ений оставляю тебе этот парик, - сказал граф и отвернулся, как если бы собирался уйти.
     Честити едва не рухнула на пол от безмерного облегчения.
     Он протянул руку к дверной ручке, Честити вздохнула, и отец отдернул руку.
     - Я ничего не забыл, Линдли?
     Вопрос был риторический, и секретарь промолчал. Граф вернулся.
     - Разумеется, я забыл. Забыл о том, что пообещал дочери примерное наказание за проступки последнего времени.
     Девушка задрожала. Страх ее вернулся с удвоенной силой, и это не укрылось от зорких глаз графа.
     - Давай-ка посчитаем эти проступки. Ты самовольно покинула домик няни - раз. Расхаживала в мужской одежде - два. Разжилась деньгами - три. Хотелось бы знать, каким образом. Не скажешь? Ну и не надо. Помогла скрыться сестре и тем самым подвергла опасности ее и ребенка - четыре. Напропалую дерзила мне - пять. Упорствуешь в своих заблуждениях - шесть. На колени!
     - Нет, будь ты проклят!
     Девушка снова огляделась, словно каким-то чудом в пределах ее досягаемости могло оказаться орудие защиты. Но комната оставалась пустой.
     - Употребляешь выражения, недопустимые для женщины нашего круга, - семь. Линдли!
     Секретарь охотно шагнул вперед. В тот первый раз, смятенная и перепуганная, Честити покорилась сразу, наивно полагая, что дочернее послушание не зависит от того, на чьей стороне правда. Теперь она с болью понимала, что в происходящем нет и следа праведного отцовского гнева, что она в руках безумца, одержимого жаждой мести. В своем отчаянном и безнадежном сопротивлении она даже сумела впиться зубами в руку Линдли, и хотя в конце концов он больно заломил ей руки за спину, а голову зажал под мышкой, она продолжала биться, пока не лишилась сил.
     Юбки были вздернуты вверх, холодный воздух овеял ноги и ягодицы. Честити яростно закричала - то, чего она больше всего боялась, вот-вот должно было случиться. Резкий рывок за руки заставил ее захлебнуться криком.
     Трость хлестнула по ногам выше колен.
     - Я вколочу тебе в кожу и плоть то, что никто - слышишь? никто! - не смеет бросать мне вызов!
     Еще удар, еще... Как Честити ни сжимала зубы, она закричала.
     Дверь распахнулась.
     - Отец!!! Боже правый! Что ты делаешь?! - раздался голос Форта.
     Тиски разжались, девушка рухнула на пол и скорчилась, борясь с болью.
     - Учу свою дочь послушанию! - прогремел граф. - Хочешь сказать, что у меня нет на это права?
     - Отчего же... есть, конечно... - Форт был настолько шокирован, что едва мог подобрать слова, - но, отец, не так! Не таким образом! Что бы ни натворила Честити, в нашем кругу так не наказывают!
     Лицо графа побагровело. Он явно был на грани того, чтобы утратить всякий контроль над собой, и Честити взмолилась, чтобы так оно и вышло, чтобы Форт наконец столкнулся с низостью отца. Увы, тот в очередной раз овладел собой.
     - Ты прав, мой мальчик, - сказал он сокрушенно. - Я слишком далеко зашел. Это потому, что твоя сестра без конца испытывает мое терпение! Ей нет дела ни до того, что скажут люди, ни до нашей тревоги за Верити. Это погибшая душа.
     - Честити! - воскликнул Форт, осторожно помогая ей подняться. - Пойми же, ты должна нам помочь! Майор Фрейзер покинул свой пост под предлогом семейных обстоятельств, и я думаю...
     - Проклятие! - прорычал граф. - Я знал, что эта негодяйка что-то скрывает!
     Брат, шокированный уже до полной немоты, во все глаза смотрел на непристойный наряд Честити. Она и не подумала прикрываться.
     - Форт, если Натаниель отправился за Верити, она спасена!
     - Согласен, - сказал тот и повернулся к графу. - Отец, майор Фрейзер наилучшим образом позаботится о Верити.
     - Что я слышу?! - Лицо графа стало апоплексичным. - Дети ополчились против меня, все до единого! А что прикажете делать мне? Молчать, когда старшая дочь, прежде кроткая и послушная, убегает к офицеру на втором месяце траура по мужу? Молчать, когда младшая, уже запятнавшая свое имя... - он ткнул концом трости в грудь Честити так, что она вскрикнула, - во всем потворствует сестре? Это двойное бесстыдство покроет наше имя таким позором, что я неудивлюсь, если скажут: леди Вернем отравила мужа, чтобы обвенчаться с любовником! А там недалеко и до сомнений в законности ребенка!
     Лицо его исказилось до неузнаваемости, он брызгал слюной. Пораженный Форт попытался заслонить Честити собой, но она отступила, чтобы видеть ужасную маску ярости на лице отца. Он наконец переступил ту грань, до которой еще возможно было справиться с собой.
     - Так вот что ты задумал! - крикнула она. - Этого не будет, гнусный лицемер! Довольно и того, что моя жизнь сломана! Я не позволю тебе растоптать и Верити!
     Трость со свистом рассекла воздух. Девушка прикрылась рукой и получила такой удар, что испугалась, не треснула ли кость. Рука покраснела и быстро начала распухать.
     Форт перехватил трость, сломал ее о колено и отшвырнул в сторону обломки.
     - Как, и ты?! - взревел граф. - Линдли!
     Секретарь заколебался. Губы его кривились в неизменной улыбке, но глаза беспокойно бегали. Честити была временно забыта и воспользовалась этим шансом. Форт выпутается, думала она, отступая к двери, а вот ей нужно бежать, и как можно скорее. Подхватив с пола парик, она бросилась вон из комнаты.
     - Куда?! Держите ее!
     Девушка не оглянулась, чтобы проверить, возымел ли действие этот приказ отца. Она бежала так, словно на ногах выросли крылья. Снаружи у двери дома стоял караульный, но он не был готов к неожиданному нападению и не отличался силой, поэтому удар в живот сбил его с ног.
     Коротковатые юбки нелепого наряда пришлись кстати, когда Честити неслась по пустынной улице. Но в кромешной тьме споткнулась о ведро у чьей-то двери и распласталась на мостовой, не сразу сумев подняться.
     Позади разрозненно и нерешительно перекликались. Похоже, погоню еще не успели как следует организовать. Ловя ртом воздух, на подкашивающихся ногах, Честити продолжала путь. Идею постучаться в ближайший дом пришлось отбросить: в таком наряде ее вряд ли пустили бы на порог, не говоря уже о том, чтобы дать приют падшей дочери столь влиятельного человека.
     Затолкав под лиф свои вызывающе красные соски, девушка повернула за первый попавшийся угол и некоторое время блуждала переулками, чтобы сбить погоню со следа. Идти ей было некуда, искать помощи негде.
     Как там Форт? Будет ли он в состоянии прийти ей на помощь? Если бы только Син был где-то рядом! Девушка подавила рыдание. Син и все, что они вместе пережили, казалось прекрасным сном.
     На одной из узких улочек на нее разинул рот уборщик нечистот. Честити обошла его так далеко, как сумела, при этом оцарапав руку о неровности стены дома. Ей стало страшно, что бродит кругами, однако улочка вывела к Темзе, в ту часть порта, где стояли на якоре самые мелкие суда. Здесь светились окна таверны, из приоткрытой двери доносилась рыбацкая песня. Звук ее был достаточно приветлив, чтобы приободрить Честити, но очень скоро девушка вспомнила про "бордель ниже по реке" и спряталась в глубокую тень. В этих местах женщине не стоило ночью появляться одной, тем более в таком виде.
     Честити была теперь охвачена слепой паникой - сказывалось потрясение. Тело являло собой сплошной комок боли, нервы на пределе, слух обострен страхом услышать звуки погони. Она сама себе казалась загнанным зверьком, с единственной мыслью о норе, в которую можно забиться.
     Что было делать? Как быть? Еще совсем недавно Честити думала, что стоит только вырваться из рук отца, как все само собой устроится. Но вот она притаилась в ночи, совсем одна среди портовых трущоб незнакомого города, без гроша в кармане и в наряде шлюхи. Все это могло кончиться еще хуже, чем началось.
     Запоздало натянув на голову парик, девушка надеялась, что это придаст ей благопристойности. Бесцельно продолжать путь не хотелось, возникало искушение дождаться рассвета прямо здесь, но рассудок подсказывал, что нужно выбраться в более респектабельные кварталы, с садами и парками, с подсобными строениями, в которых легче укрыться. Что будет с ней утром?
     В темноте послышались голоса. Честити замерла, распластавшись по забору. Прошли четверо, все - мужчины. Голоса их были грубы, говор едва узнаваем. Кажется, они ругали высокие пошлины на ввоз табака. Все четверо вошли в таверну под приветственный гомон, который вскоре затих, и песня возобновилась. Только тогда девушка осмелилась выбраться из своего укрытия.
     У входа в таверну мигала масляная лампа, это давало возможность видеть, что кругом никого нет - в том смысле, что никого из людей: в куче отбросов рылась пара жирных крыс. При виде их девушка не удержалась от брезгливого возгласа.
     Она на цыпочках обошла таверну и оказалась у переулка, больше похожего на щель между строениями и непроглядно темного. Пришлось войти туда.
     Первый же шаг пришелся по чему-то мягкому и скользкому, от земли поднялся смрад человеческих нечистот. Борясь с тошнотой и радуясь тому, что не может видеть, по чему ступает, Честити медленно продвигалась вперед. Помнится, в переулке за лавкой миссис Крапли валялась дохлая кошка. Судя по вони, здесь их сдох добрый десяток. Были и живые, на одну из них Честити наступила. Кошка с воплем бросилась наутек, предварительно ободрав ей лодыжку.
     Боже, есть ли у нее на теле хоть дюйм кожи без синяка, ссадины или царапины?
     Протянув руку вправо, девушка нащупала каменную ограду (должно быть, заднего двора). Она пошла дальше, ведя ладонью вдоль шероховатого камня. Это придавало происходящему хоть какой-то оттенок реальности, так как чернильная тьма царила и впереди, и над головой - ночь выдалась пасмурная.
     Когда Честити уже начала сомневаться, что выйдет в более освещенные места, впереди появилось пятно, скорее блик, чем ровное свечение. Она бросилась к нему, как к вратам рая.
     Переулок выходил на улицу попросторнее и почище. Кругом спали обветшалые дома. Из фонарей горел только один, это и была ее путеводная звезда. Что ж, по крайней мере здесь жили люди. Однако фасады шли сплошняком, наружные двери открывались прямо на улицу, и спрятаться было негде. Девушка бросилась бежать, желая как можно скорее оказаться подальше от трущоб.
     Снова голоса! Прижавшись к стене у какой-то двери, Честити взмолилась, чтобы это не были искатели развлечений. Увы, ее молитва не была услышана. Освещая дорогу фонарем, мальчишка-провожатый вел куда-то двух офицеров, тощего и толстого. Оба были пьяны, но вполне держались на ногах.
     Честити притворилась, что отпирает дверь. Если офицеры сочтут, что она возвращается домой, то пройдут мимо. Этот маленький обман не удался: тощий поднял лорнет и оглядел ее с недвусмысленной усмешкой.
     - Добрый вечер, красотка! - добродушно произнес его толстый спутник.
     Девушка промолчала, как и подобает леди, когда с ней заговорит незнакомец. Тощий приблизился и взял ее за подбородок. Она устремила взгляд вдаль, отказываясь замечать его.
     - Когда здороваются, надо отвечать. Где твои манеры, крошка? Растеряла по дороге?
     Он был недурен собой, но так откровенно похотлив, что Честити затошнило. У нее ныли каждая косточка и жилка, она ослабела от голода и усталости и теперь не совладала с собой.
     - Джентльмены, прошу вас! - взмолилась она со слезами. - Я не та, за кого вы меня принимаете!
     Ее безукоризненный английский заставил офицеров переглянуться. Это обнадеживало.
     - Я из достойной семьи! Меня выкрали, чтобы продать в публичный дом! Умоляю вас о помощи!
     Новый обмен взглядами. Судя по выражению лиц, слова Честити возымели эффект, но не такой, какой нужно. Взгляд тощего прилип к ее груди. Она прикрылась руками.
     - Эй, парень! - обратился толстый к провожатому. - Что скажешь, леди это или шлюха?
     Парнишка без зазрения совести развлекался дармовым спектаклем. Вопрос заставил его присвистнуть.
     - Шутите, капитан? Само собой, это шлюха!
     - Правильно. А тебе, красотка, я вот что скажу. Даже если ты не врешь и в самом деле родилась в достойной семье, по всему видно, что древнее ремесло тебе не внове. Признайся, ты уже вволю потерлась между нашим братом? Смотри, вот гинея! Договоримся так: мы попробуем товар, заплатим, а потом вместе отправимся к твоей мамаше.
     Он во все горло расхохотался шуточке. Тощий поддержал смех.
     - Но я еще не тронута! - солгала Честити в отчаянии. - Верьте мне, это так! Я сбежала от первого же клиента!
     - Правда? - оживился тощий. - Старина Пог, нам повезло! Мамаша Келли требует за нетронутую девочку целых десять гиней - по мне, это непомерно дорого. Даю две! Кто первый? Пожалуй, лучше бросить монету.
     - Хорошая мысль, Стю.
     Толстый притиснул Честити спиной к своему брюху. Она закричала, но добилась лишь того, что рот зажала ладонь, густо пропахшая луком и нюхательным табаком. Пинки по ногам только насмешили "старину Погги". Тем временем тощий подбросил гинею. Золотая монета блеснула в тусклом свете, была подхвачена на одну ладонь и прикрыта другой.
     - Орел! - быстро сказал толстый.
     - Чтоб ты пропал! - воскликнул тощий, заглянув между ладоней. - Вечно тебе везет! Ну ничего, я получу девчонку как следует смазанной.
     - Итак, красотка, займемся делом, - сказал толстый, повернул Честити лицом к себе и распластал по ее губам свой мокрый рот.
     Честити укусила его за губу. В ответ он стиснул ее так, что хрустнуло в спине. Она вцепилась ему ногтями в глаза. Девушка получила удар кулаком и упала. Едва опомнившись, Честити вскочила и бросилась наутек. Толстый попытался схватить ее, но тощему пришла в голову та же идея. Они столкнулись и повалились в разные стороны.
     Парнишка-провожатый перегнулся пополам от смеха, не забыв, однако, подставить девушке ногу. Она рухнула на мостовую так, что захватило дух. Он поволок ее за юбки назад к офицерам. Девушка рвалась и билась с яростью обреченного и каким-то чудом сумела высвободиться. Однако, едва набрав ход, она угодила к кому-то в объятия. Из последних сил она ударила его локтем в живот.
     - Тише, тише! - сказал кто-то со сдавленным смешком. - Смотри, ненароком не пристукни хорошего человека.
     - Син... - тупо сказала Честити, опуская руки.
     Глаза его округлились от изумления. Больше она не видела ничего, потому что в слепом отчаянии бросилась ему на шею.

***

     Син был как громом поражен. Возможно ли, чтобы это грязное, оборванное, покрытое синяками создание было дамой его сердца? Он провел несколько долгих часов, обыскивая город в поисках Честити.
     - Эй, ты! Становись в очередь, - вернул его к действительности пьяный голос.
     - Ничего себе темперамент, верно? - поддержал другой. - Хватит на всех. Понимаешь, друг, я уже бросил монету. За Погом право первенства.
     Честити в объятиях Сина задрожала и всхлипнула. Он мог бы с легкостью убить этих двоих, но подобная уличная драма имела бы далеко идущие последствия.
     - Право первенства всегда за мной, - улыбнулся он.
     - Ну ты и наглец!
     - Не буду спорить. Идем, дорогая моя.
     Приглушенный визг металла остановил его на полушаге - с таким звуком покидала ножны офицерская шпага. Оттолкнув Честити в сторону, Син повернулся и выхватил свою. Для переговоров времени не было, он едва успел отразить направленный в грудь удар. Сделав несколько пробных выпадов, он понял, что противник сильно уступает ему в мастерстве. К тому же тот был в изрядном подпитии. Можно было без труда нанизать его на шпагу, как гуся на вертел, но что потом?
     Окрестные дома уже пробудились ото сна. Приоткрывались двери, отдергивались занавески на окнах - жители спешили насладиться зрелищем, пока появление ночного патруля не положило ему конец. Это последнее было не в интересах Сина. Он предпочел бы скрыться без шума, а значит, без кровопролития.
     Первые несколько минут Честити следила за поединком словно в трансе. Мысли запутались в липкой паутине, а все чувства притупились. Она ловила отблеск стали, слышала свистящий звук, с каким скользили друг, по другу лезвия шпаг, но не могла шевельнуться до тех пор, пока не почувствовала иное движение. Толстяк Погги подкрадывался к ней, причмокивая мокрыми губами. Это сразу вывело ее из оцепенения.
     Девушка огляделась. Парнишка-провожатый таращился на схватку, его фонарь стоял на земле. Честити схватила фонарь и размахнулась.
     - Осторожнее с этим! - крикнул толстяк, прибавил грубое ругательство, но счел за лучшее ретироваться.
     - Смотри не подожги его, - мимоходом предостерег Син.
     Он пританцовывал, делал пируэты, стремительно приближался и отскакивал в сторону - словом, сполна наслаждался возможностью пофехтовать. Честити могла бы поклясться, что на губах у него блуждает улыбка. Этот человек просто не способен принимать вещи всерьез!
     - Послушай, друг, - сказал он, как следует измотав своего противника, - я и ловчее, и выносливее, и трезвее. Будь я кровожаден, давно пустил бы тебе кровь.
     Он сделал короткое стремительное движение - и одна из серебряных пуговиц противника полетела в сточную канаву.
     - Эй, что ты делаешь? - возмутился тощий.
     Вторая пуговица последовала туда же.
     - Черт возьми, Стю, тебе еще не надоело? - вмешался толстяк. - Эта грязная шлюха не стоит коровьей лепешки, не то что пары отличных пуговиц!
     - Ладно, - проворчал тощий, поднимая шпагу вверх острием. - Клянусь дьяволом, ты прав, друг Пог. Было бы из-за кого связываться! - Он неуклюже сунул шпагу в ножны и подбоченился. - Мы найдем себе и получше, а вам, милорд, советую впредь держаться от нас подальше. Я вас запомню.
     Они отправились восвояси, прихватив провожатого. Свет в окнах погас, двери одна за другой закрылись, и Честити оказалась наедине с Сином. Он был все еще удивлен ее нарядом, но (только тут она сообразила это) не ее преображением в женщину.
     - Ты знал!
     - Допустим, знал, ну и что? - Син адресовал ей улыбку, в которой не было и на маковое зерно раскаяния. - Сейчас не время и не место для объяснений. Идем скорее!
     Он за плечо повлек Честити туда, где светили фонари одной из главных улиц города. Хотелось столько выспросить, столько рассказать, но в самом деле нужно было поскорее уходить.
     Более всего ее занимало сейчас, как давно Син раскрыл ее истинный пол. Без сомнения, для него не секрет и то, что ее имя - Честити Уэр.
     Что это может означать? Что она больше не одна? Что худшее позади?
     Но если он знал это и прошлой ночью, выходит, она все-таки поймала его в ловушку, завлекла в сети. Воспользовалась его благородством.
     Эта мысль подкосила Честити настолько, что ноги ослабели и накатила дурнота. Сильная рука не позволила упасть.

Глава 15

     К тому времени, когда они достигли конюшни, Честити едва переставляла ноги. Это не была конюшня при "Голове сарацина". За исключением их собственных, все лошади здесь были упряжными битюгами, а освещение ограничивалось коптилкой у входа.
     Син уложил Честити на солому в пустом стойле, внес коптилку и пристроил на крюке.
     - Пришлось забрать лошадей из "Головы сарацина", - объяснил он, - на случай обыска. - Присел на корточки, чтобы получше оглядеть девушку, и она увидела, как мрачнеет его лицо. - Боже правый! Что с тобой приключилось?
     Честити сделала попытку запихнуть пламенеющие соски под кромку лифа, не сумела и разрыдалась. Син набросил на нее свой мундир, хранивший тепло его тела, и привлек к себе.
     - Тише, любовь моя, тише... - шептал он тихонько. - Все будет хорошо... я обо всем позабочусь... я никому не позволю тебя обидеть...
     Это заставило Честити расхохотаться безумным смехом. С приглушенным проклятием Син откупорил фляжку и поднес к ее губам. Коньяк отчасти притупил душевную боль, но рыдания длились до тех пор, пока не иссякли слезы. Все это время Син продолжал шептать утешительную ерунду. Когда Честити затихла, приподнял ее лицо и отер слезы. Она ждала вопросов.
     - Пора! - только и сказал он. - Сможешь ехать верхом?
     Ей хотелось уснуть, пусть даже мертвым сном, но для отдыха не было в