Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
и дружески по плечу -
молодец, мужик! Езжай в Ханкалу, там вас потом обменяют. Так вот...
По ходу дела возле школы оперативно орудовал медперсонал: собирали всех
подряд раненых и убитых - и наших и "чехов". Всех, кому еще требовалась
помощь, грузили в "таблетки" <"Таблетка" - санитарная машина.>, чтобы везти
на эвакопункт, а кому уже до лампочки - бирку на ногу и в тентованный
"Урал"...
И вот, представьте себе: выхожу я из наспех раскинутой санпалатки - там у
меня выковыривали осколки из спины - и наблюдаю такую картинку: немолодая
уже медсестра выгоняет из "таблетки" шестерых ходячих раненых ребят и
покрикивает: "Давай, давай, сынки - вон тяжелых несут! Сначала тяжелых
отвезем, а потом за вами приедем..."
Глянул я на этих "тяжелых", и в глазах потемнело: наши санитары, пыхтя от
натуги, тащили на носилках к "таблетке" двух уродов, которые отрезали головы
моим бойцам и надругались над трупом Лешего... Если бы мне предложили их
опознать чисто по внешним признакам, я, возможно, еще усомнился бы - они
практически все похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы. Однако у
меня, как у любого профессионала, имеется характерная черта: пунктуально
фиксировать результаты своей работы. Вот я и зафиксировал: один из "тяжелых"
был ранен в задницу, а второй - в левое плечо, причем наши сердобольные
санитары успели сооружить этим выблядкам обильные повязки.
Тот, кто имел ранение в ягодицу, держался молодцом: приветственно махал
ручкой и скалился в журналистские видеокамеры, а второй зверьком зыркал по
сторонам и натужно цедил воздух сквозь стиснутые зубы - промидолом, видимо,
его баловать не стали.
Полюбовавшись этим замечательным зрелищем с десяток секунд, я под угрозой
оружия заставил санитаров поставить носилки на землю, отогнал их подальше и
методично расстрелял пленных, выпустив весь магазин... Повторяю - сделал я
это не будучи в состоянии аффекта или боевого транса, а напротив,
руководствуясь холодным расчетом и пребывая в здравом рассудке. Я просто
казнил их. Если в нашей Богом обделенной стране Правосудие зачастую валяет
дурака, в некоторых случаях его функции должен брать на свои плечи тот, кто
на это способен... Кликнув своих оставшихся в живых бойцов, я показал им
мертвых "духов" и пояснил, что справедливость восстановлена. Теперь каждый
из них уверен на сто процентов, что любое зло наказуемо, а возмездие
неотвратимо, независимо от того, что за спиной злодея стоит могущественная
криминальная страна, и невзирая на юридические и правовые условности...
Вот, собственно, и все. К моему великому сожалению, при осуществлении сей
акции присутствовало, как я уже упоминал выше, много ненужных свидетелей.
Они подняли страшный шум, в результате чего по данному факту моментально
возбудили уголовное дело и меня быстро эвакуировали на "вертушке" подальше
от метких глаз и цепких рук народных мстителей великой Ичкерии, которые,
впрочем, судя по слухам, поклялись отыскать злобного маньяка-убийцу хоть на
Марсе... Ну и пусть себе ищут - для меня это не трагедия. Я уже давно
смирился с мыслью, что если все "духи", желающие плюнуть на мой труп,
выстроятся в затылок друг другу, то очередь получится не меньше, чем в
доперестроечный воскресный денек к Мавзолею дедушки Ленина...
Разбудив Смирнова, я передал ему вахту и, отвернувшись к стене, попытался
уснуть, надеясь, что во сне мне привидится какая-нибудь эротическая
картинка, чреватая непроизвольным семяизвержением - такое со мной здесь уже
один раз приключилось. Я мечтал о таком сне как о единственном светлом пятне
в этом вонючем мирке. Однако, вопреки ожиданиям, провалиться в состояние
тяжкой полудремы сразу не удалось - и не затхлый смрад тесной камеры был
тому виной.
Помаявшись минут пятнадцать в безуспешных попытках забраться в мир
эротических сновидений, я похоронил свою мечту и принялся анализировать
состоявшийся накануне вечером разговор со Смирновым.
В тот день корпусной принес Серому передачу от влиятельных лиц из
органов, в которой, помимо всего прочего, имелось небольшое письмецо. Из
депеши следовало, что завтра после обеда моего кореша заберут на повторное
обследование в клинику. А еще в том письме вскользь проходила информация,
что моей особой очень интересуются какие-то темные личности. Там так и было
написано: "...с тобой сидит один тип, который завалил пленных чеченов в
Грозном. На днях кое-кто настойчиво интересовался..."
Серега пребывал в благодушном настроении - он был уверен, что влиятельные
товарищи, курирующие его персону, с легкостью вытащат своего протеже из этой
передряги. И в самом деле, всего-то делов - ну подумаешь, пострелял парень
слегка из "ПКМСа" по базару! Ну, хрен с ним, пусть трое торгашей ранены, но
никого ведь не отправил на тот свет! На войне и не такое бывает...
Я благодушие Сергея не разделял. Нет, перспектива оказаться наедине с
сокамерниками, которые в один прекрасный момент могут прикончить оставшегося
в меньшинстве тирана, меня особенно не удручала. Не заботила чрезмерно и
мысль о том, что "духи" таки раздобыли информацию о моем местопребывании -
рано или поздно это должно было произойти.
Меня сильно удручало, что я оказался не у дел, совершенно беспомощный и
зависимый от чужой воли. Умереть в этой вонючей камере было бы очень обидно
и нецелесообразно. На баксы Абдуллы, предусмотрительно спрятанные в надежном
месте, я мог приобрести фантастическую экипировку для целого отряда и
напоследок развлечься на всю катушку в свое удовольствие. И неважно, что
войска помаленьку выводят - это не мое перемирие. Лично я ни с кем договор
не заключал. Полагаю, если хорошенько поискать, то можно обнаружить
достаточное количество профессионалов, умеющих без промаха стрелять из всех
видов оружия, убивать голыми руками и прекрасно разбирающихся в
географических особенностях этой маленькой горной страны. Хотя много мне не
надо - хватит и десятка ловких парней, для которых мир с чеченцами никогда
не наступит... Ну да, разумеется - все мы смертны, и меня обязательно рано
или поздно прикончат, но лучше схлопотать пулю в бою, чем быть задушенным в
вонючей камере ненавидящими тебя психопатами или "чеховской" подсадкой. В
общем - не нравится мне здесь. Пора отсюда убираться...
ГЛАВА 2
...Тот факт, что из СИ-1 за полуторавековой период его существования
никому не удалось сделать ноги, меня абсолютно не волновал. Нет, нет - ваш
покорный слуга вовсе не болен чрезмерным самомнением - просто я прекрасно
знаю, что все в мире преходяще. Знаете, как оно бывает - висит в забытом
фарватере старенькая мина, лет этак тридцать-сорок, никому не мешает, а
потом вдруг - оп-па! - где-то что-то колыхнуло, цепь порвалась - и вот вам,
заполучите пробоину в полборта!
"Общаковая" камерная масть - пассивный пидер Григорий, работавший ДПНСИ
<ДПНСИ - дежурный помощник начальника следственного изолятора.> до того, как
его посетила шиза, рассказывал, что наиболее отчаянные обитатели изолятора в
разное время и различными способами пытались несанкционированно оставить сие
заведение, однако попытки эти были тщетны.
Однажды, правда, был прецедент: некто Рваный, вор-рецидивист,
замечательно исхитрившись, умудрился благополучно покинуть стены СИЗО, но
подышать пьяным воздухом свободы ему удалось совсем недолго - буквально
полминуты.
Было это в мае 1954 года: вор во время приема пищи сделал вид, что
проглотил черенок ложки, и симулировал страшные желудочные колики, а когда
корпусной зашел в камеру взглянуть, что же это с ним такое приключилось,
Рваный ловко вырубил попкаря, переоделся в его форму и, завладев ключами,
выбрался наружу.
Данное происшествие, однако, побегом не посчитали и в реестры заносить не
сочли нужным, поскольку в этом деле присутствовал маленький нюанс: завернув
за угол СИЗО, Рваный был моментально задавлен насмерть ассенизаторской
машиной спецавтохозяйства ј 17, управляемой сильно пьяным водителем...
К россказням старого пидера я относился весьма скептически: он попал сюда
за то, что во время дежурства зверски покусал троих подследственных, у
которых после этого случился столбняк (вообразил себя, сволочь, служебной
собакой). Кроме того, любой подследственный, проведший хоть какое-то время в
следственном изоляторе, прекрасно знает, что корпусной - если он только не
самоубийца, без хорошего прикрытия в коридоре никогда не зайдет в камеру к
психам, а все три выхода из СИЗО (приемник, ворота шлюза и КПП в
административном корпусе) ежесекундно находятся под строжайшим контролем.
Одним словом, внимая интересным сказкам Григория, следовало тщательно
фильтровать информацию: старый шизофреник настолько помутился рассудком, что
сам свято верил в некоторые полуфантастические элементы своих увлекательных
повествований и впадал в прострацию, если его пытались убедить, что он
элементарно врет. Тем не менее в случае с Рваным я уловил некое рациональное
зерно и, уцепившись за этот аспект, довел его до логического завершения.
По моему разумению, Рваный, совершая побег (коль скоро таковой имел место
в действительности), сильно переборщил и сделал массу ненужных телодвижений,
даром что опытный вор-рецидивист. Сделав выводы из печального опыта
"коллеги", я решил свой план слегка подкорректировать...
Учитывая особенности обитателей психиатрического отделения, администрация
СИЗО тщательно следила, чтобы в камерах не было предметов, которые
подследственные могли использовать для членовредительства. При поступлении в
отделение у новичка отнимали все, что хоть как-то подпадало под определение
"опасно для жизни": металлические часы, иголки-булавки, брючный ремень,
шнурки, подтяжки и отовсюду срезали пуговицы, поскольку некоторые психи -
было дело - заглатывали эти пуговицы пригоршнями и с ними потом приходилось
возиться.
Мой кореш, Серега Смирнов, отчасти из-за этой особенности психотделения,
отчасти из-за своего дурного нрава попал в пикантную ситуацию: когда его
сюда водворяли, он мило пошутил - дескать, зря стараетесь, ребята, при
желании можно удавиться и резинкой от трусов... Выслушав инсинуации
Смирнова, попкари моментально изъяли у него все имеющиеся в наличии резинки:
от спортивных штанов, от трусов, запасных трусов и на всякий случай вырезали
пластмассовую "молнию" из кофты - чтобы больше так не шутил. Теперь
представитель ОМОНа завязывал все свои аксессуары на узелки, из-за чего во
время последней рукопашной схватки со злобными сокамерниками предстал пред
врагами во всей своей первозданной красе, да вдобавок оказался стреноженным!
Если бы я не стоял с ним рядом плечом к плечу, положеньице, сами понимаете,
могло стать весьма прискорбным...
В общем, не было в обиходе шизанутых подследственных опасных для жизни
предметов - не составляли исключение и ложки. Псих мог заточить втихаря
ложку о стену и благополучно вскрыться, или порезать тех, кто в его
исковерканном воображении ассоциируется как враг. А потому при раздаче пищи
баландер пропихивал в кормушку вместе с тарелками и ложки, которые он
впоследствии тщательно пересчитывал, получая посуду обратно.
Слопав на завтрак хлорную овсянку, я аккуратно отломал у ложки черенок и,
поставив тарелку в общую кучу у двери, забрался на свою шконку, где быстро
засунул черенок в матрац. Затем я отвернулся к стене и, скрючившись,
принялся тихонько постанывать.
- Ты че, братуха? - поинтересовался Смирнов, ухватив меня за плечо
здоровенной ручищей. - Поплохело, что ли?
- Живот чего-то схватило, - сквозь зубы процедил я. - Режет, бля...
- Может, шумнуть, чтобы врача вызвали? - озаботился Серега. - Может,
дизентерия, а?
- Да нет, братан - не надо врача, - отказался я. - Полежу чуток - может,
отпустит...
Минут через пятнадцать корпусной откинул кормушку и баландер принял
посуду от Адвоката, который в наказание за курение был назначен вечным
дежурным по камере.
- Раз, два, три... - начал монотонно считать ложки баландер и вдруг, без
перехода, будто полдня тренировался, заорал противным голосом:
- Во бля! Гля, че утворили, дебилы! Черенок у ложки откусили, сволочи!!!
Ой-ееооо...
Мгновенно поднялся всеобщий гвалт: корпусной, засунув рожу в кормушечный
проем, настойчиво интересовался, куда это мы задевали черенок, и
недвусмысленно намекал на грядущие репрессии для всей камеры, если черенок
не будет возвращен; сокамерники яростно отпирались, стуча себя кулаками в
грудь, бросаясь на пол и приводя в качестве аргументов самые страшные
клятвы, а голосистый баландер комментировал весь этот балаган, стараясь
переорать обитателей камеры, и посвящал в подробности происходящего
остальных заключенных психотделения.
Немного послушав этот сыр-бор, Серега Смирнов решил вмешаться.
- Ша, чмыри! Ша, я сказал! - рявкнул он раскатистым басом. - Кто взял
черенок - верните, а то найдем, всех подряд отпидерасим!
Надо признаться, что это была дежурная смирновская угроза-в ходе
конфликтов с сокамерниками он частенько обещал произвести их в петухи,
однако дальше угроз дело не доходило. Тем не менее то ли в силу своей
испорченности, то ли из-за чрезвычайной убедительности смирновского облика
сокамерники к подобным угрозам относились весьма серьезно и никто ни разу не
усомнился, что Смирнов на пару со мной может осуществить сие безобразное
деяние - если приспичит. Этот конфликт также не был исключением - обитатели
камеры для сотрудников на пару секунд притихли, опасливо косясь на Сере-гу -
только баландер в коридоре продолжал возбуждать население психотделения
истошными криками.
- А вдруг это Григорий взял? - глубокомысленно заметил Адвокат. - Ему до
фени, а всей камере страдать!
Григорий моментом попер в отмаз, остальные начали высказывать свои
предположения по этому поводу - гвалт возобновился.
- Ша, чмыри! Ша! - опять заорал Смирнов, тяжко подпрыгивая на своей
шконке и стуча по дужке кулачищами. - У кого найдем черенок, отметелим как
последнего чухана!
Опять пауза - три секунды. Воспользовавшись затишьем, я красноречиво
замычал и, приподнявшись на локте, со страдальческой гримасой на лице
застонал:
- Оооо, Серый... Это я, я... Я проглотил чеере-ено-о-ок... Умереть
хочу-у-ууу... Жить невмоготу-у-у-уу... - и рухнул обратно, скукожившись в
три погибели.
Что тут началось!
- А-а-а-а-а! - заверещал пидер Григорий фальцетом. - Вот оно! Оно! Как в
54-м году! А-а-а-а! Давай - зайди, зайди! - Это адресовалось попкарю. -
Зайди, а он по башке тебя жахнет, переоденется и свалит отседа! Давай,
давай...
- Доктора позови, начальник! - орал Смирнов, нешуточно стуча кулаком по
кроватной дужке. - Доктора! Кореш умирает!
- Пидер! - завизжал баландер, перекрикивая всех подряд. - Пидер! Ложку
сожрал, тварь! Да чтоб она тебе там, блядь ты такая, поперек жопы застряла!
- За лидера ответишь, чмо! - прорычал Смирнов, грузно прыгая со шконки на
пол, и метнулся к двери, намереваясь, видимо, вцепиться в глотку баландеру.
Осторожно перевернувшись на другой бок, я активизировал стенания и с
любопытством наблюдал за развитием ситуации. Смирнов благополучно схлопотал
от корпусного по рукам и принял на грудь пару тарелок с объедками, ловко
запущенных через кормушку баландером. С не меньшей ловкостью вернув тарелки
обратно, мой корешок взвыл как волк и принялся лупить кулаками по гулко
завибрировавшей двери, изрыгая гнуснейшие тирады в адрес врагов. Судя по
мощному реву и диким воплям снаружи, психи из общих камер уже давно вошли в
возбужденное состояние и всячески поддерживали наше выступление. В общем,
имел место безобразный дебош.
Корпусной, надо отдать ему должное, пребывал в растерянности совсем
недолго. Похлопав чуток белесыми ресницами на бесновавшегося у кормушки
Смирнова, попкарь завопил, как подрезанный:
- Спецназ! Спецназ! - И так до тех пор, пока под сводами психотделения не
наступила относительная тишина.
- Будете базарить - спецназ позову! - закрепляя успех, объявил корпусной.
- Они уже неделю без работы - соскучились, поди! - Публика замолкла - только
отдельные задушевные всплески былого буйства доносились в нашу сторону из
коридора. В общих камерах поголовное большинство самостоятельно гасило
наиболее неуемных: сей процесс выражался в мычании заткнутых ртов и
причитаниях типа "не надо, не надо - я сам!".
- Ну че - есть желающие повозбухать? - победно воскликнул корпусной. -
Если есть - я завсегда пожалуйста!
Возбухать никто не пожелал. Методы воспитательной работы уидовского
спецназа <Уидовский спецназ-подразделение для усмирения заключенных.>,
отделение которого постоянно дежурило где-то на верхних этажах Си-1, надолго
оставляли мрачный след в памяти любого обитателя пенат, будь он хоть трижды
дегенератом.
- Ну зачем спецназ? - вкрадчиво пробормотал вредный Григорий после
некоторой паузы. - Ты зайди сюды, пощупай его - вдруг он кони кинул? А коли
не кинул - так он тебе по черепу жахнет, переоденется и, как в 1954-м...
- Да заткнись ты, чмо! - пресек старого педераста Смирнов. - Человек
умирает! Ну давай, давай - сделай че-нибудь, братуха! - обратился он к
попкарю. - Доктора позови - не веришь, сам зайди, проверь - ведь помрет же!
- Вот это ты влип, Иваныч, - грустно резюмировал Адвокат. - ДПНСИ
доложишь, что подследственный ложку заглотил, - вставят на всю катушку. Куда
смотрел? Не доложишь - вдруг помрет? Опять же вставят. В камеру зайдешь - на
части порвут. Хи-хи...
- Ага, разогнался! - досадливо пробурчал корпусной. - Щас все брошу и
побегу докладать! Пусть себе лежит - ни хера ему не будет!
- Зря ты так, Иваныч! - сурово прикрикнул Григорий. - У меня разок
корпусной недоглядел - подследственный отравился дрянью и помер. Так
корпусному поджопник - пошел на хрен с работы! - и платить компенсацию семье
заставили...
Так что - топай. Пущай экстренный вызывают - надоть бы этого в клинику
свезти.
Корпусной сурово задумался на полсигареты и, захлопнув кормушку, потопал
к выходу из отделения. Спустя пять минут меня аккуратно выдворяли из камеры
- при сем знаменательном событии присутствовала практически вся смена
попкарей и сам ДПНСИ, который сноровисто обшарил камеру - видимо, на предмет
поисков пропавшего черенка, такового не обнаружил и велел тащить меня в
дежурку.
Еще минут десять я лежал на носилках в приемнике, дожидаясь конвоя, и
изображал нечеловеческие страдания для наблюдавших за мной двух вислоносных
прапорщиков. Отыскавшийся где-то в объемном чреве СИЗО престарелый фельдшер
Игнатьич не счел нужным даже пощупать меня - написав от фонаря направление,
он вручил его прибывшему начальнику экстренного караула и наотрез отказался
сопровождать меня в клинику.
- Я вам, блядь, не зечара, чтобы в автозаке трястись, - презрительно
заявил Игнатьич начкару, когда тот настоятельно потребовал, чтобы больного
сопровождал врач. - В кабине ведь не повезешь?
- Не повезу, - согласился начкар - мясистый краснолицый дядька
предпенсионного возраста. - Больно ты жирный, вдвоем не поместимся. Да и не
положено это...
- Ну а в трюме я вам не ездун, - отрезал Игнатьич. - У вас там воняет...
- Тогда вообще не возьму, - меланхолично пожал плечами начкар. - По
уставу не положено - сам ведь знаешь! Вдруг он в дороге окочу