было радостной уверенности. Ей хотелось поцеловать его, сказать, что для нее не имеет значения, наследник он или нет. Она отчетливо понимала это. Но понимала и то чувство, которое раздирало ее на две части: часть, которая любит Кона Сомерфорда, и часть, которая все поставила на карту для того, чтобы стать графиней Уайверн. Схватив сорочку, чтобы прикрыть наготу, она резко отодвинулась от него.
     - Да, мне жаль, что ты не старший брат. Я хочу быть графиней. На меньшее я не согласна. - Она даже попыталась извиниться.
     И сейчас, одиннадцать лет спустя, Сьюзен поморщилась, вспомнив, как глупо прозвучало это извинение.
     А он сидел на песке голый, прекрасный, ошеломленный ее предательством. И она даже попыталась утешить его:
     - Если подумаешь хорошенько, то будешь, наверное, рад. Зачем тебе связывать судьбу с незаконнорожденной дочерью контрабандиста и шлюхи?
     Это была ошибка. Она увидела в его глазах проблеск надежды. Он хотел возразить, и она, схватив свою одежду, бросилась от него прочь, успев крикнуть:
     - Я не хочу больше видеть тебя! Никогда больше не заговаривай со мной!
     И он подчинился.
     Если бы он пошел тогда за ней или попытался встретиться в оставшиеся несколько дней, она бы, возможно, пришла в себя. Но будучи Коном, он принял ее слова за чистую монету, и до прошлой ночи она не видела его и не разговаривала с ним.
     Ее сердце было разбито, но, как ни странно, это укрепило ее волю. Ее мать, следуя велениям сердца и плотским желаниям, вступила в греховный союз, из-за чего возникли все проблемы Сьюзен. Леди Бел могла бы хорошо выйти замуж. За ней ухаживала половина графства, включая самого графа.
     Но она послушалась своего глупого сердца и предпочла всем владельца таверны в рыбацкой деревушке. И пусть даже Мэл Клист был Капитаном Дрейком, это не придавало их безнравственной связи респектабельности в глазах окружающих.
     Оглядываясь назад, Сьюзен поражалась стальной воле той пятнадцатилетней девочки, способной подавить все свои инстинкты, чтобы добиться поставленной цели и стать знатной леди, а не объектом благотворительности.
     Зажав рот рукой, Сьюзен проглотила слезы. Она-то надеялась, что все давным-давно забылось, ан нет!
     Та, пятнадцатилетняя, пыталась безжалостно выкорчевать Кона из своей памяти. С годами пришла мудрость, потом сожаление, но она все еще прилагала усилия, пытаясь его забыть. Но что сделано, то сделано, хотя временами ей казалось, что она может истечь кровью, если позволит себе думать об этом.
     Ей следовало бы давно смириться с тем, что это не сработало. В течение одиннадцати лет каждый камешек, каждое растение, каждое насекомое напоминали ей о нем. Бывать в Ирландской бухте было невыносимо. И она с тех пор никогда не заглядывала туда.
     Сьюзен думала, что ей удастся глубоко похоронить свои воспоминания, но оказалось, что это не так. Тогда она позволила двоим мужчинам соблазнить себя исключительно для того, чтобы изгнать из своего тела воспоминания о Коне. Это тоже не сработало. Не помог даже такой опытный распутник, как лорд Райвенгем, доставивший ей удовольствие, которого она ожидала, но так и не сумевший заставить ее забыть сладость неуклюжей близости с Коном.
     Стремясь к достижению своей цели, она даже пыталась привлечь внимание Фреда, старшего брата Кона. Променяв рай на Крэг-Уайверн, она так или иначе должна была заполучить его, иначе все ее жертвы были бы напрасны.
     Теперь, оглядываясь назад, она благодарила Бога за то, что Фред Сомерфорд даже не думал о женитьбе. Трудно представить себе, как бы она встретилась теперь с Коном в качестве его невестки.
     Она слишком поздно поняла, что, привлеченная показным блеском, гналась за несбыточной мечтой. Иногда она мечтала снова встретить Кона и попытаться залечить раны, но Фред, приезжавший в Крэг-Уайверн несколько раз в году, рассказал, что Кон вскоре после возвращения домой пошел в армию, уехал за границу и с тех пор почти не бывал дома.
     По какой-то причине тот факт, что Кон находился за пределами Англии, заставлял ее еще острее чувствовать, что он для нее потерян. Несмотря на это, она долгие годы писала письма, адресуя их сначала прапорщику, потом лейтенанту, потом капитану Джорджу Конноту Сомерфорду. Письма эти она затем рвала и сжигала.
     О карьере Кона она знала все, потому что тетушка Мириам приглашала его брата Фреда бывать в их доме, когда он пожелает. Отчасти это объяснялось ее искренней добротой, а отчасти тем, что у нее были две дочери и племянница, и каждая из них могла бы, как, впрочем, и любая молодая женщина, стать графиней Уайверн.
     Ей вспомнилось, как однажды во время семейного обеда Фред достал миниатюру Кона, присланную ему братом, где он был изображен в своем новеньком капитанском мундире. Миниатюра обошла по кругу всех присутствующих за столом. Сьюзен, испытывая нетерпение и страх, ждала своей очереди.
     Когда она взяла ее в руки, у нее перехватило дыхание. Сьюзен не хватило времени как следует рассмотреть ее.
     Ей отчаянно хотелось схватить миниатюру, спрятать ее, украсть.
     Тогда ему было двадцать два года. У него был все тот же подбородок, а высокие скулы выделялись еще отчетливее, потому что он похудел. Согласно уставу, его волосы были припудрены, отчего еще больше выделялись его серебристо-серые глаза, окаймленные черными ресницами. Однако он улыбался, и она искренне порадовалась, что он, должно быть, счастлив и, возможно, совсем забыл о ней.
     Но он все еще был на войне. Она каждую неделю внимательно читала списки убитых и раненых, моля Бога сделать так, чтобы она никогда не увидела его имени в таком списке.
     Часто бессонными ночами она вновь и вновь переживала момент своего твердого решения, представляя себе, что могло бы случиться, если бы она последовала зову своего слабого сердца, а не подчинилась своей собственной сильной воле. Им тогда было всего по пятнадцать лет. Вопрос о женитьбе мог бы возникнуть лишь в том случае, если бы она забеременела, чего, к счастью, не произошло.
     Кону как младшему сыну нужно было выбрать себе профессию, но, возможно, ради нее он сделал бы другой выбор. Более безопасный. По крайней мере она была бы с ним, даже если бы ему пришлось стать солдатом.
     Эти бесполезные мучительные мысли постоянно одолевали ее, особенно если она просыпалась среди ночи. Однако с годами боль несколько притупилась, и она стала смотреть на все, что произошло, как бы со стороны.
     До тех пор, пока здесь снова не появился Кон. С отметиной, которую она никогда не хотела на нем видеть, но все же Кон собственной персоной. Если бы она не была такой непреклонной, если бы позволила себе любить и быть любимой, он по-прежнему был бы мягким, улыбчивым человеком, каким она его знала.
     Он видел себя святым Георгием, борющимся со злом, но в какой-то момент сделал татуировку дракона на своей груди.
     Она встала на ноги и, спланировав свой путь таким образом, чтобы ни в коем случае не столкнуться с ним, торопливо направилась в комнаты святого Георгия.

Глава 6

     Убранство комнат святого Георгия смутно напоминало римский стиль: имитация мозаичных полов и классические белые льняные шторы. Фреска, изображающая Георгия, убивающего дракона, занимала большую часть стены в спальне. Сьюзен частенько приходила сюда, чтобы посмотреть на нее.
     Святой Георгий действительно немного напоминал Кона, но сейчас показался ей не очень внушительным по сравнению с закаленным в боях воином. В элегантно согнутой руке он держал копье и выглядел неспособным на жестокость или насилие. Кон вчера всего один раз прикоснулся к ней, чтобы поднять на ноги, но она сразу почувствовала силу в его руках. Грациозная поза святого казалась больше женственной, чем мужественной. В движениях Кона всегда была грация, но они были энергичными и решительными, а теперь еще и очень мужественными.
     Дракон был жив. Он поднялся на дыбы позади святого, задрав голову с рогами, как у дьявола. На заднем плане виднелась прикованная цепями к скале, потерявшая сознание девственница, которую готовились принести в жертву. Пасть дракона была приоткрыта, и виднелись огромные клыки и раздвоенный язык. Дракон выглядел и впрямь воплощением зла, и Сьюзен хотелось крикнуть святому Георгию, чтобы он оглянулся...
     Дверь открылась, и она круто повернулась к ней.
     В дверях застыл в изумлении Кон:
     - Извините. Теперь вы живете в этих комнатах?
     Она чувствовала, что покраснела, и во рту у нее пересохло. Она с усилием заставила себя говорить:
     - Нет. Я занимаю комнаты экономки внизу. Я... Я хотела...
     - Не лги, - решительно произнес он. - Между мной и святым Георгием было что-то общее, не так ли? - Он подошел ближе, чтобы разглядеть картину, но старательно избегая приблизиться к Сьюзен. - Я был самоуверенным молодым ослом, потому что сам находил сходство.
     - Не говорите так. Вы ведь знаете, что первый граф сам позировал для этой картины.
     - Наверное, этим и объясняется некоторое сходство. - Он взглянул на нее. В его взгляде не было и намека на юмор. - Хотя я не уверен, что хотел бы иметь сходство с сумасшедшими девонскими Сомерфордами.
     На его губах появился едва уловимый намек на улыбку, словно обещание солнца в пасмурный день, когда небо плотно закрыто тучами.
     Ей хотелось спросить, почему он пришел сюда, хотя она это знала сама. Он пришел с той же целью, что и она: чтобы совершить экскурс в прошлое.
     Больше всего ей хотелось спросить у него, есть ли теперь, по прошествии многих лет, возможность исправить зло, которое она ему причинила.
     Но нет. Раны, которые она нанесла, должно быть, давно зажили, остались только шрамы. А шрамы, как татуировку, не сотрешь. И прошлое не вернуть.
     Тем более что она находилась здесь только для того, чтобы отыскать спрятанное графом золото для Дэвида и шайки. Деньги по праву принадлежали ?Драконовой шайке? и были сейчас всем отчаянно нужны. Но Кон этого не поймет. Он сочтет, что это новое предательство с ее стороны.
     Но если контрабандистская вылазка пройдет гладко, как она надеется, фритрейдеры не будут уже так сильно нуждаться в деньгах. И ей не придется снова предавать Кона...
     Пауза в их разговоре затянулась, и она боялась, что может в конце концов сказать такое, о чем не следует говорить. Чтобы разрядить обстановку, она открыла ближайшую дверь в стене.
     - А здесь новшество, которое появилось после того, как вы пользовались этими комнатами.
     Он подошел к двери и заглянул в другое помещение:
     - Римская баня?
     - Да. - Она повела его по узкой полоске покрытого плиткой пола и поднялась по нескольким ступеням, чтобы показать ему сверху огромную выложенную мозаикой ванну. Она не подумала о картине, которая висела здесь, думая лишь о том, чтобы уйти от фрески в спальне.
     И теперь она почувствовала, что краснеет, потому что на картине был изображен святой Георгий, которого можно было узнать только по шлему, потому что ничего другого на нем не было. Он был готов вонзить напряженный фаллос огромных размеров в женщину, предположительно являющуюся спасенной принцессой.
     Спасенной? Она была все еще прикована к скале цепями и явно пыталась воспротивиться своей судьбе.
     - Столь эксцентричная форма убийства физически невозможна, - заметил Кон, - как и эта ванна, должно быть, непригодна для купания. Краны здесь работают?
     - Конечно. - Она обошла ванну и остановилась по другую сторону, чтобы быть подальше от него. - На чердаке имеется цистерна, а под ней - топка. Чтобы нагреть воду, требуется время, но ванну можно наполнить.
     - Вижу, что имеется и выпускное отверстие. Куда выпускается вода?
     Их голоса эхом отражались от выложенных плиткой стен, и она подумала, что гулкие удары ее сердца, очевидно, тоже слышны. Пока он смотрел в другую сторону, она жадно впитывала все мельчайшие детали его красоты, так непохожей - и так похожей - на его юношескую красоту.
     - Она попадает в горгулью, а потом стекает вниз. Из вежливости следует сначала позвонить в колокольчик.
     Он окинул взглядом мозаичные стены, на которых были изображены деревья, слегка напоминающие фаллосы, а также другие непристойности, и спросил:
     - А что, мой дорогой усопший родственник часто пользовался этим удобством?
     - Насколько мне известно, время от времени.
     - Один?
     - Я так не думаю. Ванна слишком велика для одного человека.
     Он взглянул на нее, как подобает графу:
     - Я желаю переехать в эти комнаты, миссис Карслейк. Мне очень нравится ванна. Позаботьтесь об этом, пожалуйста.
     Она едва не запротестовала. Поселившись в этой комнате, он приблизится к прошлому, кроме того, ей не хотелось думать, что он настолько переменился, что теперь ему нравятся все эти непристойности.
     Но она сказала:
     - Как скажете, милорд.
     Кем бы он теперь ни стал, она не хотела, чтобы он купался с кем-нибудь вместе в этой ванне. С Дидди, например. Когда они вышли из комнаты, она попыталась внушить ему кое-какие правила:
     - Я стараюсь, чтобы этот дом был респектабельным, милорд. И надеюсь, что вы не станете использовать ванну в непристойных целях.
     - Уж не пытаетесь ли вы навязывать мне правила поведения, миссис Карслейк?
     - Мне кажется, я обязана следить за нравственностью прислуги, милорд.
     - А-а, понятно. Но если мне вздумается привести скуй? посторонних дам - или кого-нибудь еще, - чтобы искупаться вместе с ними, вы возражать не будете?
     Она встретилась с ним взглядом:
     - Вы можете развратить слуг непристойным поведением.
     - Разве раньше им не приходилось наблюдать непристойное поведение?
     - Времена изменились.
     - Вот как? - Он чуть помедлил. - А если я не подчинюсь твоему диктату, Сьюзен, что ты тогда скажешь?
     Единственным достойным ответным ударом с ее стороны было бы сложение с себя обязанностей экономки, по пока она еще не могла покинуть Крэг-Уайверн.
     Она промолчала, и он удивленно приподнял бровь. Кажется, он торжествует. Но призадумался. А ей не хотелось, чтобы он задумывался о причинах ее нежелания покинуть дом.
     Она направилась к двери:
     - Наверное, вас уже ждет завтрак, милорд.
     - Ничего, завтрак меня подождет. Должны же у меня быть какие-то привилегии. Покажите мне комнаты покойного графа.
     - Как пожелаете, милорд. Они расположены рядом, так чтобы графу было удобнее добираться до ванны.
     Надо держать себя в руках, он не должен догадаться о том, как она на него реагирует. Он к ней не испытывает никаких чувств, кроме гнева. Однако... однако он признался, что пришел сюда по той же причине, что и она, и что их раньше кое-что связывало...
     Задумавшись, она чуть не прошла мимо двери, ведущей в апартаменты графа Уайверна, и остановилась, чтобы отпереть ее. Ключ никак не желал попадать в скважину, возможно, потому, что Кон стоял совсем рядом. Она даже чувствовала жар его тела. И уж конечно, слабый, но такой знакомый запах.
     Она и не подозревала, что люди имеют стойкий индивидуальный запах, но уловила в воздухе едва различимый присущий ему аромат, который сразу вызвал воспоминания об объятиях на горячем песке и о мускулистой груди юноши, которую она целовала снова и снова.
     Остановись!
     Ключ наконец вошел в замочную скважину и повернулся. Она распахнула дверь. На них пахнуло застоявшимся, спертым воздухом, немедленно прогнавшим сладкие воспоминания. Здесь было множество отвратительных запахов, и все они принадлежали старому графу. Сьюзен решительно пересекла комнату и распахнула окно.
     - Он умер здесь? - спросил Кон, как будто почувствовал запах смерти. Возможно, солдаты умеют чувствовать этот запах.
     Теперь, когда их отделял друг от друга массивный рабочий стол, она не боялась взглянуть ему в лицо.
     - Да. В комнате, естественно, произвели уборку, но в основном все оставлено, как было. Здесь есть ценные манускрипты и книги. Некоторые ингредиенты и реактивы тоже представляют ценность.
     Стены были заняты плохо подогнанными друг к другу полками, заваленными рукописями, в беспорядке заставленными баночками, флаковдми и горшочками.
     - Они могут представлять ценность разве только для такого же, как он. Чем он занимался - химией или алхимией?
     - Алхимией с элементами колдовства.
     Кон повернулся к Сьюзен:
     - Пытался превратить свинец в золото?
     - Пытался старость превратить в молодость. Он искал секрет вечной жизни.
     - И умер в пятьдесят лет, выпив зелье собственного изготовления. Какая ирония судьбы! В нашем семействе обычно живут долго, не считая гибели от несчастных случаев. Мой отец умер от инфлюэнцы, брат утонул по неосторожности. Деда в семьдесят лет сбросила лошадь, и он, к несчастью, ударился головой.
     - Он страшился смерти, потому что боялся встретиться со своим предком, первым графом.
     - Это еще почему?
     - У него не было наследника. По его вине оборвалась линия Убившего Дракона.
     Она не стала объяснять ему причуды графа. Не могла же она говорить о таких вещах с Коном.
     Он присел на краешек стола, вытянув длинные ноги, и продолжал расспрашивать ее.
     - Откуда ты столько всего знаешь о нем? Ведь ты пришла сюда только после ухода миссис Лейн, не так ли?
     Ей не хотелось признаваться, но все равно об этом все знали.
     - До этого я в течение трех лет была помощницей графа.
     - Помощницей? - переспросил он, и по выражению его лица она поняла, что он подумал худшее.
     - Я переписывала старые манускрипты, производила кое-какую исследовательскую работу и даже обнаружила источники некоторых нужных ему ингредиентов. Я была своего рода секретарем.
     - Ну и дела! Так тебе все еще очень хотелось стать графиней?
     - Я была его секретарем, я согласилась работать, потому что мне нужна была работа.
     - Тебя вышвырнули из поместья?
     - Конечно, нет. Но я предпочитаю жить не за счет благотворительности.
     - Никакой другой работы для тебя не нашлось?
     - Для такой, как я, в округе никакой другой работы не было. Мисс Карслейк из Карслейк-Мэнор едва ли можно нанять на черную работу, а на более респектабельную работу отпрыск контрабандиста и женщины легкого поведения не годился. Граф предложил мне должность секретаря, и я согласилась.
     - Он предложил также должность управляющего твоему брату. Почему?
     - Думаю, это подсказал ему мой отец.
     - И граф согласился сделать это по указке Мэла Клиста? - недоверчиво спросил он, криво усмехнувшись.
     - У них была договоренность. - Она помедлила. - Это касается контрабанды, Кон.
     - Можешь передать нынешнему Капитану Дрейку - надеюсь, тебе известно, кто он такой, - что больше никакой договоренности не будет. - Он сердито взглянул на нее, но тут, словно весенний ветерок, ворвавшийся в затхлый воздух помещения, появился секретарь Кона. Легкий, гибкий, с мягкими белокурыми волосами - с ангельской внешностью. Однако, судя по всему, далеко не ангел.
     Ее мысли находились так далеко отсюда, что она даже не сразу вспомнила его имя. Его губы тронула улыбка - задумчивая, понимающая улыбка.
     - Я Рейском де Вер, мэм, - подсказал он. - Друзья зовут меня Рейсом.
     Она сделала книксен, вспомнив вдруг, что еще ни разу не приседала перед Коном.
     Он улыбнулся ей самой очаровательной улыбкой. ?Ишь, сердцеед?, - подумала она, и его улыбка вызвала у нее лишь раздражение. Однако она была благодарна ему за то, что он прервал их разговор.
     - Что означает столь напряженная атмосфера? - спросил де Вер.
     - Колдовство и злоба в равных долях, - сказал Кон. - Здесь было обиталище графа. Он совершенно спятил и умер оттого, что выпил своего зелья, которое, как он надеялся, должно было обеспечить ему вечную жизнь.
     - Его призрак появляется в доме? - спросил де Вер с явной надеждой в голосе.
     Кон посмотрел на Сьюзен, поэтому она ответила:
     - Пока никто этого не замечал. Как ни странно, в Крэг-Уайверне нет привидений.
     - Это потому, что в камере пыток жертвы изготовлены из воска.
     - Камера пыток? - воскликнул де Вер с загоревши