авода, по очереди обозревая  через  двенадцатикратный  бинокль  подступы  к
объекту, лениво болтали  о  всякой  всячине  и  грелись  под  вялыми  лучами
неласкового уже осеннего солнца.
   В 10.30 прибыла боевая охрана Примака: полтора десятка серьезных  мужиков
на  трех  тачках,  экипированных  автоматами,  помповиками  и  еще  какой-то
дребеденью.  Мужики  грамотно  прочесали  окрестности  и  оперативно  заняли
удобные позиции, рассевшись парами в разнообразных природных  и  технических
сооружениях. Какой-то лохматый толстый дядька  с  косичкой  потоптался  пару
минут  на  пятачке  у  административного  корпуса  -  предполагаемом   месте
"стрелки", - поглазел по сторонам, прикладывая ладонь  козырьком  к  бровям,
довольно почесал задницу и, усевшись  в  "Тойоту",  уехал  прочь  -  за  ним
отвалили остальные машины.
   Дав круг по лесополосе, примыкавшей к заводу, мы с Вовкой приблизились  к
заранее облюбованному пролому в заборе  и  минут  пять  сидели  там,  изучая
особенности обстановки. Наиболее оптимальный вариант являла  собой  парочка,
разместившаяся в полуразвалившейся  беседке  у  складов:  тополиная  аллейка
надежно прикрывала ее от остальных  охранников  и  одновременно  давала  нам
возможность скрытно выдвинуться к месту проведения  акции,  от  которого  до
пролома было около двадцати метров.
   Крадучись, я успешно преодолел это  расстояние,  приблизился  вплотную  к
беседке и пару минут слушал, о чем переговаривается засада.
   Без четырех минут одиннадцать в беседке зашипела радиостанция и уверенный
голос сообщил: "Раз, раз, раз... Территория наша,  наша  территория,  все  в
ажуре, в ажуре... Едут. Всем соблюдать режим радиомолчания..."
   "Вай, молодцы!  Прямо  КГБ,  мать  вашу  так!"  -  мысленно  поздравил  я
руководителя боевой охраны и осторожно выглянул из-за бортика.  Клиенты  мои
удобно скрючились с обеих сторон от входа в беседку и внимательно  наблюдали
за пятачком у административного корпуса, абсолютно не интересуясь  тем,  что
творится у них в тылу. Сказали же - наша территория - ну и не хрена  глазеть
зря, внимание распылять!
   Белый дал мне баллончик с "Си-эс", но поскольку я  им  ранее  никогда  не
пользовался  и  не  знал  наверняка,  каковы  результаты  воздействия  этого
заморского чуда, то решил прибегнуть к старому дедовскому  способу  -  очень
простому и стопроцентно гарантированному:  перемахнул  через  бортик,  мягко
приземлился между охранниками и с маху навернул  им  кулаками  по  затылкам.
Мужики синхронно ткнулись носами в бортик и съехали ватными мешками  наземь.
Пульс у обоих присутствовал, а одному даже пришлось  добавить  в  челюсть  -
крепкий мужик оказался; вместо того,  чтобы  полноценно  утратить  сознание,
принялся сердито мычать и скрести ногтями по доскам.
   Махнув переживающему у пролома Кротовскому, я легко расшатал и  раздвинул
две полусгнившие доски в бортике беседки  и  принялся  аккуратно  заклеивать
пластырем рты пострадавшим.
   Вспотевший Вовка принес винтовку с прибамбасами и, передав ее мне, уселся
в  противоположном  конце  беседки:  в  его  задачу  входило  наблюдение  за
подступами во время проведения акции и охрана вырубленных мною мужиков.
   В 11.00 - секунда в секунду! - на пятачок возле административного корпуса
одновременно  въехали  "ГАЗ-24-10"  Белого  и   "Шевроле"   Примака,   ловко
развернулись и встали бортами друг к другу на удалении пятнадцати метров.
   В этот момент я закончил приспосабливать глушитель и удобно  изготовился,
положив винтовку цевьем на борт беседки, а затем начал выполнять дыхательное
упражнение, чтобы успокоиться и изгнать лишний адреналин.
   Мужики на пятачке уже вовсю общались. В соответствии  с  уговором  каждую
сторону представляли четыре человека: непосредственно бригадиры  и  по  трое
"быков",  которые  сейчас  скромно  скучали  в  машинах,  наверняка   поедая
взглядами противника (я со своей позиции выражений их глаз за стеклами  авто
различить не мог). О предмете "толковища" можно было только догадываться, но
уже к концу второй минуты диалога даже последний  дебил  сообразил  бы,  что
Примак всячески пытается вывести Белого из себя.
   Бригадир  Центрального  района  куражился  и  изгалялся,  нависая  этакой
мрачной глыбой над нашим невзрачным паханом - сутуловатый кряжистый  великан
с квадратными плечами и страшной мордой - рядом  с  ним  Белый  более  всего
напоминал запуганного первоклассника  с  предательски  дымящимся  чинариком,
отловленного физруком в школьном сортире.
   Не знаю, в курсе ли был Примак, что Белый запросто может одним  движением
сломать ему позвоночник, но вел он себя совсем не так, как  повел  бы  любой
нормальный мужик - давно бы уж вцепился хаму в рожу.
   А что же Белый? Пффф... Белый рассеянно улыбался и едва  шевелил  губами,
отвечая распоясавшемуся собеседнику. Окончательно обнаглев, Примак пару  раз
ткнул указательным пальцем в грудь оппонента, касаясь отворотов  его  плаща,
затем потыкал в сторону  "Волги"  и  тем  же  пальцем  указал  в  нескольких
направлениях, победно скривив и без того  несимметричную  рожу.  Ага  -  это
понятно и без озвучивания - хвалится, что вокруг сидит его боевая охрана и в
гробу он видал сопровождающих Белого "быков" - всех, мол, перещелкаем в  два
счета! Вот скотина! Неужели в детстве не учили, что тыкать пальцем нехорошо?
Да по рукам за это, по рукам!
   На этот выкидон Белый загадочно улыбнулся и полез руками в карманы плаща.
Резко отступив назад, Примак начал лапать у себя за  пазухой  -  три  дверцы
"Шевроле" распахнулись и из них  синхронно  вытаращились  квадратные  бритые
головы с черными зрачками  разнокалиберных  стволов.  Я  подвел  перекрестье
прицела под правый глаз бригадира Центрального района и выдавил  слабину  на
спусковом крючке - кто его знает,  насколько  высока  степень  эмоциональной
устойчивости этого придурка? Белый аккуратно извлек из карманов... стакан  и
трехсотграммовый пакет обезжиренных сливок. Ха-ха!
   Примак перестал лапать  за  пазухой,  опустил  руки  и  недоуменно  пожал
плечами. Три головы  со  стволами  медленно  исчезли  в  салоне.  "Шевроле",
тихонько притворив дверцы. Да уж - вот это  прикол!  А  всего-то  навсего  -
разволновался пенсионер, решил с горя молочный продукт употребить.
   Надорвав пакет зубами, наш бригадир налил в стакан сливок, что-то  сказал
и дружелюбно протянул  стакан  своему  визави.  Примак  что-то  пробурчал  и
досадливо дернул башкой - типа того: пей  быстрее,  старая  развалина,  дело
делать надобно.
   Белый спокойно выпил сливки, вылил остатки содержимого пакета  в  стакан,
опять выпил, пакет небрежно выкинул через плечо, а стакан поставил на правую
ладонь  и,  выставив  перед  собой,  позвонил  по  краю  два   раза   ногтем
указательного пальца левой руки.
   В этот момент я задержал вдох, словил стакан  на  перекрестье  прицела  и
плавно нажал на спусковой крючок.
   Шлеп! Эмвээшка и сама по себе при выстреле  издает  не  особенно  громкий
хлопок, а с глушаком получилось так, будто котенок пукнул.
   Непосвященный наверняка воспринял бы  как  фокус  то,  что  стакан  вдруг
самопроизвольно разлетелся вдребезги, но он всего лишь пару секунд  воплощал
собой картину немого изумления, затем  быстро  захлопнул  пасть  и  принялся
озабоченно озираться, втянув башку в плечи.
   Белый аккуратно ссыпал  на  землю  кусочки  стекол  разбитого  стакана  и
впервые за время беседы с самонадеянным оппонентом театрально развел руками,
поджал губы и многозначительно покачал головой.
   Ну вот и все - моя миссия завершена. Теперь Белый в три  минуты  морально
убьет Примака своей железной логикой и расставит все точки над "и" в спорных
вопросах.  А  я  могу  убираться  за  забор,  пребывая  в  уверенности,  что
использовать меня в качестве тихого киллера бригадир уже не сможет. Единожды
нарисовав всем специалиста, нечего  и  думать  о  том,  чтобы  поручать  ему
деликатные  акции  без  боязни  быть  обвиненным  в   организации   убийства
какого-нибудь неугодного сопредельщика. Не зря же они для таких дел нанимают
людей со стороны...

ГЛАВА 6

   - Глупости  это,  -  Белый  недовольно  нахмурился  и  осуждающе  покачал
головой. - Я тебе говорю - перебьется твоя бабка и так. И потом, если уж  на
то пошло: к матери-то ты ж не рвешься прокатиться?  Не  рвешься.  Что-то  ты
темнишь, мальчик!
   Ну  вот  -  спор  заканчивается  в  пользу  бригадира.  Все  он  учел   и
предвосхитил, все по полочкам разложил - кругом получается, что  нечего  мне
делать у бабки. Здесь  он  все  держит  под  контролем,  а  в  Константинове
отвечать за мою безопасность  не  может  -  вот  основной  лейтмотив  хорошо
аргументированного отказа на мою просьбу отпустить  меня  на  трое  суток  в
родной город.
   Я понуро опустил голову и тяжко вздохнул. Затем хотел еще раз  вздохнуть,
но передумал - как бы  не  переиграть.  Обмануть  бригадира  было  непросто:
огромный опыт работы с  людьми  в  совокупности  с  глубоким  интеллектом  и
звериное чутье - эти  качества  выделяли  его  из  обычного  разряда  людей,
которым можно навешать лапшу на уши.
   Белый принадлежал к тому  разряду  людей,  в  круг  которых  входили  мои
хорошие приятели: Али, Зелимхан Ахсалтаков и полковник Шведов. Но! Всех этих
ребят я в разное время заставил так или иначе  быть  мне  полезными.  Первых
двух перехитрил, а последнего в силу обстоятельств смог расположить  к  себе
чуть ли не против его воли. В моей работе самое важное  -  умение  предельно
точно регулировать степень необходимого усилия при  воздействии  на  объект.
Искусство чувствовать золотую середину...
   Конечно, Белый прав - бабка моя перебьется и  так.  Она  уже  десять  лет
перебивается, пока я учился, а затем мотался по необъятным просторам СНГ.  И
совсем не родственные чувства двигают мною в данный момент - ни к бабке,  ни
к матери, да вообще ни к кому на целом свете меня  не  тянет.  После  потери
Светланы весь этот мир мне глубоко безразличен. Мне нужны баксы,  спрятанные
в бабкиной квартире,  а  ехать  в  Константинов  самовольно  не  получается:
жизненный уклад группировки определяет строгую  подотчетность  каждого  шага
рядового члена бригады и жесткую зависимость от милости бригадира. А  потому
приходится ломать комедию.
   Итак, второй раз я не  вздыхаю  -  это  будет  перебор.  Нагнав  в  глаза
отчаяния, я поднимаю взгляд на бригадира и тихо, слегка запинаясь -  как  от
распирающей душевной боли - произношу дрожащими губами:
   - Бабка мне вместо  матери...  Она...  Она  из  последних  сил  тянулась,
старалась, чтобы у меня было все как у людей  (судорожный  глоток,  тоска  в
глазах). Не выдержит она, если узнает,  что  меня  убили...  А  так  -  хоть
какая-то светлая полоска у нее будет. И не расскажет она никому - вот  крест
вам (размашисто и истово осеняю свой живот крестным знамением - первый раз в
жизни. Получается вроде бы естественно). Не пустите - я сам... Если что-то с
бабкой случится - зачем тогда мне жить? Одна-единственная она у меня на всем
свете...
   По-моему,  получилось  довольно  сносно.  Несколько  секунд  Белый  остро
смотрел  мне  в  глаза  -  буравил  взглядом,  тиран  подозрительный,  затем
отвернулся к окну и смущенно крякнул. И показалось мне,  что  глаза  у  него
слегка увлажнились -  самую  малость.  Выдержав  паузу,  бригадир  отрывисто
бросил:
   - Ну, хрен с тобой. Езжай. Ежели нарисуешься - сам и  ответишь,  меня  не
приплетай. А то до СИЗО не доживешь, прямо в ИВС <ИВС - изолятор  временного
содержания.> тебя и похоронят. Усек?!
   - Усек, - я  благодарственно  прослезился  и  часто  покивал  головой.  -
Спасибо вам. И не беспокойтесь  -  со  мной  в  тылу  ничего  не  случается.
Специфика работы такая...
   В тот же вечер Вовка посадил меня на скорый поезд  и,  вручив  ритуальную
жареную курицу (постаралась дочь бригадира) с коньяком, туманно намекнул  на
необходимость соблюдать конспирацию - наверно, Белый его настропалил.  Очень
не-. двусмысленно послав своего кореша на детородный орган, я облобызался  с
ним, будто отправлялся в последний путь, - и погрузился в купе СВ,  где  уже
читал газету какой-то массивный  пенсионер  в  огромных  черепаховых  очках,
остро благоухающий хвойной эссенцией для ванн и мятными каплями.
   В Константинов я прибыл спустя сутки с небольшим и без особых приключений
- как и обещал бригадиру. Разумеется, можно было обернуться гораздо быстрее,
прибегнув к услугам  Аэрофлота,  но  я  еще  не  был  готов  к  тому,  чтобы
невозмутимо прошествовать через металлоискатель и пройти  походкой  пеликана
два десятка шагов  под  перекрестьем  изучающих  взглядов  линейных  ментов,
дежурящих в аэропорту. Может быть, через пару недель, когда я более привыкну
к своему новому имиджу и твердо поверю в придуманную легенду, это  покажется
мне мелочью, пустым страхом, а пока - ну их к лешему -  лучше  поездом.  Так
спокойнее.
   В процессе путешествия у меня,  как  и  у  других  пассажиров,  проверяли
документы - не потому,  что  искали  кого-то  конкретно,  а  из-за  какой-то
сволочи, взорвавшей последний  вагон  прошедшего  перед  нами  пассажирского
поезда. Проверяющий лишь мельком зыркнул  на  мой  паспорт,  затем  посвятил
секунду благоухающему эссенцией пенсионеру и двинулся далее -  мы  были  для
него малоинтересны. Искали "чехов" - судя по сплетням, это они пакостили  на
магистрали. Ну что ж, ребята - ищите себе, ищите...
   Родной  Константинов  меня  не  обрадовал.  Оказавшись  на  привокзальной
площади, я вместо томительно-радостной ностальгии, которой вроде бы положено
грызть душу при возвращении на круги своя после продолжительного отсутствия,
вдруг ощутил, что испытываю совсем иные чувства...  Чувства,  возникающие  у
диверсанта, высадившегося втихаря на вражьей территории. А может быть,  тому
способствовала погода: небо было затянуто  тяжелыми  дождевыми  облаками,  и
моросил нудный мелкий дождь, обещавший кончиться не скоро...
   Вероятность того, что за подступами к моему  родному  двору  до  сих  пор
ведется наблюдение, была ничтожно мала - в такой же степени, как и  то,  что
бабкин телефон стоит на прослушивании. Но  для  того,  чтобы  попасть  в  ее
квартиру, мне нужно было пройти от автобусной  остановки  триста  метров  по
людному проспекту, где каждый десятый мог оказаться знакомым, войти в арку и
прошагать пятьдесят метров по двору, в  котором  полторы  сотни  человек,  с
полным на то основанием, могли либо плюхнуться в обморок от удивления,  либо
изумленно завопить, свесившись с балкона: "Антоха, ты?! Не может быть!"
   В мои планы это никоим образом не вписывалось, поскольку Антоха - то бишь
Антон Иванов, официально перестал существовать шесть дней назад. Его  сильно
обугленный труп был найден утром 28  сентября  в  водопроводном  коллекторе,
неподалеку от ж/д вокзала города Батайска, что в Ростовской области.
   В том, что погибший именно Антон Иванов, не было никаких сомнений. На шее
трупа был обнаружен титановый медальон  с  личным  номером,  соответствующим
тому, под которым в реестрах Внутренних Войск до недавнего времени  числился
командир группы спецназа по  прозвищу  "Сыч".  Последующая  за  обнаружением
медальона идентификация,  проведенная  с  использованием  истории  болезней,
изъятой из архива армейского госпиталя, где этот самый  Иванов  неоднократно
валял дурака после ранений  и  лечил  зубы,  дала  однозначно  положительный
результат.
   Я не знаю, каким образом это удалось спецам, нанятым  приятелями  Белого,
но подозреваю, что добиться полной идентификации они могли двумя  способами:
либо подвергли ревизии мои истории болезней, либо... либо  отрихтовали  того
несчастного бомжа так, чтобы он по всем параметрам подходил под мою  личину.
Если имел место второй вариант, мне искренне  жаль  этого  парня,  поскольку
перед умерщвлением ему должны были: а) сломать и  срастить  пять  костей  на
руках и ногах;
   Б) соорудить дыру в верхней трети  левой  лопатки;  в)  вживить  в  спину
четыре спонтанно перемещающихся осколка; г) удалить мизинец на правой  ноге;
д) поставить семь коронок. И заметьте - все это  экстренное  медобслуживание
необходимо было произвести в рекордно короткий срок - максимум за неделю.
   -  Тебя  это  не  должно  волновать,  -  мудро  заметил  Белый,  когда  я
поинтересовался, каким образом обстряпали дело. - А стоит эта  услуга  мизер
по нашим временам - 15 штук баксов.
   - Это что, человеческая жизнь оценивается в 15 штук? - удивился я.
   - Ну что ты! - в свою очередь, удивился Белый. - Это же бомж! Бомж ничего
не стоит. Оценивается только работа специалистов...
   Таким образом, по определению  эксперта,  Антон  Иванов  умер  во  второй
половине дня 26 сентября от обширного ожога и уже спустя  менее  двух  суток
труп его был обнаружен сотрудниками Батайского ЛОМ <ЛОМ - линейное отделение
милиции на ж/д.> - похвальная оперативность...
   В моем нагрудном кармане покоился паспорт с  зеленогорской  пропиской  на
имя Олега Владимировича Шаца, уроженца города Копейска,  водительские  права
категории АВС на то же имя и  удостоверение  заместителя  начальника  службы
безопасности  частного  отеля  Нортумберленд   (до   1994   года   гостиница
"Космос")...
   Итак, ждать темноты было не в кайф, идти домой по светлому не  стоило,  а
повидаться с бабусей мне нужно было во что бы то  ни  стало.  Добравшись  до
Центрального парка, я выбрал таксофон,  расположенный  подальше  от  людской
толчеи, и накрутил бабкин номер, а когда она взяла  трубку,  сообщил  тонким
гнусавым голосом: "Уважаемая Нина Константиновна! Ваша посылка,  которую  вы
отправили дочери, пришла назад  -  неточно  адрес  указали.  Подъезжайте  на
Центральный поч/ амт, разберемся..."
   Спустя минут сорок я аккуратно вычленил из толпы озабоченно  семенящую  к
почтамту Нину Константиновну и нежно повлек ее  в  глубь  парка,  по  дороге
проводя разъяснительную работу,  которая  особого  успеха  не  имела:  через
каждые шесть с половиной секунд бабуся  радостно  всхлипывала  и  порывалась
меня обнять, взволнованно причитая и крестясь за мое  чудесное  воскрешение.
Оставалось лишь уповать на отсутствие слежки  -  в  противном  случае  я  бы
надежно и качественно засветился.
   Уверив свою вторую мать в том, что жив и пока  помирать  не  планирую,  я
тщательно проинструктировал ее о  порядке  предстоящих  действий  и  отослал
домой - для этого мне пришлось очень  шустро  удирать  по  аллее,  поскольку
бабуля ни за что не желала расставаться со мной так быстро.
   Спустя полтора часа я без  осложнений  получил  на  том  же  самом  месте
старенькую жилетку из нейлона - память о британском  журналисте  и  классном
мужике Тэде, дай Бог ему здоровья. Жилетка хранила  аккуратно  вшитые  между
синтепоновых прокладок баксы Абдуллы и безболезненно провисела на вешалке  в
прихожей три месяца. Никто не счел целесообразным на нее  покуситься,  хотя,
судя по информации Нины Константиновны, после  моего  ареста  приходили  два
шустрых мужика с красными ксивами, но без  понятых,  и  чего-то  старательно
искали - всю квартиру вверх дном перевернули.
   Расцеловав бабку, я надел жилетку под куртку и стал прощаться, соврав для
пресечения  стенаний,  что  приеду   вновь   через   неделю,   и,   повторно
проинструктировав свою кормилицу по поводу режима  молчания,  удрал  вон  из
парка, оставив ее стоять  посреди  аллеи  с  горестно  опущенными  руками  и
слезами на глазах.
   Оставалось полтора часа до отправления подходящего поезда, и  до  отъезда
мне нужно было нанести еще один визит... Три месяца назад я  похоронил  прах
Светланки под обелиском, установленным в память о павших на чеченской  войне
на набережной в центре города...
   Тогда я туго соображал из-за обрушившейся на  меня  беды  и  был  изрядно
пьян, и потому, закопав глухой ночью узелок с  пеплом  под  плиту  обелиска,
решил во что бы то ни стало произвести  прощальный  салют.  Так  положено  -
к