сами постройки возводились из блестящих тонких полупрозрачных листов глянцевого минерала, который добывали в утесах, возвышавшихся в нескольких милях к востоку. Эти листы сгибали, придавая им куполообразную форму, скрепляли купола деревянными обручами, деревянными же колышками крепили к платформам и жили внутри их. В большинстве своем это были простые лачуги не более чем в три-четыре комнаты. Но на закате, озаренные потоками золотистых лучей, сводчатые хижины, сверкавшие кроваво-красным отраженным светом, обретали невероятную, хотя и недолговечную красоту.
     Престимион и его спутники поселились в скромной гостинице для путешествующих торговцев в первой же попавшейся на пути свайной деревне. Это местечко называлось Домри-Тайк; там, как им сказали, можно было надеяться найти транспорт для продолжения путешествия. Принц решил, что вернее будет не открывать своего имени, а остаться для содержателей и постояльцев гостиницы и окрестных жителей одним из молодых аристократов, возвращающихся домой на Замковую гору после посещения Лабиринта.
     Деревушка располагалась не более чем в сотне ярдов от берега. Почва здесь - не то глина, не то ил - была постоянно сырой. Почти каждую осень, в сезон штормов и дождей, озеро выходило из берегов; в отдельные годы, особо обильные влагой, оно приходило прямо в деревню, вода плескалась между розовых свай, и перебираться из дома в дом приходилось в каноэ. А иногда, раз в один-два века, случалось, что вода доходила и до нижних этажей домов. Так рассказывала горничная, которая принесла путешественникам простую пищу: жареную озерную рыбу и кислое молодое вино.
     Такое наводнение случалось в дни Сетифона и лорда Станидара, сказала она, и еще одно - при Душтаре и лорде Вайше. А во время правления короналя лорда Мавестоя произошло такое наводнение, что деревня в течение трех дней была залита по самые крыши, причем случилось это как раз во время великого паломничества короналя.
     Нилгир Сумананд, уже давно исполнявший при Пре-стимионе обязанности распорядителя в поездках, собрался в деревню, чтобы поискать судно для продолжения путешествия. Раз уж в этих местах даже горничные так разбираются в древней истории, Престимион попросил своего помощника попытаться выяснить, так ли хорошо они знакомы с текущими событиями. Возвратившись в сумерках, Нилгир Сумананд сообщил, что обитатели Домри-Тайк, судя по всему, действительно знали о недавних переменах во власти. На многих зданиях были вывешены портреты последнего понтифекса Пранкипина, убранные желтыми траурными лентами.
     - А новый корональ? Что говорят о нем?
     - Они знают, что Корсибар занял трон, но никаких его портретов я не видел.
     - Ну, конечно, нет, - сказал Престимион. - Где они могли бы их раздобыть так быстро? Но его имя часто упоминалось в разговорах?
     - Да, - Нилгир Сумананд со смущенным видом глядел в сторону. Этот седовласый человек среднего роста, с большой бородой прежде служил в Малдемаре отцу Престимиона. - Некоторые из них говорили о нем. Не все, но некоторые. Я сказал бы даже, что многие.
     - И называли его в разговорах лордом Корсибаром?
     - Да, - ответил Нилгир Сумананд хриплым шепотом, вздрагивая, как будто Престимион произнес что-то ужасно непристойное. - Да, именно так они его называли.
     - А не могли бы вы сказать, проявляли ли они удивление по поводу того, что короналем стал Корсибар, а не кто-нибудь иной? Недовольство или хоть какое-то волнение?
     Нилгир Сумананд не торопился с ответом.
     - Нет, - выговорил он после продолжительной паузы. Затем облизал губы. - По правде говоря, я не слышал никаких выражений удивления, господин. Имеется новый корональ, его зовут лорд Корсибар, и им нечего больше сказать по этому поводу.
     - Даже несмотря на то, что Корсибар сын прежнего короналя?
     - Я не слышал никаких выражений удивления по этому поводу, господин, - повторил Нилгир Сумананд. Он говорил очень тихо, так, что его с трудом можно было расслышать, и не смотрел на Престимиона.
     - Но в этом нет ничего странного, - вмешался в разговор Септах Мелайн. - Они здесь рыбаки, а не знатоки конституционного права. Что они могут знать о порядке престолонаследия? Не станут же они размышлять об этом, ожидая, пока рыбка клюнет на приманку?
     - Им известно, что для сына короналя занять это место вслед за своим отцом вовсе не обычное дело, - сказал Гиялорис, сердито ударив кулаком по ладони.
     - Им также известно, - добавил Свор, - если, конечно, они хоть что-то знают о знатных обитателях Замка, что принц Корсибар производит впечатление видной и величественной персоны и выглядит как раз так, как, по их мнению, должен выглядеть король, умеет держаться и говорит поистине королевским голосом, обладает большой силой и богатством - а что же еще нужно короналю, с точки зрения простых людей, таких, как местные жители? И известно им еще одно: если лорд Конфалюм выбрал в качестве преемника собственного сына, значит, это должно пойти на благо народу; ведь лорда Конфалюма повсюду любят за его мудрость и человеколюбие.
     - Если вы не возражаете, прекратим разговор на эту тему, - сказал Престимион. Он чувствовал, что его сознание обволакивает темное облако мрака, и это ему очень не нравилось. - Возможно, когда мы окажемся поближе к Горе, положение изменится.

***

     Все же им пришлось ждать еще два дня, прежде чем подходящее судно смогло отправиться в путь, Престимион, Свор, Гиялорис и Септах Мелайн провели все это время в Домри-Тайк. Долгими часами они сидели на веранде свайного дома-гостиницы, глядя вниз, на толстоногих синеглазых крабов, копошившихся в оранжевом иле, и держали пари на то, кто из многоногих первым пересечет линию, которую они начертили поперек их дорожки. Судно, зафрахтованное Нилгиром Суманандом прибыло в назначенный срок и встало на якорь в нескольких сотнях ярдов от берега, где было достаточно глубоко. Маленький скрипучий плоскодонный паром доставил Престимиона и его спутников на борт.
     Новое суденышко выглядело куда элегантнее, чем барка, доставившая их к озеру от Лабиринта: узкое, с невысокими бортами, с острыми носом и кормой, с трехногой мачтой, ярко расписанной издалека бросавшимися в глаза колдовскими письменами. Оно было значительно меньшего размера, чем суда, на которых принцы Замковой горы обычно совершали поездки с Горы в Лабиринт, на нем не хватало удобств, но для путешествия оно было вполне пригодно. На борту алыми причудливыми буквами было начертано название: "Фурия"; капитаном была худая крепкая женщина с мускулатурой, как у грузчика. Ее звали Димитаир Ворт, и густую копну ее плохо расчесанных курчавых черных волос украшало множество маленьких амулетов, которые при каждом движении хозяйки издавали мелодичный звон.
     - Престимион... - сказала она, разглядывая имена, вписанные в подорожную. - Кто из вас Престимион?
     - Я.
     - Престимион Малдемарский?
     - Он самый.
     - Мой брат когда-то участвовал вместе с вами в охоте на гарволей в провинции Тазгарт, за горой Бас-коло. Вы были там с другими важными господами. Он служит там проводником, мой брат, его зовут Вервис Актин. - Она смерила Престимиона холодным оценивающим взглядом. - Я думала, что вы будете куда выше ростом.
     - Я тоже надеялся на это в юности, но у Божества были на меня иные планы.
     - Брат говорил, что вы владеете луком лучше всех, кого ему приходилось встречать в жизни. Кроме него самого, конечно. Он лучший лучник в мире. Вервис Актин. Вы помните его?
     - Очень хорошо помню, - ответил Престимион. Это было семь лет тому назад. Корсибар, с которым он тогда находился в куда более дружеских отношениях, пригласил Престимиона составить ему компанию в экспедиции в Тазгартский охотничий заповедник, огромный, простирающийся на полторы тысячи миль лес на северо-востоке Алханроэля, где обитали на свободе опаснейшие хищники Маджипура. С ними был Септах Мелайн, а также молодой и совершенно необузданный граф Белзин Бибирунский, которому предстояло погибнуть годом позже во время горного восхождения.
     У Вервиса Актина, как теперь вспомнил Престимион, были такие же курчавые волосы, как и у его сестры, такое же жилистое и крепкое тело, а кроме того, он отличался полнейшим безразличием к рангу аристократов, с которыми имел дело. По ночам у походного костра он неудержимо хвастался перед ними своими любовными подвигами, рассказывал о бесчисленном множестве соблазненных им охотниц знатного происхождения, приезжавших в заповедник, и Корсибару пришлось заставить его замолчать, прежде чем он начал называть имена своих мимолетных любовниц. Престимион помнил его как прекрасного и неутомимого проводника и действительно превосходного лучника, хотя, возможно, и не настолько непревзойденного, как уверяла Димитаир Ворт.
     Капитан проводила их в расположенные под палубой тесные каюты, которым предстояло стать домом путешественников на многие дни. Престимион решил поселиться вместе с Гиялорисом, а вторую каюту разделили герцог Свор и Септах Мелайн.
     - Чем сейчас занимается ваш брат? - спросил Престимион женщину, которая праздно стояла в дверях, глядя, как пассажиры раскладывают вещи.
     - Тем же самым: проводник в Тазгарте. Однажды он оказался между самкой гарволя и ее детенышем и в результате лишился ноги, но это ему не слишком мешает. Знаете, вы произвели на него большое впечатление. Не только из-за того, что вы проделывали с луком. Он говорил, что вы можете когда-нибудь стать короналем.
     - Может быть, и стану, - сказал Престимион.
     - Правда, это произойдет не так уж скоро, не так ли? Этот новый лорд Корсибар только-только занял свое место. Вы его, конечно же, знаете?
     - Довольно хорошо. Он тоже был тогда в Тазгарте вместе со мной и вашим братом.
     - Неужели? Сын старого Конфалюма, как я слышала. Это верно? Что ж, почему бы и не оставить хозяйство в своей семье! Видит Божество, я поступила бы точно так же. Вы, великие властители, понимаете, как блюсти свои интересы. - Она усмехнулась, показав крепкие острые зубы, - Брат частенько говорил мне...
     Но тут вмешался Септах Мелайн. Он терпеть не мог такой фамильярности в обращении, какую эта женщина позволяла себе с Престимионом. и беседа давно перестала его забавлять. Он отправил Димитаир Ворт заниматься своими делами, а путешественники продолжили устраиваться в каютах.
     Через некоторое время с палубы послышалось пение. Престимион выглянул наверх и увидел, что полдюжины членов команды - капитан и еще несколько человек - сгрудились на палубе, в ритме пения передавая из руки в руку небольшие камешки. Ему уже доводилось видеть такое прежде. Это был обряд, призванный гарантировать безопасность плавания, обычная колдовская церемония. Камни были священные, их благословил некий шаман, заслуживавший доверия капитана.
     Престимион глядел на моряков едва ли не с нежностью. Как всегда, его рациональный ум не принимал этой демонстрации суеверия, наивной веры в мертвые камни, но, несмотря на это, он был пленен чистотой и силой их убеждения в возможности существования доброжелательного духа, которого можно было таким образом умолить позаботиться о слабых существах. Они были способны веровать в невидимое, а он - нет, и различие в мировоззрении между ними было непреодолимо, как стена. Престимион вдруг с тоской почувствовал, что хотел бы разделить с ними их верование; никогда прежде, даже на мгновение, его еще не посещали такие чувства. Он осознал это как большой недостаток. Теперь, когда у него из-под носа украли величайший приз, он не видел в мире естественных явлений, причин и следствий никакого пути, способного исправить сложившееся положение. В те минуты, когда люди лишались возможности достижения заветных целей, дух мог предложить утешение. Но для этого нужно было веровать в существование этого духа.
     Рядом возник Свор. Престимион указал на продолжавшуюся на палубе церемонию и приложил палец к губам. Свор кивнул.
     Пение смолкло, и члены экипажа, не проронив ни слова, разошлись по своим местам.
     - Насколько это реально для них! - негромко сказал Престимион. - Как серьезно они относятся к магической силе этих камней!
     - И с достаточным основанием, - ответил Свор. - Верить или не верить - это ваше личное дело. Но я должен сказать вам, Престимион, что существуют могущественные силы, которыми можно управлять, если только знаешь, как это делать. "Могу низвергнуть небо я, - нараспев произнес он, - волнами вздыбить земли, могу разгладить горы я, потоки заморозить. Вернуть умерших из могил и долу низвести богов, чтоб те ходили среди нас... Могу я звезды погасить, тьму запределья озарить..."
     - И вы все это можете? - Престимион бросил на него странный взгляд. - Я и понятия не имел, что вы такой могучий волшебник, мой господин Свор.
     - Да нет же. Я просто процитировал стихи. Кстати, очень известные.
     - Ну, конечно, - теперь, после подсказки, Престимион сразу вспомнил, откуда же эти слова. - Ф„рвайн, не так ли? Да, конечно, Ф„рвайн. Я должен был сразу сообразить.
     - Книга Изменений, пятая песнь, в которой жрица метаморфов появляется перед лордом Стиамотом.
     - Да, - смущенно сказал Престимион, - конечно. - Какому ребенку не читали это созданное тысячи лет тому назад великое эпическое повествование, которое в напевных и динамичных стихах рассказывало о героических сражениях времен рассвета Маджипура? Но гашение звезд и озарение запредельной тьмы были чистейшим вымыслом. Он никогда не воспринимал великую поэму Ф„рвайна как историческую хронику. - Я подумал было, что вы хотите сказать, будто сами владеете такими силами, - он хохотнул. - Ах, Свор, Свор, если бы только какая-нибудь ведьма или колдун могли вернуть события на тот путь, которым они должны были идти: чтобы Корсибар проводил время, охотясь на страшных тварей в диких дебрях, а правительство благополучно пребывало в моих руках! Но кто может сделать это для меня?
     - Я не могу, - ответил Свор, - Если бы я мог, то сделал бы.

4

     На девятый день плаванья лорда Корсибара по Глэйдж на север от Лабиринта высоко в небе появилась бело-голубая звезда, которую еще никто никогда не видел; она блестела ярким алмазом на небесном челе - большой сверкающий драгоценный камень, слепивший глаза подобно второму солнцу.
     Первым ее заметил Мандрикарн, и случилось это через полчаса после ужина. Он стоял в одиночестве на носовой палубе "Лорда Вильдивара", флагмана флотилии из девяти судов. Это было собственное судно короналя, предназначенное для путешествий по нижнему течению Глэйдж, самая красивая и удобная из плоскодонных барж, которая весной доставила прежнего правителя, лорда Конфалюма, в Лабиринт, а теперь, в разгар лета, несла нового правителя, лорда Корсибара, в сторону Замка. Мандрикарн стоял, попивая прохладное вино и спокойно поглядывая на плоскую равнину, над которой сгущались сумерки, и внезапно почувствовал, как по его голове и плечам пробежал холод. Он посмотрел в небо. Там, где мгновением раньше была лишь темная пустота, теперь ярко сверкала звезда.
     Не сдержав восклицания удивления и тревоги, он так торопливо поднес руку к рохилье, прицепленной к груди его туники, что даже облился вином.
     Новая звезда? Что она могла означать, если не надвигающиеся бедствия и гибель? Ведь наверняка звезда является знаком проявления могучих и опасных сил, готовых проломить стены космоса и вскоре спуститься в мир.
     Лихорадочно поглаживая амулет, Мандрикарн бормотал заклинание против зла, которое только позавчера узнал от Санибак-Тастимуна. Он не сводил глаз со странной новой звезды, ощущая при этом такой непреодолимый страх, что даже задрожал, но вскоре устыдился собственной трусости.
     Где-то возле его локтя вдруг материализовался граф Фаркванор.
     - Вы что, заболели, Мандрикарн? - с присущей ему злой хитростью в голосе спросил маленький, похожий на змею человечек. - Я слышал, как вы вскрикнули. И вот, пожалуйста, стоите бледный, чем-то потрясенный.
     - Взгляните вверх, Фаркванор. - Отчаянным усилием воли Мандрикарн пытался сдержать предательскую дрожь в голосе. - Что вы видите?
     - Небо. Звезды. Стаю тимарнов, которые что-то слишком уж поздно возвращаются в гнезда.
     - Вы не знаете астрономии, Фаркванор. Что это за бело-голубая звезда на западе?
     - Ну, полагаю, Трината, - ответил Фаркванор. - Или, возможно, Фасейл. Во всяком случае, либо то, либо другое.
     - Трината находится низко над горизонтом на севере, там, где ей и следует быть. А вон там, на востоке, Фасейл. Вы действительно не знаете астрономии, Фаркванор.
     - А вы не умеете пить. Посмотрите, у вас вся грудь залита вином. Мальчик! Мальчик! Полотенце графу Мандрикарну! Вы пьяны, Мандрикарн?
     - Эта звезда, что на западе, родилась три минуты назад. Я видел, как она появилась в небе. Вам когда-нибудь приходилось слышать о такой вещи, как рождение звезды прямо у вас на глазах?
     Фаркванор издал короткий иронический смешок.
     - Вы и в самом деле пьяны.
     В этот момент до них донеслись возбужденные крики, и мимо с безумными глазами пробежал один из членов команды. Он тыкал пальцем в небо и хрипло призывал всех выйти на палубу и посмотреть на чудо. Буквально несколькими мгновениями позже ему уже вторила вся команда. Затем на палубу быстрыми шагами вышел Санибак-Тастимун, а вслед за ним и сестра короналя. Они стояли рядом, опершись на фальшборт, и вглядывались в небо.
     - Нет, немного западнее, - окликнул их Мандрикарн. - Там! Вон там! Теперь видите? - Он схватил су-сухириса за руку и нацелил ее вверх; обе головы мага повернулись в том направлении, куда показывал Мандрикарн.
     Увидев наконец новую звезду, Санибак-Тастимун некоторое время молчал.
     - Какое дурное знамение она несет? - наконец обратился к нему Мандрикарн.
     - Дурное? Ну, здесь нет ничего дурного, - ответил Санибак-Тастимун, сопровождая свои слова негромким удовлетворенным вздохом. - Это звезда коронации, - добавил он. - Пригласите наверх лорда Корсибара.
     Но Корсибар уже стоял на палубе.
     - Что за суета? - поинтересовался он, - Мне сказали, что появилась новая звезда. Что это значит? Откуда она могла взяться?
     - Новая звезда - это вы, мой господин, - объявил су-сухирис; обе его головы произнесли эти слова почти в унисон, отчего они прозвучали как-то тревожно. - Вы восходите на небосклон, чтобы принести миру славу. Эта звезда, пылающая в небе, приветствует вас. - С яростной энергией он принялся делать знак Горящей Звезды, сначала обращаясь к бело-голубой звезде, а затем повернувшись к Корсибару. Он повторил жест три, четыре, пять раз подряд, сопровождая каждый раз восклицанием: Корсибар! Корсибар! Славьте лорда Корсибара!
     Его дружно поддержали все присутствовавшие на палубе, и ночь сотряслась от криков:
     - Корсибар! Лорд Корсибар!
     А посреди этого ликования неподвижно, затаив дыхание, стоял Корсибар, и взгляд его был прикован к звезде. Спустя несколько секунд он снял с головы корону, которую носил почти постоянно с того момента, как завладел ею, слегка сжал ее руками и благоговейно приложил к груди.
     - Кто мог ожидать этого? - чуть слышно произнес он, обращаясь к Тизмет. - Это означает, что я настоящий король!
     - А ты сомневался в этом, брат?
     - Нет. Нет, никогда.
     Тизмет опустилась перед ним на колени, обеими руками взяла полу его туники и поцеловала ее. Этому примеру последовали и остальные: первым Мандрикарн (он все еще был настолько потрясен увиденным, что с трудом держался на ногах и чуть не упал, преклоняя колени), затем Фаркванор, Вента, граф Камба, Фархольт, Навигорн, капитан судна Линкамор и еще пять или шесть человек, которые один за другим поднимались на палубу, чтобы узнать, что случилось, и обнаруживали, что на ней проходит торжественная церемония. Один лишь Санибак-Тастимун остался в стороне, взирая на эту сцену с выражением очевидного одобрения, но не делая никакой попытки принять в ней участие.
     Когда с выражением своих верноподданнических чувств было покончено, Корсибар обратился к капитану:
     - Где мы сейчас находимся, Линкамор?
     - Севе