чных тонов  -  на  голове  у  парня  красовалась  черная  четырехугольная
тюбетейка, чуть  великоватая  по  размеру  -  она  лезла  ему  на  брови,  и
приговоренный (к чему?) ежесекундно поправлял свой строптивый головной  убор
скованными спереди руками.
   - Чего они натворили-то? - болезненно поморщившись, поинтересовался  Джо.
- Угрохали кого?
   - Син и мат, - хмуро пояснил водила,  бросив  через  плечо  неприязненный
взгляд. - Атэц уехал - он ибалса мало-мало. Адын родстник паймаль...
   В этот момент Руслан вернулся в  салон,  одновременно  хлопцы  Салаутдина
начали пристегивать приговоренных наручниками к столбам - какие-то там у них
скобы были для этой цели, то ли петли - не рассмотрел.
   Конвоиры обращались с пленниками очень деликатно: не дергали, не толкали,
зачем-то разомкнули наручники и пристегнули каждого за левую руку, на высоте
метр с небольшим от помоста.
   - Это чтобы молиться было  удобнее,  -  пояснил  Руслан,  перехватив  мой
взгляд. - По шариату, нельзя отказывать в последней молитве  -  даже  самому
плохому мусульманину...
   Возившийся с женщиной гвардеец сделал-таки неосторожное движение локтем -
платок на голове приговоренной съехал на затылок, на миг открыв лицо.
   - Господи, да она совсем еще девчонка! - невольно воскликнул  Джо.  -  Ну
какая же она ему мать?
   Действительно, прикованной к столбу женщине никак нельзя было дать на вид
более чем двадцать лет. Если брать в расчет то обстоятельство,  что  женщины
гор не по годам быстро утрачивают обаяние молодости - из-за частых  родов  и
каторжной работы, - пригожая дивчина, прикованная к столбу, никак  не  могла
быть матерью парня, которому суждено было разделить с ней печальную участь.
   - Ты им что сказал? - по-чеченски поинтересовался Руслан у водилы.
   - Сказал, что мат и сын... что трахались, - водила боязливо покосился  на
хозяина. - Что - разве не правильно сказал? Так ведь и есть...
   - Много говоришь, мальчик, - беззлобно  констатировал  Руслан  и  пояснил
нам:
   - У одного уважаемого сельчанина умерла жена - при родах. Он взял  в  дом
другую жену - вот эту, - Руслан потыкал пальцем в сторону  помоста.  -  Она,
как видите, совсем молодая... - Наш пленитель  на  пару  секунд  смутился  и
пожал плечами. - Ну, сын у него - как раз ее возраста: вон он, - опять тычок
пальцем в сторону помоста. - Отец часто в  разъездах...  гхм-кхм...  Короче,
они того...  ну,  трахались  маленько...  А  это  нехорошо:  по  шариату  не
положено. Она же ему как мать. В общем,  нельзя  так...  гхм  -  кхм...  Ну,
родственники их засекли и сдали шариате кому суду... Вот.
   - А что ж отец? - неожиданно прорезался невозмутимый обычно Лось. -  Отец
- что?
   - Что "что"? - не понял Руслан. - Вон отец -  жив-здоров,  -  он  показал
пальцем вправо:  там,  посреди  толпы,  но  все  же  как  будто  в  каком-то
выделенном  пространстве,  стоял  высокий  бородатый  мужик   с   автоматом,
облаченный в камуфляж, по-видимому, один  из  командиров  Салаутдина.  Мужик
хмурился и безотрывно смотрел в сторону  помоста.  Люди,  похоже,  старались
держаться от него подальше, как от прокаженного.
   - Не, ты не понял, - Лось напрягся лицом из-за необходимости говорить так
много. - Отец что: не стал отмазывать своего сына и жену перед этим вашим...
ну, перед судом?
   - А, вон ты про что! - Руслан криво ухмыльнулся. -  Ну,  вам  это  трудно
понять... "Отмазывать"!!! Хм...  Я  вас  для  этого  сюда  и  привез,  чтобы
посмотрели, какие у нас строгие порядки и  высокая  чистота  нравов.  Именно
поэтому наш народ непобедим! - Руслан патетически  вздернул  бровь  и  важно
скрестил руки на груди. - Именно поэтому мы  победили  Россию  в  тяжелейшей
кровопролитной войне... - И, как нечто само собой разумеющееся, добавил:
   - Отец сам и настоял, чтобы это дело вершил шариатский суд. Его,  кстати,
родственники сначала уговаривали, чтобы  все  это  по-тихому  обстряпать,  в
семейном кругу. Но он предпочел вытерпеть всенародный позор, как видите,  но
сделать все по нашим древним законам. И поступил совершенно  правильно...  -
Последняя фраза прозвучала не совсем  уверенно:  дрогнул  голос  у  Руслана,
прозвучала в его тоне какая-то досадливая нотка.
   - Так что - расстреляют их? - настырно повторился Джо. - За такую фуйню?
   - Ну я же сказал - не расстреляют! - раздраженно воскликнул Руслан. -  За
такие штуки не расстреливают - не положено. Смотрите, сами все увидите.
   В это время  на  помост  шаркающей  походкой  поднялся  местный  мулла  -
Хафизатдин. Я его в прошлом году имел счастье  мельком  наблюдать  в  лагере
Абдуллы Бекаева в процессе какого-то торжественного богослужения  по  случаю
ратных успехов тутошнего отряда: небольшого росточка благообразный старец  с
солидной седой бородой, в здоровенной чалме и каком-то невообразимом  черном
балахоне. За год он не  изменился  -  только,  пожалуй,  чуть  располнел  от
благополучного жития.
   Завидев муллу,  Руслан  проворно  выбрался  из  машины,  буркнув  водиле:
"Пошли!" - а нам показал кулак и посоветовал:
   - Пока молитва будет - сидите тут как мыши. Если что - пристрелю!
   Водила тоже покинул салон,  не  забыв  выдернуть  торчавший  меж  сидушек
автомат и забросить его за спину. Мы остались без присмотра.
   - Ну вот, можно и  на  рывок,  -  деланно  улыбнулся  Мент  и  кивнул  на
приборную панель. - Ключики-то - вот они! Раз! И погнали...
   - Ага, и впятером будем рулить,  -  оборвал  я  соратника,  так  некстати
взявшегося каламбурить в преддверии чего-то мерзкого.  -  Сиди  уж  лучше  и
помалкивай - посмотрим, чего они тут...
   Мулла что-то говорил осужденным, прикасаясь пальцами к их опущенным лицам
и изредка всплескивая руками, как коршун крыльями. Затем он  встал  боком  к
стенке, воздел ладони к небу и начал нараспев читать молитву - толпа вторила
ему нестройным хором. Приговоренные тоже  молились,  отрешенно  глядя  перед
собой и невысоко вздымая руки, - наручники ограничивали движения.
   Не успели еще отзвучать  последние  слова  молитвы,  как  мулла  проворно
спустился с помоста и юркнул в толпу, растворившись  в  плотной  массе  тел.
Кто-то грозно крикнул, будто команду подал. Толпа в едином  порыве  подалась
вперед, затем схлынула. Я еще раньше заметил  большую  кучу  разнокалиберных
булыжников, наваленную неподалеку от помоста, но не обратил на  нее  особого
внимания, только мельком отметил, что, наверное,  самосвал  разгрузился  для
каких-то хозяйственных нужд...
   Сейчас, когда толпа отхлынула назад, куча  заметно  поубавилась.  Зато  у
многих сельчан в руках оказались камни.
   - Не понял, они что ж... - растерянно бормотнул Джо.
   - Они то самое, -  глухо  процедил  сквозь  зубы  Братский.  -  Смотри  и
запоминай, с кем дело имеешь...
   Где-то неподалеку от помоста опять раздался грозный окрик-команда.  Толпа
на секунду притихла, затем вдруг  заколыхалась,  заплескалась,  как  вода  в
корыте, которое раскачивает малолетний шалопай. Шум голосов начал нарастать,
явственно  провоцируемый  кем-то  изнутри,  из  плотного  скопления   людей.
Раздались несколько поощрительных криков, один за другим, как  будто  кто-то
хотел задать определенный темп. Эти крики подхватили  еще  несколько  мощных
глоток, затем еще, еще... Вскоре вся толпа на площади, зараженная  неведомым
искусным  провокатором,  бесновалась  в  пароксизме  невостребованной  жажды
справедливой кары за попрание устоев,  за  нарушение...  да  нет,  уже  было
совершенно без разницы - за что, лишь бы найти выход сконцентрированной  над
колыхающимся морем голов энергии ненависти.
   -  А-а-а-а-а-аррррр!!!  -  дико  заверещал   кто-то   тонким   фальцетом,
перекрывшим на секунду общий рев, - и как будто лавина прорвалась  от  этого
нечеловеческого  крика.  На  прикованных  у  стены  обрушился   смертоносный
каменный град. Толпа орала что-то неразборчивое, заходясь  в  едином  порыве
ненависти и злобы, ритмично двигаясь: к куче - обратно, на пару шагов всего,
- снова к куче... Тела  приговоренных  жутко  дергались  от  ударов.  Парень
свалился быстро - кто-то метко угодил в  голову,  положив  конец  страданиям
несчастного. Женщина держалась гораздо дольше - женщины вообще гораздо более
живучи, нежели мужики, - она, повинуясь природному инстинкту, успела  упасть
ничком при первых же ударах и  закрыла  голову  свободной  рукой.  Булыжники
довольно долго терзали ее молодое сильное тело, никак не  желавшее  умирать:
оно конвульсивно дергалось, пытаясь сжаться в комок, спрятаться (не  верило,
что забивают насмерть), оно хотело жить...
   Толпа перестала откатываться  назад  -  некая  стихийная  ударная  группа
приблизилась вплотную к помосту и  несколькими  точными  бросками,  в  упор,
добила молодую жену опозоренного воина.
   - Уроды... Господи, какие же уроды... - трясущимися губами бормотал  Джо,
в глазах его стояли  слезы.  -  Да  их,  бля,  только  атомной  бомбой...  -
Остальные мои соратники мрачно  отводили  взгляды,  хмуря  брови  и  избегая
смотреть  в  сторону  помоста.  Лишь  фээсбэшник  тяжелым  взглядом  сверлил
кровавое месиво из тряпок и камней, будто хотел  непременно  что-то  понять.
Обнаружить какую-то логику, что ли...
   Вскоре все  кончилось.  Гвардейцы  Салаутдина  начали  вежливо  разгонять
сельчан по домам. "Основные" благопристойно ушествовали куда-то  по  главной
улице. Откуда-то  вынырнул  шустрый  мужичонка  в  белом  халате  -  местный
коновал. Вприпрыжку подсеменил  к  помосту,  разгреб  булыжники  и  принялся
щупать пульс у трупов. Какой там, в задницу, пульс!
   - Вот... наше правосудие, - возбужденно пробормотал Руслан, возвращаясь в
машину. - У нас очень строго - ни шагу от закона. Ну и как вам?
   Ему никто не ответил. Язык не поворачивался сказать что-либо  нейтральное
после ТАКОГО. Мрачно ухмыльнувшись, Руслан не стал настаивать - дал  команду
водило  начать  движение  и  отвернулся  от  нас,  видимо,   проникся   теми
ощущениями, которые мы испытывали в тот момент...
   Как ни странно, Братский, казавшийся мне самым стойким из нашей компании,
переживал случившееся гораздо тяжелее других. Он  на  сутки  впал  в  глухую
прострацию: ничего не ел, лежал на своем топчане и ни с кем не разговаривал.
К  вечеру  следующего  дня  он  слегка  ожил  и  поделился  со  мной  своими
впечатлениями.
   - Странный народ... Очень странный, - неожиданно изрек фээсбэшник,  когда
мы остались в доме одни, соратники организованно вышли покурить на воздух. -
Сколько с ними общаюсь, никак не могу понять.
   - Это ты насчет чего? - удивился я.
   - Да все насчет того же, - Братский свесил ноги с топчана и потянулся.  -
Понимаешь, никак не укладывается  в  схему  их  поведение...  Ну,  стереотип
составить никак нельзя - совершенно... Может, помнишь,  было  дело  -  когда
какие-то придурки в Халашах миссию Красного Креста расстреляли?
   - Помню, - я  слегка  насторожился:  с  этими  Халашами  у  меня  имелись
ассоциации личного характера. Впрочем,  с  расстрелянными  врачами  -  тоже.
Точнее, с богатеньким и не совсем крепким "крышей" муженьком  одной  из  тех
несчастных врачих. - А что там с этой расстрелянной миссией?
   - Да был я там, - нехотя сообщил  Братский.  -  Ну,  после  расстрела.  В
составе  объединенной  комиссии.  Естественно,  ни  хера  не  нашли  -   сам
понимаешь. Но их люди определенно знали, кто  это  сотворил.  Гадом  буду  -
знали. И тутошнее  управление...  ммм...  ДГБ  <Департамент  госбезопасности
Чечни.> их долбаный, и менты - тоже. И заметь - никого не  повязали  из  тех
уродов и не расстреляли на площади. Хотя наверняка запросто могли,  если  бы
захотели. А тут... - Игорь сокрушенно покачал головой и, закурив, продолжил:
   - Вот ведь как получается.  За  то,  что  молодые  идиоты  перепихнулись,
камнями их, бля... Тогда, в Грозном, помнишь - когда угрохали мужа  у  одной
дуры, - расстреляли парня с бабой перед толпой и орали, что парень - наемный
убийца? Хотя все в курсе, что бытовое преступление, в состоянии аффекта... А
сколько мерзостей здесь сотворили разные банды - со  своими  же,  заметь!  -
никого не трогают. Хотя все прекрасно знают - кто.  Нет,  ни  хера  не  могу
врубиться...
   Помолчали. Сопереживать? Нет, пожалуй, не стоит. Не тот тип -  пусть  сам
варится в  своих  умозаключениях,  таким  сочувствие  не  требуется.  Однако
информация насчет миссии меня слегка заинтересовала: не  потому,  что  могла
пригодится, нет - момент, естественно, упущен. Просто любопытства ради.
   - А ты откуда знаешь, что они были в курсе насчет  убийц  тех  врачей?  -
спросил я после некоторой паузы.  -  Расследование  все-таки  дало  какие-то
результаты?
   - Да ну, какие там результаты?! - Игорь досадливо покрутил головой.  -  Я
же тебе сказал - глухо, как в танке... Просто у меня там один знакомый  был,
скотина, - ну, в той объединенной комиссии. Три года назад мы с  ним  вместе
на курсах были. Это  он,  кстати,  пиндос,  меня  людям  Салаутдина  сдал  -
встретились в Грозном, обнялись, ага... Ну, я рассказывал.
   - Ну и знакомые у тебя! - посочувствовал я. - Я бы таких в унитазе  топил
- пачками.
   - Да, хорошо бы, - согласился Братский. -  Но,  увы,  невыполнимо...  Так
вот, тогда, после расстрела миссии, мы встретились там, в Халашах,  посидели
вечерком, винца попили, ага... А утречком он прошвырнулся по соседним селам,
пока мы там возились со всякими формальностями, и все разузнал. Ты же знаешь
- у них тут тотальная омерта...
   - Чего-чего? - удивился я. - Тотальная чего?
   - Ну, закон молчания, - пояснил Братский. - Это по аналогии с итальянской
мафией - читал, наверно... В общем, неверному, не мусульманину то бишь,  они
ничего лишнего не скажут - даже под страхом смертной казни. А этот  вот  все
разузнал. И опять же, вечерком, за винишком, мне на ушко: мол, все в  ажуре,
коллега, завтра достанем этих козлов, я, типа того, знаю, где их искать.
   - И почему же не достали? - вежливо  поинтересовался  я,  хотя  прекрасно
знал, каков будет ответ.
   - Да вот так - не достали, и все, - Братский сокрушенно  махнул  рукой  и
полез за следующей сигаретой. - Съездил он  на  следующий  день  куда-то,  с
кем-то погутарил... А когда вернулся, начал петь уже совсем другое. Не знаю,
мол, ничего - и всех делов. А когда я ему напомнил, что он мне  вечерком  за
столом нашептывал, он от всего отперся и поклялся Аллахом, что ничего такого
не говорил.
   Вот и вся история. Мораль сей басни такова: эти уроды непонятно по  каким
причинам отстреливают  своих  правонарушителей,  совершивших  незначительные
проступки,  а  также  забрасывают  камнями,  а  настоящих  бандюг,   которых
следовало бы четвертовать двадцать раз подряд, почему-то не трогают...  Нет,
решительно не могу понять...
   - А как звали того гэбэшника? - поинтересовался я  опять  же  из  чистого
любопытства, по инерции.
   - Да зачем тебе? - Братский  невесело  хмыкнул.  -  Хочешь  пробраться  в
Грозный и надрать ему  задницу?  Ценю.  Рад,  что  болеешь  за  товарища  по
несчастью. Только дохлое это дело - порвут на части, пикнуть не успеешь.
   - Ну, кто его знает, как оно в жизни повернется, - я неопределенно  пожал
плечами и многозначительно пообещал:
   - Не век же ему в Грозном сидеть. Глядишь, как-нибудь в наши края залетит
- тут-то я и припомню его заковыристую фамилию... И  жопу  на  барабан,  сам
понимаешь.
   - Да ничего  заковыристого,  -  Братский  опять  хмыкнул.  -  Дудаев  его
фамилия.
   - Чего? - я аж поперхнулся. - Как-как?
   - Дудаев,  -  подтвердил  Игорь.  -  Гасан  Дудаев.  Ну,  естественно,  к
легендарному Джохару он никакого отношения не имеет  -  просто  однофамилец,
даже в дальних родственниках не ходит.
   - Запомним, - несколько обескураженно протянул  я.  -  Такую  фамилию  не
забудешь...
   После этого разговора я впал  в  какое-то  смутное  беспокойство  -  ночь
напролет ворочался на своем топчане, а под утро  даже  добровольно  подменил
Лося, которому выпала самая  нехорошая  вахта  на  чердаке  -  шестичасовая.
Имелись, знаете ли, кое-какие основания для этого. С одной стороны, конечно,
это полное безрассудство:  пытаться  использовать  полученную  от  Братского
информацию о предполагаемом носителе  секретов  с  громкой  фамилией.  Очень
может быть, что никакого Гасана Дудаева в природе вовсе и не  существует,  и
все  это  не  более  чем  досужий  вымысел  Братского,  плод   расстроенного
воображения. Очень может быть, что если даже такой Дудаев и  существует,  то
ничего конкретного он и не знает, а просто потрепался  из  чисто  чеченского
бахвальства. А если даже и знает,  достать  его  в  Грозном  и  допросить  с
пристрастием - целое дело... И вообще надо сначала выбраться отсюда,  а  уже
потом, после благополучного завершения акции, строить какие-то планы. Но,  с
другой стороны, я привык с максимально возможной выгодой использовать  любую
информацию. А потому и этой не стану пренебрегать - отложу на  потом,  авось
пригодится...
   - Через неделю свадьба у них будет, - сообщил мне на пятый день активного
наблюдения Братский, - в то утро была его очередь дежурить у дырки во  время
кланового совещания. - А дня  за  три  до  того  -  та  же  свадьба,  только
наоборот. В соседней деревне. Сейчас, знаешь ли, у  них  время  свадеб...  -
Братский зевнул во весь  рот,  рискуя  вывихнуть  челюсть,  -  ему  пришлось
вставать в шесть утра, чтобы принять у меня пост, а поскольку фээсбэшник был
мне братом по биоритмам, "сова", короче,  -  можете  себе  представить,  как
тяжко ему давались такие вот утренние дежурства.
   - Загадками изъясняться изволите, коллега, - .недовольно высказался я.  -
Что значит, та же свадьба, только наоборот?
   - Женится старший сын Салаутдина. -  Прозевавшись,  Братский  юркнул  под
одеяло, с удовольствием растягиваясь на топчане. - Сначала они прокатятся  к
невесте - там гульнут, а потом уж здесь. Так  сказать,  основное  действо  -
принято так у них. Свадьба будет проходить в  усадьбе  отца,  само  собой...
Угу... Музыка будет, очень громкая музыка. Стрелять будут - не  меряно.  Они
всегда палят, когда гуляют. Короче,  будет  людно,  шумно  и  весело.  Очень
шумно, угу... Вот такие дела, Фома.
   - Свадьба, значит, - пробормотал я и мгновенно проснулся, несмотря на то,
что после ночной смены намеревался давить подушку до обеда. - Свадьба...
   Вот это новость так  новость!  Честно  говоря,  меня  эти  самые  военные
советы, проводимые с завидной пунктуальностью, уже на третий день пребывания
в плену натолкнули на дерзкую мысль: перебить всех  "основных"  прямо  среди
бела дня. Каким макаром перебить - это уже дело техники:  главное,  что  они
все ежеутренне пребывали в комплекте, что и  требовалось  для  осуществления
нашего плана. А поскольку устройство тотальной резни в центре села, да еще в
светлое время суток, было чудовищно проблематичным, у меня в последнее время
непрерывно болела голова, в самом прямом  смысле,  из-за  попыток  соорудить
приемлемую версию предстоящей операции. Судите сами:  нужно  было  незаметно
пробраться в усадьбу  Салаутдина  во  время  утреннего  совещания,  негромко
"перемочить" более десятка вооруженных военачальников - шустрых, здоровенных
и бывалых  до  безобразия,  -  подать  условный  сигнал  группе  обеспечения
Зелимхана,  которая  должна  находиться  где-то  в   горах   неподалеку,   и
живыми-невредимыми убраться из села, кишащего бойцами асланбековского клана!
А у них тут, между прочим, принято вставать ни свет ни заря - от  десяти  до
двенадцати часов как раз на улицах очень оживленно и людно...
   И вот, представьте себе, в самом апогее моих аналитических мучений сонный
фээсбэшник  спускается  с  чердака  и  этак  мимоходом,   небрежно,   выдает
информацию, которая может одним  махом  решить  все  эти  фантасмагорические
заморочки!  Посидел  себе  у   дырки,   позевал,   подслушал...   Так-так...
Подслушал?!
   Воровато оглянувшись по сторонам  -  соратники  единодушно  умывались  во