ете, он бросится за нами? - спросила Элинор, когда они пересекли холл. - Сомневаюсь, что этот человек вообще заметил, как я покинула комнату.
     - Не уверен. Более того, возможно, что я неосмотрительно рискую собственной жизнью, - с улыбкой сказал Френсис.
     В его внимательных глазах светилась искренняя забота, и Элинор почувствовала, как сердце ее дрогнуло. Ну почему, почему она окружена вниманием всех и каждого, кроме одного-единственного...
     Когда они вошли в темный кабинет, голос Мидлторпа прервал ее мысли:
     - Не унывайте, иначе вы заставите меня думать, что моя компания никуда не годится.
     - Вовсе нет. Не знаю, что бы я делала без вашей дружбы.
     Он зажег свечи и огляделся вокруг.
     - Какая чудесная комната! Так что вы хотели мне показать?
     Элинор взяла альбом с китайскими гравюрами.
     - Вы это выдели? Нет? О, тогда стоит посмотреть.
     Он стал осторожно переворачивать листы.
     - Замечательно. У меня тоже есть несколько подобных гравюр, но им далеко до того, что я увидел здесь.
     Он был сама доброта, и Элинор быстро успокоилась, как обычно это случалось в его обществе.
     Элинор сидела в кресле, Френсис склонился над ее плечом, листая альбом, когда дверь отворилась и вошел Николас.
     Вряд ли по его виду можно было предположить, что он рассержен или хотя бы озабочен, вот только глаза как-то странно светились. Элинор пришлось удержать себя, чтобы не вскочить и не залепетать извинения.
     Николас приблизился к столу.
     - Нравится? Думаю, некоторые гравюры нужно поместить в рамку и повесить на стену.
     - Да, - беззаботно отозвался Френсис, - стыдно прятать такую красоту, но надо быть осторожным, свет может повредить их. Подобные сокровища нуждаются в заботе. - Он опустил глаза на склоненную головку Элинор, которая с удвоенным интересом изучала гравюры, потом встал, потянулся и тихо вышел из комнаты.
     От звука хлопнувшей двери Элинор вздрогнула и подняла глаза. Николас пристально смотрел на нее.
     - Вас что-то расстроило? - спросил он.
     Они оба прекрасно знали, что он вовсе не имеет в виду состояние их брака.
     - Нет, ничего, - торопливо ответила Элинор. - Нам нужно возвращаться. Не стоит надолго оставлять гостей.
     Он присел на краешек стола рядом с ее креслом. Пожалуй, это был самый интимный момент за долгие недели. Протянув руку, Николас стал задумчиво накручивать па палец ее локон.
     Элинор словно окаменела, не в состоянии шелохнуться.
     - Вы очень храбры и внимательны, Элинор. Вы даже представить себе не можете, как я вам благодарен.
     Его голос был тих, он ласкал слух и заставлял сильнее биться ее бедное сердце. Она опять не могла не признать силы его чар. В этом была какая-то магия. Элинор пыталась удержать ее, но волшебство тут же исчезло, стоило ей вспомнить о реальном положении дел.
     Опустив голову, она пыталась подыскать подходящий ответ, но Николас опередил ее:
     - Не знаю, станет ли вам легче оттого, что мне сейчас так же тяжело, как и вам, причем, полагаю, во многом по одной и той же причине.
     Элинор ответила легким кивком. Гнев ее растаял в слезах, навернувшихся на глаза. "У нас поровну счастья и горя", - думала она, и хотя не до конца вникла в смысл его слов, но сам его тон, в котором сквозила искренняя озабоченность, бальзамом пролился на ее израненную душу.
     Но вдруг Николас встал, разрушив хрупкую атмосферу задушевности. Когда Элинор подняла глаза, его взгляд уже был устремлен в сторону.
     - Я не могу объяснить вам все, - начал он глухим, хрипловатым голосом, - но поверьте, если бы и мог, это не облегчило бы ситуацию. А теперь идемте, нам пора возвращаться к гостям.
     Николас повернулся и подал ей руку. Элинор послушно поднялась, сознавая, что ход его мыслей она понять не в состоянии. И вдруг произошло то, чего она никак не могла ожидать. Он взял ее лицо в свои ладони...
     - О, Элинор, я даже не могу просить у вас прощения.
     Он наклонился, его губы нежно ласкали ее рот. И хотя этот поцелуй больше говорил о заботе, чем о страсти, она была благодарна за любое проявление чувств. Так сладко ощущать, что он рядом, окунуться в кольцо его внимания, если не в кольцо его рук...
     - О Господи! - Николас оторвался от нее, и прежде чем он вышел из комнаты, Элинор заметила в его глазах смущение.
     Секунду-другую она смотрела ему вслед, потом снова занялась гравюрами. Она по-прежнему ничего не понимала. Совершенно ничего. Ей было ясно только одно: Николас не испытывает к ней отвращения или безразличия. Подумав об этом, она улыбнулась сквозь слезы.
     Вернувшись к гостям, Элинор сразу же заметила, что Николас совершенно овладел собой и теперь очаровывал сияющую мисс Херби. Немного постояв в одиночестве, она приняла приглашение Майлса Кавано на танец.
     - Вы просто расцвели сегодня, - сказал он. - Думаю, я знаю, в чем секрет. - Он засмеялся и склонился к ее уху:
     - У вас вид женщины, которую только что поцеловали.
     Элинор вспыхнула, а Майлс довольно рассмеялся. Слава Богу, танец избавил ее от необходимости отвечать. И все-таки в непонятной жизни мужа она занимала определенное место: эта уверенность означала такое огромное счастье, какого она давно не испытывала.
     Когда вечер закончился, Элинор и Эмили поздравили друг друга с удачным приемом.
     Элинор готовилась ко сну, стараясь не слишком раздумывать о том, что Николас, как обычно, к ней не придет; но, вспомнив, как он поцеловал ее, почти физически ощутила свою тоску по нему. Может быть, в то блаженное утро любви она ввела его в заблуждение и у него сложилось впечатление, что она делала это неохотно?
     И тогда Элинор решилась... Оставив волосы распущенными, нарушая неписаные законы, она постучала в дверь смежной комнаты...
     Ей было слышно, как Николас отослал Клинтока. Затем дверь отворилась. На ее муже были только бриджи и рубашка, открывающая шею. Элинор вернулась памятью к той первой ночи в Ньюхейвене. Если бы тогда она повела себя иначе, изменило бы это жизнь к лучшему?
     - Что-нибудь случилось? - официальным тоном спросил Николас.
     - Н... нет. - Она никак не ожидала от него возврата к ставшей уже привычной безразличной манере, и ее отвага мгновенно улетучилась. - Я не...
     Элинор отступила, но Николас взял ее руку и поцеловал.
     - Простите, Элинор. Я вас обидел? Умоляю, не бойтесь меня. Вы, должно быть, устали. Вечер прошел замечательно. Поздравляю.
     Он говорил легко и непринужденно, но она чувствовала, что это стоит ему немалых усилий.
     - Благодарности главным образом заслуживают слуги и Эмили, - просто сказала Элинор. - Я в этом деле новичок.
     - Чепуха. Хозяйка всегда задает тон.
     Это был искренний комплимент, но голос Николаса стал напряженным. Элинор чувствовала, что контролирует себя лучше, чем он.
     - Я хочу поговорить с вами, - наконец произнесла она. - Думаю, сейчас самое подходящее время сказать вам, что предположения подтвердились. У меня будет ребенок.
     - Прекрасная новость. - Он улыбнулся, и его улыбка была полна искренней радости. - А вы думали иначе?
     - О нет, - запротестовала Элинор. - Полагаю, однако, что вы предпочли бы, чтобы он родился позже...
     - И тем убедил меня, что он мой? - откровенно переспросил Николас. - Это меня не беспокоит. Конечно, если бы предполагаемым отцом был кто-то иной, а не мой брат, дело обстояло бы иначе, но в этом случае... Нет, не беспокоит. - Он взглянул на нее и рассмеялся. - Беременность единственная вещь, о которой я очень мало знаю. Надеюсь, это не скажется на вашем здоровье?
     - Мы просто замечательная пара. Я ведь тоже не очень много знаю об этом, но чувствую себя хорошо. Меня даже не тошнит, как это обычно бывает, хотя я больше не могу видеть стряпню миссис Кук, приправленную пряностями.
     - Бедняжка Элинор, - рассмеялся он, обняв ее. - Значит, прощай острый супчик с приправами? - Николас мягко откинул пряди волос с ее лица. - Вы должны заботиться о себе, дорогая. Ради ребенка, ради себя самой. И ради меня. Вы уже выбрали акушера?
     Элинор была почти на вершине блаженства, чувствуя неподдельную искренность его слов.
     - Я бы предпочла повивальную бабку, - ответила она, - если бы смогла отыскать подходящую. Говорят, такая есть в Бартоне, у нее ни одна женщина не умерла при родах.
     - Наверное, нам следует нанять ее, - сказал Николас, немного отстраняя Элинор от себя. - Это очень опасный период, и вы, дорогая, должны делать все возможное для своего здоровья. Обещайте.
     Взглянув в его потеплевшие карие глаза, она вздохнула. Не стоит обольщаться, их проблемы не исчезли. За эти мгновения она заплатит страданием... и все же они так прекрасны!
     - Обещаю, - заверила Элинор. - Это то, что легко выполнить.
     - Благодарю. - Николас нахмурился, словно подбирая слова, и потом с каким-то скрытым отчаянием произнес:
     - Вот увидите, скоро все переменится к лучшему. - Неожиданно он подхватил ее на руки и понес в спальню, а потом, бережно положив на постель, нежно поцеловал в висок, погасил свечи и вышел.
     Но даже его уход не смог разрушить ее счастья. Элинор стосковалась по его доброте больше, чем даже по его страсти, и наконец снова обрела ее. С блаженной улыбкой на устах она наконец заснула.

***

     Вскоре все действительно переменилось к лучшему. Николас все еще не часто бывал на Лористон-стрит, но, вероятно, благодаря присутствию Эми, оказываясь дома, с удовольствием проводил время в обществе Элинор и ее новой подруги. Временами Элинор даже казалось, что наступило лучшее время в ее жизни. Теперь, когда Эмили оставляла их одних, в поведении Николаса не появлялось столь знакомой отстраненности, и ей часто перепадали его ласка и нежные поцелуи. Во всем этом не было ничего похожего на страсть, но Элинор не настаивала. Жизнь далека от совершенства, но в ней столько сладости, что не стоит разрушать с трудом обретенный баланс, успокаивала она себя.
     Однако в один далеко не прекрасный день все рухнуло. Это произошло в конце июня.

Глава 9

     Пришло время, и Эмили собралась уезжать, чтобы присоединиться к своей матери и сестрам в Уэймоте. Все опасности по поводу инфекции остались позади. Николас и лорд Мидлторп пришли проводить ее, когда лорд Стейнбридж находился на Лористон-стрит.
     Николас поцеловал девушку в щеку:
     - Мы будем скучать без тебя, милая Эми, два старых, скучных женатых человека.
     - Ты так говоришь, как будто и вправду вы похожи на старых и нудных супругов.
     - Ничего не поделаешь.
     - Но твоя жена еще вовсе не старая, - рассмеялась Эмили, тепло обнимая подругу. - Я буду часто писать. - Она тихонько хихикнула, посмотрев на все еще плоский живот Элинор. - Полагаю, вы скоро перестанете выходить в свет. И что же, поедете в деревню?
     - Наверное, мне придется облачиться в паранджу, - Элинор вздохнула, - и все окружающие будут шарахаться в стороны.
     Она тут же смущенно оглянулась - ведь граф не имел представления, что ее беременность подтвердилась. Теперь у нее не было иного выбора, как только принять неловкие поздравления лорда Стейнбриджа, и она так разволновалась, что, махнув на прощание Эмили и Френсису, ушла к себе, успев по дороге заметить, как Николас повел лорда Стейнбриджа в библиотеку.
     Представив, как братья, мирно беседуя, обсуждают "их беременность", Элинор вдруг почувствована, что ее так и подмывает расколошматить что-нибудь. Господи, похоже, она превратилась в мегеру. Интересно, это просто естественное влияние беременности или результат изменения ее личности?
     Когда она проходила мимо кабинета, то заметила, что дверь чуть-чуть приоткрыта. До нее ясно доносились голоса - братья обсуждали что-то, касающееся ребенка, и ей ужасно захотелось услышать, что именно. Окинув холл быстрым взглядом, Элинор удостоверилась, что поблизости никого нет, и, остановившись, стала прислушиваться.
     - Кит, ты не имеешь никаких прав на этого ребенка. - Как обычно, голос Николаса звучал ровно.
     - Но вполне возможно, он мой! И будет моим наследником.
     - Все права, которые ты мог бы иметь, потеряны по твоей собственной воле. Если хочешь иметь наследника, то, ради Бога, никто не запрещает...
     - Какую жизнь ты можешь предложить ему? Что ты можешь дать Элинор? Наш ребенок должен расти в Греттингли, там ему место.
     - А Элинор? Может быть, стоит послушать, что она скажет по этому поводу?
     - Конечно, она будет рядом с ребенком, - раздраженно отозвался лорд Стейнбридж. - Ради Бога, Ники, уж не хочешь ли ты оставить ее здесь одну?
     - Ну зачем же? Может быть, я сам останусь с ней на Лористон-стрит, - спокойно произнес Николас. - Или мне тоже разрешено поселиться в Греттингли?
     Наступило короткое молчание.
     - Тебе отлично известно, - наконец сказал граф, - что пройдет немного времени, и ты снова возобновишь свои путешествия. На этот аргумент у тебя вряд ли есть возражения.
     - Я и не знал, что мне запрещено пустить корни, если я захочу.
     - Ты хочешь остаться? - В голосе Стейнбриджа послышалось замешательство.
     - Почему бы нет? - небрежно ответил Николас, и Элинор поймала себя на том, что ненавидит, когда он так говорит. - Кроме всего прочего, очень даже возможно, что это мой ребенок. Я вовсе не хочу, чтобы ты воспитывал его.
     Это было сказано без злости, но последовавшее молчание говорило само за себя.
     - Не верю, Ники. - Голос графа был полон боли.
     - Кит, мы с тобой совершенно разные люди, - устало заметил Николас. - Я не хочу, чтобы мой ребенок воспитывался в смирительной рубашке, сходной с той, что используешь ты, пытаясь отгородиться от всего мира.
     - Не смей так говорить!
     Напряжение стало невыносимым, похоже, Николас тоже дошел до точки кипения.
     - Полегче! Я защищаю свои права, и если захочу остаться...
     - Я запрещаю это!
     - Пошел к черту!
     Дрожа, Элинор отступила на несколько шагов. Она не могла поверить, что всегда невозмутимый Николас в конце концов потерял терпение.
     Затем раздался полный страсти и боли голос лорда Стейнбриджа:
     - Ты не в состоянии воспитать ребенка, слишком много времени уделяя сомнительным заведениям и посещая их с завидной регулярностью.
     У Элинор перехватило дыхание. Он знал. А может, все знали?
     - Пусть так, - согласился Николас без видимого беспокойства. - Отцовство пробудит во мне иные интересы. А что касается твоих слов, не лезь в это, Кит, не советую.
     Лорд Стейнбридж сделал попытку перехватить инициативу:
     - И как же ты собираешься осуществить свое отцовство? Я не знаю, где ты найдешь деньги на жизнь, где ты их находишь сейчас. Карты, наверное?
     - Весьма прибыльный бизнес. Но я в нем не нуждаюсь.
     - Ах вот как! Предупреждаю тебя, в случае несогласия я снова прибегну к знакомому оружию.
     - Что? - На секунду Николас опешил и тут же рассмеялся:
     - О, очевидно, то же самое, что ты сделал, когда приказал мне жениться на Элинор. Я был вынужден согласиться на твой обман. Неужели ты вправду оставишь меня без единого пенни?
     - Прости. Я хочу Элинор и ребенка.
     - Почему тогда ты не женился на ней? Уверен, она бы предпочла тебя... в свое время.
     - Ты же знаешь, что я не могу жениться. Проклятие! Что ты делаешь? Ты не хочешь ее, обращаешься с ней отвратительно. Откажись от нее, Ники, и она будет счастлива со мной.
     - Ты действительно так думаешь? - усмехнулся Николас. - Может быть, ты забыл, что было раньше... Неужели мне нужно объяснять, что у нее нет оснований чувствовать к тебе сердечную привязанность? Кроме того, она слишком хороша для тебя, Кит. К твоей досаде, я остаюсь. Если ты возьмешься за ум и проявишь гостеприимство, тогда, возможно, я уступлю тебе все права на эту женщину и ее ребенка.
     Элинор до боли сжала кулаки, пытаясь сдержаться. Ярость душила ее. Будь у нее побольше сил, она убила бы их обоих.
     Чувствуя себя совершенно разбитой, она отступила назад к лестнице и стала подниматься наверх, а затем, войдя в свою комнату, рухнула на постель. Оказывается, она была для него мелким товаром, новой игрушкой, которая может вскоре наскучить ему. Элинор решила, что никогда не будет жить со своим бедным ребенком в доме лорда Стейнбриджа. Уж как-нибудь она отстоит свою независимость.
     Итак, ее муж наконец показал свое истинное лицо. Коварный обманщик, обаятельный наглец! Ей не раз приходилось видеть, как он пытается манипулировать другими, так почему же в его представлении быть исключением?
     Что ж, когда-нибудь этому придет конец. Пусть себе таскается по борделям или отправляется к своей француженке - она, Элинор, сумеет сохранить внешние приличия, но ничто на свете не заставит ее поверить в его фальшивое внимание. Более того, если Николас вздумает играть ее жизнью или жизнью ребенка, она будет сопротивляться до конца.
     В конце концов Элинор приказала заложить карету и вместе с Дженни отправилась к Хукему, но и там беспокойство мешало ей сосредоточиться. Она так и не смогла остановиться ни на одной книге и вернулась домой с пустыми руками и с желанием никогда больше не видеть Николаса Дилэни.
     Кажется, Бог услышал ее молитвы: когда она вернулась с прогулки, его не оказалось дома. Элинор довольно улыбнулась. Собственно, не видеть мужа не так уж сложно, подумалось ей. Теперь она постарается реже бывать здесь, и в ее постели для него не будет места.
     Когда Эмили уехала, Николас восстановил дистанцию между ними, и если им и выпадал шанс встретиться, Элинор держала себя достаточно холодно. Иногда она чувствовала на себе его заботливый взгляд, но он никогда не навязывал ей свое внимание, а она сохраняла видимость деловой доброжелательности.
     Однажды они встретились за завтраком и оба сидели в полном молчании, просматривая газеты.
     Украдкой взглянув на мужа, Элинор поняла, что такое "потускневшее золото". Николас похудел, под глазами пролегли тени, и новые морщинки появились на его лице. Сердце ее защемило. Как он мог творить такое с собой? О Господи, она готова сделать все, лишь бы уберечь его от неприятностей.
     И все же, несмотря на отчаяние, которое иногда охватывало ее, Элинор старалась заботиться о своем здоровье: она не засиживалась поздно по вечерам, ела регулярно, хотя аппетит и оставлял желать лучшего, выпивала по три чашки козьего парного молока ежедневно, совершала прогулки, чтобы дышать свежим воздухом.
     Однажды, когда они с Дженни направились в парк, Элинор припомнила тот день в марте, когда обнаружила слежку. Вспомнила она об этом потому, что ей показалось, будто их снова преследуют.
     Так как все происходило днем, вокруг было полно народу. Элинор прибегла к тому же трюку, что и в прошлый раз, и увидела позади человека, который показался ей знакомым. Ну да, Том Холлоуэй, свидетель на их свадьбе в Ньюхейвене. Этому было только одно объяснение - муж установил за ней слежку. Возможно, и прежний случай был делом его рук, вот почему он не очень удивился, когда она рассказала ему об этом.
     Элинор почувствовала, что ее душит злость. О Господи, ну почему Николас так непорядочно себя ведет? Неужели он подозревает ее в измене? Невероятно. Мерзко!
     Внезапно еще худшее подозрение пришло ей в голову. Что, если он планировал отделаться от нее, причем самым ужасным способом? Он никогда не хотел жениться на ней и теперь обнаружил, что насильно оказался связан с женщиной, не имеющей с ним ничего общего, женщиной, избегающей его; женщиной, которая носит ребенка, и этот ребенок, еще не родившись, уже стал причиной скандала между ним и его братом и мог послужить причиной его финансового краха.
     - Миссис Дилэни! - Задыхающийся крик Дженни заставил Элинор осознать, что она идет слишком быстро, почти бежит.
     Она замедлила шаг. Здравый смысл восторжествовал. Если Николас чувствует себя связанным, он может уступить все права брату, а значит, будет свободен и еще более богат.
     Элинор вспомнила, как лорд Мидлторп говорил что-то о ревности. Чувство обладания заставляло ее мужа ревновать к брату, который по счастливой случайности несколькими