вляя
сразу пять делений громкости.  -  А  то  окопались  тут,  значит,  Вивальди,
Моцартов  им  подавай,  бляди  рафинированные!   А-а-а-а-а!!!   А-а-а-а-а!!!
Ре-лак-са-ция-яа-ааа!!! Какая, в п...ду, тут может быть релаксация?! Уф-ф-ф,
ненавижу...
   Вот за таким славным времяубиением мы и застали с вами  прекрасную  даму.
Только, дорогие мои, прошу вас - ради бога, не судите скоропалительно!  Дама
не имеет даже какого бы то ни было  косвенного  отношения  к  той  известной
категории воспетых нашим братом  обольстительных  хищниц,  которые  опаивают
мужиков клофелином, промышляют в отелях и занимаются прочими  непотребствами
на эротико-криминогенном фронте.
   Ирина Викторовна Кочергина - красавица, умница,  знатная  дама.  МГИМО  -
"арабистка", два языка, состояние, муж  -  преуспевающий  бизнесмен,  сын  -
подающий большие надежды шестнадцатилетний эрудит. Родители -  высшей  пробы
номенклатура  старорежимной  закваски,  огромные  горизонтальные   связи   в
умирающем,  но  сохранившем  определенные  позиции  доельцинском   ареопаге,
который некоторое время назад вершил историю,  да  и  сейчас  порой  не  без
успеха влияет на новую формацию.
   О вышеупомянутых хищницах Ирина Викторовна знала лишь  из  литературы  да
салонных сплетен: "...а муж такой-то - тот самый,  влиятельный  да  сильный,
большой баловник оказался! В баньке застукали с  двумя  шлюшками,  сняли  на
камеру и жене показали. А что шлюшки? Вроде бы эта... ммм...  как  ее?  А  -
солнцевская братва! Точно. Вот эта самая братва и  подложила  -  явно  желая
скомпрометировать..."
   Ирина Викторовна в силу своего положения имела обыкновение бывать в таких
местах, где пахнущие нафталином бывшие "первые леди" с  нездоровым  упоением
слушали Вивальди и Моцарта и при этом с удручающе умным видом  могли  часами
рассуждать  о  том,  например,  что  Моцарт-де,   шустрый   мальчик,   ловко
скомпилировал у Вивальди адажио и обозвал его "La crimosa", а  наказать  его
за  то  некому  было,  поскольку  славный  парень  Антонио  преставился   за
пятнадцать лет до рождения ветреного гения, а все предки именитого итальянца
оказались кончеными ублюдками, и им было как-то недосуг пойти  и  предъявить
копирайт кому следует. А номенклатурные дочери этих бывших "первых  леди"  с
не менее умным видом  вздыхали  над  преемственностью  нонешних  мужикантов:
Филя, мол, такой славненький мальчишечка, такой обаяшка -  а  вот  надо  же,
перепевает Тараканьи хиты и тем самым как бы обесценивает свой талант...
   - А-а-а-а!!! - вот  так  кричала  Ирина  Викторовна,  придя  домой  после
очередного такого  номенклатурного  соберунчика,  отказаться  от  участия  в
котором было невозможно по ряду объективных причин.
   - А-а-а-а, леди-бляди!!! Чтоб вы все сдохли, хронопадлы!!! Чтоб  вам  все
ваши табельные катафалки повзрывали в одночасье!
   Да, уважаемые, как вы  уже  поняли,  Ирина  Викторовна  патологически  не
переносила номенклатурно насущных Вивальди и Моцарта - и  не  потому  вовсе,
что совсем уж плохие парни, а  ввиду  насильственной  пихаемости  свыше.  И,
мягко говоря, особой  симпатии  к  кругу  лиц,  с  которыми  вынуждена  была
общаться, также не  испытывала.  Представляете,  что  за  удовольствие:  как
минимум  пару  вечеров  в  неделю  с   выражением   цитировать   "Лузумийят"
аль-Маарри, Хамада и Авиценну (хотя по-арабски ни одна идиотка не  понимает,
зато лестно  -  как  же,  сопричастность!),  болтать  по-английски  о  модах
восьмидесятых  годов  с  выжившими  из  ума   неврастеничками,   всю   жизнь
проторчавшими в Европе ввиду специфического положения вельможных мужей!  Или
мило улыбаться их дочкам, у которых одна извилина - и то не  в  силу  ошибки
матери-природы, а в  связи  с  частым  использованием  тесноватой  теннисной
шапочки.  Но  увы,  такова  участь  знатной  дамы,  достойной  дочери  своих
родителей, которая вынуждена постоянно подчеркивать принадлежность к особому
кругу избранных и заботиться о своем реноме.  Хочешь  жить,  как  живешь,  -
соответствуй.
   Для себя же, для души, так сказать, Ирина  Викторовна  -  то  ли  в  пику
суровым обстоятельствам, то ли искренне, всерьез, что называется, перлась от
Шевчука. А еще ей нравилось грязно ругаться -  разумеется,  когда  никто  не
слышит и повод есть. А сейчас повод как раз был. Да какой веский!
   Повод  имел  две  составляющие.  Первая:  дурное  настроение  по  причине
неизбежности очередного светского  раута  в  папо-мамином  загородном  доме,
который (раут, а не дом - дом  Ирина  надеялась  со  временем  заполучить  в
наследство как единственная  дочь)  заблаговременно  навевал  на  деятельную
статс-даму  смертную  тоску.  Соберутся  старперы   и   их   благоверные   с
дауноориентированными чадами, всем угодливо улыбайся и шути  респектабельно.
Паноптикум  социалистических  ошибок  и   заблуждений,   посмертный   слепок
тоталитарного режима, затхлый дух несостоявшихся ленинских идей, псевдоблеск
фундаментального образования... Жуть!!!
   Вторая  составляющая:  Верка-массажистка.   Дипломированный   специалист,
незаменимая  деталь  клубного  интерьера,  задавала,   вредная   девчонка...
Достала, дрянь такая! Сначала принялась поучать, когда Ирина велела воткнуть
в  "Филипс"  два  диска  Шевчука.  Этаким  менторским  тоном,  сучка,  будто
барышню-институтку!
   - Релаксация никудышная, Ирина Викторовна, - сколько раз я вам  говорила!
Вы под Шевчука не расслабляетесь окончательно - он вас  будоражит,  излишняя
алертность, знаете ли... Давайте оставим ваши диски - вы же знаете,  у  меня
тут прекрасная подборка трансцендентальных композиций. А если желаете, я вам
классику  поставлю  -  есть  очень  неплохой   сборничек:   Гайдн,   Моцарт,
Вивальди...
   - Чтобы я по своей воле полтора  часа  эту  дрянь  слушала?!  -  взвилась
Ирина,  в  принципе  привыкшая  к  назойливым  сетованиям  Верки  по  поводу
использования "не правильной" музыки. -  Ставь,  к  чертям,  Шевчука,  а  то
разнесу тебе тут все к чертовой матери!
   Этот раунд Ирина с легкостью выиграла: разумеется,  Верка  подчинилась  и
поставила что велели - хотя и поджала губки и  всем  своим  видом  показала,
сколь она не одобряет  такого  вот  неприличного  поведения.  Но  второй  ее
проступок был просто возмутительным - то ли сердясь на капризную клиентессу,
то ли пребывая не в духе, массажистка вроде бы  ненароком  смахнула  на  пол
хрустальный флакон с фиалковым маслом, принадлежавший Ирине.  Вот  тут  наша
дама вспучилась со всей неистовостью уязвленной фурии.
   - Да это просто геноцид какой-то!!! - завопила Ирина,  не  слушая  робких
увещеваний массажистки, умолявшей  воспользоваться  другим  маслом,  которое
имелось в избытке и представлено было полутора  десятками  вполне  приличных
номинаций. - Диски мои слушать не дают, какую-то дрянь! Масло мое  злодейски
разбили, а теперь суют-предлагают какую-то дрянь! Эту дрянь, которой  всяких
жирных Сергеевых да Саркисяних всяких  терли!  Терли-терли,  к  черту,  этих
жирных, отвратительных  бабищ,  а  потом,  значит,  на  мою  бархатную  кожу
намазывать куски их омертвевшего эпидермиса, да?! Покрывать меня их жирными,
смердящими бациллами, да?! Да что же это такое?!
   - Господи, да не может там быть никаких кусков, Ирина Викторовна! -  чуть
не плача, защищалась Верка. - Ну откуда там  куски?  Вы  обратите  внимание,
здесь же клапанная система: давим, капаем  на  ладонь,  обратно  уже  ничего
попасть не может! Да и руки я дезинфицирую после каждого клиента...
   - Не знаю! - противным голосом заявила Ирина. - Ничего  не  знаю!  Мотай!
Двадцать минут тебе. Драндулет под окнами - бери, так и быть. Через двадцать
минут ты должна вернуться с точно таким же флаконом. Не успеешь -  ищи  себе
работу в Сандунах. Будешь там всяких хачиков за стольник массировать, а  они
тебя будут лапать за жопу: "...Ай, какой красивый дэвущк!!! Давай  чибуращка
пагладыть будим мал-мал, нага раздвыгать будим, тудым-сюдым..."  Давай-давай
- мотай, чего уставилась? На мне татуировки  нет!  Я  вам  тут  плачу  такие
деньги, чтобы всякие растяпы мое масло разбивали  и  всяко  разно  мною  тут
помыкали? Давай - я время засекла!
   Вот такая вредина. И знаете, побежала Верка как миленькая. Сейчас  мчится
на Арбат в  Иринином  "драндулете"  -  "Мицубиси-галант"  и  умоляет  шофера
Славика, чтобы поторопился. Не дай бог не успеть! Хотя могла бы и поспорить.
"Такие деньги" - шесть тысяч баксов в год за членство в клубе - не бог весть
какая сумма для такой состоятельной дамы, как Ирина Викторовна. И специалист
такой квалификации, как Верка, отнюдь не курьер, чтобы по прихоти клиентессы
мотаться за маслом. И в Сандуны, естественно, она наниматься не пойдет, коль
скоро выпрут из клуба - найдет себе местечко получше, с руками оторвут такую
мастерицу.
   В общем, было что сказать Верке, но... не  посмела.  Потому  что  все  из
ближнего окружения прекрасно знают, что представляет собою Кочерга  (так  за
глаза обзывают Ирину недоброжелатели). Одно слово - стерва, каких  поискать.
Красивая  холеная   тигрица,   капризная,   балованная,   жестокосердная   и
своенравная, палец не то что в рот - близко к зубам не подноси,  откусит  по
самый копчик...
   Погуляв по кабинету минут пять под нахальные  увещевания  Шевчука,  Ирина
слегка  остыла  и  собиралась  было  чистосердечно  раскаяться   в   дрянном
поведении. Надо будет Верку реабилитировать  по  приезде,  какая,  к  черту,
может быть творческая работа с клиентом, когда этак вот гоняют? Еще передаст
свои недоброжелательные флюиды во время массажа - потом до следующего сеанса
будет дурное настроение. Или вообще сглазит, тогда прыщ на  носу  вскочит  в
самый неподходящий момент. А с прыщом - нехорошо. Убого как-то -  с  прыщом.
Мужики глазами не пожирают. Или пожирают, но с подтекстом: "Вдуть бы этой...
прыщавой. По самое здрасьте, чтобы прыщ отскочил..." Брр!
   -  Все  мы  люди,  Верунчик,  -  благостным  голосом  произнесла   Ирина,
остановившись перед огромным зеркалом  в  полстены,  вделанным  в  бронзовую
завитушечную раму, и репетируя покаянное выражение лица. - Да, все мы люди и
подвержены   вспышкам   дурного   настроения,   обусловленного    негативным
воздействием  среды.  В  смысле,   не   дня   недели,   а   окружающей   нас
действительности. Не сердись на старую дуру за нервный срыв, - будешь в моем
возрасте - сама поймешь, что к чему. А  флакончик  этот  я  тебе  дарю  -  в
компенсацию за моральный ущерб. А на будущее...
   Однако закончить репетицию  "старой  дуре"  не  дали:  тонким  предателем
заверещал вездесущий мобильник - непременный атрибут  светской  дамы  нашего
времени.
   - Да чтоб вы все сдохли, жабы суринамские!  -  без  перехода  воскликнула
Ирина, выдергивая телефон из брошенной на стол сумочки. - Я что  -  не  имею
права побыть одна?
   Звонил  заведующий  районным  филиалом  фирмы  "Ира".  Президентом  фирмы
являлся муж Ирины Викторовны -  Александр  Евгеньевич  Кочергин.  Заведующий
нижайше кланялся и просил повлиять на супруга,  чтобы  не  увольнял  некоего
Салыкова. Да, безусловно, - скот, каких поискать, частенько  манкирует  и  с
запахом  на  совещание  приперся...  Но  сейчас  начало  года,  парень  хоть
непоследовательный и непредсказуемый, но - талантливый,  очень  талантливый,
приносит огромную пользу... Короче, завал без этого Салыкова...
   - Подготовь обоснование полезности этого самородка, - холодно  бросила  в
трубку Ирина. - Анализ: справа плюсы, слева - минусы. И пришли ко мне  через
два часа - буду дома. Не самородка - анализ! Если минусов окажется больше  -
не обессудь. Если анализ будет  необъективный,  я  тебя  за  то,  что  время
отнял... накажу. Скажу Сашке, что ты на меня маслеными глазенками пялишься и
давно хочешь мною обладать. Слюной капаешь от вожделения. Ты меня понял?
   - Ап...  оуэм...  ээээ...  -  бедолага  заведующий  с  разбегу  угодил  в
техническую "вилку" - и так плохо, и  этак  дрянь.  Зная  характер  Кочерги,
легко предугадать последствия: начнешь уверять, что ничего такого и в мыслях
не имел, тут же вскинется - ага, значит, ты меня считаешь ни  на  что  такое
негодной старухой и мымрой?! Я уже  недостойна  того,  чтобы  меня  хотя  бы
мысленно поимели?! А согласиться, что хочешь обладать, - вообще провал.  При
очередном припадке меланхолии, чего доброго, действительно скажет мужу - вот
будет потеха! А Александр Евгеньевич,  между  прочим,  здоровенный  мужик  с
темпераментом  медведя-шатуна   и   рабоче-крестьянскими   манерами   -   не
постесняется самолично заявиться в офис и без предисловий начнет  окучивать.
Попробуй докажи тогда, что ты совсем не то имел в виду!
   - Вот и подумай, стоит этот твой Салыков таких душевных трат или ну его к
чертовой   матери,   -   злорадно   резюмировала   Ирина,   не    дождавшись
вразумительного ответа. - Подумай - время есть...
   Да,  Ирина   Викторовна   не   ограничивалась   ролью   домовладелицы   и
повелительницы обожающего ее мужа, которого она вытащила из  самых  низов  и
благодаря  своему  положению  в   обществе   вылепила   из   него   матерого
бизнес-хвата. В силу своей природной любознательности и въедливости  она  по
мере сил вникала в  суть  функционирования  фирмы,  правильно  видя  в  этом
функционировании залог личного процветания и  благополучия  своей  семьи.  А
потому подобные обращения со стороны сотрудников фирмы были не  редкостью  -
все знали, что если Кочерга сочтет  целесообразным,  то  обязательно  убедит
мужа принять правильное решение по тому или иному вопросу.
   Минут через пять телефон затрезвонил вновь.
   - А-а! Сговорились, что ли? - желчно буркнула Ирина, с отвращением  глядя
на трубку. - Чтоб вы все...
   На  этот  раз  беспокоил  муж.  Униженно   извинялся,   что   не   сможет
присутствовать на сегодняшнем званом ужине у родителей. И не потому, что  не
хочет - напротив, горит  желанием,  стремится,  но...  Имеются,  видите  ли,
объективные причины: коммерческий директор везет  его  знакомить  с  нужными
людьми, которые могут поспособствовать в решении ряда вопросов по  районному
филиалу. Такие связи  в  нашем  деле  очень  полезны,  так  что  дома  будет
поздно...
   - Да какие там у тебя могут быть нужные люди? - возмутилась  было  Ирина,
собираясь  сурово  отчитать  супруга   и   напомнить,   что   все   "связи",
способствующие процветанию фирмы, - это ее рук дело, результат многочасового
корпения  на  этих  самых  идиотских  соберунчиках  старой  номенклатуры   и
тщательного поддержания ровных отношений с  приятелями  родителей,  чтоб  им
всем взорваться в одночасье.
   - Ну, пожалуйста, мамочка, войди в мое  положение!  -  отчаянно  вскричал
супруг. - Я уже неделю назад обещал, что буду... Ну и что ж я теперь - слово
не сдержу?
   - Мне не нравится твое поведение,  радость  моя,  -  без  особого  напора
сообщила Ирина, прекрасно понимая, в чем дело.  Никаких  там  нужных  людей,
естественно, не будет - поужинают в "Праге" и до  ночи  будут  тасоваться  у
коммерческого в бильярдной. Александр Евгеньевич, талантливый  администратор
и работяга  божьей  милостью,  был  в  душе  непролазно  дремуч,  во  многих
общеобразовательных вопросах невежественен и даже в присутствии своей горячо
любимой жены отчаянно робел  перед  ее  потрясающей  эрудицией  и  природной
светскостью. А теперь представьте себе, что с  ним  творилось,  когда  целый
вечер  приходилось  пребывать  в  скопище  шпарящих  на  нескольких   языках
рафинированных особей,  помеченных  печатью  фантастической  стервозности  и
источавших тотальное презрение ко всем остальным слаборазвитым индивидам, не
принадлежащим к их кругу! В общем,  Александр  Евгеньевич  панически  боялся
таких вот раутов и под разными благовидными предлогами старался их избегать.
   - Да, по мне, уж лучше неделю уголь разгружать, чем разок к твоим предкам
наведаться, - как-то по простоте душевной признался  он  супруге,  когда  та
спросила о впечатлениях. - Я там - как будто голый.  Все  смотрят  и  качают
головами: обезьяна - не обезьяна, но осел - однозначно...
   - Ладно, прощаю, - сжалилась Ирина. Она не то чтобы потворствовала  этому
маленькому недостатку супруга - просто  заметила,  что  после  таких  званых
вечеров он как  минимум  пару  дней  чувствует  себя  не  в  своей  тарелке.
Замыкается в  себе,  робеет,  начинает  отвечать  невпопад,  с  сотрудниками
стесняется разговаривать. Переживает свою мнимую ущербность. А для дела  это
вредно. Мужик - животная капризная и прихотливая, к ней особый подход нужен.
Если его систематически и правильно приподнимать над собой,  он  обязательно
взлетит и с распростертыми крыльями  будет  парить  над  своими  владениями,
подмечая орлиным взором каждую деталь и мелочь и с надеждой  глядя  за  край
горизонта. Тогда он не даст стервятникам  с  соседних  участков  утащить  со
своей земли ни одного барана и обгадить границу своей территории. А попробуй
этого орла поставь в стойло, опусти в его  нарочитом  самомнении  -  намекни
ему, что он неудачник и ни хрена у него в бизнесе без  тебя  не  получается?
Или, когда, распаленный звериной похотью, вышеозначенный орел полезет к тебе
вечерком в трусики, брось ему, что  у  него  изо  рта  пахнет?  Вот  тут  он
моментально крылья сложит, клюв на грудь свесит, сядет под кустик  и  начнет
сомневаться в себе, искать причины своей несостоятельности. Потом, чтобы его
реабилитировать, понадобится втрое больше  времени  и  усилий  -  трудновато
вновь воспарить на прежнюю высоту, будучи  столь  резко  опущенным,  да  еще
самым близким человеком!
   - Прощаю, радость моя, - Ирина вспомнила предыдущий звонок  и  решила  на
ходу урегулировать проблему:
   - Ты приказ по Салыкову подписал уже?
   - Вот он, на столе лежит, - с невыразимым облегчением выдохнул  Александр
Евгеньевич - что там какой-то приказ, когда  имеют  место  такие  выдающиеся
достижения на личном фронте! - Сейчас подпишу. А что - уже стуканули?
   - А ты не торопись  пока,  -  посоветовала  Ирина.  -  Ты  разберись  как
следует.
   - Да гад же! - без особой уверенности воскликнул Александр Евгеньевич.  -
Гад еще тот... Волосатик. Галстуки не носит.  Опаздывает.  Ну,  слов  нет  -
работник хороший, талантливый... А на совещание приперся с запахом. В девять
утра! А я его предупреждал уже два раза...
   - Не торопись, радость моя, - повторила Ирина. - Нельзя  так  сразу  -  с
людьми. Это тебе не дрова рубить. Давай так: я разберусь, завтра тебе  скажу
свое мнение, тогда уже и решишь, как с ним поступить. Тебе же  разницы  нет,
когда приказ подписать - сейчас или утром... Хорошо?
   - Хорошо, - покорно согласился Александр Евгеньевич.  -  Ты  знаешь  -  в
таких вопросах я тебе полностью доверяю.
   - Ну и прекрасно. - Ирина прибавила кокетливости в голосе:
   - Смотри там, у Назаряна, не балуй. Будешь горничную за зад  щипать  -  я
тебе устрою. Потом специально у Анжелики поинтересуюсь. Ты меня понял?
   - Да чтоб я сдох! - проникновенно воскликнул Александр  Евгеньевич.  -  А
потом - с чего ты взяла, что мы у Назаряна будем? Я же сказал, он меня везет
к людям... Но в любом случае, кроме тебя...
   - Тебе никто не нужен, - лениво закончила Ирина. - В курсе. Но все  равно
- смотри там...
   Отпустив мужа, Ирина трубку не  положила,  а  с  нездоровым  любопытством
уставилась  на  циферблат   массивных   антикварных   часов,   величественно
возвышавшихся в углу напротив аналогичной эпохи зеркала. Загадала:  если  на
протяжении последующих пяти минут кто-нибудь  еще  позвонит,  значит,  вечер
будет безнадежно испорчен  и  на  этом  тягомотном  рауте  ничего  полезного
сделать не удастся. Только время убьет.
   По истечении сорока трех секунд с момента отключения  телефона  запиликал
забытый пейджер, похороненный в недрах изящной косметички.
   - Фатум, - печально кивнула в зеркало своему отражению Ирина  Викторовна,
принимая  выражение  лица  Жанны  д'Арк,  которой  неблагодарные   англичане
внезап