то?
   - Жаль, - покладисто вымолвил я. -  А  то  научил  бы  вас  стрелять  как
следует. Вы вот все ружьецо таскаете, а когда в последний раз стреляли-то из
него?
   - Да в прошлом году, аккурат в середине  месяца,  -  по  инерции  сообщил
Сашко. - У нас ведь  как:  у  казачат  стрельбище  раз  в  месяц.  Шибко  не
разгуляешься. Старшие-то палят кажну неделю - положено. А Серьга  вообще  ни
разу не стрелял, мал еще... - И тут же встрепенулся - марку держать надо!  -
А ты когось там учить собрался?  Казака  учить  -  только  портить!  Не  учи
ученого, учи говна толченого! Ты че, думаешь, я стрелять не умею?
   - Думаю, не умеешь, -  неуступчиво  буркнул  я.  -  Если  кто-то  из  вас
потрудится сбегать к атаману и испросить разрешения на  стрельбу,  я  берусь
доказать, что ты никуда не годный стрелок и тебя рано пускают в  наряды.  Ты
стрелял хоть раз в живого человека?
   - А ну. Серьга, дуй к атаману,  -  зло  сощурясь,  приказал  Сашко  -  на
последний вопрос отвечать он не  пожелал.  -  Покажем  этому,  как  стрелять
надобно...
   Атаман, как и следовало ожидать, не  счел  нужным  препятствовать  мне  в
желании потренироваться. Экая малость для дорогого  гостя!  Сашко  удивленно
пожал плечами - не ожидал от батьки такой лояльности.
   - Подь на дорогу - шумнешь, - зачем-то отослал он Серьгу на улицу,  затем
вскинул карабин на плечо, достал из металлического ящика две пачки  патронов
и бросил мне:
   - Пошли на зады - я те покажу...
   Не буду утомлять  ваше  внимание  деталями  последующего  действа.  Скажу
коротко: ничего, как вы сами понимаете, казачонок мне не показал. С двадцати
пяти шагов (насколько позволяли размеры двора) стрельнул три раза по тазику,
потратив на прицеливание в среднем секунд по восемь на каждый  выстрел.  Два
попал, третий промазал. От стрельбы истошно загавкали все  окрестные  псины,
скотство взволновалось, в станице поднялся какой-то нездоровый ажиотаж.
   - Это наш больной балует! - заорал где-то  на  улице  меньшой  Серьга.  -
Батько разрешил! Это наш больной балует! Батько разрешил! Это...
   - Что за шум, а драки нет? - удивился я, принимая  у  казачка  карабин  и
допихивая в приемник три патрона.
   - Ну так стрельба ж... - буркнул красный от смущения Сашко - стыдно  было
парню за промах, до того стыдно, что безропотно отдал мне  оружие,  не  стал
качать права. - Стрельба, а непонятно - зачем. У нас так никто не шалит. Вот
и вышли посмотреть...
   - Молодец, стрельбы организовал как положено, - великодушно  похвалил  я,
привычно взвешивая оружие в ослабевших от длительного бездействия  руках.  -
Наблюдателя  выставил,  оповестил  всех.  И  стреляешь  ничего...   Но   вот
упражнение выбрал не совсем актуальное.
   - Не... какое? - удивленно разинул рот Сашко.
   - Не отвечающее требованиям современной обстановки, - пояснил я. - Я тебя
давеча зачем спросил - стрелял ли ты в живого человека? Ты в  тазик  лупишь,
не волнуешься, целишься по полчаса. А противник на поле боя  подобно  тазику
лежать не будет. Он будет очень шустро перемещаться  и  сделает  все,  чтобы
попасть в тебя первым. А потому при огневом поединке на  таком  вот  близком
расстоянии нужно вести стрельбу бегло, навскидку, на ощупь, что  называется.
Примерно вот так.
   Я уложил карабин цевьем на сгиб левой руки и от бедра открыл беглый огонь
по тазику. Тазик послушно летал по  двору,  дисциплинированно  шарахаясь  от
каждой моей пули, яростно гавкал Джохар, краем глаза я  отметил,  что  Сашко
разинул рот и завороженно пялится на результаты моей стрелковой тренировки.
   - Вот примерно так ты  должен  стрелять,  -  объявил  я,  спалив  десятый
патрон. - Тогда есть шанс, что жить ты будешь несколько дольше,  чем  многие
твои не совсем проворные земляки. И учти, что я не  совсем  здоров,  поэтому
стою на месте: во время стрельбы нужно  непрерывно  перемещаться,  чтобы  не
изображать из себя ростовую мишень...
   В течение дня после показного занятия Сашко со мной не  разговаривал:  не
знал, как перестроить модель общения. К вечеру я сходил к атаману, опрокинул
с ним три по сто и выбил разрешение  на  ежедневную  часовую  тренировку  на
территории  жирносековского   подворья,   гарантировав   при   этом   полную
безопасность окружающим (усадьба тылом выходит в  степь,  так  что  в  плане
обеспечения безопасности проблем не возникло).
   - Кто хочет подольше пожить - ко мне  шагом  марш!  -  скомандовал  я  на
следующий день в 10.00 - начало обусловленной часовой тренировки. -  Лентяев
не люблю. За любую нерадивость - пятьдесят отжиманий на кулаках.
   - А я столько не смогу... - растерянно  пробормотал  Сашко.  -  Ну,  само
большее - тридцать...
   - На первых порах прощаем, - снисходительно бросил  я.  -  Давай,  оба  -
.бегом за тазиками. Наблюдателя выставлять не надо, атаман  всех  оповестил,
что у нас будут тренировки...
   Вот так я  безболезненно  перетек  из  разряда  "каличного"  подкидыша  в
преподаватели огневой подготовки. А в процессе общения выяснилось, что  ныне
покойный Илья увлекался борьбой и приохотил  к  этому  делу  обоих  сыновей.
Казачата статью удались в папу, оба были крупны телом и сильны физически  не
по  годам.  Сашко,  неоднократно  с  успехом  боровшийся  на  праздниках  со
взрослыми казаками средних кондиций, искренне  считал  себя  специалистом  в
этой области. Мне на практике пришлось доказывать  мальчугану,  что  это  не
совсем соответствует  действительности.  Вот  тут  я  развернулся  в  полном
объеме! Несмотря на болезненную слабость,  я  на  первом  же  пробном  уроке
измотал пацанов до такой степени, что они еле передвигались  и  смотрели  на
меня с суеверным ужасом.
   - Погодите, наберу форму, я  вам  устрою  вечные  сборы!  -  пригрозил  я
напоследок.
   Ну вот, собственно, и вся краткая история  становления  моего  лидерства.
Сработал старый испытанный постулат: хочешь завоевать безусловный  авторитет
у молодого человека, стань ему тренером. Лекции и нравоучительные  беседы  в
данном  случае  никуда  не  годятся:  эти  формы  воспитания  воспринимаются
молодняком не иначе как с плохо скрытым скепсисом или с вежливым презрением.
Молодому человеку нужно на практике доказать,  что  ты  по  всем  параметрам
превосходишь его и - что самое главное -  можешь  подтянуть  его  до  своего
уровня. Если сие доказательство состоится, этот молодой  человек  пойдет  за
тобой  в  огонь  и  в   воду   и   будет   боготворить   тебя,   как   некое
сверхъестественное существо.
   - Я стараюсь. Мастер... Почему у меня вот это не получается, Мастер? Тебе
принести чайку, Мастер? - Вот  так  эти  волчата  стали  обращаться  ко  мне
буквально уже на второй тренировке по рукопашному бою (Мастер -  это  я  сам
выбрал, демократичная и вместе с тем почтительная форма обращения). Более  в
этом доме никто не вспоминал, что я "каличный" и "городской"...

Глава 3

   Время летело быстро. За приятными домашними  хлопотами  минули  январь  и
первая декада февраля. Жизнь моя постепенно входила в новую колею.  Здоровье
практически полностью восстановилось - я даже несколько раздобрел на вольных
хлебах, а ежедневные и еженощные барахтанья явились хорошей тренировкой  для
восстанавливающегося организма. Да, днем я барахтался с пацанами, а ночью  -
с Татьяной. Огнедышащая казачкина любовь всосала меня всего без  остатка:  я
не желал более другой женщины. Казалось мне, что обрел я наконец свою семью.
Пацаны привязались ко мне, чувствовал я себя хозяином в этом доме.
   - Мастер, мы тут с Серьгой совет держали...  -  серьезно  сообщил  мне  в
начале февраля Сашко в процессе чаепития после очередной тренировки. - Ну, в
общем, ты, когда ночью к мамке идешь, - не крадись. Иди достойно, как муж.
   - Чего?! - я чуть не поперхнулся чаем. - Как идти?
   - Ну, мы с Серьгой не прочь, что ты нашим батькой будешь,  -  заторопился
Сашко и в затруднении оглянулся на меньшого брата:
   - Верно я говорю, Серьга?
   - То верно,  -  подхватил  меньшой.  -  Ты  хороший  батька:  лучше  всех
стреляешь и дерешься. И мамка тебя любит - нам же видно...
   Вот так меня признали в качестве главы семьи. Я оказался хорошим  батькой
не в силу целого ряда общественно значимых личностных параметров,  а  просто
потому, что лучше всех стреляю  и  дерусь.  Что  поделать,  у  казачат  свои
критерии, обусловленные суровой спецификой образа  жизни.  Полагаю,  доктору
философии или иной гуманитарной дисциплины на моем месте пришлось бы ой  как
туго!
   Почувствовав себя  вполне  окрепшим,  я  решил,  как  и  подобает  любому
здоровому  мужику,  зарабатывать  для  семьи  деньги.  А  как  их  здесь,  в
Литовской, зарабатывают?
   - Когда надо, брата прошу - он дает, - бесхитростно призналась Татьяна. -
А то еще на праздники мясо коптим, в район возим. Но немного.  Почитай,  все
что ходит по двору, сами съедаем. Богатыри-то мои куда как жрать здоровы!
   Мясо коптить я не собирался. А просить  у  атамана  было  неудобно  -  не
привык я просить. Всю свою сознательную жизнь я  зарабатывал  себе  на  хлеб
ратным трудом и обеспечением чьей-нибудь безопасности - до  сих  пор  мне  в
голову не приходило, что когда-нибудь придется чего-то там  коптить  или,  к
примеру, жить доходами от игры на бирже.
   Тем не менее к атаману идти пришлось, поскольку он единолично представлял
всю власть в станице (декларативно положенный казачий  круг  веса  здесь  не
имел, все держалось на батьке).
   - Организация спецопераций, рейды, засады,  управление  подразделением  в
любом  виде  боевых  действий,  обучение  любой   запущенности   контингента
стрельбе,  рукопашному  бою,  основам  взаимодействия  в  коллективном  бою,
индивидуальная  спецподготовка,  установка  минных  полей  и  несложных  МВЗ
<Минно-взрывные заграждения.>... - щедро выложил я набор услуг, которыми мог
быть полезен тутошнему люду. - И недорого попрошу...
   - Так у нас, нах, никто не получает за службу, - огорчил меня  атаман.  -
Каждый сам себе зарабатывает как может. А службу несут, потому как  положено
казаку служить. Как без этого? Не будет службы, нах,  завтра  придет  чечен,
нах, и будет здесь жить...
   Выяснилось, что служба в Литовской - не более чем общественная  нагрузка.
И  более  того,  станичники  систематически  сдают  кто  сколько   может   в
общественный фонд - так называемый "круговой сбор". Атаман  тут  же,  словно
опасаясь, что я хочу уличить его  в  не  правильном  расходовании  денег  из
общественного фонда, отчитался: практически все, что  слупили  с  кабинетной
операции, пошло в этот самый "сбор".  Извольте  полюбоваться:  не  дожидаясь
весны, пригласили бригаду строителей,  заложили  школу,  клуб,  общественную
баню. Справили ремонт всем  вдовам,  помощь  деньгами  дали,  кое-кому  скот
подкупили по мере надобности, для дежурной службы военный припас  подкупили,
амуницию кое-какую, три новых "уазика" для группы быстрого  реагирования.  В
общем, есть чем гордиться.  Благодаря  этим  деньгам  станица  Литовская  из
когорты  нищих  быстренько  выскочила  в  разряд  наиболее  обеспеченных   и
процветающих казачьих поселений.
   - Да ты поезжай, нах, по соседям! - горячо предложил атаман.  -  Поезжай,
нах, посмотри, нах! Грязища, хаты серые,  покосившиеся,  нах,  детята  босые
стрекают, хлеба клянчат у проезжих! А  у  нас  -  гля,  чистота,  нах,  избы
справные, казачата семки лузгают, нах, казачки губы красят, зубами  сверкают
на парней! Ну?!
   - Да нет, все у вас прекрасно, - не  стал  разочаровывать  я  атамана.  -
Нравится мне у вас. Но пойми правильно: я мужик, глава семьи.  Мужик  должен
деньги в дом приносить, иначе  грош  ему  цена.  И  где  мне  у  вас  деньги
заработать? Татьяне обувь на весну надо, пацанам к 23  февраля  хотелось  бы
подарки купить - ярмарка скоро...
   - Ну так в чем загвоздка? - удивился атаман. - Нужны деньги на ярмарку  -
я те дам. Вообще, нах, когда надо - приходи. Всегда, нах,  выручу.  Чай,  не
чужой!
   - Нет, так не пойдет, - отказался я. - Я не привык подачками пробавляться
- гордость не позволяет. Я всегда хорошо зарабатывал. А теперь вот...
   - Ну так я тебя назначаю своим начальником  штаба,  -  быстро  вывернулся
хитромудрый атаман. - Будешь моей правой рукой. Оклад положу... Сколько тебе
оклад? Тыщу рублев хватит?
   - Тысячу за какой период? - ухватился я. - И потом, ты же сказал,  что  у
вас служба - общественная нагрузка. А мне - оклад? Станичники не поймут.
   - То, нах, не твоя забота, - небрежно махнул рукой атаман. - Ну так что -
хватит тыщу?
   - В месяц? - уточнил я.
   - А то как еще? - искренне удивился атаман. -  Не-ужто  за  неделю  такие
деньги? Тыщу в месяц тебе за глаза. Мясо у вас свое, овощ,  грибы,  ягоды  -
все сами, мукой я Таньку всегда снабжаю. Куда тебе больше?
   - Ладно, по рукам, - согласился я, понимая, что нельзя возмущать тутошний
жизненный уклад своей шкалой оценки труда. Хорошо  уже  и  то,  что  удалось
временно заполучить некий служебный статус - с деньгами разберемся позже...
   Штаб в  Литовской  действительно  был.  Посреди  станицы,  у  центральной
площади, торчал просторный сарай,  на  дверях  которого  была  пришпандорена
табличка: "Штаб". В сарае, прямо на земляном полу, стояли несколько десятков
длинных скамеек, а в дальнем углу был сколочен грубый  помост,  напоминающий
сцену.  На  помосте  располагался  стол,  у  стола  -   щит   с   допотопной
документацией,  представленной  пожелтевшим  от  времени  листом  нарядов  и
списком реестра, датированным ноябрем 1995 года.  Путем  опроса  проходивших
мимо станичников удалось выяснить, что, собственно,  лишь  таковым  штаб  не
является: сарай по совместительству единомоментно представлял  собой  школу,
молодежный клуб, казачье присутствие, в котором разбирались различные  дела,
детский сад и так далее. В  общем,  сарай  являлся  универсальным  служебным
помещением для любого рода нужд. Удрученный таким положением дел, я не  стал
выяснять отношения с атаманом, а самостоятельно в течение недели искал,  чем
бы мне заняться как начальнику штаба. И не нашел, как  вы  наверняка  уже  и
сами догадались. Документация по службе  отсутствовала  напрочь.  Каких-либо
учетных бумаг также  не  было.  На  ежевечернем  разводе  атаман  на  глазок
объявлял состав наряда и группы быстрого реагирования. Если  кто-то  был  не
согласен  и  начинал  отпираться,  атаман  дотошно   выяснял   причины,   не
позволяющие вредному отпиранту заступить в наряд. При явном  наличии  веских
причин атаман менял отказчика  первым  попавшимся  станичником,  и  на  этом
перепалка заканчивалась. Боеприпасы хранились без счета в каждой семье - кто
сколько мог достать, а припас для группы  быстрого  реагирования  лежал  под
навесом в атаманском дворе: никому и в голову бы не  пришло  утащить  оттуда
хоть один патрон. Необходимость в контроле за службой  также  отсутствовала.
Станичные старики добровольно - то ли из вредности, то ли ввиду обостренного
чувства общественного радения - шастали  по  округе  и  старались  "выпасти"
спящих в наряде казаков. За сон на посту полагалась порка на съезжей  -  так
же, как и за необоснованную стрельбу. Но желающих спать было очень  немного:
каждый в станице знал, что, проспав врага, можно лишиться жизни и подставить
под удар свою семью, - вот она, граница, лучший контролер и проверяющий...
   В общем, не  нужен  был  в  Литовской  начальник  штаба.  Пообщался  я  с
мужиками, проехал несколько раз с патрульными группами по ближним  маршрутам
и убедился, что все в казачьем хозяйстве  справно  и  гармонично.  Местность
казачки знали на ощупь, с закрытыми глазами могли гулять тут в  любое  время
суток, и появление ворога всегда обнаруживали  своевременно.  Где  положено,
стояли нехитрые МВЗ из ржавых авиабомб и  эргэдэшных  растяжек.  Стрелять  и
нести службу казаки умели в полном объеме, а проводить красивые спецоперации
в ближайшей пятилетке не собирались. Не было сил и средств,  подходящих  для
таких пакостей, а самое главное - незачем им это было вообще. Таким образом,
следовало с горечью признать, что  надобность  в  специалисте  по  локальным
войнам моей квалификации в этом забытом богом и правительством  РФ  местечке
явно не ощущалась. Разве что научиться с лошадью обращаться, да ездить через
трое на четвертые сутки в конный разъезд - и то вторым номером  у  сельского
киллера Петро. Первым не пустят, я местность хуже знаю...
   От нечего делать принялся за старое: стал собирать информацию  в  надежде
выйти на след своей безвременно канувшей в небытие команды. А как в  станице
собирать информацию? Справочного бюро нет,  все  друг  друга  знают,  каждая
более-менее приличная тайна - секрет полишинеля. Стал  ходить  по  дворам  с
бутылкой и общаться с казаками: вот, мол, рядышком вы тут, брод на чеченскую
сторону и все такое прочее... а не падал ли кто к вам в Терек год назад?  Не
отлавливали кого опосля? А ежели отлавливали - куда дели?
   Казаки водку пили охотно, на вопросы отвечали скупо, косились с усмешкой,
как на ненормального. В ходе социологического опроса,  кстати,  напоролся  в
разных местах на родственников Поликарпыча, у которых мимоходом выведал  про
Балерину судьбу. Получилось ненароком, самопроизвольно, в ходе  незатейливой
беседы:
   - ...Да, нонче голодно, работы нету, крах короче...
   - А вот кто с машиной - тем полегче... - Это  я  подольстился  -  у  моих
опрашиваемых  как  раз  "уазик"  имелся,  старинный  ржавый  драндулет,  еле
передвигающийся на лысых покрышках.  -  Привезти  там  чего  да  прокатиться
куда...
   - Да какой там полегше! Вот двоюродный брат у  меня  в  Стародубовске.  У
сына тож машина - "Нива". Старая, правда. Так ведь без  дела  сидит  парень,
мается. Никак не найдет себе работу. У родителей маленькое хозяйство - вот и
живут этим. А сын-то этот - Валерка - с какими-то  там  каличными  связался,
хотел деньгу  подзаработать  -  так  ведь  что?  Откуда-то  у  него  автомат
появился, у полудурка! Ну и забрали в органы. Сейчас,  правда,  отпустили  -
видимо, родители все, что было последнее, отдали. И опять  сидит  на  шее  у
родителей, да мы помогаем, чем можем...
   Ага, вот так, значит. Злые люди Валеру  отпустили.  Несмотря  на  то  что
обнаружили автомат, который "каличные" дали. А это, между прочим, сразу срок
- без разговоров. Но - отпустили. Живет себе помаленьку,  не  тужит.  Вывод?
Сдал, значит, меня с потрохами - все, что знал, и более того. Иначе бы ни за
что не отпустили. И наверняка до сих пор пристава  в  тети  Машиной  усадьбе
торчит - на случай моего  внезапного  захождения  в  гости.  Ну,  я  его  не
осуждаю. Я нечто подобное предполагал. Раз обстоятельства так сложились, что
делать? Ничего такого сверхсекретного он про меня не знает, а те, что  сидят
в засаде подле усадьбы тети Маши, меня хотят поиметь вовсе  не  за  расстрел
ахсалтаковского каравана в Сухой Балке. Спасибо уже и за то, что  парень  не
пострадал особо - хороший человек, пригодится еще...
   Обостренной предрасположенностью к заговорщицкой  деятельности  литовские
станичники явно не страдали. Как раз  в  тот  период,  когда  я  развлекался
"поквартирным" опросом, атаман отсутствовал - выехал на несколько  суток  по
делам в город. Как только вождь  возвернулся  в  родные  пенаты,  станичники
немедля сдали меня с потрохами.
   - Ты чего, нах, народ баламутишь? -  озабоченно  поинтересовался  батько,
истребовав меня к себе для срочной беседы. - Чего выспрашиваешь, нах, в душу
людям лезешь?
   - А что - нельзя? - наивно удивился я. - Почему?  Я,  например,  не  вижу
ничего предосудительного в том, чтобы пообщаться с казаками, поспрашивать  у
них...
   - А не надо,  нах,  спрашивать!  -  отрубил  атаман,  негодующе  сверкнув
глазами. - Я есть, нах, - для чего сижу здесь? Подойди и спроси. Я тебе  все
скажу, что надо. Не баламуть! А то станичники и так уже промеж себя болтают:
примак-то батькин того, нах...  Не  просто  так  свалился  откуда-то.  Хитро
вые...