. Сатуев у
них - большой человек, полевой...
   - Не надо мне про Сатуева - сам в курсе, - поморщился Антон. -  Много  бы
отдал, чтобы он сейчас на месте своей супружницы  оказался.  А  то  они  все
горазды за юбкой...
   - Эн-ша! Эн-ша! - проревел подковылявший к "таблетке" метров на пятьдесят
"притертый".  Судя  по  тону,  зацепило   его   весьма   чувствительно,   но
недостаточно сильно, чтобы  окончательно  "выключить"  -  состояние,  вполне
пригодное для  полноценного  припадка  бешенства,  чреватого  самой  гнусной
поножовщиной и прочими надругательствами.
   - Где он?! Где этот пидар?! Только не говори, что ты его совсем  завалил!
Я его на куски буду рвать!!!
   - Вообще-то он не пидар, - пробормотал Антон, отступая на шаг и направляя
ствол карабина в голову раненой. -  И  не  совсем  "он"...  Все,  крольчиха,
дальше тянуть нет  смысла.  Через  полторы  минуты  твой  приятель  как  раз
доковыляет, тогда мне уже трудно будет оправдать свой поступок. Если  хочешь
помолиться - давай, только очень быстро. Тридцать секунд...
   Раненая вдруг ворохнулась всем телом, широко раздвинула колени и,  уперев
ступни ног в грань дверного проема,  принялась  тужиться,  страшно  хрипя  и
пуская розовые пузыри.
   - Господи, боже ты мой! - невольно прошептал  Антон,  опуская  карабин  и
отступая еще на шаг назад. - Да что же это такое творится...
   - Рожает? - с каким-то нездоровым спокойствием спросил салага.
   - Пытается, - Антон пожал плечами. - Тужится, напряглась, как  деревянная
- ее сейчас бульдозером из кабины не выкорчевать. Как помешать  -  хрен  его
знает. Разве что пристрелить...
   - Надо было сразу стрелять, - осуждающе пробурчал салага. -  Щас  уже  не
сможешь. Опоздал.
   - Откуда тебе знать, сопля? - машинально огрызнулся Антон. - Чего  это  -
не смогу?
   - Да уж знаю... Я в плену у одной роды принимал, - вяло поделился салага.
- Не сам - с дедом одним. Совсем молодая, симпотная - белобрысая. Ее  чечены
до последнего харили - живот вроде небольшой был.  Каждый  день  забирали  -
засаживали в несколько смычков. А она у них как раз семь  месяцев  сидела  -
где-то в рейде с машины сняли. Ну, раз -  рожать  вдруг  примастырилась  под
утро, все спали. Крики, туда-сюда, короче. Тужится, орет, мы с дедом в ахуе.
Чечены заскочили, гыр-гыр промеж себя: давай, мол, валить ее - на хера такая
свадьба, типа... А у нее как раз ребенок полез. Ну,  мы  с  дедом  бросились
помогать, чечены стволы опустили, постояли,  потоптались,  плюнули  и  ушли.
Рука не поднялась, короче. А отморозки были еще те - я те отвечаю.
   - А-а-а-а... - низко,  по-звериному,  завыла  чеченка,  хрипя  и  булькая
кровавыми пузырями.
   - Началось,  -  авторитетно  сообщил  из-за  перегородки  салага.  -  Ну,
попробуй, пристрели - если можешь...
   Антон, неотрывно глядя на  вздувшийся  живот  роженицы,  потерянно  качал
головой. Чего он только не повидал за свою  военную  карьеру!  Но  такого...
Нет, так не бывает. Не положено  так.  На  войне  убивают,  ранят,  калечат,
насилуют, пытают, издеваются, расчленяют заживо... Но рожать? Нонсенс! Война
- не то место, не то  время,  чтобы  рожать,  это  враждебное  животворящему
началу пространственно-временное образование, по определению предназначенное
для уничтожения всего живого.
   "...Какой рожать?! Кого рожать?!" - вот так воскликнул Антон, реагируя на
заявление чеченки о ее желании освободиться от  бремени.  И  был  совершенно
прав в своем первоначальном порыве. Нельзя рожать на  войне.  Нельзя  рожать
тяжело  раненной  снайперше,  которую  в  самом   скором   будущем   ожидает
мучительная смерть. А особенным абсурдом выглядит это  ее  желание  подарить
миру новую жизнь после того, что она несколько минут назад тут вытворяла...
   Антон вдруг вспомнил, какой фестиваль он закатил в райцентре,  когда  его
Татьяна рожала. Три дня дежурил у больницы, не спал ночами. А случилось, как
всегда, неожиданно: когда среди ночи начались схватки, перебудил полстаницы,
палил зачем-то в воздух,  рискуя  задницей  (за  необоснованную  стрельбу  в
Литовской и окрестных станицах нещадно порют на съезжей, невзирая на возраст
и чины), акушера из дому выковыривал со штурмовым шумом и криками. Дурковал,
одним словом, на полную катушку. В итоге все кончилось благополучно, хотя  и
побеспокоил зазря кучу народа. Татьяна - здоровая крепкая казачка, рожала  в
идеальных условиях, народу вокруг нее было чуть ли  не  с  дюжину  -  всяких
повитух, акушерок, медсестер - стараниями благоверного...
   А эта вот - одна тужится...
   Нет врача. Некому облегчить страдания, оказать квалифицированную  помощь.
Тяжело раненная, истекающая кровью, в полнейшей антисанитарии... Рядом стоит
благодетель, который обещает пристрелить,  чтобы  не  мучилась,  -  сторонне
наблюдает за процессом. На подходе доброжелатель, который  будет  резать  на
лоскутки за ратные забавы, а скоро еще подъедут три десятка казаков,  весьма
охочих до расправы над вражьим снайпером...
   Суровы законы войны. Снайпер - это особо ядовитая гадина, наподобие кобры
среди кучи гадюк. Посчастливилось поймать - дави немедля, другого случая  не
будет. Снайпер - вне закона, не нами придумано...
   - Че делать-то? - осипшим  голосом  проскрипел  Антон,  украдкой  смахнув
слезинку - господи, жалко-то как дурищу, вражину проклятую, чтоб ей сдохнуть
поскорее! Кой черт ее  под  руку  толкнул  -  стрелять  в  таком  состоянии?
Токсикоз, что ли, накатил?
   - А че делать? - индифферентно отозвался из-за перегородки салага.  -  Че
делать... Оно вроде как само все идет - тут больше духовная поддержка нужна.
А так... Ну, подыми меня, я посмотрю.
   Антон метнулся к салаге, приподнял его под мышки,  отодвинул  задвижку  в
перегородке, давая возможность заглянуть в кабину.
   - Ясно, - буркнул салага, посмотрев несколько секунд и вновь  укладываясь
на носилки. - Ты штаны с нее сними. Совсем. Жопу подтащи ближе к двери  -  у
нее ноги неудобно стоят. Ну и... и все, наверно.
   - Ага, понял, -  суетливо  бормотнул  Антон,  возвращаясь  к  роженице  и
лихорадочно приступая к выполнению рекомендаций бывалого "акушера".
   Со штанами получилось более-менее сносно: удалось спустить  до  щиколоток
теплые вязаные гамаши и байковые панталоны -  дальше  никак,  ступни  мертво
уперты в края дверного проема. А вот чтобы стащить женщину с моторной  части
на сиденье, понадобилось приложить титанические усилия - тело ее и  в  самом
деле было как деревянное,  скованное  страшным  напряжением  мышц.  Пришлось
ухватить снизу за широко  разведенные  бедра,  упереться  коленками  в  край
сиденья и, откинувшись всей массой назад, тянуть рывками наружу. В таком вот
интересном  положении   и   застал   своего   спасителя   подковылявший-таки
"притертый".
   - Ну ты даешь... беременную  харить?!  -  нашел  в  себе  силы  удивиться
"старожил" - на правом  бедре  его  бугрился  наложенный  чуть  выше  колена
самодельный жгут из тельника, ниже колена штанина была сильно разлохмачена и
обильно пропитана кровью. -  Она  же  беременная,  какой  тут  кайф?  Ну  ты
деятель... А где этот гондон? Не сдох?
   - Она рожает, - вымученно бросил Антон, сдвинув с  невероятными  потугами
женщину поближе к двери. - Не видишь, что ли?  Ты  погоди  минуту  -  не  до
тебя...
   - Ох ты, блин! - удивленно воскликнул "притертый", как следует рассмотрев
диспозицию. - Вот так ни хера себе, прикол!
   А и было чему подивиться - не каждому мужику  доводится  в  жизни  своими
глазами наблюдать, как лезет дите на свет божий. Мы же, мужики, только  туда
горазды, а насчет обратно - избави  боже,  не  царское  это  дело,  в  таких
потугах соучаствовать!
   - Лезет! - ошеломленно прошептал Антон. - Лезет!  Совет  салаги-"акушера"
оказался весьма кстати: едва роженица  оказалась  ближе  к  двери  и  смогла
максимально развести бедра, как из ее многострадальных недр полезла  в  этот
мир головка, покрытая осклизлой кровавой пленкой.
   - Ххха-рррр... -  задушенно  захрипела  чеченка  -  из-под  правой  руки,
закрывавшей  рану,  вспенилась  бордовая   кипень   в   сгустках,   прострел
самостоятельно испустил клокочущий выдох... Головка остановилась на полпути,
тело роженицы застыло каменной глыбой, замерло в статичном усилии.
   - Не сможет! - нервно крикнул Антон. - Никак не выходит! Легкое  пробито,
а тут же тужиться надо... Ох, мать твою... Че делать, акушер?!
   - А хрен его знает, - легкомысленно бросил салага. - У нас нормально  все
лезло. Даже и не знаю...
   - Можно  попробовать  подавить  сверху  вниз,  -  встрял  "притертый"  и,
оглянувшись, сообщил с заметным облегчением:
   - А вон ваши метутся. Может, у них там доктор есть какой-никакой? Мне  бы
тоже не помешало...
   - Какой, в задницу, доктор! - с  отчаянием  в  голосе  воскликнул  Антон,
памятуя о том, что, помимо безнадежного коновала Бурлакова, в станице  сроду
не было ни одного приличного врача. - Она умирает! Она щас  сдохнет  и...  и
это вот так останется!
   - Ну, тогда дави, - настоял на своем "притертый". - Я слыхал, так делают,
когда не идет. С под груди начинай и аккуратно по параллели - вниз. И  дырку
неплохо было бы прижать. Ты давай дави, а я рану зажму, - и поковылял вокруг
кабины к водительской двери.
   "Притертый",  кряхтя  и  охая,  вскарабкался  на  водительское  место   и
припечатал своей ручищей ладонь чеченки к ране. Антон сцепил руки  в  замок,
прижал живот роженицы под грудью и медленно стал  подаваться  назад,  словно
собирался вытащить вздутый живот прочь из кабины отдельно от остального тела
женщины.
   Впавшая было в беспамятство чеченка, учуяв каким-то шестым чувством,  что
ей помогают, с грехом пополам набрала в пробитую грудь воздуха и  напряглась
в последнем неимоверном усилии, сжимая левый кулачок до  мертвенной  белизны
костяшек и насквозь прокусывая неловко угодивший меж зубов кончик языка.
   - Лезет! - заорал Антон, ощутив, что плод покидает тело матери. -  Лезет,
еб вашу мать!!! Лезет, бля!!! Давай, милая, давай... Ох-ххх... Все, что ли?!
   "Милая" дала. Предсмертной конвульсией дернулись в мощном импульсе  мышцы
таза, дитя вывалилось в подставленные ладони  Антона  -  и  тут  же  каменно
напряженные лодыжки женщины обмякли, безвольно соскальзывая вниз.
   - Готова, - огорченно констатировал  "притертый".  -  В  смысле,  совсем.
Конечно, с пробитым легким так тужиться... А  смотри  -  пацан.  Вон,  писюн
видать...
   - Оно не  дышит,  -  пробормотал  Антон,  растерянно  покачивая  в  руках
осклизлый комок синевато-багровой плоти и рассматривая пуповину,  тянувшуюся
неэстетичной  кишкой  от  этой  плоти  в  недра  мертвой  матери.  На  гомон
спешивающихся казаков, направлявшихся от притормозивших чуть  выше  машин  к
месту происшествия, он не обратил решительно никакого внимания. - Оно это  -
того... Че делать-то, акушер?!
   - ‚-пэ-рэ-сэ-тэ! - пробасил подоспевший атаман с автоматом на  изготовку.
- И че вы тут, нах, устроили?!
   - Погоди!!! - яростно крикнул Антон. - Не видишь, что  ли?!  Я  убил  его
мать! Ты понял? А теперь оно - того... Оно же  орать  должно...  Че  делать,
акушер?!
   - Отсосать надо, - угрюмо буркнул атаман, окидывая  местность  мимолетным
взором и понимающе сводя лохматые брови на переносице. - Да-а, вот это, нах,
тебя угораздило, бляха-муха...
   - Чего надо? - непонимающе уставился Антон на шурина. - Не понял?!
   - Не орет, нах, потому что забито у него все, - пояснил  атаман.  -  Нос,
рот... Отсосать надо. Да чо ты, нах, его так держишь! Ты  его  еблищем  вниз
разверни!
   Антон неловко развернул дитя  лицом  вниз,  не  раздумывая  присосался  к
носоглотке и в три приема удалил забившую дыхательные пути слизь,  сплевывая
на дорогу - о брезгливости в тот момент он как-то не думал.
   - А теперь - поджопник, - поощрительно крякнул атаман. - Давай, давай!
   Антон сочно шлепнул по сморщенной дрябло i  заднице  ребенка,  примерился
было дать еще шлепок... Дитя всхрапнуло, заглатывая первую  порцию  воздуха,
сипло заперхало и огласило окрестности молодецким взвизгом.
   - Во! - одобрительно крякнул атаман, доставая нож и  перерезая  пуповину.
Затем ловким движением - будто всю жизнь только этим  и  занимался,  завязал
пупок под самый корень. - Одним чеченом больше... И чо ты с ним  собираешься
делать?
   - У Татьяны молоко... Ну, кормит же она, -  сбивчиво  пробормотал  Антон,
ощущая вдруг во всем теле внезапно навалившуюся безмерную усталость. - Или в
райцентр... А там видно будет...
   - Совсем сдурел? - вскинулся атаман. - Чечена в дом взять? Тебя чо,  нах,
- по башке треснули, нах?! Не, ты гля на него - гинеколог фуев!  Те  зеркало
поднести? Рожа светится, нах, будто сам родил!
   Антон пожал плечами, удивляясь сам  себе.  Конечно,  ситуация  более  чем
странная.  Пес  войны,  с  задубевшей  от  своей  и  вражьей  крови  шкурой,
умудрившийся выжить в непрерывной пятилетней бойне и отправивший на тот свет
не один десяток супостатов... дал жизнь сыну врага. И бормочет что-то насчет
взять в дом... Чушь  какая-то!  Но  может  ли  кто  из  его  боевых  братьев
похвастаться, что когда-либо был в таком положении? Нет, разумеется! Война -
не роддом, смотри выше. И кто его знает,  как  повел  бы  себя  сам  атаман,
окажись он на месте своего примака...
   - Ладно, ладно, - примирительно буркнул Антон. - Разберемся как-нибудь...
- и мотнул головой в сторону "притертого", так и оставшегося на водительском
месте в "таблетке":
   - Кстати, братишка, вот он, твой снайпер. Эта баба по вам и стреляла.
   - Что-о?! - будто ударенный  током  дернулся  "притертый"  -  вперился  в
спасителя горящим взором. - Баба?! Ах ты ж... А ты... Ты что ж раньше-то...
   -  Ну,  извини,  братишка.  Извини...  -  Антон  отвел  взгляд,   неловко
передернул плечами. - Чего уж теперь-то... Вон - готова...

Глава 4
СКАНДАЛ В БЛАГОРОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ

   Если куньк в голове - медицина бессильна.

   Женя Смирнов - полковой зубодер, Сычев боевой брат
   Итак,  поехал  наш  таежник  потомственный  налево.  Нехорошо,   конечно,
неприлично... Однако не спешите осуждать либо злорадствовать, давайте,  пока
наш сибирячок перемещается по маршруту, мельком глянем, как это он докатился
до жизни такой.
   Начинал Саша в полном смысле с нуля. В 1982 году товарищ Кочергин  А.  Е.
окончил НИИЖТ (Новосибирский институт инженеров железнодорожного транспорта)
с синим дипломом - на пятерки учиться, это каким же занудой нужно быть!
   Практику проходил в Тайшете,  а  по  распределению  угодил...  в  Москву.
Да-да, то были еще те времена, когда для  широкой  публики,  не  отягощенной
протекторатом  сильных  людей,  существовала  некая   видимость   хаотичного
распределения после  окончания  вуза  по  принципу  "куда  пошлют":  шустрый
москвич мог попасть на Амур, а тундролюбивый оленестеб чукча - в Киев.
   Скудной   зарплатой   инженера   депо   Москва-Сортировочная   Саша    не
удовольствовался: молод был, охоч до всяких земных слабостей, да и здоровьем
недюжинным бог наградил - не падал от усталости после трудового дня в  депо.
Подрабатывать  грузчиком  на  родной  станции  было  как-то   неприлично   -
инженер-путеец как-никак, техническая  интеллигенция  и  все  такое  прочее.
Осмотревшись по сторонам и приладившись к  столичной  жизни,  Саша  перебрал
несколько видов побочного заработка и устроился в ночную смену оператором на
АЭС. Получалось вполне приемлемо - через двое на третьи сутки ночь не  спал,
зато имел почти в два раза больше, чем на путях, - с  учетом  "приварка"  за
счетчики.
   Вот там-то, на АЭС, Саша и познакомился с Ириной. Сами понимаете,  юность
- пора безрассудств и непредусмотренных  регламентом  развлечений.  Какой-то
очередной воздыхатель катал  девушку  по  ночной  столице,  зарулил  на  АЭС
заправиться, а затем, не удосужившись даже отъехать на приличное расстояние,
решил  на  скорую  руку  поскрипеть  задним  сиденьем  в  целях  заполучения
мимолетного оргазма. То ли данный товарищ сверх меры под градусом был, то ли
имел на сей счет свое особое мнение -  но  ситуацию  оценил  неверно,  сочтя
подругу готовой соучаствовать  в  кратковременно  потном  сплетении  тел  (а
духота имела место, июль месяц, небо в тучах -  вот-вот  дождь  хлынет).  Не
готова была подруга - до истошного визга и криков о помощи.
   Инженер-путеец,  в  душе  которого  Родина  и  ВЛКСМ  воспитали  активную
жизненную  позицию,  крики  услышал  и  поспешил  вмешаться.  Пришлось  того
эротомана изрядно потрепать: отвлеченный от своего упоительного занятия,  он
отнесся  к  Саше  не  очень  дружелюбно  и  вдобавок   попытался   навязчиво
демонстрировать  приемы  входящего  тогда  в  моду  карате.   В   результате
незадачливого каратиста доставили с некоторыми травмами в "Склиф",  а  Ирина
укатила домой на такси, в знак благодарности оставив Саше  визитку  -  будут
проблемы, обратись, родители сильненькие, могу быть полезна.
   Оправившись от травм, эротоман воспылал жаждой мести, навел справки  и  в
один  прекрасный  вечер,   пригласив   двоих   приятелей,   вновь   навестил
негостеприимную АЭС, желая  предметно  разобраться  с  дремучим  оператором,
ничего не понимающим  в  тонкостях  внезапного  сильного  чувства.  Оператор
разнообразием посетителей баловать не стал - вооружившись метлой на железной
ручке, ввалил всем по первое число и звякнул в милицию. Забирайте охальников
- недосуг мне тут с ними, клиентов отпускать надобно.
   А вот тут получился типичный диалектический дифферент на нос  (по  нашему
излюбленному гнуснейшему принципу "Закон  что  дышло...")  -  эротоман,  гад
ползучий, оказался из того же круга, что и Ирина, - папенька у него ходил  в
больших чинах.
   Притащили Сашу совместно с незадачливыми мстителями в отделение, посадили
в "обезьянник", а мстителей оставили снаружи и отнеслись к ним с  подобающим
сочувствием, как к пострадавшим гражданам. С подсказки  дежурного,  мстители
накатали заявления .на операторово злодеяние, в дежурной части  стремительно
возбудили уголовное дело по факту нанесения телесных повреждений и  потащили
парня в ИВС. А парень - не  дурак,  возьми  и  подпусти  слезу:  дайте  маме
позвонить, она как раз в гости из далекой Сибири  приехала,  остановилась  в
общаге и будет страшно убиваться, когда поутру не обнаружит горячо  любимого
сыночка.
   Ну, сами понимаете, там в отделении хоть  и  сатрапы,  но  не  совсем  же
конченые. Дали. А Саша накрутил номер Ирины и, величая ее Мамочкой (дежурный
рядом стоял, слушал), вполне подробно изложил, в какую историю угодил.
   Через сутки парня из ИВС выпустили: родители Ирины включились в процесс и
быстренько расставили все на  свои  места  -  диалектический  дифферент  был
ликвидирован. Правда, для вящего эффекта  (ну  никак  не  хотели  заниматься
большие товарищи каким-то плебеем с улицы!) дочке пришлось посвятить папу  с
мамой в печальные детали того приключения, с  которого,  собственно,  все  и
началось.  Кроме  того,  имелись  и  другие  мотивы  для   оглашения   таких
непристойностей - папенька  пострадавшего  был  силен,  требовались  хорошие
козыри в борьбе с его происками.
   Рядились с неделю - каждая сторона имела свои  рычаги  влияния  и  желала
победы. В конечном итоге эротоман уже и не рад был, что так  неосмотрительно
связался  с  оператором:  при  паритетном  раскладе   ему   "шили"   попытку
изнасилования - да не кого попало, а  дочери  тех  самых.  Однако,  как  это
принято в своем кругу, разошлись миром, изрядно попортив друг другу нервы  и
затаив в душе лютую злобу. Сашу, как героя, пригласили на званый ужин, и там
он неожиданно понравился  папе  -  прожженный  номенклатурщик  старой  школы
мгновенно рассмотрел в путейце перспективного товарища.
   -  Присмотрись  к  мальчишке,  -  подсказал  он  дочке.  -   Мальчишка-то
правильный, цельный. И предан, как собака, будет - с улицы взяла, подняла из
грязи...
   Нет, любви высокой там не было, не  надейтесь.  Ирина  папу  послушала  и
прис