дня, и, помимо всего
прочего, страшно мерзли ночами и страдали от жары в дневное время.  Если  же
приспичивало по надобности, приходилось ползком продираться  через  кусты  и
удаляться от воронки метров на двадцать, в общем, сплошной неудобняк.
   Возмущение шефа я понимал,  но  внутренне  был  с  ним  несогласен.  Мне,
например, хватило бы раскидистого дерева, торчавшего  где-нибудь  неподалеку
от околицы. Забравшись на него, я мог бы просидеть там три-четыре дня, ничем
не обнаруживая своего присутствия. Только наличие "пассажира" заставило меня
искать комфортабельное место,  расположенное  на  значительном  удалении  от
объекта наблюдения. В процессе обозревания  я  очень  ненавязчиво  разъяснил
Тэду этот момент, но он не  обратил  на  мои  пояснения  никакого  внимания,
упершись на том, что каждый человек имеет право на комфорт и уют.
   - Ничего, коллега, осталось немного, - успокоил я Тэда.  -  Задом  чую  -
сегодня нашей засаде конец!
   Полистав  блокнот,  британец  сопоставил  идеоматический  оборот  в  моей
заключительной фразе с имеющимися у  него  объяснялками,  покосился  на  мою
задницу и, буркнув  свое  "о-е",  растянулся  на  дне  воронки,  попытавшись
изобразить дремоту.
   Заняться было нечем. За эти  трое  суток  мы  обсудили  все,  что  можно,
оспорили  буквально  все,  что  вызывало  сомнения  как  у  меня,  так  и  у
журналиста, и успели  узнать  друг  о  друге  массу  разнообразных  ненужных
подробностей.
   Я рассказал Тэду про зверство Ахмеда, и он вначале не поверил,  прагматик
хренов.
   - Факты есть? Очевидцы?
   - Есть, есть, - уверил я коллегу. - Очевидцы  есть  и  место  захоронения
известно. Вот доберутся туда федералы, там и посмотрим... - Затем я добавил,
что между  делом  умертвил  Ахмеда,  и  Тэд  моментально  надулся.  Выдержав
некоторую паузу, я соврал, что обладатель меча, волчара, бросился на меня  с
кинжалом, мы бились долго и  с  переменным  успехом,  жизнь  моя  висела  на
волоске, но в конечном  итоге  я  приложил  титанические  усилия  и  одержал
победу.
   Одно вранье влечет за собой другое. Тэд тут же  начал  задавать  дурацкие
вопросы, типа: а куда смотрели те, что сидели во дворе?  Зачем  Ахмед  ни  с
того ни с сего вдруг бросился на меня? Почему я вообще возвратился обратно в
село? И так далее. Пришлось изворачиваться и одухотворенно сочинять на ходу,
изображая честность во взоре.
   Наверно, я прирожденный лгун: британец в  завершение  расспросов  немного
просветлел ликом, вроде бы поверил. Я прекрасно понимал его  состояние.  Для
законопослушного гражданина Европы  жизнь  человека  -  это  святыня,  чтобы
отнять ее, потребны весьма и весьма значимые причины. Ну, ничего,  британец,
будут тебе причины, сколько хочешь будут...
   - А что ты собираешься делать с этим Бесланом? - вдруг ни  с  того  ни  с
сего заинтересовался Тэд, когда я уже несколько йоуспокоился и  расслабился.
- Ты его тоже будешь убивать?
   - Беслан - закоренелый преступник, - пояснил я. - Он  почти  два  года  в
"духах". Это значит, что он все время грабил,  Насиловал  и  убивал.  Ну,  я
нападу на него сзади - так, чтобы он не видел, спеленаю и допрошу. При  этом
я подвергаюсь  такому  же  риску.  Если  он  окажется  ловчее,  тут  уж  как
получится...
   После этого Тэд замкнулся  и  некоторое  время  общаться  не  желал.  Мне
пришлось изрядно поднапрячься, чтобы убедить британца в том, что большинство
из "духов" - конченые негодяи, а вовсе не  "душки".  Я  никудышный  агитатор
(как уже отмечалось  выше),  но  кое-какие  сдвиги  в  плане  идеологической
обработки все же появились: к концу нашего сидения Тэд уже не темнел лицом и
не леденел взором, когда я упоминал о необходимости кого-то  "зачистить"  из
публики, располагающейся на противоположном плацдарме...
   Беслан появился в 15.45. Я уже неоднократно замечал,  что  когда  кого-то
очень долго ждешь, уже не надеешься на  результат,  то  внезапное  появление
объекта, как  правило,  застает  тебя  врасплох.  У  меня,  например,  такие
внезапные появления объекта  ожидания  сопряжены  с  выходом  из  дремотного
состояния  и  последующим  за   этим   резким   скачком   давления.   Ждешь,
расслабляешься,  привыкаешь  к  обстановке,  только  бдительность   утратил,
задремал, а тут - опппа! На тебе, вот  оно!  Пульс  резко  учащается,  кровь
мгновенно приливает к голове: в большинстве случаев у  обычных  людей  такие
неожиданные виражи способны вызвать буйство, психофизиологический ступор или
предынфарктное состояние. Это вполне  нормальная  реакция.  У  меня  же  она
практически незаметна. Хотя скорее всего, если мне посчастливится дожить  до
пенсии, эти ожидания сделают меня полноценным психом. Ну а пока  я  -  даром
что Сыч - никого никогда и нигде не проспал. За это и держат...
   Итак, в 15.45  к  усадьбе  ј  45,  что  по  улице  Лермонтова,  подкатила
сиреневая "Нива", притормозила на время, выпустила из  себя  одного  типа  с
автоматом и убралась восвояси - выехала через КПП на другом конце села.
   Человек быстро вошел в калитку и скрылся за забором усадьбы. Весь процесс
с момента высадки объекта из салона автомобиля до момента  вхождения  его  в
калитку занял девять секунд. За  это  время  я  успел  выйти  из  дремотного
состояния, сделать короткий выдох, сцапать бинокль и на краткий миг  поймать
в объективы лицо подконтрольного. Оригинал имел весьма значительное сходство
с изображением на полароидной фотографии. Это был Беслан.
   - Ну здравствуй, мой хороший, - пробормотал я и  сполз  на  дно  воронки.
Теперь оставалась самая малость: забраться в село, тихонечко выкрасть "чеха"
с родного подворья, утащить его подальше и где-нибудь на фоне необузданной и
живописной горской природы хорошенько допросить.
   - Хм! - я пожал плечами. - Всего-то делов...
   Растолкав Тэда,  я  сообщил  ему,  что  наблюдение  окончено.  Быстренько
собравшись, мы осторожно покинули наше временное пристанище. Более нам здесь
пребывать нецелесообразно: судя по информации, полученной от Ахмеда (упокой,
Аллах, его душу), Беслан при посещениях семьи оставался дома не менее суток.
Из-за  глухого  забора,  огораживающего  усадьбу,  наблюдать  за   подворьем
представлялось  весьма  проблематичным,  так  как  с  того  места,  где   мы
находились, просматривался только фрагмент заднего двора Беслановой  усадьбы
и половина сортира, притаившегося в углу.
   Пока  мы  пробирались  по  лесной  тропке  к  месту  захоронения   нашего
автомобиля, я присматривал за Тэдом и рассеянно строил дальнейшие планы.
   Как "пассажир" британец меня вполне устраивал: в отличие от нашего  брата
россиянина он все делал как приказывали и не бросался  в  амбиции.  С  таким
подопечным можно иметь дело: вот он топает след в след, внимательно  смотрит
вправо (я так велел) и не задает дурацких вопросов.
   Бывали у меня подопечные и похуже, особенно армейские  генералы.  Не  те,
что вылезли из окопа, а те, что в него спрыгнули на пару деньков  для  того,
чтобы потом  в  светлых  коридорах  с  высокими  потолками  гордо  и  весомо
произнести: "А вот я, когда в Чечне возглавлял операцию..."
   Эта публика обычно здорово мотает нервы. Пока  такого  обеспечиваешь,  он
все мозги повысасывает. Никак не может пузатый золотопогонный дядька взять в
толк, почему это он должен слушаться какого-то желторотого старлея,  который
в три раза младше его и сам по  себе  вообще  -  серое  вещество,  нуль  без
палочки.
   Тэд, например, с министрами и членами парламента водочку попивал, а одним
своим репортажем, был прецедент, международный скандал  устроил.  А  сказали
идти след в след и давить косяка направо - идет и давит, сопит  себе  в  две
дырочки, британец...
   Добравшись до замаскированного  "ленда",  я,  убедившись,  что  за  время
нашего отсутствия непрошеных визитеров не было,  предложил  Тэду  залезть  в
машину и сидеть как мышь, а сам удалился в глубь леса.
   Потеряв автомобиль из виду, я сел под развесистый клен, разулся  и  начал
дышать по системе, чтобы хорошенько расслабиться. Отчего-то там,  в  воронке
на  склоне  холма,  ничего  особенно  ценного  мне  в  голову   не   пришло.
Естественно, я перебирал возможные варианты действий, прибрасывая так и  сяк
применительно к обстановке, но то ли мешало присутствие болтливого британца,
то ли необходимость беспрестанно вести наблюдение за объектом, а может быть,
то и другое в совокупности - в общем, придумать что-либо я никак не мог.
   Судите сами. Что бы вы делали на моем месте?  Задача:  произвести  допрос
третьей степени. Объект: молодой здоровый мужик, который более полутора  лет
занимается войной и на момент выполнения задачи до зубов вооружен.  Условия:
вражеское село, которое имеет отряд самообороны  в  пару  десятков  стволов,
усадьба с двухметровым забором сплошного заполнения - во дворе, судя  полаю,
две собаки. Усадьба располагается ' в центре села. В доме,  помимо  объекта,
еще четыре человека - отец, мать, жена и трехлетний ребенок. Каково?
   Вывести Беслана из села днем нельзя: даже если удастся  выманить  его  за
калитку и бесшумно нейтрализовать, на  въезде  и  выезде  стоят  КПП  отряда
самообороны,  которые  проверяют  все,  что  движется.  Выйти  из  села  вне
контрольных  пунктов  невозможно,  поскольку  подступы   с   КПП   прекрасно
просматриваются.
   Можно забраться ночью  во  двор,  перебив  собак  шведовскими  стрелками.
Однако имеется практически стопроцентная гарантия, что Беслан пожелает спать
с женой и ребенком. Я бы, например, пожелал. Значит, придется нейтрализовать
сразу троих, причем с ходу, не вдаваясь  в  подробности.  При  возникновении
малейшего шума  сразу  же  подключатся  отец  и  мать  -  в  итоге  придется
аннулировать четверых свидетелей. Это очень нехорошо,  даже  если  отбросить
морально-этический аспект. Пропади куда-нибудь один Беслан, особого шума  не
будет. Тут зачастую бывает так, что вышел человек из дому  и  исчез.  А  вот
когда поутру соседи обнаружат умерщвленную семью, то моментом поднимется дым
коромыслом. На этом фоне шатание  по  селам  иностранного  корреспондента  с
подручным  может  кое-кому  здорово  не  понравиться  и  показаться   весьма
подозрительным. В общем, нет вариантов, и все тут!
   Понапрягав мозги  некоторое  время,  я  пришел  к  выводу,  что  ситуация
сложилась вполне тупиковая, если  в  условиях  задачи  принимать  объект  за
совершенно безынициативное начало и  полагаться  лишь  на  свою  сноровку  и
умение. Значит, надо не сколько по-иному подойти к решению проблемы. Если  у
меня не получается забраться в село и  вытащить  Беслана  оттуда,  я  должен
заставить своего подопечного прийти ко мне...
   Смутно озарившись подобным образом, я еще минут двадцать  вычислял  схему
дальнейших действий, пока она не сформировалась в четкий и предельно простой
план.
   Посетив скучающего в машине британца, я прихватил с собой моток  веревки,
пластырь, изоленту и нож. Затем, поковырявшись в личных вещах  Тэда,  вырвал
из его запасных трусов резинку, отрезал рукав от его же спецовки и,  отломав
правое  зеркало  "Лендровера"  вместе  со  стойкой,  в  ответ  на   страшное
недоумение, застывшее в глазах англичанина, многозначительно приложил  палец
к губам. И убрался восвояси, не забыв попугать Тэда гипотетическими  минами,
которые тут почти что везде.
   Покружив с полчаса по опушке леса, я выбрал местечко,  которое,  как  мне
казалось, позволяло наиболее полно замаскироваться возле тропки, ведущей  из
села  в  чащу,  и  еще  полчаса  потратил  на  оборудование  незамысловатого
сооружения на пути наиболее вероятного движения  объекта.  Затем  я  вырезал
небольшую осинку и направился к  месту  нашей  трехдневной  лежки,  на  ходу
выстругивая кол.
   Соскользнув в воронку, я отдышался и, обозрев подконтрольное  подворье  в
бинокль, начал устраивать семафор.
   Прикрутив зеркало изолентой к колу так, чтобы над  верхней  пластмассовой
гранью оставался десятисантиметровый отрезок деревяшки, я  продырявил  ножом
рукав спецовки в двух местах. Натянув его на зеркало, я  продел  резинку  от
трусов Тэда в верхнюю дыру и закрепил ее за верхушку кола, а в  нижнюю  дыру
просунул веревку и завязал ее морским узлом. Опробовав сооружение, я остался
доволен  своей  изобретательностью  и  в  три  минуты   произвел   установку
самопального семафора в центре воронки.
   Получилось довольно сносно: зеркало торчало над краем воронки сантиметров
на сорок и, будучи зашторено рукавом, на фоне склона за моей спиной вряд  ли
было различимо даже с десяти шагов.
   Убедившись  в  исправном  функционировании  своего  изделия,   я   уселся
наблюдать  за  усадьбой  Беслана  и  более   тщательно   продумал   тонкости
намечавшегося мероприятия.
   Проанализировав ситуацию, я пришел к выводу, что при всем  великолепии  и
простоте  плана  имеется  весьма   небольшой   процент   удачного   стечения
обстоятельств. Слишком много было нюансов, которые при  малейшем  отклонении
могли разладить такую недурственную задумку.  Однако,  уж  коль  скоро  этот
процент все же имелся, я собирался использовать его на полную катушку.
   В основу своего плана я положил три качества, в разной  степени  присущие
любому  двуногому:  наблюдательность,   самоуспокоенность   и   элементарное
любопытство.
   Практически все  индивиды,  которые  избрали  делом  своей  жизни  войну,
чрезвычайно наблюдательны. Это не касается наших солдат, сидящих день и ночь
в окопах на заставах и блокпостах, у которых от систематического  недоедания
и хронического недосыпания защитные рефлексы сводятся на  нет  и  появляется
апатия к самому существованию.
   А вот если ты хочешь жить и постоянно перемещаешься, имея целью как можно
круче досадить врагу, да при  этом  неплохо  питаешься,  вовремя  моешься  и
вообще  творчески  функционируешь,  твоя  наблюдательность  обостряется   до
крайности. В противном случае будешь перемещаться очень недолго -  война  не
прощает невнимательности.
   Беслан воевал более полутора лет и до сих пор сумел остаться в живых. Это
показатель. Значит, он отнюдь не олух, и наблюдательность ему присуща.
   Беслан был у себя  дома,  в  мирном  селе,  расположенном  на  договорной
территории,  вход  и  выход  которого  охраняли  вооруженные   соплеменники.
Опасаться здесь ему было совершенно нечего. Он не  бог  весть  какая  шишка,
чтобы за ним охотились спецназовцы или иные типы той же ориентации.
   Значит, он не станет орать дурным голосом, когда увидит мое сооружение  в
действии, а спокойно пойдет и посмотрит - что это за  штука  такая  странная
появилась невесть откуда? Во  всяком  случае  -  должен  пойти,  потому  что
любопытство - это такая вещь, из-за которой в разное время  совсем  неслаб