.
   Знакомые  растянутые  пригороды  гигантского  Сти  принесли   некоторое
успокоение.  Скоро  он  будет  дома,  в  безопасности.  С   каждым   днем,
приближающим его к Сти, Халигейн чувствовал себя спокойнее. Могучая  река,
чье имя дало название городу, с поразительной скоростью  несла  свои  воды
вниз по склону Горы. Отполированные фасады зданий Речной Стены взметнулись
ввысь на сорок этажей и протянулись на  несколько  миль.  Мост  Кинникена,
Башня Тимина, Поле Мощей. Дома! Вся живительная сила Сти кипела  вокруг  и
успокаивала, пока он ехал от центральной станции в свой пригородный район.
Здесь, в величайшем городе Маджипура,  процветающем  благодаря  тому,  что
здесь родился нынешний Коронал Лорд Кинникен, он  был  в  безопасности  от
последствий неосознанного поступка, совершенного в Вугеле.
   Халигейн обнял жену,  двух  дочерей,  крепкого  сына.  Они  видели  его
усталость и относились с преувеличенной нежностью, словно за время поездки
он стал  хрупким  и  бессильным.  Ему  принесли  вина,  трубку,  шлепанцы,
домашние суетились вокруг, излучая любовь и доброту, ничего не  спрашивали
о поездке, зато болтали о местных сплетнях. В конце концов, он сказал сам:
   - Думаю, мы с Клеймом сработаемся. У меня есть причины так считать.
   Он сам почти верил в это.
   Можно  ли  связать  убийство  с  ним,  если  он  держится  спокойно   и
непринужденно? Он сомневался, что кто-либо видел падение Клейма.  Конечно,
для властей несложно установить, что они с Клеймом согласились встретиться
в Вугеле - на нейтральной почве - и обсудить деловые разногласия,  но  что
это доказывает? "Да, я виделся с ним в какой-то таверне у  реки,  -  может
сказать он. - Мы закусили, довольно много  выпили,  потому  что  пришли  к
взаимопониманию, а потом я уехал. Должен заметить, он еще стоял на  ногах,
когда я уходил.  Видимо,  бедняга  Клейм,  напившись  мулдемарского  вина,
сильно высунулся из окна, любуясь  какой-нибудь  красавицей,  проплывавшей
мимо на лодке... Нет, нет, нет! Пусть предполагают  они.  Мы  встретились,
пообедали, заключили соглашение, а потом я  ушел,  -  ничего  больше.  Кто
может доказать, что все было не так?
   На следующий день он вернулся в свою контору и  занялся  делами,  будто
ничего необычного в Вугеле не произошло. Он не мог  себе  позволить  такую
роскошь, как угрызение совести о совершенном преступлении.
   Дела шли неважно, в  кредитах  ему  было  отказано,  он  был  близок  к
банкротству. И все это сделал Клейм.
   Не думать о Клейме было трудно. В последующие  дни  его  имя  постоянно
всплывало в связи с делами, и Халигейну с трудом удавалось  скрывать  свою
реакцию. В торговом мире все понимали, что Халигейн борется  из  последних
сил, и выражали сочувствие. Это поддерживало. Зато почти  каждый  разговор
вертелся  вокруг  Клейма,   его   скупости,   беззакония   в   сделках   и
мстительности, постоянно выводя Халигейна из себя.  Это  имя  звучало  как
выстрел. "Клейм!" - и он цепенел. "Клейм!" - и щеки его дергались. "Клейм,
Клейм!" - он прятал руки к за спину, словно они несли ауру убийства.
   Часто он  ловил  себя  на  мысли,  будто  в  минуту  усталости  говорит
какому-нибудь клиенту: "Знаете, я убил его - выбросил в окно, когда был  в
Вугеле". Как легко эти слова  могут  сорваться  с  его  губ,  если  только
чуть-чуть расслабиться!
   Халигейн подумывал о паломничестве на Остров Сна ради очищения души, но
только позже, не  сейчас,  а  пока  отдавал  каждую  минуту  делам,  иначе
предприятие могло полностью обанкротиться, и семья его впала бы в  нищету.
Иногда он думал о признании  и  о  том,  удастся  ли  ему  договориться  с
властями,  чтобы  ему  позволили  искупить  вину,  не   прерывая   деловой
деятельности.  Может  быть,  штраф?  Хотя,  какой  штраф  он  в  состоянии
заплатить теперь? Да и оставят ли его в покое так легко? В  конце  концов,
он так ничего и не  решил,  только  постарался  хоть  ненадолго  выбросить
убийство из головы и полностью отдаться работе.
   А затем начались сны. Послания.
   Первое пришло в ночь стардей, на второй неделе лета, и было  мрачным  и
болезненным. Глубокой ночью  он  видел  уже  третий  сон,  после  которого
сознание обычно начинает постепенно пробуждаться  к  рассвету,  как  вдруг
обнаружил, что идет по полю светящихся желтых зубов. В болотном,  каком-то
сером воздухе висела вонь, и клейкие, тягучие пряди сырого мяса свисали  с
неба, касаясь щек и рук, оставляя липкие следы, пылающие и пульсирующие. В
голове звенело. Грубая  тишина  враждебного  послания  заставляла  думать,
будто мир растянут в невероятное далеко туго натянутыми струнами, и где-то
за ним слышится  глумливый  хохот.  Небо  опалял  нестерпимо  яркий  свет.
Халигейн  пересекал  чашечку  гигантского  "ртового",  одного   из   самых
отвратительых плотоядных чудовищ флоры далекого Цимроеля. Несколько  таких
растений он видел однажды на выставке диковин в Палате  Кинникена,  но  те
были всего трех-четырех ярдов в диаметре,  а  это  оказалось  величиной  с
целый пригород. Он угодил в самый центр дьявольской сердцевины и бежал так
быстро, как мог, чтобы не свалиться на эти немилосердные скрежещущие зубы.
   Значит, вот как оно будет, подумал  он,  скользя  над  сном  и  холодно
обозревая картину. Это первое послание, и Король Снов будет мучить меня  и
дальше.
   Скрыться было негде. На зубах  торчали  глаза,  и  глаза  были  глазами
Клейма. Халигейн бежал, мокрый от пота, спотыкаясь и оскальзываясь,  потом
покачнулся и упал на россыпь безжалостных зубов,  и  они  цапнули  его  за
руку,  а  когда  он  снова  сумел  подняться  на  ноги,  то  увидел,   что
окровавленная рука не такая, как прежде,  -  она  превратилась  в  бледную
маленькую руку Клейма, плохо пригодную для его запястья. Он снова упал,  и
снова зубы ухватили его, произведя изменение, и это  повторялось  вновь  и
вновь,  и  он  мчался  вперед,  рыдая  и  завывая  от  ужаса,  полу-Клейм,
полу-Халигейн, пока не вырвался из оков сна и сел  на  кровати,  потный  и
трясущийся, вцепившись в плечо жены.
   - Отпусти, - пробормотала она. - Мне больно. Что случилось?
   - Сон... препоганый...
   - Послание? - поинтересовалась жена. - Ты весь мокрый, Сигмар. Что...
   Он содрогнулся.
   -  Съел,  наверное,  что-то.  Мясо  морского   дракона   было   слишком
пересушенным и старым.
   Пошатываясь, он поднялся с постели  и  налил  себе  немного,  вино  его
успокоило. Потом снова лег. Жена погладила его по  плечу,  вытерла  лоб  и
баюкала, пока он немного не расслабился" но Халигейн боялся снова  заснуть
и лежал, бодрствуя, до рассвета, уставившись в окружающую темень.
   Таково было наказание Короля Снов. А он-то  всегда  считал  его  только
сказкой, которой пугают детей! Да-да, болтали, будто Король Снов живет  на
Сувраеле, и титул его по наследству передается в семье  Барьязидов,  а  по
ночам Король Снов с приближенными пристально изучают души спящих и, находя
недостойные, мучают их. Но правда ли это?
   Халигейн никогда не встречал никого, кто  получал  послания  от  Короля
Снов. Сам он однажды получил послание Леди, да и то не был в этом  уверен,
но в любом случае нынешнее  послание  всецело  отличалось  от  того.  Леди
посылала нежные видения, Король Снов  поразил  острой  болью.  Неужели  он
действительно управляется с целой планетой, с миллиардами  ее  обитателей,
из которых добродетельны далеко не все!
   - Возможно, это  просто  несварение  желудка,  -  успокаивал  сам  себя
Халигейн.
   Когда следующая и еще одна  ночь  прошли  спокойно,  он  позволил  себе
поверить, что видел обычный кошмар, а Король Снов просто миф. Но на  тудей
пришло послание, не оставившее сомнений.
   Тот же звенящий безмолвием звук, то же пронзительное  полыхание  света,
образы Клейма, отдающийся эхом хохот, разбухающая и сжимающаяся  структура
пространства и головокружение, сминающее  дух.  Халигейн  зарыдал.  Уткнув
лицо в подушку, он еле дышал, не смея проснуться - поднимаясь  над  гранью
сна, он неизбежно выдаст свое горе жене, и та предложит ему  обратиться  к
толкователям снов,  что  он  сделать  не  может.  Любой  толкователь  снов
свободно прочтет, ЧТО соединяет его душу с душой Клейма, и что тогда? И он
терпел кошмар, пока не иссякли силы,  и  лишь  тогда  проснулся  и  лежал,
слабый и дрожащий, до прихода утра.
   Это был кошмар тудей, но видение фодей оказалось еще хуже: он  парил  в
воздухе и упал на пронзивший его насквозь шпиль Замковой Горы, острый, как
копье, и холодный, как лед, и лежал несколько часов, пока птица грихорна с
лицом Клейма терзала его внутренности.
   На фодей он спал довольно спокойно, хотя напряжение в ожидании послания
не покидало его.
   Стардей также не принес посланий, зато в сандей он плыл  по  океану  из
сгустков крови, и зубы у него выпадали, а  пальцы  обдирались  до  костей.
Ночи мундей и тудей принесли слабые, но все-таки ужасы.
   Утром сидей жена сказала ему:
   - Сигмар, если послания не смягчатся, что ты будешь делать?
   - Делать? Ничего.
   - По-моему, послания ты получаешь через день.
   Он передернул плечами.
   -  Великие  совершают  какую-то  ошибку.  Должно  быть,  такое   иногда
случается. Рано или поздно они поймут и оставят меня в покое.
   - А если нет? - Она внимательно посмотрела на него. - И  если  послания
предназначены тебе?
   Он подивился ее чуткости, но не сомневался, что она не знает правды. Ей
известно лишь, что он ездил в Вугель на встречу с Клеймом, возможно,  хотя
и с трудом верится, она узнала, что Клейм так  и  не  вернулся  к  себе  в
Кимканайл, а муж ее стал получать послания от Короля Снов - из всего этого
она легко могла сделать вывод. Но если так  оно  и  есть,  что  она  будет
делать? Донесет на собственного мужа? Пусть она его любит, но  если  будет
скрывать убийцу, то может навлечь на себя месть Короля Снов.
   - Если послания будут продолжаться, - ответил  Халигейн,  -  я  попрошу
официалов Понтифекса походатайствовать от моего имени.
   Разумеется, ничего подобного он не сделал. Вместо  этого  он  попытался
бороться с посланиями и подавлять  их  так,  чтобы  не  будить  подозрений
спящей рядом жены.
   Ложась, он приказывал себе оставаться спокойным и, вспоминая какие-либо
образы, считать их лишь бредом расстроенной души, а не реальностью. И  тем
не менее, обнаружив себя  плывущим  над  красным  морем  огня,  постепенно
опускающимся на поверхность  и  погружающимся  до  лодыжек,  он  не  сумел
сдержать крика. Когда иглы проросли сквозь его  кожу,  сделав  похожим  на
манкалайна  -  колючую  тварь   знойного   юга,   к   которой   невозможно
притронуться, - он зарыдал, моля о  милосердии.  А  когда  прогуливался  в
безупречных садах Лорда  Хавилбова,  и  деревья  тянулись  к  нему  руками
Клейма, он закричал во весь голос.
   Жена больше ни о чем не спрашивала, она  лишь  с  тревогой  глядела  на
него.
   Халигейн с трудом мог заниматься делами. Кредиторы, потребность в новых
кредитах,  производство,  жалобы  покупателей  -  все   кружилось   вокруг
водоворотом падающих листьев. В тайне от всех  он  рылся  в  библиотеке  в
поисках сведений о Короле Снов  и  его  силах,  словно  подцепил  какую-то
необычную болезнь, о  которой  хотел  разузнать  побольше.  Сведения  были
скудными и ясными: Король Снов являлся проводником Закона с силой,  равной
силе Понтифекса, Коронала или Леди и сотни лет его  обязанностью  является
наложение наказаний на виновных в преступлениях.
   Суда  не  было,  опротестовывать  было   нечего,   и   Халигейн   молча
защищался...
   Но он не знал, что для этого нужно, и Королю Снов это было известно. По
мере  того,  как  продолжались  страшные  послания,   терзающие   душу   и
оставляющие от нервов тоненькие ниточки, Халигейн все отчетливей  понимал,
что у него нет ни возможности, ни надежды противостоять им.  Его  жизнь  в
Сти кончилась. Один опрометчивый шаг, и он станет изгнанником, вынужденным
скитаться по огромному лику Маджипура в поисках укрытия.
   - Мне нужно отдохнуть, - объявил  он  жене.  -  Съезжу  куда-нибудь  На
месяц-другой, может,  удастся  восстановить  душевный  покой  и  успокоить
нервы.
   Не откладывая более, он вызвал сына - юноша стал почти мужчиной  и  мог
действовать, вести дела - и передал ему все  свои  права  торговца.  После
чего, имея при себе небольшую сумму,  которую  сумел  наскрести  с  сильно
уменьшившихся   доходов,   выбрался   из   родного   города    на    борту
третьеразрядного флотера в выбранный наугад  Норморк,  входивший  в  число
Склоновых Городов - у подножья Замковой Горы.
   Не прошло и часа после отъезда, как  он  решил  никогда  не  называться
Сигмаром Халигейном, а именовать отныне себя Макланом  Форба.  Неужели  он
надеялся, что этого достаточно, чтобы обмануть Короля Снов!
   Возможно.
   Флотер плыл над склонами Замковой Горы  и,  пока  спустился  от  Сти  к
Норморку, миновал Нижний Санбрек, Бибирун, Толингарский Барьер, и в каждом
городе, в каждой ночлежке  Халигейн  отправлялся  в  кровать,  замирая  от
страха, с ужасом цепляясь за подушку, но  приходившие  сны  были  обычными
снами усталого и измученного человека без  той  призрачной  напряженности,
отличавшей послания Короля Снов.
   С радостью глядя на симметрию и опрятность садов Толингарского Барьера,
ничем не напоминающих угрожающее бесплодие земель  в  его  снах,  Халигейн
начал потихоньку расслабляться. Он сравнивал сады с навеянными  посланиями
образами и с удивлением понял, что хотя никогда не видел их раньше, Король
Снов показал ему эти сады до мельчайших подробностей, прежде  чем  обратил
их в ужас, и это означало, что послания передают целый поток новых данных,
не известных воспринимающему ранее, а следовательно,  обычные  сны  просто
накладывались на послания.
   Это частично отвечало на волновавший его вопрос. Он не понимал,  то  ли
Король Снов просто освобождает его подсознание, затрагивая издалека темные
глубины,  то  ли  по-настоящему  высвечивает  образы.  Очевидно,   второе,
поскольку некоторые  кошмары  создавались  специально  для  него,  Сигмара
Халигейна, чтобы опять-таки растормошить  подсознание.  Он  вспомнил,  как
сомневался, что на Сувраеле есть столько народу, чтобы управиться с  такой
работой, но если людей хватало, глупо было думать, что удастся скрыться от
них. И все же он предпочитал верить, что у Короля  Снов  и  его  подручных
существует расписание страшных посланий - ему, например,  сначала  послали
зубы, потом серые сальные капли, а затем огненное  море  крови.  Возможно,
пытался он убедить себя, что сейчас они  нацеливают  новые  ужасы  на  его
пустую подушку в Сти.
   Миновав Дундилмир и Стипул, он  прибыл  в  Норморк  -  темный,  наглухо
отгороженный стенами город, венчающий грозные зубцы Гребня Норморка.
   Ему подсознательно казалось, будто Норморк, наглухо  закрытый  со  всех
сторон циклопическими каменными блоками, лучше всего подходит для укрытия.
Но он понимал, что даже эти стены не в силах задержать мстительные  стрелы
короля Снов.
   Врата Деккерета - глаз в пятидесятифутовой стене - были открыты всегда.
Единственная брешь в укреплении, окантованная полированным черным деревом.
Халигейн предпочел бы, чтобы они стояли закрытыми на  тройной  замок,  но,
разумеется, они были  распахнуты  настежь.  Лорд  Деккерет  возвел  их  на
тридцать третий год своего благостного царствования и приказал, чтобы  они
закрывались лишь в случае, когда миру будет грозить опасность, а в эти дни
счастливого правления Лорда Кинникена и Понтифекса Тимина все на Маджипуре
расцветало, кроме мятущейся души бывшего Сигмара Халигейна,  называвшегося
отныне  Макланом  Форба.  Под  именем  Форба  он  нашел  приют  в  дешевой
гостинице, под тем же именем  устроился  на  службу  по  осмотру  стен,  и
ежедневно выдирал цепкую травку из бессмертной каменной кладки. Под именем
Форба он каждую ночь засыпал, боясь того, что могло прийти,  но  проходили
недели за неделей, а он видел только  смазанные  и  бессмысленные  видения
обычных снов. Девять месяцев прожил он в Норморке, надеясь, что ускользнул
от Короля Снов, но однажды ночью, когда  после  доброй  закуски  и  фляжки
отличного красного вина растянулся на постели,  чувствуя  себя  совершенно
счастливым в первый раз за долгое время после встречи с Клеймом, и  уснул,
послание с Сувраеля настигло его и терзало  душу,  приковав  к  чудовищным
образам тающей плоти и рекам грязи. Когда послание  завершилось,  Халигейн
проснулся в слезах, поняв, что нет никакой возможности надолго скрыться от
мстительных сил Наказания.
   И все-таки девять месяцев Маклан Форба прожил в мире и  спокойствии.  С
небольшой накопленной суммой  он  купил  билет  вниз  до  Амблеморна,  где
превратился в Диграйла Килайлина и зарабатывал по десять  крон  в  неделю,
служа птицеловом при дворе здешнего Герцога.
   Пять месяцев он был свободен от мук, пока однажды ночью сон перенес его
в яростное безмолвие безграничного света, где арка из слезящихся глаз была
мостом через Вселенную, и все глаза смотрели только на него.
   Он спустился вниз по Глайду до Макропросопоса,  где  беззаботно  прожил
месяц под именем  Огворна  Брилла,  прежде  чем  получил  новое  послание:
раскаленный металл, клокочущий в горле.
   Сушей, через бесплодные внутренние области континента  он  добрался  до
городского рынка Сивандейла. Король Снов настиг  его  в  пути  на  седьмую
неделю, послав видение, будто он катится в чащу хищных деревьев, и уже  не
во сне, после пробуждения, тело кровоточило и  опухло  так,  что  пришлось
искать врача в ближнем селении?
   К концу путешествия попутчики, поняв, что он получает  послания  Короля
снов, бросили его, но в конце концов он оказался в Сивандейле,  скучном  и
однообразном местечке, сильно  отличавшемся  от  роскошных  городов  Горы,
вспоминая о которых, плакал каждое утро. Однако, как бы там  ни  было,  он
оставался здесь целых шесть месяцев.
   Затем послания возобновились, гоня его на запад через девять городов  -
месяц здесь, полмесяца там - до тех пор,  пока,  наконец,  он  не  осел  в
Алайсоре, где работал потрошителем рыбы под именем Бадрила Мегенорна.
   Вопреки предчувствию, он позволил себе  поверить,  будто  Король  Снов,
наконец, оставил его и начал  подумывать  о  возвращении  в  Сти,  который
покинул  почти  четыре  года  назад.   Неужели   четырех   лет   наказания
недостаточно за непредумышленное, случайное преступление!
   Очевидно, нет. В самом начале второго года в Алайсоре  он  ощутил,  как
знакомый зловещий гул послания запульсировал в затылке,  и  навеянный  сон
был таким, что все предыдущие показались ему детским спектаклем.
   Он  начался  в  бесплодной  пустыне  Сувраеля,  где   Халигейн   стоял,
вглядываясь в иссохшую, разрушенную  долину,  поросшую  деревьями  сигупа,
испускающими  эманации,  смертоносные  для   всего   живого,   неосторожно
оказавшегося в радиусе десяти миль. И он в долине  увидел  жену  и  детей,
спокойно идущих к  смертоносным  деревьям,  и  побежал  к  ним  по  песку,
облепляющему, как патока, но деревья шевельнулись  и  наклонились,  родные
его были поглощены их черным сиянием, упали на  землю  и  исчезли.  Но  он
продолжал бежать, до тех пор, пока не очутился внутри зловещего периметра.
Халигейн молил о смерти, но эманации деревьев на него не  действовали.  Он
шел среди них, и каждое отделяло от остальных пустое пространство, где  не
росли  ни  кустарник,  ни  лианы,  ни  трава,  только  диковинные   стрелы
безобразных деревьев без листьев стояли посреди  этой  пустоты.  Больше  в
послании ничего не было, но это было страшнее всех ужасающих образов,  что
терзали его  прежде.  Он  бродил,  жалкий  и  одинокий,  среди  бесплодных
деревьев  в  бездушной  пустоте,  а  когда  проснулся,  лицо  его  покрыли
морщинки, глаза подрагивали, словно с ночи до рассвета он  прожил  десятки
лет.
   Он был побежден. Бежать  было  бессмысленно,  прятаться  -  тщетно.  Он
принадлежал Королю