от, значит, куда  залез
маленький Рашид - и ясно теперь, что у него за оптика.  Однако  хер  вам  по
всей морде, дорогие! Вот он - спуск! Сейчас проскочу петлю над обрывом  -  и
до свидания!
   Прижавшись вплотную к обрыву, я мельком глянул вниз,  в  клокочущие  воды
Терека, и чуть прибавил скорость, выходя из виража.
   Тю-ю-ю-ю-ю... - опять противно запела мина, только на этот раз разрыва  я
не  услышал.  Показалось,  что  кто-то  изнутри  изо  всех  сил  надавил  на
барабанные перепонки: в голове вдруг страшно зазвенело,  сознание  мгновенно
свернулось в коллапс, отказываясь воспринимать окружающую  действительность.
Машину швырнуло влево, ударило об острый каменистый край обрыва,  перевалило
за него - и ощущение тяжести мгновенно пропало. Невесомость...
   Последнее, что успел зафиксировать мой агонизирующий мозг,  было  чувство
безразмерного удивления. Так вот ты какая - смерть! Беззвучная и  невесомая,
как космос...

Часть II
ПОСРЕДНИК

Глава 1

   Поздняя  осень  на  высокогорье  -  самая  мерзопакостная  пора  из  всех
имеющихся в наличии времен года. Двадцать четыре  часа  в  сутки  живописные
альпийские лужайки, расположенные по  склонам  вокруг  усадьбы  Хашмукаевых,
погружены в молочно-белый кисель тумана, практически  ощутимый  на  ощупь  и
холодный, как абсолютный нуль. Хотя нет, я неверно  выразился:  сейчас  они,
эти самые лужайки, не выглядят живописными - из-за  проклятого  хронического
тумана влажность воздуха настолько велика, что в обозримой  видимости  царят
вечная слякоть, грязь и уныние.
   Дожди здесь не идут. Неоткуда им идти: облака - вот они, как раз  и  есть
тот самый молочно-белый кисель, намертво застывший  на  лужайках  и  мрачной
ледяной субстанцией заползающий в мой насквозь пропитанный влагой  организм.
Бр-р-р-р... И как там в Лондоне всякие Шерлоки с сэрами Уилфредами не сгнили
на корню от такой погоды? Я вот, чувствую,  еще  пара  недель  -  и  заплету
ласты, ну не Ихтиандр я...
   С огромными усилиями натянув шланг на  кран,  берусь  за  одну  из  ручек
допотопного водяного насоса и начинаю качать. Вода лениво булькает в  шланге
и медленными толчками выплескивается в огромную ржавую бочку,  установленную
на козлах. Родник находится метрах в пятидесяти ниже по склону,  от  него  в
усадьбу ползет замысловатое сооружение из разнокалиберных труб,  сработанное
в незапамятные времена еще прадедом Султана Хашмукаева. Ягодицы мои тоскливо
сжимаются  от  мрачного  предчувствия.  Если  буду  качать  такими  темпами,
наверняка управлюсь аккурат к наступлению темноты. Надо поднажать, а  то  не
успею убрать с пятачка  за  домом  последствия  дневной  мясозаготовительной
деятельности хозяев. А это чревато.
   Сегодня был забойный день. Резали овнов, снимали шкуры,  а  овечьи  трупы
готовили к транспортировке в долину:  тщательно  потрошили  и  укладывали  в
тентованный "ГАЗ-66". Гонять скот живьем Хашмукаевы уже давненько завязали -
нерентабельное это предприятие. Живой баран стоит дешевле, нежели взятые  по
отдельности мясо и шкура. Гораздо  выгоднее  постоять  три  дня  на  базаре,
продавая  баранину  килограммами,  чем   сразу   сдать   оптом   все   стадо
какому-нибудь закупщику.
   Я в процедуре забоя участия не принимал, потому  как  являюсь  инвалидом:
моя правая рука сломана и пребывает в самодельном лубке. Да  и  не  нравятся
мне такие мероприятия - они у меня вызывают нездоровые ассоциации, связанные
с основным родом жизнедеятельности в недалеком  прошлом.  Сейчас  мне  нужно
по-быстрому  закачать  воду  в  бочку  и   аннулировать   кровавый   бардак,
образовавшийся на заднем дворе после бойни. Если  не  успею  до  наступления
темноты, Султан будет пороть нагайкой, а у меня еще с прошлою раза рубцы  на
жопе не зажили, чешутся и  зудят.  В  это  время  года  здесь  каждая  ранка
заживает втрое дольше, чем обычно, - Лондон ичкерский, мать его ети!
   Предвкушение неминуемой порки подстегивает сознание и обостряет ощущения:
солнца из-за тумана не видно, по я чувствую, что  вот-вот  начнут  сгущаться
сумерки. Проклятая бочка заполнена всего па треть,  и  в  обозримом  будущем
прогресс не предвидится - чудес здесь не бывает.  Эх,  мне  бы  руку!  Двумя
руками качать легче - уцепился за  оба  рычага  и  наяривай  себе  в  разные
стороны. В принципе я бы мог задействовать свою зажатую  в  лубок  правую  -
чувствую, что кость предплечья более-менее срослась, еще недельку,  и  можно
снимать шипы. Но за мной пристально наблюдает часовой: хозяйская дочь Лейла,
вооруженная карабином. Вот  она,  сидит  на  лавке,  привалившись  спиной  к
ограде, и скучающе лупит на меня свои огромные черные глазища. Эй,  где  мои
семнадцать лет! Вот достанется кому-то  красавица:  умница,  хозяйка,  каких
поискать, и...  и  с  двадцати  шагов  попадает  навскидку  из  карабина  по
подброшенной в воздух бутылке. Они тут все стреляют на  звук  с  завязанными
глазами, это, если хотите, национальная  особенность.  Потому  что  те,  кто
данной особенностью не обладает в полной мере, здесь долго не живут. Климат,
что ли, такой...
   Лейле нет еще и одиннадцати, и рассчитывать на женскую симпатггю  к  моей
скромной персоне нет смысла, к тому же я неверный - существо для мусульманки
низшего   разряда   -   и,   ко   всему    прочему,    существо    кудлатое,
бородато-нечесаное, перемазанное в грязи и  смердящее  потом.  Мразь,  одним
словом. А потому своенравная девчонка, заметив,  что  я  манипулирую  обеими
руками, немедленно настучит об этом отцу. Тогда опять будут ломать -  а  эта
процедура у меня отчего-то не вызывает буйного восторга. Ну не  мазохист  я,
увы! С другой стороны, жопа тоже не железная - она отказывается воспринимать
нагайку как фатальную неизбежность бытия. Но порка - это все же  боль  иного
порядка. А вообще, можно попробовать решить проблему несколько иначе  -  все
зависит от настроения моей маленькой надзирательницы.
   - Лилька! Покачала бы, а?  -  вкрадчиво  прошу  я,  скорчив  предсмертную
гримасу, способную разжалобить, наверно, и  бойца  расстрельной  команды  на
центральной площади Грозного. - Не успеваю я!  Султан  опять  пороть  будет.
Потом задница будет болеть неделю - а когда она у меня болит, башка ни черта
не соображает... Слыхала поговорку: голова болит - жопе легче?
   Лейла   некоторое   время    размышляет.    Дополнительные    разъяснения
произнесенной мною идиомы не требуются: мой часовой прекрасно понимает, что,
если "башка ни черта не соображает", ни о каких упражнениях не может быть  и
речи. Ей страшно не хочется делать мою  работу,  но  она  некоторым  образом
зависит от меня: я учу это чудо природы английскому. Девчонка  не  по  годам
смышленая, все схватывает на лету и испытывает не по-детски  острое  желание
выбиться в люди. Тлетворное влияние телевидения проникло и  в  этот  забытый
Аллахом уголок Ичкерии - Лейла желает стать переводчицей и  жить  в  большом
городе, где много людей, машин, красивых вещей и вообще - много всего  того,
чего нет на пастбище.
   Отец не препятствует нашим упражнениям, он даже не высказывает  удивления
по поводу того, что такое ничтожество,  как  я,  знает  английский.  У  него
единственное требование: между нами должна соблюдаться дистанция  не  менее,
чем в пять метров. Дистанция соблюдается...
   - Атэц увидит - ругат будит, - хитро щурится Лейла. -  Тогда  точна  жопа
надират будит.
   - Не увидит. Они сегодня вообще не выйдут -  там  работы  невпроворот,  -
убедительно  обещаю  я.  Султан  с  сыном  производят  в  здоровенном  сарае
первичную обработку бараньих шкур: сортируют, солят и аккуратно укладывают в
кипы. Они будут заняты этим до наступления темноты  -  работы  действительно
много.
   - Ладно, - сокрушенно вздохнув, соглашается Лейла. - Иды, убирай.  Каждый
тры минут - я тэбэ чтоб видел. Если атэц прищол - ты толка что ущол. Поньял?
   - Понял! - Схватив лопату, я, бряцая цепями, стремительно семеню за  дом,
пока Лейла не передумала. На  заднем  дворе  -  апофеоз  мясозаготовительной
драмы, работы непочатый край. А пока я буду  ползать  здесь  среди  бараньих
внутренностей,  отгоняя  обожравшихся,   а   потому   временно   добродушных
кавказских овчарок, давайте познакомимся.
   Разрешите представиться... Нет-нет, не надо думать, что у меня от тяжелых
испытаний окончательно прохудился чердак! Я в курсе, что вы в курсе, что я -
Антон Иванов по прозвищу Сыч (он же Олег Шац, он  же  Фома  -  по  последней
акции), бывший офицер спецназа ВВ МВД РФ, бывший  командир  летучего  отряда
санитаров ЗОНЫ...
   Разрешите представиться в несколько иной ипостаси: я раб. Это  не  амплуа
актера драмтеатра и не роль в  кино.  Я  самый  настоящий  раб,  без  всяких
условностей и  недомолвок.  И  уже  практически  свыкся  со  своим  странным
положением. Странным потому, что эта фантасмагория  происходит  вовсе  не  в
затерянной среди джунглей африканской стране с банановым уклоном и не  в  ту
далекую  эпоху,  когда,  следуя   хрестоматийным   примерам,   рабство   еще
закономерно не преобразовалось в более передовой строй.
   Я раб  в  Российской  Федерации  -  прогрессивном  правовом  государстве,
которое стремительно мчится к всеобщему процветанию  и  собирается  на  днях
вломиться в двадцать первый век.
   Я сплю в крохотном сарайчике без окон,  который  на  ночь  запирается  на
огромный амбарный замок, двадцать  четыре  часа  в  сутки  таскаю  на  ногах
тяжеленные кандалы, что не позволяют широко шагнуть,  -  перемещаться  можно
лишь мелкими шажками враскоряку, - и ношу правую руку в лубке на перевязи: в
последний раз славный дядька Султан сломал мне предплечье  чуть  более  двух
недель назад. Это дополнительные меры предосторожности:  в  кандалах  и  без
правой руки я не так опасен и не могу удрать. Если хозяину  кажется,  что  я
работаю не в полную силу, меня секут витой из  бычьей  кожи  нагайкой,  а  в
случае серьезной провинности могут и пристрелить, как взбесившуюся собаку.
   Мои    хозяева    имеют    двойное    гражданство     и     дореформенные
серпасто-молоткастые  паспорта.  Они  являются  одновременно   полноправными
гражданами Ичкерии и России, в которых, насколько я знаю,  рабовладельческий
строй пока официального статуса не имеет.
   Ну-ка, откройте нашу распрекрасную Конституцию и найдите там что-нибудь о
рабстве. Честно говоря, я за последний год несколько отстал от  политических
нововведений и не в курсе, что там есть по этому поводу. Может, пока  я  там
себе отстреливал караваны в ЗОНЕ, в нашем Основном  Законе  появился  свежий
пунктик?! Типа: "...Гражданам РФ, которые одновременно  являются  ичкерскими
подданными, разрешается за особые заслуги перед обществом  брать  в  рабство
других граждан РФ,  которые  чеченцами  не  являются..."  -  а  в  скобочках
пометка:  деяние  сие  предусмотрено  по  отношению  к  неичкерцам  лишь   в
исключительных случаях: в наказание за скверные манеры и преступное  наличие
лишней кожи на детородном органе. Так что,  есть  там  нечто  подобное,  или
как?! Меня в настоящий момент данный вопрос ужас как интересует - надо будет
посмотреть брошюрки, когда выберусь отсюда. Если выберусь...
   В принципе хозяева мои - неплохие ребята. Они не  виноваты,  что  в  этой
части Федерации рабство неофициально возведено в ранг системы. Хашмукаевы из
поколения в поколение занимаются животноводством и постоянно живут на отшибе
от основной массы сограждан - на высокогорном пастбище. В семье  всего  двое
мужиков, поэтому лишняя пара... нет, не так - лишняя рука, им очень  кстати.
Дело тут не в них, а во мне...
   Народная мудрость утверждает, что беда не приходит одна. А  еще  говорят,
что жизнь зачастую полосата, что ваша зебра (один раз Лейла увидела зебру по
телевизору и спросила меня, зачем тамошние хулиганы покрасили ишака - я  так
и не сумел толком объяснить).  А  полосы  бывают  черными  и  белыми  -  как
положено. Вот ваш покорный слуга как раз и угодил в одну  из  черных  полос:
неприятности следуют одна за другой, без  видимого  просвета.  Сначала  меня
угораздило согласиться на в высшей степени авантюрное предложение  зубастого
ичкерского  волка  Зелимхана  Ахсалтакова.  Затем  идеологический  диверсант
Братский (ЦН, по всей видимости) сдал меня с командой с потрохами  все  тому
же дяде Зелу  -  не  сумели  мы  раскусить  хитрую  подсадку.  После  этого,
буквально за считанные секунды до чудесного избавления,  ловкие  минометчики
Рашида накрыли нашу тачку, которая звезданулась с пятнадцатиметрового обрыва
в Терек. И - вот ведь досада! - даже умереть как следует не посчастливилось!
Отдыхал бы сейчас в аду - и никаких тебе проблем. Так нет же, не пожелал мой
железный организм прилежно утонуть в мутных водах пограничной реки!
   Каким образом меня вышвырнуло из машины, я не помню,  поскольку  сознание
утратил еще в самом начале падения "Ми-цубиси" с обрыва. Судя по  показаниям
очевидцев - то бишь самих же Хашмукаевых, -  они  отловили  мое  бездыханное
тело километрах в пяти ниже по течению от того  местечка,  где  нас  накрыла
последняя мина. Отловили и притащили  к  себе  на  пастбище,  где  принялись
активно выхаживать, как горячо любимого родственника. А  когда  я  некоторым
образом пошел на поправку, мне объявили, что отныне я - раб.  И  как  только
встану на ноги, начну прилежно  вкалывать  с  утра  до  вечера  -  во  благо
процветания хозяйства Хашмукаевых. Таким образом, мне не повезло в последний
раз - круг злоключений замкнулся.
   Надо  признаться,  что  теперешним  своим  бедственным  положением  я   в
некоторой степени обязан своим скверным манерам. Кандалы на меня  надели  не
сразу, да и руку ломать вот так вот с ходу никто не посчитал нужным. Лежал я
себе, лежал - заживал помаленьку, а как только почувствовал, что в состоянии
передвигаться, решил тихо покинуть своих  благодетелей.  Уж  больно  мне  не
понравилась формулировка моего нынешнего статуса  и  особенно  необходимость
вкалывать с утра до вечера. За годы службы в войсках я обзавелся страшным  и
неизлечимым недугом, который, правда, не числится  ни  в  одном  медицинском
справочнике, но прекрасно  знаком  каждому  офицеру  и  обзывается  примерно
следующим образом: "Стойкое отвращение к физическому труду". Так что  можете
себе представить, в  какое  уныние  меня  ввергла  перспектива,  расписанная
главой рода Хашмукаевых.
   Когда мне показалось, что мой организм восстановился, я,  улучив  удобный
момент, звезданул по кумполу главу семьи (сын в тот день ездил в  долину  по
делам) и удрал. Шанс выбраться из республики был вполне реальный: продукты я
накопил   заранее   и   прихватил   с   собой,   географию   этой    славной
рабовладельческой державы знаю получше многих ее коренных жителей, а в горах
могу жить неопределенно долго - я человек ЗОНЫ.  Однако,  как  оказалось,  я
здорово переоценил свои силы. Попутешествовав три часа,  наглотался  свежего
воздуха, устал от непривычной нагрузки и уснул под первым попавшимся кустом,
как насосавшийся молока беби. И вскоре  был  схвачен  поднятыми  по  тревоге
людьми Рустема - старшего зятя Хашмукаевых, у которого в  предгорье  имеется
целый отряд головорезов. Вот так.  Если  вы  расскажете  об  этом  курьезном
фактике кому-нибудь из моих прежних сослуживцев, вам без "базара" накатят  в
репу - за попытку профанации боевого братства. Никто не поверит, что бывшего
офицера спецназа повязали в горах только из-за того, что он тривиально уснул
и не услышал подкрадывающегося врага. Так не бывает...
   Так вот, вернули меня обратно и стали соображать, что же со мной  делать.
Сообразили. Сначала заклепали в кандалы, затем положили правую руку  на  два
полена и аккуратненько жахнули ломиком по предплечью.  И  тут  же  заботливо
наложили шины. А правая рука, между прочим, у  меня  до  того  момента  была
це-лехонька: при падении в Терек я сломал себе в двух местах челюсть,  левую
голень, четыре ребра и зверски ободрал череп - места живого не было.
   - Нага нудьжн - хадыт, работат. Цэп надэл - никуда, на  фуй,  нэ  убигал,
бляд. Левий рука - работат - хватит. А  бэз  правий  -  сабсэм  спакойный  -
инвалит... - так объяснил свои действия глава семьи, Султан Хашмукаев.
   Я тогда думал, что это возмездие за нанесение удара по  вельможной  башке
хозяина и вообще временная мера. Но  спустя  три  недели  эти  ребята  сняли
лубок, ощупали сросшуюся кость  и,  спеленав  меня  наподобие  психбольного,
вновь аккуратно ее поломали. И тут же заботливо наложили шины. Признаюсь,  я
тогда  тихо  плакал  у  себя  в  сарае  -  от  сознания  своего  бессилия  и
безысходности. Скоро три недели с  момента  вторичного  перелома  истекут  -
наверно, опять  будут  ломать.  Чувствую,  что  кость  срослась,  и  страшно
надеюсь, что эти славные ребята как-нибудь между  делом  забудут  произвести
эту варварскую процедуру. Тогда можно попытаться удрать еще разок - теперь я
значительно крепче и не  усну  под  первым  попавшимся  кустом.  А  если  не
забудут... Черт его знает, что тогда  будет.  Без  правой  руки,  да  еще  в
тяжеленных кандалах, человек совершенно беспомощен -  будь  он  хоть  трижды
Стив Сигал в  квадрате  или  внучатый  племянник  Терминатора.  Вы  в  таком
состоянии даже от  цепей  не  сможете  освободиться:  неудобно  одной  рукой
держать зубило и этой же рукой бить молотком,  расшпиливая  заклепки.  Да  и
проблематично раздобыть это самое зубило в хозяйстве  Султана:  этот  скряга
все инструменты  прячет  в  кладовой,  на  дверях  которой  постоянно  висит
огромный замок - типа  того,  что  в  ночное  время  охраняет  меня  в  моей
маленькой светелке...
   Сумерки постепенно сгущаются.  Я  собрал  все  потроха  и  стаскал  их  в
жестяной контейнер - завтра сын хозяина Беслан вывезет отходы к  пропасти  и
выбросит вместе с контейнером. Теперь  мне  нужно  отмыть  дочиста  мощенный
булыжниками пол заднего двора - это самая трудоемкая часть процесса  уборки.
Я стараюсь двигаться попроворнее и подключаю правую руку -  благо  Лейла  не
видит из-за дома, но все равно чувствую, что не  успеваю.  Ягодицы  тоскливо
вздрагивают в предвкушении наказания - мне кажется, что они живут  отдельной
жизнью  и  настойчиво  посылают  в  мозг  отчаянные  сигналы,   адресованные
остальному организму: "Работай живее, сволочь!  Ты  что,  опять  хочешь  нас
подставить?!"
   Из большого сарая, где трудятся Султан с сыном, доносится шум перебранки,
непредусмотренной основными канонами шариата. У нас,  славян,  такое  вполне
возможно: сыны с  отцами  не  только  ругаются,  но  порой  и  дерутся,  аки
заправские гладиаторы - пока один другого не заколбасит к чертовой матери. А
у горцев такого не бывает: слово главы семьи -  закон  для  всех  остальных.
Неповиновение  карается  жесточайшим  образом.  Отец  может  убить  сына  за
ослушание - ни один шариатский суд не осудит его за такое варварское, на наш
взгляд, деяние. Поэтому стать невольным свидетелем обоюдного конфликта между
отцом и сыном - неслыханная удача, раритет, я бы сказал.
   Я настораживаюсь и невольно прислушиваюсь, хотя особого удивления  данная
ситуация у меня уже не вызывает - привык. В отличие  от  общепринятых  норм,
это не первый конфликт в семействе Хашмукаевых -  за  последние  две  недели
отношения между сыном и отцом обострились до чрезвычайности. Беслан, того  и
гляди, плюнет на шариатские устои и отчебучит что-нибудь непредсказуемое, не
вписывающееся ни в какие рамки. Я бы на его месте уже давно  перестрелял  бы
тут всех за такие дела, а он, бедолага, терпит еще,  только  пытается  робко
протестовать.
   Подоплека сложившейся ситуации затейлива  и  трагична,  как  замысловатая
пьеса суицидопредрасположенного  драматурга-авангардиста.  Естественно,  мне
никто ничего не рассказывал, но я уже два месяца живу здесь и  по  отдельным
фразам, недомолвкам и стремительно портящимся отношениям между членами семьи
давно  все  понял  и  сделал  соответствующие  выводы.  Здесь  никто  и   не
п