лос звучал хрипло и взволнованно, а руки дрожали, словно он едва мог вынести ту огромную честь, которая была ему оказана.
     После церемонии корональ всегда устраивал менее официальный прием в прилегающих комнатах для награжденных наиболее почетными наградами. Сейчас, как полагал Престимион, наступал момент триумфа режиссуры Септаха Мелайна. Ведь те, кто награжден орденом лорда Хэвилбоува, должны были присутствовать на этом втором приеме. Престимион неизбежно снова встретится с Симбилоном Кайфом и его дочерью при обстоятельствах, когда избежать более длительной беседы будет трудно. И даже невозможно.
     Очевидно, это входило в замыслы Септаха Мелайна.

***

     Престимион быстро и плавно скользил сквозь толпу в переполненном зале, на ходу кратко обмениваясь репликами с каждым из гостей. Неестественно толстые подошвы его сапог лишь немного мешали ему, хотя было странно ощущать себя таким высоким. Через некоторое время прямо по ходу своего движения он заметил нелепую шапку волос Симбилона Кайфа. Как ни странно, Вараиль не было нигде поблизости, но потом Престимион увидел ее в противоположном конце зала.
     Она беседовала с Септахом Мелайном.
     Банкир все еще казался подавленным всем происходящим. Он едва сумел, заикаясь, пробормотать несколько слов благодарности короналю за доброту и за сегодняшнее приглашение на прием. Через несколько мгновений он заговорил о собственных успехах, и его речь стала отрывистой и бессвязной, он тяжело дышал, и лицо его побагровело. Все это было вполне в его духе: сочетание высокого самомнения и крайней неуверенности в себе. Такое выступление банкира укрепило в Престимионе уверенность, что человек, подобный Симбилону Кайфу, вряд ли мог бы догадаться о связи между бородатым посетителем и короналем, стоящим теперь перед ним. И Вараиль явно не нарушила своего обещания и сохранила правду в тайне.
     Пыхтение и заикание Симбилона Кайфа все продолжалось и продолжалось. Наконец Престимион отошел от него и двинулся вперед сквозь толпу, но прошло еще минут десять, пока он добрался до Вараиль.
     Их взгляды встретились, и он почувствовал точно то же, что и раньше, в доме ее отца в Сти: тревожное жжение, как он удара электрическим током, дрожь волнения, неуверенности, смущения. И она тоже, в этом он был уверен - он заметил, как расширились ее ноздри, дрогнули уголки губ, глаза вдруг заметались, забегали, а по безупречным чертам лица медленно разлился румянец.
     Это не иллюзия, подумал он. Это нечто очень реальное.
     Но ощущение быстро прошло. Через мгновение она уже снова стала спокойной, холодной и уверенной в себе, совершенной моделью хорошо воспитанной девушки, которая хорошо знает, как следует вести себя в присутствии короналя. Она держалась в той же степени уравновешенно и достойно, в какой ее отец - нелепо и нервно, приветствовала его с подобающим почтением знаком Горящей Звезды и своим низким, изумительно музыкальным голосом, который он так хорошо запомнил после Сти, просто, но тепло поблагодарила за великую честь, оказанную ее отцу. Само событие больше ничего от нее и не требовало. Теперь Престимион мог бы просто принять ее благодарность, произнести пару ничего не значащих слов и отойти к другим гостям.
     Но он видел, что Септах Мелайн стоит сбоку, скрестив на груди руки, и пристально наблюдает за ним с лукавой улыбкой. Он понимал, что сейчас преимущество на стороне друга. Искусный дуэлянт загнал его в угол.
     Септах Мелайн не позволит ему струсить и так легко ускользнуть.
     Тем временем Вараиль ждала. Престимион подыскивал нужные слова, которые перебросили бы мост через разделявшую их сейчас зияющую пропасть между короналем и его подданной и превратили бы их разговор в нормальную беседу мужчины и женщины. Но слова не находились. Возможна ли вообще подобная беседа? - подумал он. Он не имел представления, что сказать. С детства его учили вести себя непринужденно в любой дипломатической ситуации; но он не был подготовлен ни к чему подобному. И стоял теперь перед ней, немой и беспомощный.
     В конце концов его спасла Вараиль. Он продолжал молчать, как замороженный, и постепенно спокойное выражение официальной почтительности на ее лице сменилось более мягким и менее чопорным. В глазах вспыхнула насмешливая искра, на губах появилась легкая тень игривой улыбки - молчаливое подтверждение того, что она уловила комизм их положения. Больше ничего и не понадобилось. Между ними тут же снова возник электрический ток - потрясающе интенсивный, внезапный.
     На Престимиона нахлынула волна облегчения и восторга.
     Ему трудно стало сохранять свою царственно строгую позу. Он несколько расслабился, выражение лица стало менее официальным, и она поняла намек. И тихо произнесла, глядя ему прямо в глаза, чего не смела сделать минуту назад, самым небрежным и неофициальным тоном:
     - Вы сейчас выше ростом, чем тогда, в Сти. Тогда ваши глаза находились на одном уровне с моими.
     Это был гигантский прыжок через все разделяющие их границы. И тут же, словно отпрянув в ужасе от собственной смелости, она тихо ахнула и сделала шаг назад, прижав кончики пальцев к губам. Они снова стали монархом и подданной.
     Разве он не этого хотел? Нет-нет. Совсем не этого.
     Так что теперь настала очередь Престимиона помочь ей, или мгновение будет потеряно.
     - Эти дурацкие сапоги, - сказал он с улыбкой. - Считается, что в них я должен выглядеть внушительнее. Уверяю вас, больше вы их на мне не увидите.
     В ее взгляде тут же снова вспыхнула насмешка.
     - Сапоги не увижу Но увижу ли я снова вас?
     Септах Мелайн, стоящий у стены в десяти шагах позади нее, кивнул головой и расплылся в восторженной улыбке.
     - А вы бы хотели? - спросил Престимион.
     - О.., милорд.., о да, милорд...
     - Если хотите, для вас есть место при дворе, - сказал Престимион. - Септах Мелайн все устроит. Мне вскоре придется нанести визит в Лабиринт, но мы могли бы вместе пообедать после моего возвращения в Замок. Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе.
     - Это доставило бы мне огромное удовольствие, милорд. - На этот раз ее тон был одновременно официальным и нетерпеливым. Небольшая дрожь в голосе выдавала ее смущение. Несмотря на все свое внутреннее самообладание, она не знала, как справиться с возникшей ситуацией. Но и он тоже не знал. Престимион подумал: интересно, что именно наговорил ей Септах Мелайн о его намерениях? И еще интересно, каковы же эти его намерения?
     А их беседа слишком затянулась. Теперь за ними наблюдал не только Септах Мелайн.
     - Милорд? - произнесла она, когда он официально попрощался с ней и двинулся прочь.
     - Да, Вараиль?
     - Милорд, это действительно были вы, тогда, в нашем доме в Сти?
     - А у вас остались какие-то сомнения?
     - А зачем вы приходили к нам, могу я спросить?
     - Чтобы встретить вас, - ответил Престимион и понял, что теперь назад дороги нет.

6

     Лабиринт Маджипура был местом, мягко говоря, безрадостным-громадный подземный город, уровень за уровнем спускающийся в глубины планеты, в наиболее глубокой точке которого, на самом удаленном от теплого солнца уровне, располагалась обитель понтифекса Престимион пережил здесь самые черные мгновения своей жизни.
     Именно в Большом зале Лабиринта, известном под названием Тронный двор, в момент объявления о смерти понтифекса Пранкипина Корсибар прямо на глазах у Престимиона и всех высших чиновников планеты захватил корону Горящей Звезды, которая должна была принадлежать Престимиону.
     И именно в апартаментах, отведенных в Лабиринте короналю, Престимион предстал перед отцом Кореибара лордом Конфалюмом, который стал теперь понтифексом Конфалюмом, чтобы потребовать у него трон, который Конфалюм ему обещал, и услышал от сбитого с толку и сломленного старика, что ничего нельзя поделать, что узурпация - поступок необратимый, что Корсибар теперь корональ, а Престимион должен покорно удалиться и жить как сможет, оставив всякие надежды на трон. Когда Престимион стал настаивать на принятии мер против такой наглости, Конфалюм зарыдал. Но понтифекса парализовал страх. Он страшился кровавой гражданской войны, которая, несомненно, последует за любым противодействием Корсибару, слишком страшился, чтобы восстать против поразительного, незаконного поступка сына. Дело сделано, сказал Конфалюм. Теперь власть принадлежит Корсибару.
     Ну то, что было сделано тогда, теперь исправлено, и Корсибар стерт с листа жизни, словно его никогда не существовало, а Престимион стал лордом Престимионом и вернулся со славой на то место, с которого тогда уполз с позором. Никто, кроме него, Гиялориса и Септаха Мелайна, ничего не знал о мрачных событиях, произошедших в подземном мегаполисе сразу же после смерти понтифекса Пранкипина. Но для него Лабиринт был полон болезненных воспоминаний. Если бы он мог уклониться от этого путешествия, он бы так и сделал. Он не имел ни малейшего желания снова посещать Лабиринт до того дня - в далеком будущем, как он надеялся! - когда Конфалюм умрет, и он сам должен будет стать понтифексом.
     Но избежать приезда в Лабиринт невозможно. Новый корональ должен в начале правления явиться к понтифексу, из рук которого он получил свой трон.
     И вот он здесь.
     Конфалюм его ждет.

***

     - Надеюсь, путешествие было приятным?
     - Прекрасная погода всю дорогу, ваше величество, - ответил Престимион. - Добрый бриз нес нас на юг вниз по течению Глэйдж.
     Они покончили с предварительными формальностями, объятиями и пиршеством, и теперь остались вдвоем и тихо беседовали: понтифекс и корональ, император и король, номинальный отец и приемный сын.
     Престимион выбрал речной путь, чтобы добраться сюда, - так обычно поступал правитель Замка, нанося визит в Лабиринт. Он доплыл до имперской столицы на борту королевского судна вниз по течению быстрой, широкой Глэйдж, зарождающейся у подножия Горы и текущей на юг через нескольким наиболее плодородных провинций Алханроэля. По берегам реки толпилось местное население, чтобы приветствовать его: в Сторпе и Митрипонде, в Нирниване и Стэнгард-Фолзе, Макропросопосе и Пендивэйне, и в бесчисленных городах вдоль берегов озера Рогуаз, и в городах нижнего течения Глэйдж за озером: Палагате, Терабессе, Греввине и всех остальных. Не так давно Престимион совершил это путешествие в противоположном направлении, возвращаясь из Лабиринта в Замок после узурпации, и то было гораздо более мрачное путешествие, ведь в каждом порту перед его глазами развевались знамена с изображением только что провозглашенного лорда Корсибара. Но то было тогда, а теперь вдоль всего течения реки до его ушей доносились крики: "Престимион! Престимион! Да здравствует лорд Престимион!"
     В Лабиринт вело семь входов; но тот, которым пользовались коронали, назывался вратами Вод: здесь Глэйдж текла мимо огромного земляного холма, единственной части Лабиринта, видимой над землей. Линия, настолько тонкая, что человек мог преодолеть ее одним шагом, отмечала границу между зеленой и плодородной долиной Глэйдж и безжизненной, пыльной пустыней, в которой находился Лабиринт. Здесь, как было известно Престимиону, он должен оставить позади сладкие бризы и мягкий, золотисто-зеленый солнечный свет верхнего мира и войти в таинственную вечную ночь подземного города, в мрачные, нисходящие спиральные витки его густонаселенных уровней.
     Это был герметичный и, казалось, лишенный воздуха мир, на дне которого находилось жилище понтифекса.
     Официальные лица понтифексата в масках встречали его у входа вместе с надутым седовласым кузеном, герцогом Олджеббином Стойензарским, который возглавлял группу встречающих в своем новом качестве главного спикера понтифекса. По шахте для скоростного спуска, зарезервированной только для правителей государства, Престимион спустился вниз, минуя круговые уровни, где обитали миллионы жителей Лабиринта: те, кто обслуживал чиновников понтифексата и те, кто выполнял обычную скромную работу по обслуживанию большого города. Потом еще глубже, в зоны, где находились знаменитые архитектурные чудеса Лабиринта: озеро Снов, таинственный зал Ветров, причудливый двор Пирамид, площадь Масок, необъяснимое гигантское пустое пространство под названием Арена, и все остальное: затем с головокружительной быстротой его доставили в императорский сектор, к понтифексу. Тот немедленно отправил прочь всю свою свиту, даже Олджеббина. Престимиону предстояла встреча с Конфалюмом наедине.
     Но тот Конфалюм, который сидел перед ним сейчас, не был тем Конфалюмом, которого ожидал увидеть Престимион.
     Он боялся, что найдет слабого, разбитого человека, жалкие и грустные останки великого Конфалюма прежних времен. Начало этих разрушений уже было заметно во время их последней встречи. Тот Конфалюм, с которым он бесплодно и отчаянно спорил в мрачные минуты после молниеносного захвата власти Корсибаром, человек, который рыдал, дрожал и жалобно умолял оставить его в покое, был всего лишь тенью того Конфалюма, чье сорокалетнее правление в качестве короналя было отмечено многочисленными триумфами.
     Хотя позднее Конфалюм был избавлен от конкретных воспоминаний об узурпации и гражданской войне и не испытывал страданий из-за поступков своего сына, не было оснований считать, что он когда-либо оправится от душевных ран. Даже на коронации Престимиона, после того как все события, связанные с Корсибаром были забыты, Конфалюм казался всего лишь пустой оболочкой, все еще физически сильным, но пострадавшим духовно, будто его преследовали призраки, которых он не мог узнать. И, по словам Септаха Мелайна, который во время отсутствия Престимиона встречался с представителем понтифекса Вологацем Саром, понтифекс теперь все еще оставался глубоко встревоженным, сбитым с толку и впавшим в депрессию человеком, мучимым бессонницей и смутным, неопределенным ощущением горя.
     И поэтому Престимион думал, что харизматический Конфалюм прежних дней исчез, что он встретит хрупкого, дрожащего старика, стоящего на краю могилы. Страшно было подумать, что Конфалюму осталось жить недолго, так как сам Престимион только начал свое правление. Он был совсем не готов в скором времени покинуть Замок и замуровать себя в темной яме Лабиринта, хотя подобная опасность грозит каждому короналю, который унаследовал трон после предшественника, правившего так долго, как Конфалюм.
     Но сейчас в Тронном дворе Престимиона встретил Конфалюм возрожденный и оживший. В этом зале с черными каменными стенами и острыми арками, где понтифекс и корональ должны сидеть рядом на высоких тронах, Корсибар совершил государственный переворот. Конфалюм выглядел тем же крепким и сильным человеком, которого Престимион помнил по прежним временам: изящный и прямой, в черно-алых одеждах понтифекса. На одном его лацкане ярко сверкала миниатюрная копия тиары понтифекса, а на другом - маленькая золотая рохилья, астрологический амулет, который он так любил. Ничто в нем не позволяло даже думать о близком конце. Когда они обнялись, невозможно было не удивиться силе этого человека.
     Помолодевший, цветущий Конфалюм снова стал самим собой. Он всегда обладал огромной физической энергией, был невысокого роста, но крепкого сложения с острыми серыми глазами и густой гривой волос, которые даже в преклонном возрасте сохранили каштановый цвет. В свое время на любом сборище в Замке лорд Конфалюм неизменно оказывался в центре внимания не только потому, что был короналем, но и потому, что излучал такой мощный магнетизм, такую притягательную силу, что все невольно поворачивались к нему. И он не слишком изменился. Присущая ему внутренняя энергия помогла пережить кризис. Как это хорошо, подумал Престимион. Он почувствовал прилив огромного облегчения. Но в то же время он понял, что теперь ему придется иметь дело не с потрясенным, усталым стариком, которому он сможет рассказать то, что сочтет нужным, но с человеком, который более сорока лет провел на троне короналя и лучше любого человека в мире понимал законы высшей власти.

***

     - Вы хорошо выглядите, ваше величество. Необычайно хорошо!
     - Тебя это удивляет, Престимион?
     - До меня доходили слухи о плохом настроении, о беспокойстве, бессоннице...
     - Ба! Слухи, и только. Сказки. Возможно, сначала у меня было несколько трудных моментов. Необходимо пережить период привыкания, когда переезжаешь сюда из Замка, - я не стану делать вид, что это легко. Но когда это наконец проходит, чувствуешь себя здесь вполне комфортно.
     - И вам комфортно?
     - Да. И тебя это должно радовать. Еще не было такого короналя, которого не приводила бы в ужас необходимость в конце концов перебраться в Лабиринт. А почему бы и нет? Просыпаться каждое утро в Замке, смотреть в окно на это бескрайнее воздушное пространство вокруг, иметь возможность спуститься с Горы, когда пожелаешь, и поехать куда захочется - в Алаизор, Эмболейн или Кетерон, если заблагорассудится, или в Пидруид или Нарабаль, - и все время помнить о том, что однажды старый император не проснется утром. И когда это случится, за тобой придут, и отправят на корабле вниз по Глэйдж, а потом на девять миль в глубину, и скажут: "Вот ваш новый дом, лорд Такой-то..." - понтифекс улыбнулся. - Ну, здесь не так уж ужасно, позволь тебя заверить. Иначе Спокойно.
     - Спокойно? - Это слово казалось неподходящим для описания этого безрадостного, лишенного солнца места.
     - О, да. Определенно есть что сказать в пользу затворничества, его мира и покоя. Никто даже не может обратиться к тебе напрямую, знаешь ли, никто, кроме твоего главного спикера и твоего короналя. Нет докучливых просителей, дергающих тебя за рукав, никаких толп честолюбивых богатых отпрысков, роящихся вокруг в надежде снискать расположение, никаких утомительных путешествий за тысячи миль, когда твой совет решает, что пора показаться в какой-нибудь отдаленной провинции. Нет, Престимион, ты сидишь здесь, в уютном подземном дворце, а тебе приносят проекты законов, ты читаешь их и говоришь "да", или "нет", или "возможно", и они уносят их, и тебе больше не надо о них думать. Ты молод и полон жизни и не можешь понять преимуществ затворничества в Лабиринте. Признаюсь, что чувствовал то же самое тридцать лет назад. Но ты увидишь. Прослужи короналем сорок с лишним лет, как я, и обещаю тебе, ты будешь более чем готов к переезду в Лабиринт и не будешь испытывать никаких страданий по этому поводу Сорок с лишним лет быть короналем? Престимион понимал, что это маловероятно. Конфалюму уже за семьдесят. Самое лучшее, на что мог надеяться новый корональ, - это лет десять или около того, а потом он неизбежно станет понтифексом. Но Конфалюм, кажется, говорил искренне, и это утешало.
     - Не сомневаюсь, все, что вы рассказываете мне о жизни в Лабиринте, правда, - ответил с улыбкой Престимион. - Но я готов подождать сорок лет, чтобы убедиться в этом.
     Конфалюм казался довольным. Престимион понял, что возвращение его прежних сил не было ни притворством, ни иллюзией. Конфалюм выглядел помолодевшим, полным жизни, готовым к длительному пребыванию в своем странном новом доме.
     Он собственной рукой наполнил бокалы вином - в кои-то веки вокруг не сновали чересчур усердные слуги - и повернулся лицом к Престимиону.
     - А ты? - спросил он. - Тебя не слишком обременяют твои новые обязанности?
     - Пока что справляюсь, ваше величество. Хотя дел очень много.
     - Да, наверное. Я так редко получал от тебя известия. Ты держишь меня в неведении, знаешь ли, насчет положения дел в государстве, а это.., не очень хорошо.
     Это было сказано очень мило, но нельзя было не заметить в его словах скрытого укора.
     - Я понимаю, милорд, - осторожно ответил Престимион, - что недостаточно полно информировал вас. Но столько проблем надо было решить сразу, и я хотел явиться к вам с доказательствами реальных успехов.
     - Каких именно проблем? - спросил понтифекс.
     - Одна из них - Дантирия Самбайл.
     - Этот проклятый прокуратор, да. Но от него лишь много шума и никакого вреда - разве не так? Что он задумал?
     - Очевидно, задумал создать для себя отдельное