спрашивая у меня разрешения. А  я  не  возмущаюсь  -  не  придаю  особого
значения, потому как мне сейчас недосуг бороться с нежелательными  астралами
какого бы то ни было окраса.
   Снаружи раздаются  нечастые  ружейные  выстрелы  и  экономные  автоматные
очереди. Ребятишки стараются лупить поверх хибары: в оконные проемы залетело
несколько пуль, судя по  всему  -  случайных.  Это  значит,  что  ребятишки,
несмотря ни на что, все еще надеются застать своего предводителя в  живых  и
боятся хоть как-то повредить ему.
   Это хорошо -  мне  легче.  Хотя  надо  отметить,  что  в  теории  огневой
подготовки ребятишки явные профаны. Насквозь отсыревшие  силикатные  кирпичи
хорошо поглощают пули даже калибра 5, 45 - рикошет здесь незначительный.  Ну
да ладно, пусть развлекаются. Мне надо поспешать - не до теорий сейчас. Надо
позаботиться о себе: надежда на то, что какой-нибудь  бдительный  милиционер
услышит выстрелы и примчится разбираться,  отсутствует  начисто.  Во-первых,
бдительных сейчас очень мало - надбавку за бдительность не платят. Во-вторых
- стрельбище здесь как-никак. А на стрельбище положено стрелять.
   Сняв с СС окровавленную кожаную куртку, напяливаю ее на себя. Затем ползу
к дверному проему, поддеваю стволом автомата валяющийся  снаружи  чемодан  с
деньгами и затаскиваю его в хибару. Три пачки стодолларовых купюр на  всякий
случай прячу во внутренний карман куртки,  хотя  в  настоящий  момент  можно
отдать какой-нибудь фрагмент организма на  отсечение,  что  деньги  мне  уже
никогда не понадобятся.
   Возвращаюсь  к  СС.  С  полминуты  пытливо   всматриваюсь   в   очертания
изуродованного черепа и прислушиваюсь к стрельбе, доносящейся  снаружи.  То,
что я собираюсь  сделать,  идет  вразрез  со  всеми  нормами  цивилизованной
морали. Ни один положительный герой так поступать не должен даже перед лицом
неизбежной смерти. Но я не герой - и тем более не положительный. Я пес войны
- под цивильной оболочкой скрывается оскал затравленного зверя, готового  на
любые мерзости ради спасения собственной жизни. Извини, парень,  -  не  вижу
другого выхода. Больно у тебя тату приметная. Сразу бросается в глаза  и  не
вызывает сомнения в принадлежности, даже при наличии размозженного черепа.
   Рванув ворот рубахи СС,  я  делаю  тесаком  круговой  надрез  по  границе
воротниковой  зоны.  Кончик  лезвия  затупился  от  моего   землекопства   -
приходится  сильно  нажимать,  чуть  ли  не  пилить  сопротивляющуюся  кожу.
Закончив резать, снимаю кожу чулком, выворачиваю ее и прислушиваюсь к  своим
ощущениям. Читал я, читал господ  Купера  и  Рида.  И  о  скальпах  знаю  не
понаслышке - на чеченской войне приходилось  неоднократно  видеть,  в  каком
состоянии оставляли "духи" тела наших пацанов, угодивших к ним  в  плен.  Но
сам таким образом развлекаюсь впервые. И знаете - ничего. Угрызения  совести
отсутствуют, нет всепоглощающего желания забиться  в  истерическом  припадке
или сотворить еще что-нибудь в подобном роде. Я знаю, что  это  ненормально.
Знаю, что аномалия. Но! Этот ублюдок без всякой необходимости убил ни в  чем
не повинного мальчишку, прекрасно зная, что не ответит за это. А до этого он
убил и запытал насмерть не один десяток человек. Он вне человечьих  законов,
он - зверь. А я охотник. Всю свою сознательную жизнь я  охотился  за  таким,
как СС. Правда, сегодня произошло недоразумение - звери  обложили  охотника.
Сейчас мне нужен кусочек звериной шкурки, чтобы подобающим образом встретить
приближающуюся волчью стаю...  Натянув  кожу  на  голову,  я  прячу  неровно
торчащие концы под воротник куртки и застегиваю "молнию". Запах чужой  крови
уже не сводит  меня  с  ума  -  за  полчаса  я  пропитался  им  насквозь,  я
адаптировался к безликому присутствию СМЕРТИ. Смотрю в тускло  отсвечивающее
лезвие тесака - татуировка на месте. Проблемы с дырами. Почему-то на СС  его
кожа сидела упруго и вполне прилично, а на мне висит безобразной маской -  и
дыры растянулись, как в омоновской вязаной шапке с отверстиями. Ну да это не
беда - мы морду спрячем. Нам только тату пацанам показать - и всех делов.
   Уложив СС в могилу, лихорадочно засыпаю ее землей и некоторое время ерзаю
сверху задницей -  утрамбовываю.  Выстрелы  все  ближе  -  у  меня  остались
считанные секунды. Кладу Дюху на могилу, лицом вниз, левую руку отставляю  в
сторону - ты будешь моим прикрытием. Затем подтаскиваю Марата к самому входу
- пусть хлопцы сразу займутся своим предводителем, незачем им  запинаться  о
тела рядовых пацанов. Вновь смотрюсь в лезвие тесака -  поправляю  сбившуюся
от работы липкую "маску" и качу к входу зиловскую покрышку. Это -  изюминка.
Извини, Марат, придется по тебе проехать,  тяжела  покрышка.  Сильно  толкаю
покрышку наружу - она несколько  раз  подпрыгивает  с  пригорка,  катится  и
вскоре  благополучно  падает  в  траншею.   Получилось.   Снаружи   слышатся
недоуменные крики и улюлюканье  -  кажется,  "быков"  мой  демарш  несколько
озаботил и смутил.
   Все - работа закончена, можно  и  отдохнуть.  Пистолет  Марата  кладу  за
пазуху, прячу в рукаве тесак СС, ложусь рядом с мертвым  Дюхой  и  засовываю
голову под его руку, натягивая на себя полу расстегнутой  куртки  бандита  -
так, чтобы только шея с татуировкой была видна. Со стороны кажется,  что  мы
умерли, как братья, - рухнули наземь в боевом  объятии.  Нет,  я  мог  бы  и
просто так  полежать,  но  увы  -  дыры.  Нехорошо  смотрятся.  Да  и  парок
вырывается при дыхании - чай, не май месяц. А это неприлично - у  нормальных
трупов парок вырываться не должен.  Так  что  Дюха  -  это  двоякая  выгода.
Спасибо, братан, я тебе свечку потом поставлю. Если это "потом" состоится. А
пока -  тихо.  Начинаем  выгонять  лишний  кислород  из  системы,  сокращать
количество вдохов, чтобы казаться полноценным трупом.
   Короткий вдох-выдох на восемь счетов.  Раз,  два,  три,  четыре...  Очень
надеюсь, что  пацаны  не  смотрели  "Молчание  ягнят".  Они  все  молоды,  а
"Молчание" - классика. Классику пацанам смотреть недосуг, им бы что покруче.
Так что очень надеюсь - не станут они припоминать выкрутасы доктора  Лестера
и проводить неуместные аналогии.
   Короткий вдох-выдох на десять счетов. Раз, два, три, четыре... В какой-то
момент мне вдруг действительно хочется умереть - не понарошку. Чтобы  пацаны
ворвались в избушку, а там - одни трупы. Всем проще. Им не надо искать,  мне
- изощряться в неимоверных усилиях на грани психического помешательства.
   Короткий вдох-выдох на двенадцать счетов. Раз, два, три...
   - Ка... Калина,  смотри!  -  слышится  как  будто  откуда-то  со  стороны
истерический  взвизг,  более  похожий  на  женский  вопль,  нежели  на  крик
разгневанного мужчины. - Смотри - он... он тут их всех...
   Какие-то несвязные крики в хоровом исполнении, топот множества ног, затем
полный ярости вопль Калины:
   - Бегом! Бегом, бля!!! Давай все - вдоль траншеи. Бегом, бля! Робот -  со
своей бригадой жмите к тачкам, объедете с той стороны, встанете. Не дай боже
уйдет - лично всех обижу. Бегом!
   - Скажи пацанам, чтобы не палили туда - а то мы там встанем, а они начнут
шмалять, - пытается выговорить условия незримый Робот.
   - Бегом, я сказал!!! -  страшным  голосом  кричит  большой  -  топот  ног
удаляется к опушке.
   - Санек, Жора! - окликает кого-то Калина. -  Назад!  Давай  -  подгоняйте
тачку, грузите Марата, пацанов - ко мне на хату. К нему не надо. Надо  будет
мать подготовить - потом уже. Давай - делайте. Пойду я посмотрю, как  пацаны
работают...
   Мать. Вот как. Оказывается, у толстого Марата,  подонка  и  убийцы,  есть
мать. И ее надо готовить... Ну что ж -  как  говорится,  каждый  сам  рисует
картинку своей судьбы.
   Через некоторое  время  слышится  рокот  приближающегося  мотора.  Машина
тормозит у хибары, судя по звукам, парни открывают багажник, затем пыхтят  и
сопят, укладывая Марата. Тяжел бандитский предводитель - возятся с ним парни
минут пять, не меньше. За это время редкие  выстрелы  и  иные  сопутствующие
звуки погони удаляются к окраине стрельбища.
   -  Может,  сначала  большого  свезем,  потом  вернемся  за  пацанами?   -
предлагает кто-то прямо надо мной прерывистым от возбуждения голосом. - А то
придется их ложить на него. А?
   - Не, я сюда снова не поеду, - отказывается второй. - Ну и что -  дожить?
Им уже все равно. Давай сразу. Потом вмажем как следует, а то я уже того...
   - Пить вредно, пацаны, - бесцеремонно заявляю я, стряхивая с себя мертвую
руку Дюхи и вставая. - И потом -  что  за  наплевательское  отношение?  Если
трупы - так сразу и "все равно"?!
   Прямо передо мною застыли как  истуканы  двое  молодых  "бычков"  лет  по
двадцати. Оружия при них я не наблюдаю - видимо, оставили в  машине.  Рты  у
"бычков" синхронно разомкнулись, глаза вот-вот вылезут из  орбит.  Чего  это
они? Ах да - совсем забыл! Наверно, я неважно выгляжу.  Наверно,  веду  себя
некорректно - трупам не положено вот так запросто вставать и  разговаривать.
Но увы - мне некогда соблюдать приличия.
   - Я не труп, - сообщаю я пацанам, с отвращением сдирая с себя кожу  СС  и
направляя на врагов пистолет. - А вот насчет вас - вопрос спорный. Мне нужна
ваша тачка и десять минут форы. Так что, если жить хотите, раздевайтесь, - я
бросаю на пол тесак СС и предусмотрительно отхожу ко входу. - И порежьте  на
лоскуты чьи-нибудь штаны - мне нужно вас связать. Быстро!
   Спустя три минуты я покидаю поле битвы  на  слегка  подержанном,  но  еще
вполне приличном "Ниссане", оставив в хибаре связанных  пацанов.  Перед  тем
как выехать на дорогу, петляющую по березовой роще, бросаю прощальный взгляд
на небольшой бугорок рядом с траншеей. Прости, Вовка, что оставляю  тебя  на
произвол судьбы. Я звякну-о тебе позаботятся. А мне нужно уматывать. Прости.
Мирная жизнь терпела меня недолго. Чужой я здесь. Пора возвращаться в родную
стихию...

Глава 3

   - Слышь, разведчик!
   - Ну?
   - Пиво будешь?
   - Вообще не сезон для пива. Прохладно. Да  и  писать  потом  захочется  -
лишний раз слазить облом. Вот если бы с воблой, да с астраханской...
   - А как раз - с воблой, да с астраханской! А поссышь прям в сено  -  ниче
не случится. Ну че - будешь, нет? Я те три бутылки оставил. А то смотри -  я
сам...
   - Откуда у тебя астраханская вобла? - поинтересовался  я,  спуская  между
делом вниз веревку с привязанной к концу корзиной.
   - Из лесу вестимо, - хитро осклабился  Поликарпыч,  укладывая  в  корзину
сетку с пивом и воблой. - Карлесон из пещеры в клювике притаранил.
   - Карлсон, - поправил я, затягивая добычу к себе на насест. -  Его  зовут
Карлсон. И он не в пещере, а на крыше живет -  типа  как  я.  Слушай  -  вот
вобла! Жирная, как поросенок! Ну, спасибо, потешил. Плюс тебе.
   - Чего не спрашиваешь, что за Карлесон такой? - прищурился на меня  снизу
Поликарпыч. - Или неинтересно?
   - А что мне твой Карлсон? - недоуменно пожал я плечами, с ходу принимаясь
лущить воблу. - Что мне твой... Ммм - сказка! Сочится... Да, а что там  твой
Карлсон?
   - Мужики из Астрахани рыбешку везли, - неторопливо пояснил Поликарпыч.  -
Ингушам. И, понятное дело, поехали не через КПП. Теперь интересно?
   - Ну-ка, ну-ка... - Я насторожился и отложил рыбу в сторону. - Занятный у
тебя Карлсон... И как везли?
   - А через Сухую Балку. - Поликарпыч сплюнул под ноги и  потянул  было  из
кармана "Беломор". - Тьфу, забыл - сеновал! Батя башку оторвет...
   - Брешет твой Карлсон! - убежденно воскликнул я,  выдергивая  из  кармана
тулупа пятиверстку Стародубовской области. - Через Сухую можно только  пешим
порядком или на вертушке -  там  же  ров!  Хотя  -  это  же  Карлсон!  Ежели
пропеллер в заднице хорошенько смазать...
   - Ты когда там был в последний раз? - Поликарпыч опять сплюнул - на  этот
раз пренебрежительно. - Год назад, если не больше, ров засыпали -  получился
перешеек метров в десять. Усекаешь? Да не смотри так - то кореша мои,  врать
не станут.
   - Кто засыпал? - обескураженно пробормотал я. - Там  землеройной  бригаде
работы на месяц! Ты тот ров видел, нет?
   - А че я там забыл! - легкомысленно хохотнул Поликарпыч. - А  засыпали  -
значит, шибко надо кому-то. Усекаешь?
   -  А  ты  об  этом  перешейке  только  сегодня   узнал?   -   недоверчиво
поинтересовался я.
   - А че бы я тогда с тобой катался? - обиделся  Поликарпыч.  -  Мне  какой
интерес машину зазря гробить, по колдоебинам скакать? Ну ты скажешь тоже!
   - Шутка! - вымученно улыбнулся  я  -  поводы  для  веселья  отсутствовали
начисто. - Шутка, Валера, - не бери дурного в голову. Давай тачку  готовь  -
вечерком прокатимся. Бак - под пробку. Лады?
   - Лады, - махнул рукой Поликарпыч, удалясь из сеновала и бормоча под  нос
нечто явно неодобрительного характера.
   - Какие мы нежные! - в сердцах  буркнул  я,  аккуратно  поводя  на  карте
простым  карандашом  новую  кривую  и  вновь  прикладываясь  к  биноклю.  На
подконтрольном объекте  все  было  в  норме  -  за  время  моего  общения  с
Поликарпычем обстановка изменяться не пожелала.
   - Ну и ладушки, - похвалил я супостатов, откладывая бинокль в  сторону  и
принимаясь потреблять пиво с воблой. - Будете вести  себя  хорошо  -  я  вас
небольно зарежу...
   Таким вот образом я развлекался уже пятнадцатый день:  сидел  на  третьем
ярусе сеновала своей бывшей домработницы тети Маши, любовался в  бинокль  на
собственное  подворье,  а  вечерами  иногда  для  разнообразия   катался   с
Поликарпычем - сыном тети Маши - на его "Ниве" по буеракам приграничья.
   До Стародубовска я добрался без приключений. Злые  бандиты  Ольховска  не
стали  преследовать  меня  по  железной  дороге:  то  ли  не   хватило   ума
организовать розыскные мероприятия вне городской черты, то ли просто  никому
в голову не пришло, что у меня достанет наглости легально сесть в вагон СВ и
с комфортом путешествовать, вместо того чтобы прятаться по  брошенным  дачам
да ползти под покровом ночной мглы мимо бандитских блокпостов, расставленных
вокруг города. С финансами проблем не возникло: на первой же  сорокаминутной
остановке  смотался  в  обменник  и  поменял  сто  баксов,  заодно  проверив
подлинность остальных. Не знаю, как обстоят дела со всей суммой "выкупа", но
те тридцать штук, что мне удалось вынести с поля боя, оказались полноценными
госдензнаками. Спасибо Калине  -  если  кто  встретит,  передайте,  что  Сыч
кланялся.  Хотя  нет  -  лучше   передайте   оборонительную   гранату.   Без
предохранительной чеки...
   Итак, я опять вырвался из цепких лап  смерти.  Я  был  свободен,  обладал
некоторой суммой,  достаточной  для  того,  чтобы  в  течение  определенного
периода обеспечить полноценную  жизнедеятельность,  и  был  полон  решимости
вернуть себе свой прежний статус, утраченный около года назад. Мирной жизнью
я развлекаться вновь не пожелал - практика показала, что ваш покорный  слуга
слабо приспособлен к обычным параметрам существования, привычным большинству
законопослушных граждан.
   В Стародубовске меня, как и следовало полагать, никто  не  ждал.  Посетив
обгоревшие развалины домов,  некогда  принадлежавших  полковнику  Шведову  и
команде, я прошел мимо своего подворья по  другой  стороне  улицы  -  подняв
воротник куртки и ускорив шаг.
   От моего дома за километр перло чьей-то нездоровой жизнедеятельностью.  У
ворот стояли две крытые фуры с кабардинскими номерами, еще  какая-то  машина
виднелась во дворе, слышался гортанный горский говор вперемежку  с  отборным
русским матом. С трудом подавив выскочившее откуда-то из недр  души  чувство
категорического неприятия столь явной несправедливости,  я  стиснул  зубы  и
прошмыгнул дальше по улице. Эх ты, черт! И где мой пулемет?!
   Чего это я так разошелся? Извольте.  Представьте  себе  -  после  долгого
отсутствия вы подходите к собственному дому, а в нем орудуют чужие люди.  Не
грабят, не воруют - живут они там.
   - А тебя нет, - заявляют они  вам  на  ваше  яростное  возмущение.  -  Ты
умер...
   Такое, наверно, только во сне бывает. А вот я действительно умер для всех
товарищей,  которые  жили  сейчас  в  моем  доме.  Потому-то  и  поторопился
проскочить мимо - вообще эта прогулка по историческим местам  жизни  и  быта
славного героя  ЗОНЫ  была  неоправданным  риском,  который  в  практическом
аспекте совершенно никакой надобности не имел. В любой момент из калитки мог
выйти кто-то из моих старых знакомых и упасть в  обморок  от  удивления  при
виде моей незамысловатой персоны. А такой акт несвоевременного падения в мои
планы не входил. Мне предстояла кропотливая  и  опасная  работа,  результаты
которой зависели от того, насколько долго я  смогу  оставаться  мертвым  для
противника...
   Против ожидания, моя бывшая домработница и ее  домочадцы  восприняли  мое
появление как нечто само собой разумеющееся.
   - Я знала, что ты объявишься, - сообщила мне тетя Маша  после  ритуальных
объятий и причитаний. - Знала, что все напутали они. Морды противные - сразу
понятно, придурковатые...
   Поликарп - муж тети Маши - вообще  никак  реагировать  не  стал:  с  ходу
попросил  на  пол-литра  и  поинтересовался,   догадливый,   существует   ли
необходимость  держать  факт  моего  счастливого  появления   в   тайне   от
окружающих. Убедившись, что оная необходимость место имеет,  потребовал  еще
на два пол-литра и дал слово мужика, что никто ничего не узнает.  Он  вообще
всегда отличался  немногословностью  и  понятливостью:  восемь  лет  колонии
строгого режима наложили неизгладимый отпечаток на пионера сталинской  эпохи
и приучили держать язык за зубами.
   Валера Поликарпыч -  сын,  то  бишь  тридцатилетний  коренастый  мужичок,
серьезный и основательный не по  возрасту,  -  случившийся  во  время  моего
прибытия в гостях у родителей по поводу  выклянчивания  мешка  картошки  для
якобы голодающей семьи, несколько меня огорошил.  Памятуя,  видимо,  о  моей
прежней "агентурной" жизнедеятельности, Поликарпыч с плеча  поинтересовался:
а не нужны ли услуги киллера кому?
   - Вот даже как?! - удивился я. - А что - есть знакомый киллер?
   - Это я, - не смутившись, сообщил  Поликарпыч.  -  Замочу  кого  хошь.  И
недорого возьму.
   - Сколько? - проявил я нездоровый  интерес.  -  И  отчего  .такая  резкая
переориентация? Ты же, насколько помню, частным  извозом  подмолачивал.  Или
"Ниву" отняли злые чечены?
   - Да не - вон она, во дворе, - махнул рукой Поликарпыч. - Толку с нее! Не
дают работать - ободрали как липку. Щас везде свои кодлы - как наша  шарашка
распалась, мне туда хода нету. Хотел продать тачку - не берет никто, старая.
Хотя бегает еще - за всю мазуту! А насчет замочить... Ну,  сколько  щас  это
будет... Ну, штуки три, пожалуй, - не меньше. Че смотришь? Жрать захочешь  -
на все пойдешь!
   - Три штуки - чего? - уточнил я. - Евро, экю, фунтов?
   - Ну че ты прикалываешься? - обиделся Поликарпыч. - Рублей,  естесно.  На
хер мне твои эки!
   - На, - я достал из  кармана  две  стодолларовые  купюры  и  протянул  их
Поликарпычу. - Поменяешь, это будет почти четыре штуки деревянными. Держи!
   -  Это  что?  -  почесав  затылок,  Поликарпыч  взял  баксы  и   принялся
рассматривать их на свет. - Это... это кого? А?!
   - Никого мочить не надо, - поспешил успокоить его я. - Мне тут надо  одну
агентурную разработочку провернуть. Ну и вот -  я  тебя  нанимаю  на  месяц.
Вместе с машиной. Кое-куда  прокатимся,  кое-кого  попасем...  Но  -  строго
конфиденциально. Никто знать не должен. Устраивает?
   - А то! - облегченно выдохнул Поликарпыч, пряча доллары в  карман.  -  Ты
токо плати - поедем куда хошь, и ни одна собака не узнает. Когда начнем?
   - Как  только,  так  сразу,  -  неопределенно  буркнул  я.  -  Не  торопи
события...
   За две недели наблюдения мне удалось без  особых  потуг  вывести  систему
функционирования предприятия, обосновавшегося на моем подворье,  а  также  с
достаточной степенью достоверности установить, кто является  хозяином  всего
этого безобра