ько месяцев. О, это хуже, чем визит к зубному врачу!
   Частити засмеялась:
   - Какие романтические сравнения. Тогда поехали к нему?
   - Сейчас? Не знаю...
   Рука Эльф взметнулась к волосам, чтобы проверить, в  каком  состоянии
прическа, затем она  критически  осмотрела  свой  наряд.  На  ней  опять
скучное  платье  с  узором  из  незабудок,  простой  чепец  и   плоская,
отделанная  цветами  шляпка,  которая  едва  ли  могла  улучшить   общее
впечатление.
   Скучно, невзрачно, заурядно. Нудная старая дева.  Почему  только  она
забросила идею о более эффектной одежде? К этому времени у нее уже  было
бы что-нибудь получше.
   - Он не примет меня...
   - Надеюсь, он не позволит себе подобной  невежливости,  но  мы  этого
никогда не узнаем, если не попытаемся.
   - Боже! - Сердце Эльф бешено колотилось от  паники  и  нетерпения,  а
руки взмокли в хлопковых перчатках.
   - Смелее, - подбодрила ее Частити. - Где знаменитый дух Маллоранов?
   Эльф закатила глаза, но перспектива увидеть Форта после  двух  недель
разлуки слишком заманчива, чтобы отказаться от нее. Даже если перед  ней
предстанет холодный, неприступный граф.
   По пути в часть города, где  жила  знать,  она  приметила  продавщицу
цветов. Остановив карету,  подозвала  женщину.  Вскоре  в  руках  у  нее
оказался очаровательный букет благоухающих роз.
   - И к чему это? - поинтересовалась Частити.  -  Уверяю  тебя,  в  его
комнате достаточно свежий воздух.
   - Разве не полагается навещать страждущих с цветами?
   Форт обрадовался, услышав, что прибыла его сестра, потому что процесс
выздоровления оказался чертовски скучным.
   Его навещали друзья, играли с ним в карты и держали в курсе последних
сплетен, но их визиты не могли заполнить бесконечный день. У  него  были
книги для чтения, а его секретарь Желико  приносил  на  подпись  бумаги,
связанные с делами графства или хозяйственными проблемами. По непонятным
причинам ему с трудом удавалось сосредоточиться на подобных вопросах.
   Его праздный  ум  приобрел  несносную  привычку  размышлять  об  Эльф
Маллоран. Точнее, вспоминать Лизетт, которая  в  этой  самой  комнате  в
маске, взъерошенная и тающая в его руках, доводила его до экстаза своими
прикосновениями.
   Чертовски сложно связать это восхитительное создание и леди Эльф с ее
острым умом и не  менее  острым  язычком.  Однако  мысль  о  том,  чтобы
оказаться здесь с рыжеволосой Эльф без маски и делать с ней все, что  он
проделывал с Лизетт...
   Черт бы ее побрал!
   Если бы он мог найти разумный предлог,  то  перебрался  бы  в  другую
комнату. Любую другую. Форт с неудовольствием оглядел тяжелую  мебель  и
строгие  занавески.  Он  готов  был  поклясться,  что  комнату  населяют
призраки. И оказался бы недалек от истины. Дух его отца и Эльф  -  более
чем странная парочка, поселившаяся здесь.
   Эта мысль показалась ему забавной, и он улыбался, когда вошла Частити
с букетом в руках.
   - Розы? Очаровательный, но несколько необычный подарок джентльмену.
   Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
   - Не знаю, почему цветы можно дарить только  дамам.  Как  бы  там  ни
было, они от Эльф. - Пристальное внимание, с которым  она  наблюдала  за
его реакцией, противоречило нарочито небрежному тону.
   Не имея ни малейшего понятия, как отнестись к  этому  известию,  Форт
отвернулся:
   - Как... мило.
   Розы полетели ему на колени, обдав его нежным ароматом.
   - Принимая подарок, джентльмены обычно выражают благодарность.
   Он  продолжал  смотреть  на  незамысловатый  букет,  составленный  из
розовых, чайных и желтых роз.
   - Только дарителю, - заметил он.
   - Она внизу. Можно мне ее позвать?
   - Бог мой, нет! - Его сердце тревожно забилось.
   - Боишься увидеть ее? - Частити сердито сжала губы, напомнив  ему  их
худшие времена, и он зачислил это на счет Эльф Маллоран.
   - У меня нет ни малейшего желания быть повешенным за убийство.
   Неплохо было бы для усиления эффекта швырнуть розы на пол, но  вместо
этого пальцы, как бы сами по себе, тронули прохладные, нежные лепестки.
   Нежные, как кожа Лизетт...
   Как кожа Эльф.
   Ну и что, у большинства женщин нежная кожа. Та или  другая  девица  -
какая разница?
   - Она обидится.
   В голосе сестры поубавилось гнева, поэтому он поднял на нее  глаза  и
заставил себя говорить спокойно и рассудительно.
   - Час, это неразумно. Если бы  леди  Эльфлед  была  способна  мыслить
здраво,  она  бы  тоже  поняла,  что  так  лучше.  Частити   раздраженно
передернула плечами:
   - Боже, ты заговорил, как отец. Твердоголовый и неуязвимый!
   - Это по крайней мере не отразилось на чести нашей покойной матери. -
Он вдруг понял, что поднял букет и вдыхает его густой  аромат.  Отбросив
притворство, он посмотрел сестре в глаза.
   - Почему ты борешься с этим, Форт? - мягко спросила она.
   - Может, потому, что саморазрушение привлекает меня  не  больше,  чем
убийство.
   - Зато привлекают страдание и безумие! - Она гневно прикусила губу.
   -  Не  терзай  себя  понапрасну,  дорогая.  Меня  более  не   страшит
наследственное  слабоумие.  Как  я   узнал,   вся   невменяемость   отца
заключалась в безумной жажде власти, и, по всей  вероятности,  никто  из
нас не унаследовал этот порок. Если очень постараться, кого угодно можно
довести до безумия, но совсем другое дело - носить  его  в  крови.  -  И
медленно, с расстановкой он добавил:
   - Как, скажем, Маллораны.
   Частити с размаху упала в кресло рядом с ним.
   - Не Маллораны,  как  тебе  отлично  известно.  Это  касается  только
Ротгара. У остальных была другая, нормальная мать.
   Форт опять вдохнул аромат роз, думая, что подобные запахи,  возможно,
способствуют  выздоровлению.  В   каком,   однако,   бессердечном   мире
приходится жить, где женщины просто  купаются  в  том,  в  чем  отказано
мужчинам.
   Голос сестры нарушил причудливый ход его мыслей:
   - Так как ты теперь относишься к Ротгару?
   Он опустил розы и встретился с ней взглядом.
   - Я обещал Эльф покончить с враждой. Тебе я говорил то же самое. Пока
он не вмешивается в мои дела, то, по мне, пусть катится к дьяволу.
   - А если он будет настаивать на твоем браке с его сестрой?
   - Я сочту это крайне злонамеренным вмешательством.
   - Форт, а вдруг она ждет ребенка?
   Эта мысль не давала ему покоя, но он не подал виду.
   - Мы обсуждали этот вопрос перед нашим прелестным поединком. Я обещал
финансовую поддержку в случае нужды, но дал ясно понять, что жениться не
намерен.
   - В таком случае ты должен постараться, чтобы не было огласки.  Иначе
вынудишь Ротгара действовать.
   Ему понадобилось время, чтобы понять, о чем  она  говорит,  настолько
далеко были его мысли. Затем он рассмеялся:
   - Черт побери, неужели она до сих пор  переживает  по  этому  поводу?
Скажи ей, я все осознал. Путь не боится, что мистер Хогарт нацелит в нее
свое острое перо. Говорю тебе, смерть не входит в мои планы, и тем более
я не желаю связывать себя браком с Маллоранами.
   Нахмурившись,  сестра  смотрела  на  него  с  выражением,  близким  к
жалости:
   - Ты совершаешь ужасную ошибку, Форт.
   Он  выдернул  из  букета  розу,  такую  же  нежно-кремовую,  как   ее
прелестная кожа, и протянул ее Частити.
   - Спасибо за заботу, Час. Мне  виднее.  Передай  мои  извинения  леди
Эльф, но я не готов принять ее сегодня.
   Она взяла розу.
   - Только не наделай глупостей.
   - Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
   - Сама не знаю. Боюсь, это семейная черта.
   - Маллоранов или Уоров?
   - И тех, и других.
   Эльф заставила себя терпеливо сидеть в  гостиной.  Прошло  достаточно
времени, и она поняла, что Форт ее не примет. Девушка поборола искушение
встать и явиться без спросу - в конце  концов  она  отлично  знает,  как
пройти, - но навязываться не лучший способ творить чудеса.
   К тому же до нее постепенно дошло, что встреча  с  ним  в  той  самой
комнате  с  теми  же  кроватью,  скамьей  и  зеркалом  может   оказаться
непосильным испытанием для ее нервов.
   Поэтому она была не слишком разочарована, когда Частити  вернулась  с
розой в руках.
   - Вижу, он не выбросил их в окно?
   - Он прикован к креслу. - Пожав плечами, Частити протянула ей цветок.
- Ничего не было сказано, но,  подозреваю,  роза  предназначалась  тебе.
Хотя видеть тебя он не намерен и твердо стоит на своем.
   Эльф поднялась и, взяв розу, вдохнула нежный аромат.
   - Он не объяснил, почему?
   -  Довольно  нечленораздельно.  Что-то  насчет  того,  что  не  хочет
совершать ни убийство, ни самоубийство. Может быть, время...
   - Только не время, - заявила Эльф, направляясь выходу. - Со  временем
все только заходит в тупик.
   Они отослали карету домой, решив прогуляться пешком от Абингтон-стрит
до площади Мальборо, благо это совсем недалеко.
   - Что же тебе делать? - спросила Частити. - Мне кажется,  нет  смысла
навязываться.
   - Я его ужалю, - твердо ответила Эльф.
   Когда они проходили мимо лавки, где продавались игрушки,  она  купила
чашу с прикрепленным к ней на длинной  резинке  мячиком,  распорядившись
доставить его в Уолгрейв-Хаус с наилучшими  пожеланиями  от  мадемуазель
Лизетт.
   Форт увольнял Дингвола.
   - Милорд чем-нибудь недоволен?  -  оскорбленным  тоном  спросил  тот.
Впервые он проявил какие-то эмоции, и кажется, это была обида.
   - Уверен, что твой хозяин, Дингвол, доволен всем, но он, к сожалению,
мертв. Я решил, что пришло время его похоронить.
   - Похоронить? Милорд, боюсь, у вас небольшое помрачение рассудка...
   - Схожу с ума? Как мой отец? Ты был бы  рад  увидеть  меня  в  цепях,
верно? Наоборот, я пришел в себя и понял, что не нуждаюсь более в  твоем
присутствии. Я распоряжусь, чтобы мистер Желико выплатил тебе  жалованье
и солидное вознаграждение  за  продолжительную  службу.  Как  видишь,  я
пытаюсь исправить ошибки и промахи отца.
   Дингвол, вероятно, был в  ярости,  но  ничем  не  выдал  себя,  кроме
судорожного подергивания рта.
   - Моя работа состоит в том, чтобы приглядывать за вами! Я должен...
   - Ты должен принять свою отставку.
   - Вы недостойны своего отца.
   - В таком случае тебе наверняка будет лучше с другим хозяином. - Форт
взял в руки игрушку, уронил мячик на длину резинки и  затем  дернул  ее.
Мячик проскочил мимо чаши.
   Форт безмятежно улыбнулся Дингволу.
   - Вы правы, милорд. - Камердинер смотрел на него почти с участием,  -
Я старался, но это оказалось свыше моих сил.
   Поклонившись, он вышел.
   Форт снова подбросил мячик, и на этот раз  тот  точно  приземлился  в
чашу.
   - С одним призраком покончено, - проговорил он.

Глава 18

   Появившись  в  комнате  друга,  Треверс  застал   его   за   праздным
подбрасыванием мячика на резинке.
   - Это что за чертовщина?
   - Игрушка.
   - Не слепой, вижу, но как прикажешь это понимать?
   Форт бросил на него загадочный взгляд:
   - Может быть, это послание. Как, по-твоему,  чаша  притягивает  мячик
или, наоборот, отталкивает? А резинка - что  это:  путы  или  путеводная
нить?
   Джек обеспокоенно посмотрел на него:
   - Эти чертовы костоправы, случайно,  не  решили  опробовать  на  тебе
новое лекарство?
   - Ничего подобного. - Форт отложил игрушку и взял в руки букет роз.
   - Мне просто дали понять, что никто не потрудился украсить мою тюрьму
цветами.
   - Цветами? - Джек схватился  за  голову,  забыв  о  своей  элегантной
прическе.  -  Послушай,  дружище,  может,  нам  позвать  доктора...  Где
Дингвол?
   - Я его уволил.
   - Ну, в таком случае, - улыбнулся Джек, - ты в своем уме. Наконец,
   - Вполне. Просто мне до чертиков скучно.  Сыграл  бы  ты  со  мной  в
кости.
   - Конечно, - согласился Джек, расслабившись. - Должно быть,  вот  так
валяться целыми днями ужасно надоедает. - Он  подтащил  кресло  Форта  к
маленькому столику, добавив:
   - Вообще-то  мы  подумывали  устроить  вечеринку  прямо  здесь,  если
хочешь. Вино, девочки, карты по крупной.
   - Отличная идея, если исключить женщин. Я к этому еще не готов  и  не
имею ни малейшего  желания  смотреть,  как  вы  будете  выставлять  себя
дураками.
   - О, конечно. - Джек смутился, и Форт понял,  что  тот  объяснил  его
реакцию  странным  безразличием,  которое  Форт  испытывал  к   женщинам
последнее время.
   Что тоже необходимо исправить.
   Форт взял кость и бросил ее.
   - Когда я совсем поправлюсь, то  устрою  грандиозную  оргию  в  честь
этого события.
   Джек ухмыльнулся с явным облегчением:
   - Вот это я понимаю! Чтобы чертям стало жарко.
   На следующий день вскоре  после  завтрака  прибыло  послание  в  виде
манускрипта на розовой  бумаге,  перевязанного  серебряной  ленточкой  и
украшенного  гроздьями  крошечных  шелковых  роз.  В  нем  были   стихи,
написанные, должно  быть,  ее  собственной  рукой  и  не  без  изящества
разрисованные цветами и птичками.
   Букетику на груди лорда Уолгрейва.
   Но почему цветам лишь честь такая -
   К груди Уолгрейва льнуть душистой стаей?
   О, отчего такое предпочтенье
   Недолговечным детям гроз весенних?
   Богам готова ревностно молиться,
   Чтоб мне средь них безмолвно притаиться.
   Я б не ждала, холодной, неподвижной,
   Пока цветы поблекнут и свернутся листья.
   Бродила б я, взбираясь и спускаясь,
   По плоти трепетной, что подо мной вздымалась.
   Кричала бы в восторге; аллилуйя!
   И счет теряла поцелуям.
   Форт  рассмеялся,  узнав   слегка   перефразированное   стихотворение
известного поэта, посвященное на самом деле даме. В оригинале странствие
цветов ограничивалось ее грудью!
   Он перечитал послание, чувствуя, как его плоть  вздымается.  Воистину
несколько слов способны творить чудеса.  Он  бы  не  возражал,  если  бы
Лизетт, то бишь Эльф, оказалась у  него  на  груди,  осыпая  его  дождем
поцелуев...
   Скомкав листок, он запустил бумажный шарик  в  противоположный  конец
комнаты.
   Настоящая оса.
   Эта женщина невыносима! И как все Маллораны, убеждена, что ее желание
- закон.
   Среда прошла без очередного назойливого  подарка,  и  он  решил,  что
спасен. Правда, был несколько разочарован, но отнес это на счет скуки.
   Форт почти засыпал, когда вдруг послышалось пение.
   Проклиная все на свете, он  схватил  костыли,  доковылял  до  окна  и
украдкой выглянул из-за штор. Освещенная  факелами  группа  -  вполне  в
венецианском духе - живописно расположилась под окном. Музыканты были  в
плащах и масках, что по замыслу автора,  видимо,  должно  напомнить  ему
Воксхолл и Лизетт.
   Ему показалось, что он узнал  голос  певца.  Это  кастрат  Джиолетто,
ведущий тенор в опере. Ему аккомпанировали  два  гитариста  и  флейтист.
Никого похожего на Эльф.
   Проклятие, но песня задела его душу, несмотря на невыносимую чушь  об
отвергнутом любовнике, который тоскует и чахнет вдали от возлюбленной...
   Наконец граф опомнился. Спотыкаясь, добрался до кровати, дернул  шнур
и приказал слугам разогнать этот кошачий концерт.
   В четверг прибыла  маленькая  коробочка  с  великолепным  перстнем  с
громадным топазом, на котором была выгравирована  оса.  Кольцо  пришлось
ему впору.
   Он хранил  мятый  листок  и  поникшие  розы.  И  ужасно  не  хотелось
расставаться с последним подношением. Но, войдя в  азарт,  Форт  положил
кольцо назад в коробочку и потребовал перо и бумагу.
   Его записка была предельно краткой: лорд  Уолгрейв  сожалеет,  но  не
считает возможным принять столь ценный подарок.
   Запечатав записку, он отправил ее вместе с  коробочкой  леди  Эльфлед
Маллоран в Маллоран-Хаус.
   Не прошло и минуты после ухода лакея, как Форт  понял,  что  совершил
тактическую ошибку - фактически он признал ее существование. Более того,
придавая значение подаркам, становится все более одержим ею.
   Она, казалось, незримо присутствует в комнате, лишая его  возможности
здраво  мыслить.  Скрипнув  зубами,  он  схватил  палку  и  выбрался  из
проклятого кресла.
   Доктор настоятельно советовал ему разрабатывать ногу, но непременно в
присутствии  лакея  на  тот  случай,  если  нога  подведет.  К  дьяволу!
Превозмогая боль, Форт выбрался в коридор и двинулся к лестнице, ведущей
во внешний мир.
   К свободе.
   Мокрый  от  пота,  вцепившись  в  перила,  граф  остановился,   чтобы
перевести дыхание. Вот чего ему не хватает - внешнего мира.
   Сейчас он распорядится, чтобы его доставили в портшезе в какой-нибудь
клуб. А лучше -- в парламент. Скучные бесконечные дебаты о  работорговле
заставят его по крайней мере перестать думать об Эльф  и  гадать,  какой
подарок будет следующим...
   Как, однако, спуститься с лестницы, минимально повредив больную ногу?
Есть же какие-то правила. Он попытался  опереться  на  раненую  ногу  и,
задохнувшись от боли, тут же отказался от этой мысли.
   В  дверь  постучали,  предоставив  ему  прекрасный  предлог  отложить
испытание на завтра - его достоинство определенно пострадает, если графа
застанут сползающим, как краб, с лестницы.
   Уолгрейв собрался было вернуться к себе, но помедлил: вдруг  это  ему
возвращают кольцо?  Как  выяснилось,  прибыл  курьер  с  документами  из
парламента. Форт поспешно  ретировался  в  спальню,  терзаемый  болью  в
измученной ноге. Меньше всего ему хотелось, чтобы  лакей  застал  его  в
таком виде.
   Кое-как добравшись до своей комнаты, он рухнул в кресло. Впрочем, ему
следует серьезно изучить документы. Это  поможет  ему  отвлечься.  Более
того, граф намерен  восстановить  честь  семьи,  пусть  даже  мало  кому
известно, насколько отец ее замарал.
   Ему одному суждено нести это бремя. Частити живет собственной  жизнью
и вскоре покинет страну. Верити уже  за  границей  замужем  за  военным.
Виктор - в Италии.
   У него есть приятели, но он не может доверить  кому  бы  то  ни  было
семейные или политические  проблемы.  Все  это  друзья  его  беззаботной
юности.
   Как ни странно, ближе всего ему  стал  новый  друг,  друг  его  новой
сущности, - некая дама в красном. Ах, если  бы  она  действительно  была
ветреницей по имени Лизетт, которой нужен богатый покровитель. Он  щедро
платил бы ей, согласись она стать его любовницей, и обращался бы  с  ней
как с женой...
   "Женись на Эльф Маллоран, - шепнул ему внутренний голос. - И  ты  все
это обретешь".
   - Никогда, - возразил он вслух. - Никогда!
   В пятницу пришел пакет с обычной почтой. В  нем  он  обнаружил  узкую
коробочку и записку. Оса весьма сожалеет, что невольно нарушила  правила
приличия, и надеется, что сила ее чувств послужит  ей  оправданием.  Она
покорнейше просит лорда Уолгрейва принять эту безделицу взамен кольца.
   В длинном узком футляре находился черный с серебром веер. Он  вытащил
его, недоуменно  покачав  головой.  Некоторые  щеголи  заимели  привычку
обмахиваться веером, но Форт не принадлежал к  их  числу.  Впрочем,  это
недорогой подарок, так сказать, обычный знак внимания, оказываемый  леди
больному джентльмену. Она даже учла его обыкновение носить черное.
   Откуда ей знать, что он решил отказаться от траура?
   Лениво раскрыв веер,  он  громко  расхохотался.  Безделушку  украшали
картинки, изображавшие даму в полосатом красном платье, которая,  задрав
юбку, поправляет подвязки, зазывно улыбаясь.
   На обратной стороне оказалась превосходное изображение Воксхолла.
   Проклятие, он опять возбудился при  одном  воспоминании  о  Лизетт  и
любовной азбуке, которой он обучал ее в этой  комнате.  Никогда  до  нее
плотские утехи не доставляли ему подобного наслаждения...
   Он заметил вложенную в футляр  записку  и,  развернув  ее,  обнаружил
очередной стих. На сей раз имя автора не оставляло сомнений.
   Все в памяти моей, чаруя и тревожа:
   И сад, и плен, и шелк душистый ложа,
   Тень черная монаха надо мной,
   И губы в губы, и рука с рукой.
   Когда, на путь греха вступая,
   За ним, не глядя, шла я как слепая.
   Когда черед вернуться вам придет,
   Молю вас помнить - дама в красном ждет.
   Да, скромницей Эльф Маллоран при всем желании  не  назовешь!  Неужели
она всерьез п