и начали не спеша подтягиваться
к месту событий.
   - Ну вот - опять! - тоскливо  вскричал  я,  притворно  заламывая  руки  и
горестно мотая башкой. - Пришел  пожрать,  а  "носороги",  бляди  такие,  не
дают!'! Вы че, в натуре - совсем офуели?!
   Хрясть!!! - это мрачный здоровяк,  неосмотрительно  нарушивший  дистанцию
безопасного  удаления,  схлопотал  креслом  по  черепу.  Череп  оказался  на
удивление крепким, а потому с чрезвычайной легкостью пробил камышовую спинку
и намертво застрял в ней.
   Не выпуская ножек кресла из рук, я на всякий случай пнул здоровяка в  пах
и, мотанув его пару раз в стороны, как из пращи зарядил этим  сооружением  в
соседа мрачного - тож неслабого  дядечку.  Получилось  очень  даже  неслабо:
дядечка  совместно  с  приятелем  смели  три  столика   и   совсем   немягко
приземлились   на   уставленный   цветочными   горшками   подоконник,    под
аккомпанемент болезненных криков и смачного звона  выдавленной  витрины.  От
приложенного усилия я не удержался и всей массой плюхнулся на  скрючившегося
неподалеку толстяка, который уже слегка оклемался и  пытался  самостоятельно
встать.
   - Во бля!!! Развелось вас тут  -  русскому  человеку  упасть  негде!!!  -
возбужденно заорал я,  коленом  отдавливая  промежность  завизжавшему  вновь
толстяку, и, вскочив, бросился разукомплектовывать торшер -  как  раз  самое
время.
   Двое  на  дальних  подступах  сноровисто  посрывали  с  ковра  кинжалы  и
направились ко  мне,  подогревая  себя  воинственными  криками.  С  улицы  в
харчевню влетела еще  пара  "носорогов"  -  те,  что  возились  во  дворе  с
мангалом. Они оказались при тесаках,  с  ходу  оценили  обстановку  и  также
двинулись на приступ. Довершал картину горбоносый  парниша  у  стойки  бара:
метнувшись   туда-обратно,   он   вооружился   двумя   литровыми   бутылками
"Кремлевской", нетерпеливо подпрыгнул и остался  на  месте,  оглядываясь  на
подступающие основные силы - не решился возглавить атаку...
   Ну, что еще? Хрясть! Баммм! Трах-тарарах-та-тах!!! Как оказалось, хороший
торшер в умелых  руках  по  силе  разрушительного  воздействия  эквивалентен
крупнокалиберному  пулемету.  Спустя  три  минуты  на  харчевню  было  жалко
смотреть: я уничтожил  два  холодильника,  телевизор  с  видаком,  расчленил
музыкальный центр и вообще разнес вдребезги все,  что  поддавалось  ударному
воздействию, включая четыре оставшиеся  витрины  и  люстры.  Все  "носороги"
остались живы: я специально обошел их и  пощупал  у  каждого  пульс,  а  тем
двоим, что  вывалили  витрину,  пришлось  добавить  по  кумполам  -  крепкие
оказались дядечки.
   К концу представления возле харчевни образовалась публика: три толстенные
горбоносые тетки разных возрастов, в цветных  халатах,  шерстяных  полосатых
гольфах и повязанных  на,  пояс  пуховых  платках  и  целая  куча  кучерявых
черноглазых ребятишек.
   Вся эта массовка истошно визжала и хаотичными скачками перемещалась возле
входа - наподобие вечно голодных павианов, находящихся в питомнике.
   Показав публике козу, я отошел на безопасное расстояние  и,  перекрикивая
гвалт, сделал заявление:
   - Мне тут у вас понравилось! У  нас  в  Лупандерово  таких  кабаков  нет!
Давайте - приберитесь тут, порядок  наведите  -  на  следующей  неделе  я  с
корешами опять подкачу! - после чего беспрепятственно вышел за ворота,  дико
гикнул на  любопытствующих  прохожих,  столпившихся  неподалеку,  и  галопом
припустил к автобусной остановке, где меня очень скоро подобрал подскочивший
на "Мазде" Кротовский...

ГЛАВА 5

   Логическим  завершением  представления,  которое  я  устроил  в   частном
владении Хачапуряна,  явилась  безболезненная  и  почти  добровольная  сдача
последнего под "крышу" Белого.
   Полагаю,   что   нужно   отметить   следующее:    вышеупомянутой    сдаче
предшествовали  два  незначительных  события,  которые  никоим  образом   не
повлияли на ход разработанного Белым  мероприятия  -  обращение  хитрожопого
сына армянского народа к бригадиру Заводского района с просьбой организовать
охрану заведения и  тотальный  шмон,  устроенный  в  тот  же  день  "быками"
Соленого в пригородном поселке Лупандерово на предмет  розыска  вредоносного
патлатого  буяна,  разбившего  вдрызг  харчевню  и  прибившего  между  делом
восьмерых "носорогов".
   Ни то ни другое результата  не  имело:  "быки"  Соленого,  сопровождаемые
тремя  потерпевшими  (остальные  участники  водевиля  на   некоторое   время
поселились в  травматологии  областной  поликлиники),  разумеется,  никакого
хулигана в Лупандерово не обнаружили, а взять под охрану  харчевню  бригадир
Заводского района отказался наотрез -  и  уже  не  в  первый  раз.  Как  уже
упоминалось выше. Соленый дураком не был - дураков на  таких  должностях  не
держат.
   За сие деяние я был слегка обласкан Белым и поставлен в известность,  что
более о своих проблемах могу не  беспокоиться:  бригадир  пообещал  вплотную
заняться моим судьбоустройством в самое ближайшее время. Я продолжал  валять
дурака, понимая, что этому скоро придет конец.
   Денька  этак  через  четыре  я  решил  покинуть   гостеприимную   усадьбу
Кротовского по весьма интимной причине: по мере  моей  адаптации  молодая  и
смазливая дочь бригадира, торчавшая дома целыми  днями,  начала  вызывать  у
меня непреодолимое сексуальное желание. И что самое страшное, ее поведение в
какой-то степени  провоцировало  меня  все  время  думать  о  своих  грязных
помыслах.
   Будучи верен кодексу боевого братства, я честно  уведомил  Кротовского  о
складывающейся ситуации и попросил его помочь перебраться  на  другую  хазу.
Озабоченный Вовка моментально все  бросил  и  уже  к  вечеру  этого  же  дня
подыскал мне полдома в частном  секторе  -  за  весьма  умеренную  плату,  с
телефоном, а также с одинокой бабкой, имеющей довольно  экзотическое  имя  -
Жанна Христофоровна, а  помимо  имени  еще  добротный  склероз  и  частичную
глухоту.
   После  этого  мой  кореш  самостоятельно  взял  на  себя   решение   моих
физиологических проблем, рассудив, по-видимому, что в  данной  ситуации  как
нельзя более уместен основной принцип гомеопатии - подобное подобным.
   Уже ближе к вечеру, когда  я  закончил  обустраиваться  на  новом  месте,
Кротовский вывез меня в одно  бардачное  заведение,  которое  он  то  ли  по
простоте душевной, то ли просто по хилости ума обозвал "уютным местечком". В
этом гнусном вертепе, обосновавшемся на какой-то левой  даче  неподалеку  от
выезда из города, предавались разнообразным утехам  довольно  подозрительные
личности - Кротовский всех их  знал  и  при  встрече  радостно  лобызался  с
каждым. Один из них пытался заставить меня уколоться какой-то дрянью, другой
предлагал покурить анашу, а когда я от всего отказался и спросил - нет ли  у
них коньяка, мне сообщили, что я весьма странный тип и многое теряю.
   Вовка, с ходу взятый в кольцо тремя не совсем одетыми девами, посоветовал
мне не стесняться и делать все, что в голову взбредет, -  только  никого  не
убивать.  Поскольку  у  меня  в  голове  вертелась  одна  мысль  -   малость
потрахаться,  я  прошвырнулся  по  даче,  во   всех   углах   напоролся   на
разнообразный разврат и наконец в одной из комнат обнаружил двух чрезвычайно
соблазнительных девиц, с виду  вполне  нормальных  -  ну  разве  что  слегка
окосевших - то ли от  ширева,  то  ли  от  обычного  алкоголя.  Телки  томно
смотрели друг на друга, пили вино и сладострастно зевали.  Я  без  обвиняков
предложил одной из них остаться со мной, а второй прогуляться на полчаса, но
они пожелали остаться обе и с ходу - даже не спросив, как  зовут,  -  начали
меня ласкать, заявляя при этом, что я отличный парниша и  они  страшно  рады
тому, что я их посетил.
   Начало мне понравилось, хотя, если честно признаться,  я  не  был  твердо
уверен, что сумею полноценно  ублажить  сразу  двоих  -  да  еще  таких  вот
изощренных. Далее, однако, сценарий нормального  группового  секса  внезапно
усугубился садо-мазохистскими элементами: раздраконив меня  до  критического
состояния, девицы извлекли откуда-то  пару  наручников  и  здоровенный  бич,
наподобие  того,  чем  пользуются  сельские  пастухи,  и  страстно  пожелали
пристегнуть вашего покорного слугу к кровати, а затем отлупцевать этим самым
бичом. Ну, это они  погорячились:  с  некоторых  пор  у  меня  на  наручники
аллергия, а потому я вывернулся из  цепких  объятий,  быстренько  пристегнул
одну милашку к кровати, вторую к батарее и с той, что на кровати, решительно
произвел нормальный половой  акт  безо  всяких  садо-мазохистских  примесей.
Получилось очень даже неплохо, хотя тоже  не  без  странностей:  в  процессе
коитуса моя партнерша взволнованно вопила: "Расчлени  меня!  О-о-о-о!  Вырви
мне печень! Сломай меня!"  и  так  далее.  Это  меня,  однако,  не  особенно
расстроило - я целенаправленно продолжал ритмичные движения,  а  вот  момент
эякуляции мне чуть  было  не  подпортили:  буквально  на  последнем  десятке
фрикций в комнату откуда ни возьмись ворвался голый и чрезвычайно  волосатый
субъект явно гомосечьего обличья, вскочил на кровать  и  шустро  пристроился
сзади, лобызая мне спину слюнявыми губами и активно пытаясь  возлюбить  меня
через анус.  Может  быть,  такими  вот  изощрениями  ныне  развлекаются  так
называемая "золотая молодежь", пресытившись  обычным  постным  сексом  между
двумя уединившимися разнополыми особями - не знаю, не знаю. Я в таких  вещах
не разбираюсь, а потому я двинул  локтем  слюнявого  гомосека  так,  что  он
замертво рухнул с кровати, а сам поднапрягся  и  благополучно  завершил  акт
полноценным семяизвержением. Затем я привел гомосека в  чувство  и  отправил
его  за  сигаретами,  определив  для  этого  срок  в  три  минуты  и  строго
предупредив, чтобы не вздумал притащить "заряженных" - а  то  башку  оторву.
Волосатик оказался весьма исполнительным - буквально  спустя  минуту  я  был
наделен непочатой пачкой "Кэмела" и одноразовой зажигалкой.
   Удалив гомосека, я перекурил, - собрался с духом и поставил  скучавшую  у
батареи деваху в позицию ј 4 (см. учебник "Кама-сутры" для подготовительного
отделения  набережно-челнинской  школы  сутенеров,  Воениздат.   1976   г.),
освободил ее аппетитную попку  от  ненужных  условностей  под  аккомпанемент
мазохистских стенаний и вскриков и отпользовал эту  извращенку  так,  что  к
концу акта у нее пропал дар речи.
   После этого я зачем-то присоединился к большой компании в холле; там  был
Кротовский; мы пили водку, все ржали как сумасшедшие, и  какой-то  скользкий
прыщавый тип вновь пытался ощупать мою задницу, жарко шепча на  ухо,  что  я
отстал от жизни и все творческие натуры в наше время  склонны  к  раздвоению
личности и трансвер... транссекс... тьфу, язык сломаешь,  -  короче,  как  я
понял, - они, эти творческие, все - педики.
   Решив, что скандалить при таком большом стечении публики в заведении, где
тебя удовлетворили, было бы не совсем пристойно, я тихо  сообщил  прыщавому,
что хочу с ним уединиться, и попросил его прихватить  с  собой  плоскогубцы.
Прыщавый просиял и куда-то  устремился,  озарясь  туманной  улыбкой,  однако
тотчас же вернулся, склонился к моему уху и  недоуменно  спросил:  для  чего
плоскогубцы? Как это для  чего?  Я  перед  тем,  как  трахнуться,  выщипываю
плоскогубцами волосы с лобка у партнера - иначе не могу возбудиться, ласково
сообщил я прыщавому, после чего он с опаской отодвинулся и  больше  за  весь
вечер ни разу не подошел ко мне...
   Больше я в этот паблик-хаус  не  появлялся,  решив,  что  еще  не  созрел
окончательно для такого рода развлечений,  а  Кротовскому,  позвавшему  меня
туда в следующий раз, уклончиво сообщил, что мне надо  тренироваться,  чтобы
обрести форму, чем вызвал его недоумение.
   Итак,  меня  к  бригадному  труду  не  привлекали.  Десять  дней  я   был
предоставлен сам себе и занимался тем, что тренировался  по  прогрессирующей
сетке во дворе до седьмого пота, бегал, прыгал, питался и спал.
   Ежедневно  меня  посещал  Кротовский,  привозил  продукты,  интересовался
успехами и периодически ненавязчиво  предлагал  навестить  вечерком  "уютное
местечко". Я отказывался, Вовка сокрушенно вздыхал и отправлялся восвояси  -
одному ему, видишь ли, не в кайф туда переться.
   В  общем,  все  вроде  бы  складывалось  благополучным  образом:  процесс
легализации вскоре обещал завершиться, времени свободного  навалом,  питание
подвозят и... и периодически звонят, напоминая, кто я есть на самом деле.
   Первый звонок прозвучал в ту же ночь  -  после  возвращения  из  "уютного
местечка". Я умудрился изрядно принять на грудь  и  потому  долго  не  хотел
выходить в  прихожую,  несмотря  на  сердитый  призыв  Жанны  Христофоровны,
которая сообщила, что кто-то желает со мной пообщаться.  Было  что-то  около
двух пополуночи, когда я выскользнул босиком в прихожую,  поджал  пальцы  на
холодном полу и взял трубку,  пытаясь  сообразить,  что  могло  понадобиться
Кротовскому от меня среди ночи. Может быть, объяснение для  жены  по  поводу
нашего вечернего отсутствия? В том, что звонит Кротовский, я ни капельки  не
сомневался - в этом городе... да что там в городе! - во всем мире только  он
один знал мои координаты.
   - Я пьян, зол и страшно хочу спать,  -  с  ходу  нарычал  я  в  трубку  и
капризно предупредил:
   - Только о-о-очень веская причина  может  тебя  извинить,  Вовец.  Давай,
излагай!
   - Здорово, Сыч, -  отрывисто  произнес  молодой  баритон  и  неприязненно
поинтересовался:
   - Ты что - всем подряд докладываешь о своем состоянии?
   Хмель моментально выветрился из меня -  будто  стакан  нашатыря  зарядил.
Мгновенно вспотев, я медленно сполз  по  стенке  прихожей,  скрючился  возле
телефонной тумбочки и, максимально расслабившись, молниеносно произвел в уме
все доступные мне  вычисления.  Пунктуальная  аналитическая  система  боевой
машины по прозвищу Сыч незамедлительно выдала однозначный ответ: этот  голос
мне незнаком. Тем не менее его обладатель звонил в два часа ночи и обращался
ко мне, употребляя мою боевую кличку, которая известна не только  друзьям  и
сотрудникам правоохранительных органов, но и  ряду  других  заинтересованных
лиц.
   - Кто это? - поинтересовался я будничным тоном. - И почему так поздно?
   - Конь в пальто, - все так же  неприязненно  сообщил  баритон.  -  Меньше
знаешь, крепче спишь. Ты лучше вот что скажи - как у тебя делишки? Ты в этом
городе навсегда собираешься остаться? И все у тебя получается, да?
   - Что получается? - не вполне сообразил я. - И потом -  почему  я  должен
докладывать какому-то незнакомому типу о своих делах?
   - Ну-ну, - скрипуче буркнул баритон, - деловая колбаса! Короче,  мы  тебя
вычислили, мальчик. Вот и соображай. - И, не прощаясь, положил трубку...
   Страшная пытка. Если бы я знал наверняка, что меня вычислили "духи",  это
было бы весьма огорчительно, но вполне знакомо и понятно: а ля гер, ком  аля
гер <На войне, как на войне (пер. с фр.).>, как  говорится.  Однако  киллер,
нанятый чеченцами {звонил явно русак) может звонить жертве и  предупреждать,
что ее вычислили, только в том случае, если он полный идиот,  или...  или  в
том случае, если он желает, чтобы жертва  по  каким-либо  причинам  избежала
своей участи. Потому, например, что он, этот киллер, близкий друг жертвы. Но
тот, кто звонил, не был моим другом - это не ходи к гадалке.  Не  был  он  и
сотрудником правоохранительных органов: в противном  случае  у  моего  двора
давно бы уже ползал по кустам  СОБР  и  какой-нибудь  подполковник  милиции,
облаченный в бронежилет, хрипло орал в мегафон условия сдачи. Потому что я -
маньяк-убийца, психопат и сволочь, с такими сотрудники разговаривают  только
через мегафон и предметом разговора может являться лишь  обсуждение  условий
безоговорочной сдачи. По той же причине звонарь  не  мог  быть  и  человеком
полковника  Шведова,  выполнявшим  его  поручение.  Полковник  -   он   тоже
сотрудник... В общем, кругом - вопросы. Очень грустно.  Я  долго  терялся  в
догадках, страдал от неизвестности и начал спать на полу, в  противоположном
углу от кровати: гася свет,  я  аккуратно  сооружал  на  постели  из  одежды
контуры человека,  забирался  с  подушкой  и  вторым  одеялом  под  стол  и,
вооружившись топором для разделки  мяса,  вполглаза  дремал,  вздрагивая  от
каждого шороха.
   На мою просьбу снабдить меня автоматом и гранатами Кро-товский  изумленно
вытаращил глаза и с минуту  озабоченно  морщил  лоб  и  кусал  нижнюю  губу,
стараясь уловить в моем взоре признаки помешательства - не иначе. Я успокоил
его и сообщил,  что  времена  ныне  тревожные,  а  потому  неплохо  было  бы
позаботиться  о  собственной  безопасности,  но  истинную   причину   своего
беспокойства называть не счел нужным. Вдруг он сообщит об этом Белому и  тот
из-за внезапно возникших осложнений откажется заниматься  моими  проблемами?
Короче, автомат Вовка зажал, но сказал, что по  первому  моему  звонку  сюда
припрутся два десятка вооруженных "быков" и устроят всем, кому надо, веселую
жизнь. На том и порешили. Я продолжал  спать  под  столом,  сжимая  рукоятку
топора,  баритон  каждую  ночь  около  двух  часов  методично  названивал  и
интересовался моими делами. А я, в зависимости от настроения,  либо  пытался
выпытать у него, кто он такой, либо посылал его подальше и  шел  дремать,  и
терзаться сомнениями. В конце концов  меня  посетила  интересная  мысль,  за
которую я ухватился, как за спасительную соломинку: наверняка это Кротовский
дал Белому мой телефон и какой-то мужик по заданию бригадира названивает мне
и нагоняет туман! Для чего? А чтобы не выкобенивался! Чтобы знал свое  место
и был благодарен по гроб  за  оказанную  заботу  и  бригадирову  ласку.  Вот
здорово! Такое объяснение одним махом все ставило на свои места и,  пожалуй,
самое главное - оно было логически  единственно  приемлемым.  Больше  ничего
толкового я придумать не мог, а потому остановился на своей догадке и внушил
себе, что так оно и есть на самом  деле.  Я  не  трепетал  больше,  когда  в
прихожей в два часа ночи раздавалась прерывистая трель, а выходил  спокойно,
солидно брал трубку и спокойно посылал баритона "в" и "на" детородный орган.
Вот так...
   Спустя десять суток Белому вновь потребовались мои услуги. Рано утром - я
еще не успел приступить к  зарядке  -  заявился  Кротовский  и  безо  всяких
объяснений повез меня к бригадиру, загадочно пожимая плечами и кривя рот  на
мои вопросы о цели визита.
   По прибытии Белый вручил мне нулевую "эмвэшку" <Эмвэшка - мелкокалиберная
винтовка "MB-1".> штучной работы, а к ней импортную оптику, глушитель и пять
пачек целевых патронов и велел в течение  двух  часов  освоить  оружие  так,
чтобы я мог с тридцати метров без промаха попадать в мишень площадью 40 - 50
кв.см.
   Вообще-то это задача для солдата-первогодка: я безо всякой  тренировки  и
оптики попаду с такого расстояния  в  спичечный  коробок.  Однако  армейская
служба намертво отбивает желание проявлять дурную  инициативу,  а  потому  я
добросовестно развлекался  с  винтовкой  часа  полтора,  сжег  четыре  пачки
патронов и под занавес - специально для бригадира - отстрелил одно за другим
пять горлышек у молочных бутылок.
   Удовлетворенный результатом,  бригадир  кратко  посвятил  меня  в  детали
предстоящего мероприятия, и мы с Кротовским вьщвинулись  на  его  "Мазде"  в
окрестности заброшенного сталелитейного завода. Здесь в  11.00  должна  была
состояться "стрелка"  между  Белым  и  Примаком  -  бригадиром  Центрального
района. О содержании предстоящего "толковища" Белый уведомить меня  не  счел
нужным, сообщив лишь, что в последнее время Примак маленько оборзел и  начал
чересчур много  брать  на  грудь  -  не  по  чину,  а  потому  наш  бригадир
намеревался, как он выразился, "маленько вправить мозги сопляку".
   Минут сорок мы с Вовкой сидели на пригорке в кустах, в  полукилометре  от
з