ли она, закричав, разоблачит их обоих, то это, пожалуй, будет ему только на руку: люди узнают, что она - его любовница!
     До его ушей наконец донесся хриплый гортанный стон. Она наверняка еще никогда так не стонала. О, как приятно сознавать, что все это только для него одного! Но ему хотелось большего. Полностью владея собой, он при необходимости мог вытворять такое часами.
     Бренд увлекал ее все дальше и дальше, к самой вершине блаженства. Вот она напряглась, и он, убрав руку, подхватил ее под спину. Она уперлась ногами в спинку кровати и выгнулась всем телом. Бренд тут же прекратил свои ласки.
     - Ляг, милая.
     Всхлипнув, она принялась вращать бедрами.
     - Не надо... Пожалуйста...
     - Тсс, тихо. - Он прихватил зубами ее мокрый, вздувшийся сосок.
     - Негодяй!
     - Ты - моя рабыня.
     - Я тебя ненавижу!
     - Не правда.
     Бренд опять принялся ласкать ее и был немедленно вознагражден дрожью экстаза.
     - Нет, - простонала она, имея в виду оргазм и собираясь с ним бороться.
     - Да, - сказал он с усмешкой.
     Это был странный поединок в постели, но Бренд победил.
     Только потом, когда она уже лежала горячая, разомлевшая и покорная, он вошел в нее.
     - Если я умру, - еле выдохнула девушка, - скажи Диане. Она поможет тебе отсюда выбраться.
     Бренд понятия не имел, кто такая Диана, но был в полном восторге от своей незнакомки. Подумать только, какой накал страстей скрывался за ее сдержанными манерами! О, ока достойна лучшей, более полноценной жизни.
     - Поедем со мной, - сказал он, нависнув над ней и дразня ее кончиком возбужденного фаллоса, - мы будем наслаждаться каждую ночь. - Он начал углубляться, она приподняла бедра ему навстречу.
     - Тогда я точно умру.
     - Нет, черт возьми! Ты будешь жить! - Бренд мощным толчком овладел ею.
     Она опять испытала оргазм - намного раньше, чем он ожидал. Почувствовав себя свободным, Бренд устремился к собственному экстазу и скрепил его поцелуем - таким же огненным, как и все предыдущие действа.
     Пожалуй, от такого и впрямь можно умереть.
     Но это будет сладкая смерть.

***

     - Интересно, который час? - спросила она.
     Он понятия не имел, сколько прошло времени - может, минуты, а может, дни. Было еще темно. Они лежали рядом - сплетение рук, сплетение ног... Ее голос звучал слабо, почти сонно.
     Вдали пробили церковные часы, избавив его от необходимости ворочать языком. Двенадцать ударов.
     - Полночь. - Девушка слегка пошевелилась. Точь-в-точь змея, которая сбрасывает с себя старую шкуру.
     Положив руку ей на живот, Бренд погладил шелковистую выпуклость. Жаль, что нельзя полюбоваться грацией ее утомленного, разомлевшего тела!
     Ничего, еще увидит! Она будет его, надо только доказать ей это. И он будет доказывать до рассвета.
     - В нашем распоряжении еще около шести часов, - сказал он и пальцем скользнул ей в пупок.
     - Не надо! - дернулась она.
     Он удержал ее на месте.
     - Почему?
     - Щекотно.
     Засмеявшись, Бренд уложил ее на спину и стал целовать в пупок, играя языком в маленькой ямке. Девушка оттолкнула его, они стали шутливо драться. Наконец он позволил ей сесть на него сверху. Надо же, какая энергичная, сильная и не гнушается нечестных приемов! Еще один приятный сюрприз!
     Розамунда понимала, что он в любую минуту может вырваться, и все же победно оседлала его ноги, а руки прижала к матрасу, потом опустила голову и принялась исследовать языком его пупок.
     - Нравится? - спросила девушка.
     - Нравится.
     Издав звук, похожий на кошачье мурлыканье, она принялась осыпать поцелуями его тело, прокладывая языком длинные и короткие дорожки и выгибаясь над ним волнами в стремлении добраться до самых укромных его местечек.
     - Почему ты так тяжело дышишь? - вдруг лукаво спросила она.
     - Потому что чувствую себя форелью, выброшенной на берег.
     - Таким же мокрым?
     - Таким же несчастным.
     - Мне прекратить?
     - Ни в коем случае!
     - А как еще тебе нравится? - спросила она, снова нырнув языком в его пупок.
     - Потрогай меня.
     Девушка тотчас все поняла. Отпустив его руку, она передвинулась ниже и начала обследовать гениталии своими Любопытными чувственными пальцами. Он сосредоточенно сдерживал свое желание, насколько это вообще в человеческих силах, пока она нежно поглаживала восставший фаллос.
     Но вот терпение его лопнуло, он схватил свою мучительницу, повалил на спину и, погрузившись в горячие недра, моментально облегчился.
     Так продолжалось всю ночь: они играли, узнавая друг друга, дразнили и мучили. Это была самая сладкая, самая восхитительная ночь в его жизни - он провел ее с женщиной, созданной для любви и готовой любить радостно и самозабвенно. Она же находила удовольствие в каждом новом жесте и охотно изобретала свои.
     И все, пришло время отдыха. Убаюканный ее объятиями, он неожиданно заговорил о себе, понимая, что она не особо вслушивается в этот немного бессвязный поток слов. Но ему хотелось завоевать ее, завоевать любой ценой, и он готов был излить ей всю душу и вывернуться наизнанку, лишь бы помогло.
     Бренд рассказал о своем счастливом детстве и услышал в ответ ее воспоминания. Хорошо, что ее юные годы тоже прошли в тепле и радости. А тр, что она была проказливым ребенком, его не слишком удивило.
     Он поведал ей о внезапной смерти своих родителей. Они умерли от лихорадки, и после этого жизнь его резко изменилась.
     Она тотчас принялась утешать его ласковыми объятиями и поцелуями. Бренд знал, что у нее по крайней мере есть любящая мать, поэтому ее участие показалось ему чрезвычайно трогательным. Тогда это был страшный шок для всей семьи, и особенно для маленьких близнецов, которых хотели разлучить и за которых вступился Бей.
     - Бею тогда было всего девятнадцать.
     - Бею?
     - Моему старшему брату, маркизу Ротгару. Вообще-то мы сводные братья. Нас всех назвали в честь англосаксонских героев, поскольку отец увлекался отечественной историей. Мне еще повезло: Бренд - нормальное имя, а вот бедняга Бей был наречен Бьовульфом. Папа называл его полным именем, причем делал это при каждом удобном случае и с явным удовольствием проговаривал каждый звук.
     Она усмехнулась:
     - И поэтому ваш брат взял себе имя восточного принца?
     - Ему очень идет. Рано сделавшись главой семьи, он проявил себя настоящим тираном. Когда умерли наши родители, у него еще не было ни власти, ни авторитета, зато была твердая воля. Мне же было всего двенадцать, и я не помнил себя от горя, но теперь я выяснил, что многим хотелось разъединить нашу семью, забрать нас из-под его опеки. Он добился того, чтобы все осталось по возможности без изменений.
     В то время я воспринимал это как должное, - продолжал Бренд, уставясь в пространство невидящим взглядом. - Брат ведь не говорил о том, что нам угрожают перемены, а мы догадывались и боялись. Однажды двойняшки пропали. Их не могли найти целый день, а потом обнаружили в чулане под лестницей черного хода. Но там уже смотрели раньше, значит, они перепрятались! Теперь-то я представляю, какая на него навалилась ответственность. И это при том, что раньше он не отличался добросовестным отношением к своим обязанностям.
     Бренд замолчал. Несмотря на соблазнительную темноту, он не мог рассказать все, ибо это была не его тайна. Дело в том, что брат считал себя виновным в смерти родителей - и не без основания. Во время очередной авантюры он подхватил лихорадку и едва не умер, лежал уже при смерти. Заботливо выхаживая его, мачеха заразилась сама, любящий маркиз также пренебрег советом врача не подходить к больным.
     Младшие дети, которых держали в дальнем крыле дома, испытали сильное потрясение. Мало того, что их сводный брат серьезно заболел, когда он поправился и им разрешили выйти, оказалось, что их любимые родители умерли, а Бей, бледный и худой после болезни, стал маркизом Ротгаром и их единственным защитником в этом мире.
     - Ему, наверное, потребовалось немало мужества, - заключила она, поглаживая его по голове.
     - Да уж. Никто не стал бы его винить, если бы он позволил разъединить семью. Напротив, его осуждали за то, что он этого не сделал. Многие считали слишком безрассудным его желание заботиться о нас.
     К счастью, Бренд вовремя замолчал - не стоило упоминать про безумие. Бей не был сумасшедшим, во всяком случае, пока никаких признаков, а вот его мать сошла с ума, что и породило уйму кривотолков. Вообще-то она тоже казалась вполне нормальной, пока не убила своего новорожденного ребенка.
     - Люди выполняют свой долг, - проговорила она, - и потому обретают мужество.
     - Далеко не все, - заметил Бренд и задумался: может, она говорит о себе? Ему так хотелось найти ключ к ее тайнам! Спустя мгновение он отбросил эту идею и продолжил рассказ о своих самых невинных приключениях.
     - А как вы стали управляющим поместьями своего брата?
     - Не знаю, насколько вы знакомы с образом жизни аристократических семей, но, дабы сохранилось богатство, после смерти отца почти все его имущество переходит к старшему сыну. Младшие сыновья и дочери получают свою долю, как правило, из приданого матери. Таким образом, первоначальное добро остается неделимым. Младшие сыновья должны сами пробивать себе дорогу в жизни. Обычно они выбирают церковь, армию или военный флот.
     - Не представляю вас в рясе священника.
     Он засмеялся:
     - Бей не хотел, чтобы кто-либо из нас пошел в армию или на флот. Говорил, что это варварские институты. Я же всегда питал интерес к сельскому хозяйству, вот и стал управляющим.
     - А если бы вы захотели стать бравым офицером?
     - Тогда я пережил бы то же самое, что и мой младший брат, когда он выбрал для себя эту стезю. Бей закатывал громкие скандалы и запирал его в доме.
     - О Господи! И чем же все кончилось?
     - Сейчас Син - майор.
     - Значит, ваш брат не так страшен, как кажется? Он лает, но не кусает?
     - Так же, как и я, милая леди. - В доказательство Бренд легонько прикусил зубами ее палец. - У Бея, конечно, клыки поострее, но в конечном счете он желает нам добра. Син любит армию, а я с удовольствием занимаюсь изгородями и турнепсом.
     Розамунда укусила его в ответ.
     - Надо же, какая у вас насыщенная жизнь!
     Он между тем пристроился к ее груди и прошептал:
     - Без вас она будет неполной.
     Она не ответила. На протяжении всей ночи он довольно часто возвращался к этой теме, атакуя ее волю с верой в победу. Теперь, убедившись, что все бесполезно, он вздохнул и начал делать единственно возможное - сеять воспоминания в ее теле, душе и мыслях.
     И набирался впечатлений сам.
     Но даже сейчас, когда дорога была каждая минута, природа взяла свое: любовники замерли с улыбками на губах в жарких объятиях друг друга и сладко проспали остаток своей последней ночи.

***

     Проснувшись, Розамунда разом вспомнила все. Глаза ей обожгли невыплаканные слезы.
     Они укрывались одной простыней, и ей стало холодно. Бренд лежал на животе чуть поодаль, но по-прежнему обнимал рукой, как бы защищая и утверждая свои права.
     Она не хотела с ним спорить, а он, пока не уснул, все пытался понять, что ее здесь держит, какие узы сильнее тех, что их связывают.
     Розамунда не могла сказать ему правду и вообще сомневалась, что он ее поймет. В традициях высокого романтизма он ждал от нее безрассудства. Ждал, что она все бросит ради любви.
     Любовь...
     Да, она любила его и не собиралась больше отрицать свои чувства.
     А за окном уже серебрился рассвет, возвещая о близком расставании.
     Розамунда приподнялась на локте и принялась разглядывать его в слабом, туманном свете.
     За эти несколько дней с ними что-то случилось. Они стали близкими людьми, почти сроднились. Пожалуй, такие отношения можно сравнить с их дружбой с Дианой - ее не разорвут ни разлуки, ни жизненные перемены, ни даже ссоры.
     Правда, Диану она знала с колыбели, а с Брендом только что познакомилась. И все-таки вдвоем им было хорошо. Они могли часами болтать и смеяться, изливать друг другу душу. Откуда же такое глубокое взаимопонимание, такая общность интересов, такое безграничное доверие и ощущение надежности?
     Розамунда сглотнула горькие слезы и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Нет, она не станет отрицать, что между ней и лордом Брендом Маллореном зародилось чистое и высокое чувство, пусть оно и было следствием чистой случайности.
     И не могло ни к чему привести. Из семени, брошенного на камень, колос не вырастет.
     В обычных обстоятельствах они бы никогда не встретились - сын маркиза и дочь фермера. Зажатые в панцирь условностей, они не пробились бы друг к другу. Теперь же она сама должна надеть панцири на них обоих, для верности скрепив их предательством.
     Если бы он пообещал не искать ее, она, наверное, не стала бы поить его снотворным, несмотря на совет Дианы. Она верила его слову, однако за целую ночь так и не добилась нужного обещания. Значит, он попытается ее найти.
     Поэтому надо заранее принять меры.
     Розамунда закрыла глаза и всего на секунду представила себе другой финал. Она ляжет ближе, поцелует его, как целовала на протяжении этой чудесной ночи, вдохнет его неповторимый запах, с удовольствием пробежится руками по его телу и скажет, что останется с ним навсегда.
     Что она согласна бросить все и пойти за ним. Что готова стать падшей женщиной и выдержать презрение общества, ибо в его объятиях ей ничего не страшно.
     И самое ужасное, что так оно и было. Она и впрямь готова бросить все, прекрасно понимая, что подобное безумство не приведет ни к чему хорошему. Но даже страх будущего страдания не остановил бы ее в погоне за сиюминутным счастьем, будь оно единственной расплатой.
     Однако сей безрассудный поступок грозил погубить не только ее одну.
     Розамунда могла ради любви пожертвовать домом, образом жизни и репутацией. Но она никогда не пренебрегла бы своим долгом перед Дигби и Венскоутом.
     У нее было тяжело на душе. Если она скажет ему всю правду, поймет ли он ее, пойдет ли вместе с ней на такую жертву?
     Ей очень хотелось открыться, ибо она безгранично ему доверяла. И тем не менее, возможно, тут они расходятся во взглядах. А что, если для него важнее заявить свои права на ребенка, чем спасти маленькое поместье в Йоркшире? Ночью он не раз намекал на то, что не боится скандала.
     Нет, она не вправе рисковать.
     Намокшая от слез маска липла к лицу. Розамунда выскользнула из его объятий. Он что-то полусонно пробормотал, но не проснулся. Накрыв его одеялом, она надела сорочку и тихо шмыгнула за дверь. У нее в спальне лежало дорожное платье коричневого цвета, которое она могла надевать без посторонней помощи, ибо во время нынешнего рискованного предприятия Милли надлежало оставаться в Аррадейле. Одевшись, девушка прокралась в кухню, отчаянно надеясь, что все слуги еще спят.
     В кухне стояла тишина, очаг не горел. Стараясь не шуметь, Розамунда взяла холодное мясо, хлеб и смородиновый ликер, который вчера вечером приготовила Джесси по ее просьбе, добавив в него бренди и побольше пряностей.
     Вылив пузырек со снотворным в графин, она все перемешала и попробовала на вкус. Ликер был крепким и терпким, а пряности отбивали запах каких-либо примесей.
     И все же ей совсем не хотелось поить его этой дрянью.
     Тем не менее, отбросив сомнения, Розамунда поднялась наверх. Бренд уже проснулся и лежал на животе, опершись подбородком на руки и глядя на нее сквозь растрепанные волосы.
     - А вы ранняя пташка!
     - Скоро рассветет, - заметила она, пытаясь скрыть свою тоску. - Вам пора собираться.
     - Какой дурак сказал, что перед самым рассветом бывает самое темное время суток?
     К чему этот глупый разговор?
     - Я принесла вам завтрак. Правда, очень незатейливый. Слуги еще не встали.
     Бренд сел в постели, и она подала ему поднос.
     - А вы не будете есть? - спросил он.
     - Я уже перекусила, - солгала Розамунда. Сейчас ей кусок не полез бы в горло.
     Он с аппетитом взялся за еду, не сводя с нее глаз.
     - Хорошо бы вы еще больше открыли свое лицо.
     - К сожалению, не могу.
     В комнате становилось все светлее, а значит, опаснее. Не ровен час, Бренд разглядит конец шрама, который теперь выглядывает из-под укороченной маски.
     Он тем временем пожал плечами и сдросил с полным ртом, не притрагиваясь к рюмке с ликером:
     - Ну, и что теперь?
     - Теперь моя карета доставит вас в Терек.
     Бренд устремил на нее хитрый, задумчивый взгляд:
     - Но я легко догадаюсь, где вы меня держали. Предупреждаю, у меня хорошая пространственная ориентация.
     - Вам завяжут глаза, - солгала она.
     Он покачал головой, удивляясь такой бессмыслице. Господи, только бы он выпил! С минуты на минуту к парадному подъедет карета Дианы. Надо, чтобы он оделся, перед тем как отключиться. Если, конечно, он вообще выпьет это проклятое снотворное.
     - Попробуйте смородиновый ликер, - предложила девушка. - Я... я приготовила его специально для вас.
     Бренд улыбнулся немного печально, но взял рюмку и сделал глоток.
     - Ого! От такого ликера я, пожалуй, опять свалюсь. Ничего себе утренний напиток!
     Розамунда напустила на себя обиженный вид:
     - А я хотела вас порадовать... поскольку не было пирога...
     Бренд засмеялся и отхлебнул смелее.
     - Я полагаю, вреда не будет, ведь мне не придется скакать верхом.
     Борясь со слезами, она подала ему одежду. Он встал с постели и начал одеваться.
     - Не стойте здесь как суетливая служанка, - сказал он немного резковато.
     Розамунда, разозлившись на свою судьбу, тотчас уселась на кровать и стала смотреть, как он застегивает рубашку.
     - Итак, - спросил он, - когда мы с вами попрощаемся?
     - Скоро.
     - Вы не поедете со мной?
     - Я не могу. Мне надо возвращаться домой.
     - К мужу. - Он откусил еще хлеба, потом надел жилет и сюртук, оставив их незастегнутыми. - Он вас не стоит.
     - Не говорите так.
     Бренд взял рюмку с ликером и сделал большой глоток. Судя по всему, он топил в вине свой гнев. Внезапно он протянул ликер ей.
     - Пусть это будет нашей чашей любви. Выпейте за чудесную прошлую ночь и поклянитесь, что никогда ее не забудете.
     Розамунда испуганно взглянула в его сердитое лицо. Может быть, он что-то заподозрил? Но в его глазах читались лишь тоска да печаль, и воля ее дрогнула. О Боже, ей нельзя этого делать!
     Но отступать поздно. Половину он уже выпил.
     И тут ее осенило, что будет только справедливо, если она тоже вкусит от своего предательства. Накрыв его теплую руку, она притянула к себе рюмку и отпила с края, еще мокрого от его губ. Потом нарочно сделала большой глоток и отдала ему рюмку:
     - Допивайте. Обещаю вам, что всегда буду помнить эту ночь.
     Он допил ликер, не сводя с нее глаз. Девушка заставила себя встать.
     - Мне надо посмотреть, готова ли карета. Я сейчас.
     Она вышла из комнаты не оглядываясь. Этот уход не имел никакого отношения к ее чувствам.
     И насчет кареты она обманула. Просто ей надо было попрощаться с Джесси и вознаградить их с миссис Акентвейт чаевыми за услуги. А еще передать записку для Дигби, где она сообщала, что на пару дней уезжает с Дианой в Ричмонд. Девушка взяла у себя в комнате несколько монет и сунула в карман испорченную маску, чтобы выбросить ее по дороге. Выходя в коридор, она прислушалась к своим ощущениям, пытаясь распознать признаки действия снотворного.
     Все как всегда. А если снадобье не поможет? Или начнет действовать слишком поздно?
     Однако, спускаясь по лестнице, она пошатнулась и схватилась за перила, чтобы не упасть. О Господи, какой ужас! А если ей станет еще хуже? Диана рассердится, узнав о ее донкихотском решении выпить снотворное вместе с Брендом.
     Теперь, сходя по ступенькам, она крепко держалась за перила и сосредоточенно думала о том, куда ступить.
     Продирая глаза, в кухонном очаге разводила огонь Джесси.
     - Миледи? А я думала, вы ноч