глядели  маленькими,  злобно
посверкивающими бусинками.
   Вероятно, глаза действительно зеркало души.
   Что же тогда огромные темные глаза Серены говорили о своей хозяйке?
   Френсис осторожно коснулся ногой бока лошади, пытаясь сдвинуть  ее  с
места. Баньши явно колебался, подчиняться ему или  нет,  и  нерешительно
шагнул вперед. Олбрайт расплылся в злорадной ухмылке.
   Очень многие охотники  решили  присоединиться  к  соревнованию,  хотя
договоренность о пари была только между  Френсисом  и  Олбрайтом.  Здесь
были Люсьен и Кон и, конечно, Вилл Олбрайт. Люсьен был на своем огромном
Викинге, хотя никогда не ездил на нем на охоту, боясь, что лошадь  может
повредить себе что-нибудь в азарте  скачки.  Френсис  знал,  что  Люсьен
скакал на нем сегодня, потому что эта великолепная лошадь могла обогнать
любое движущееся существо на поле, к тому же надо  было  убедиться,  что
победа на их стороне.
   Скачка чуть было не сорвалась.
   Лорд  Элвенли,  согласившийся  быть  стартером,  выбрал  в   качестве
стартового сигнала красный платок, и Баньши повел себя  крайне  странно.
Сначала он попятился, чуть не скинув Френсиса, затем глаза его  налились
кровью и он понесся к судье. Френсису пришлось изо всех  сил  натягивать
узду, чтобы заставить лошадь остановиться.
   Но тут, слава Богу, платок упал, и они стартовали.
   Последними.
   Баньши опять повел себя оригинально, обогнув красный платок на  земле
и старательно двигаясь в сторону, но только не вперед.  Френсис  подумал
было взяться за кнут, но тут серый вдруг сообразил, что его  обогнали  и
что уйма лошадей уже давно перед ним. Он тут же вытянул  шею  и  крупной
рысью понесся вперед.
   Слава Богу, они скакали!
   Баньши  был,  конечно,  очень  быстр,  но  мчался   с   элегантностью
перекошенной тачки. От каждого рывка Френсиса подбрасывало, а ведь ехать
таким  образом  предстояло  целых  десять  миль.   Боже,   Серена   хоть
когда-нибудь оценит, на что он пошел ради нее?
   Он натянул поводья, чтобы подготовить лошадь к первому прыжку. К  его
удивлению, Баньши повиновался и прекрасно  взял  барьер  из  кустарника.
"Молодец!" - крикнул ему обрадованный Френсис. Во всяком случае,  лошадь
достаточно умна, чтобы подчиняться всаднику, если ее это устраивало.
   Они промчались мимо медленно  скачущих  всадников  на  поле,  но  все
лидеры, а среди них и братья Олбрайт, были далеко впереди.
   Но стартовая скорость в данной скачке не имела  особого  значения.  А
вот выносливость, напротив, имела. Лошадь Тома Олбрайта  предназначалась
для охоты, а потому ее воспитывали специально, развивая выносливость, но
Френсис доверял Майлзу, а тот утверждал, что  еще  не  родилось  лошади,
которая победит Баньши.
   Френсису оставалось только гадать, сможет ли он  пережить  эту  дикую
тряску. Он пытался смягчить  силу  ударов  собственного  тела  о  седло,
приподнимаясь время от времени, но долго  не  выдерживал.  Периодические
прыжки через препятствия были отдушиной - блаженные мгновения скольжения
в воздухе и вновь чудовищные приземления.
   Они медленно пересекли  поле,  успев  обогнать  не  одного  всадника,
принявшего участие в утомительной  гонке.  Френсис  попытался  успокоить
Баньши, чтобы  он  берег  силы  для  финального  броска,  но  Баньши  не
собирался терпеть конкурентов.
   Люсьен на своем гигантском вороном скакал рядом.
   - Хорошо идете! - крикнул он.
   Баньши тут же навострил уши и молниеносно рванулся к Викингу. Френсис
натянул поводья, уперся ногами, изо всех сил стараясь овладеть проклятой
бестией. Ему казалось, что еще  немного,  и  руки  у  него  выскочат  из
плечевых суставов. Люсьен, ругаясь, отстал.
   Френсис почувствовал, что лошадь приготовилась повернуть назад, чтобы
продолжить сражение, и поскорее стиснул ей ногами бока.  Баньши  понесся
вперед словно пуля, и в мгновение ока  они  сократили  расстояние  между
гнедой Вилла Олбрайта.
   - Ах ты дьявольское семя! - бормотал про себя Френсис,  когда  они  с
топотом промчались мимо младшего Олбрайта.  -  Тебя  давно  пора  отдать
мяснику. Но только выиграй скачку, дружище, и я тебя не забуду.
   Наверное, со стороны это выглядело более  чем  странно,  но  Френсису
было наплевать. Он уже представлял, как вручит Серене отобранные  у  нее
деньги.
   Он  поравнялся  с  Томом  Олбрайтом,  когда  оставалось  чуть  меньше
половины пройденной дистанции. Они как раз с грохотом проносились  через
деревушку  Ти.  Его  соперник  даже  испугался,  увидев  его,  и   начал
нахлестывать своего скакуна. А Баньши без понуканий прибавил  шагу,  как
будто его силы были безграничны. Боже, какое сердце у этого жеребца!
   Но для Френсиса каждый такой  чудесный  рывок  лошади  был  настоящей
пыткой. Вот будет смешно, если он проиграет эту гонку  только  по  своей
вине! Еще чуть-чуть, и у него просто иссякнут силы. Если Баньши  захочет
сбросить его, то он не сможет удержаться.
   Теперь, когда перед ними не маячило ни одной лошади, Баньши  позволил
Френсису немного придержать себя, и это было несказанным облегчением для
Френсиса. К тому же Френсису вовсе не хотелось, чтобы  лошадь  пала  под
ним бездыханной. Посмотрев через плечо, он увидел, что Том Олбрайт  тоже
дал своей лошади передышку.
   Френсис расслабился, но сделал это слишком рано.
   Неожиданно  выпорхнувшая  из-под  куста  маленькая  птичка   испугала
Баньши, и он встал на дыбы,  чуть  не  сбросив  своего  седока.  Френсис
стукнул его по уху  и  натянул  поводья.  Но  вряд  ли  ему  удалось  бы
справиться с безумцем, если бы  эта  бестия  не  заметила,  что  Вискерс
опередил его. Мгновенно он словно серый дьявол промчался мимо, а Френсис
только пытался удержаться в седле.
   Но стоило Баньши обогнать лошадь, как он снова замедлил шаг.
   Проклятие! Как заставить эту чертову лошадь  лидировать  в  гонке?  А
ведь финиш был уже близок.
   Разве что...
   Френсис   оглянулся,   Так   и   есть,   Люсьен    был    неподалеку,
предусмотрительно держась в стороне и наблюдая за братьями Олбрайт.
   Френсис махнул ему рукой.
   А Люсьен ничего не понял.
   Тогда Френсис в отчаянии замахал ему чаще.
   Тут Люсьен ухмыльнулся и козырнул. Он послал свою  лошадь  вперед,  и
великолепный вороной мгновенно обогнал их.
   Баньши издал звук, очень похожий на тот, какой издает лесной призрак,
в честь которого его и  назвали,  и  мгновенно  понесся  крупной  рысью,
стараясь догнать вороного. А Френсис вцепился  в  поводья,  страшась  за
свою жизнь, пока его дьявол во плоти мчался по направлению  к  Коттсмору
так, что комья земли летели из-под копыт.
   В Коттсморе  собралась  толпа,  чтобы  засвидетельствовать  окончание
скачки. Шумное и возбужденное скопище народа  могло  бы  испугать  любую
лошадь, но Баньши даже не обратил на него внимания.
   Люсьен  оглянулся  и  медленно  остановил  своего  вороного.   Баньши
пронесся мимо замшелых каменных ворот во двор церкви,  а  затем,  тяжело
дыша после сумасшедшей скачки, устроил небольшое представление, танцуя и
вертясь на месте, пытаясь лягнуть наглое животное, попытавшееся  украсть
у него победу.
   На аристократичного Викинга это не произвело никакого впечатления.
   Френсис только расхохотался.
   - Ну ты и дьявол! - бросил он скакуну. - Я,  пожалуй,  смог  бы  даже
полюбить тебя. Почти, - добавил он сквозь зубы, ощутив  сильную  боль  в
нижней половине тела.
   Толпа привычно собралась возле победителя, но Баньши быстро  заставил
их передумать. Френсис не решался слезть с лошади при всех,  боясь,  как
бы она не стала вообще неуправляемой.
   Так что он одиноко застыл в седле словно памятник, когда Том  Олбрайт
на взмыленной лошади промчался к финишу.
   - Провались вы все в ад!  -  прохрипел  он.  -  Я  видел  все!  Арден
подгонял вас!
   - А это не противоречит правилам. Кстати, я на вашем месте не стал бы
подъезжать так близко, иначе Баньши укусит вашу лошадь. Или вас.  Он  не
очень разборчив.
   Олбрайт осадил лошадь, тем самым отодвинувшись  от  оскаленной  морды
серого, и повернулся к зрителям.
   - Арден помогал ему! А я бы никогда не стал спорить  на  его  черного
дьявола!
   Толпа зароптала, негодуя по поводу  такого  неспортивного  поведения.
Проигрывать надо тоже уметь. Маркиз Арден  прошел  со  своей  лошадью  к
Олбрайту.
   - Вы обвиняете меня в чем-то незаконном? - спросил он высокомерно.
   Олбрайт побледнел.
   - Вовсе нет, милорд. Только в том, что Мидлторп следовал за вами.
   - А что мешало вам последовать за мной? - любезно спросил  Люсьен.  -
Отличная  скачка.  Благодарю  вас  за  то,  что  вы  ее   устроили.   По
воскресеньям здесь обычно такая скука.
   - Да, конечно, конечно, - забормотал Олбрайт, в конце концов осознав,
что ведет себя крайне опасно, на грани дуэли. Глаза его, однако, все еще
пылали яростью.
   А Френсис вдруг испытал упоительное предчувствие, что Олбрайту  нечем
платить. Если бы только он мог слезть с  этой  проклятой  лошади,  чтобы
насладиться местью в полную силу.
   С облегчением он заметил, как  к  нему  бежали  грумы,  и  наконец-то
передал Баньши им. Слезать, а вернее, сползать с лошади было удивительно
болезненным делом, а уж стоять было прямо наказанием свыше. Он прошел  к
Олбрайту. С великим удовольствием  он  подошел  бы  небрежной  походкой,
но... сегодня он не мог  себе  этого  позволить.  Ему  удалось  хотя  бы
сохранить достоинство, но и только.
   - Спасибо за скачку, - вежливо проговорил он. - Мы уладим все расчеты
сегодня вечером, договорились? Вы не зайдете ко мне в домик Ардена?
   Лицо Олбрайта стало  кирпичного  цвета,  больше  от  злости,  чем  от
неловкости.
   - У меня нет при себе такой суммы, милорд, - выдавил он. - Я бы лучше
расплатился с вами на Теттерсоле. Я буду там в четверг.
   Ничего необычного в этом не было. Долги за скачки и проигранные  пари
часто оплачивали в Лондоне на Теттерсоле, но не в  охотничий  же  сезон,
когда вся мужская часть населения торчала в Мелтоне. Френсис имел полное
право отказаться, но он вовсе не возражал, чтобы Олбрайты  попотели  еще
несколько дней.
   - Конечно, пожалуйста, - ответил Френсис,  злорадно  представив,  как
Олбрайт побирается по кредиторам. И тут ему  пришла  в  голову  чудесная
идея.  Серена  наверняка   приобрела   за   время   брака   какие-нибудь
драгоценности. Несомненно, на них братцы тоже наложили свои жадные руки.
   - Если вам трудно раздобыть такую сумму деньгами, то  я  согласен  на
равноценную замену, - равнодушно сказал он.
   - Замену? А какую, например?
   - Земля, драгоценности.
   - А-а, драгоценности... Что ж, у меня есть кое-какие безделушки.  Они
принадлежали одной родственнице. Как раз подходят по стоимости.
   Френсиса так и подмывало  расквасить  физиономию  этому  подонку,  не
испытывавшему ни малейших угрызений совести из-за  того,  что  транжирит
единственную собственность своей сестры. Но он утешился  мыслью  о  том,
как взъярится Том Олбрайт, когда узнает, что "безделушки" возвратились к
их настоящей владелице. Так или иначе, но Френсис постарается  устроить,
чтобы братцам это стало известно.
   - Ну вот и хорошо, - сказал Френсис. - Значит, на  Теттерсоле,  через
неделю, в четверг. В десять утра подойдет?
   Олбрайт  пробурчал  что-то  невнятное  в  знак  согласия  и  поспешил
удалиться. Френсис возликовал. Он возвратит Серене  ее  драгоценности  и
добавит три тысячи из своего кошелька, ничего не сообщая ей об этом. Вот
она обрадуется! Одна мысль о сияющей от  радости  Серене  сведет  с  ума
любого мужчину.
   Люсьен передал свою лошадь грумам и, ухмыляясь, подошел к Френсису.
   - Тебе действительно так больно или ты притво ряешься?
   Тело Френсиса совершенно отказывалось двигаться.
   - Мне кажется, даже еще больше. Эта паршивая лошадь  не  создана  для
скачек.
   - А-а, дорогой мой, чего мы только не совершаем ради женщин.  Похвали
меня за предусмотрительность,  правда,  после  пары  прозрачных  намеков
Майлза. Я велел послать за каретой, чтобы отвезти тебя назад.
   - Слава небесам, - с чувством произнес Френсис. - Я теперь не  захочу
сесть верхом с неделю. Нет, с месяц. А может, с год...
   Люсьен расхохотался.
   - Тебе скоро станет лучше. Мой  главный  грум  Дули  делает  чудесные
массажи, да и знает толк в мазях.

Глава 8

   Дули действительно поднаторел в массаже и  разбирался  в  мазях,  что
вовсе не означало, что это не  было  дьявольски  больно.  Когда  Френсис
стонал и клял все на свете под безжалостными пальцами грума, ему было от
всего сердца жаль, что Серена Олбрайт... нет, Серена Ривертон не знает о
его мучениях.
   Стоило только вспомнить это имя, чтобы начать проклинать  все  и  вся
просто от того, что она была такой, какая есть. По своему  происхождению
она совершенно не подходила  на  роль  любовницы,  и  ему  страшно  было
подумать, как отреагирует на это Бет. Но что касается ее брака...  Вдова
сэра Мэтью Ривертона могла быть спокойно причислена к  дамам  полусвета,
несмотря на освященный церковью союз. Все зависело от того,  какую  роль
она играла в его жизни. Если она, как это водилось,  оставалась  круглый
год в деревне, в то время как ее муж устраивал оргии в Лондоне,  то  это
одно дело. А  если  Серена  принимала  живейшее  участие  во  всей  этой
мерзости, то ее репутация погублена.
   Френсис  старательно  напрягал  память,  но  сумел  припомнить   лишь
разрозненные  обрывки  сведений.  Кажется,  Ривертон   хвастался   своей
прекрасно вышколенной женушкой, не оставляя никаких сомнений  в  том,  к
чему она была приучена. Он слышал также, что  Ривертон  устраивал  дикие
оргии в своем поместье в Линкольншире во время охотничьего сезона.  Если
это поместье у него единственное, то все это выглядело удручающе.
   В общем и целом, подумал Френсис,  даже  к  лучшему,  что  Серене  не
суждено стать матерью. Это избавляло его от своего рода искушения.
   Он  вдруг  почувствовал,  как  жесткие,  грубые,  мозолистые   пальцы
массажиста сделались мягкими и сильными. Френсис дернулся  и  обернулся,
ругнувшись из-за мгновенной боли в пояснице. Место  грума  заняла  Бланш
Хардкасл и принялась массировать его обнаженное тело.
   - Какого дьявола?..
   - Ну-ка лежи спокойно, - приказала Бланш. - Я вовсе не  пытаюсь  тебя
соблазнить. Просто я  массирую  лучше,  чем  Дули.  Не  понимаю,  почему
мужчины считают, что массаж значит как можно сильнее помучить и без того
натруженные мышцы. То, что делаю я, приятнее и полезнее.
   Френсис снова рухнул на живот, потому что ее уверенные манипуляции на
бедрах и ягодицах были удивительно приятны. А еще чуть позже она  начала
поглаживать и растирать его умащенными руками так, что  его  истерзанное
тело полностью расслабилось.
   - Подобное  мастерство  входит  в  обязанности  любовницы?  -  лениво
произнес он. - Похоже, мне следовало завести ее намного раньше.
   - Полезное, скажем так. Грубые натуры знают  лишь  один  способ,  как
одна персона может удовлетво  рить  другую,  но  разве  мы  относимся  к
таковым?
   - Я завидую Люсьену.
   - Возможно, тебе стоит пожалеть его, - поддразнила  она.  -  Он  ведь
бросил меня ради другой.
   - Верится с трудом.
   Она ущипнула его.
   - Оставь. В любом случае я уверена, что он уже обучил  Бет  всяческим
уловкам.
   - Научил ее угождать себе, как он этого пожелает? - спросил Френсис и
мгновенно представил себе Серену в объятиях Ривертона.
   - Научил ее разным способам получать удовольствие, - ответила  Бланш.
- Ты думаешь, что это односторонняя радость? Люсьен так же  любил  масса
жировать меня, как и быть объектом массажа.
   Френсис тотчас вообразил, как Серена делает массаж ему, а он - ей.  И
поблагодарил небеса, что лежал на животе  и  ему  не  пришлось  краснеть
из-за последствий таких возбуждающих мыслей.
   Но, как он ни пытался, так  и  не  сумел  представить  Анну  Пекворт,
делающей массаж или лежащей обнаженной для сей приятной процедуры.
   - Бланш, - спросил  Френсис,  -  почему  женщина  может  желать  быть
любовницей, но не женой?
   - Ты намекаешь на меня? Я слишком глубоко погрязла в грехе,  мне  уже
поздно становиться респектабельной.
   - Не городи чепухи, - возразил Френсис, хотя и признавал,  что  в  ее
словах кроется доля истины.
   - Так, значит, ты имел в виду не меня. Кого же тогда?
   - Это не важно.
   - Серену Ривертон? - догадалась умная Бланш. И Френсис понял, что его
молчание было красноречивым ответом.
   Руки Бланш творили с ним чудеса.
   - Быть верной любовницей хорошего мужчины означает  иметь  достаточно
много свободы. А  брак  с  плохим  мужчиной  может  стать  худшим  видом
рабства, много хуже, чем  в  самом  паршивом  борделе  в  Лондоне.  А  я
убеждена, что трудно сыскать кого-нибудь хуже Ривертона.
   - Почему? - Френсиса очень интересовало мнение  Бланш,  ибо  она  как
никто знала всю подноготную светского общества.
   - Я не была с ним знакома лично, но  сплетни  до  меня  доходили.  Он
относился к тому типу мужчин, кому все время подавай  новенькое.  Ну,  а
вкусить прелесть новизны невозможно, не оскорбив чьих-то чувств  или  не
унизив кого-то. Насколько я понимаю, он очень быстро усвоил, что ему  по
душе именно оскорбления и унижения. Конечно, многие мужчины  ведут  себя
препакостно со случайными женщинами и совсем иначе - с женами.
   Она замолчала,  а  Френсис  закрыл  глаза,  пытаясь  вообразить  себе
положение Серены, не впутывая сюда все то, что ей, возможно, приходилось
делать из-за мужа. И очень скоро он  вдруг  со  всей  ясностью  осознал:
невозможно допустить, чтобы она просто исчезла из его жизни. Тогда он не
будет знать покоя до скончания дней. И Френсис отчаянно возжаждал, чтобы
она  принадлежала  лишь  ему  одному.  Ведь  она  же  хотела  стать  его
любовницей.
   Значит, так тому и быть.
   И он будет самым идеальным любовником.  Ей  никогда  не  найти  более
нежного, внимательного и щедрого покровителя, чем  он.  Если  бы  Серена
могла родить, твердил себе Френсис, то он бы даже женился на ней, плюнув
на всевозможные осложнения из-за такого брака.
   Ну  а  поскольку  обстоятельства   складывались   иначе,   то   будет
великолепно, если он устроит  все  скрытно  и  деликатно.  И  даже  если
сведения об их связи просочатся в общество, леди Анна  достаточно  умна,
чтобы проигнорировать такие слухи.
   Нет. Не мудрствуй лукаво и не занимайся самообманом. Если слухи о них
достигнут ушей Анны, она смертельно оскорбится, хотя у нее и хватит  сил
правильно воспринять сложившуюся ситуацию. Значит, нельзя, чтобы об этом
начали сплетничать. Все должно остаться в тайне.
   Френсис подавил стон. Такое всплывает в самый неподходящий момент.
   Френсис вспомнил, как Николас разрывался между любовницей и женой,  а
ведь он ненавидел свою любовницу, но содержал ее, потому  что  она  была
полезной из-за связей во Франции, ведь шла война с Наполеоном.
   Он вспомнил, как Николас говорил, что самое паршивое во всем  этом  -
отправляться из постели любовницы в  постель  жены.  И  в  глубине  души
Френсис понимал, что и сам он не из тех,  кто  может  равнодушно  менять
одну постель на другую, особенно если  учесть,  что  он  дорожил  обеими
женщинами.
   Но ведь он же не мог жениться на Серене.
   Но и не мог позволить ей уйти к другому.
   - Ты очень напряжен, - заметила Бланш, слегка надавив ему на плечи. -
Эта Серена - такая не разрешимая проблема для тебя?
   - Конечно, нет, - ответил Френсис. Не имеет смысла просить  совета  в
этой сложной ситуации.
   Бланш последний раз решительно прошлась по его спине и вытерла руки.
   - Я повторю массаж завтра. Через день-два ты почувствуешь себя лучше.
   Френсис в данный момент не верил,  что  когда-нибудь  он  почувствует
себя лучше,  но  промолчал,  сел,  убедившись,  что  полотенце  скрывало
причинные места, и поблагодарил Бланш.
   - О, - рассмеялась она. - Было очень приятно утешить столь галантного
победителя. - Бланш слег ка нахмурилась, что-то  припомнив.  -  Кажется,
Серена не  может  забер