офицеру на Зугнорском Пике?
   - Конечно, капитан.
   - Передайте ему, пусть летатели действуют по плану. Я останусь здесь на
день и вернусь вечером, когда немного отдохну.
   - Хорошо, капитан.
   Эремайл отвернулся и посмотрел  на  запад,  все  еще  укутанный  ночным
мраком, исключая те места,  куда  падал  отсвет  ужасной  огненной  сферы.
Вероятно, Айбил Каттикаун всю ночь был занят тем, что поливал из шлангов и
насосов свой дом и земли. Разумеется, это ничего не изменит:  огонь  такой
величины пожрет все на своем пути и ничего  не  оставит.  Айбил  Каттикаун
сгорит в своем доме, и нет никакой возможности помочь ему. Эремайл мог  бы
спасти его, рискнув  отдать  приказ  действовать  силой,  рискнув  жизнями
неповинных солдат, но скорее всего и тогда не сумел бы. Спасти  Каттикауна
он мог бы лишь в одном случае:  решившись,  хоть  ненадолго,  игнорировать
приказ Лорда Стиамота. Но он не посмел, и теперь  Каттикаун  погиб.  После
девяти лет, проведенных в походах, подумал Эремайл, я все-таки убил,  убил
одного из своих...
   Он продолжал стоять. Усталость давила на плечи, но  еще  час  или  чуть
больше он не мог уйти и стоял до тех пор, пока не  увидел  первые  сполохи
пламени в предгорье подле Визферна или, может быть, Домгроува и понял, что
летатели отправились в утренний полет, начав прокладывать огненную линию.
   Война скоро кончится, сказал он про себя.  Последние  из  наших  врагов
бегут сейчас к побережью, где будут интернированы и отправлены за море.  В
мире вновь воцарится спокойствие.
   Капитан  почувствовал  жар  летнего  солнца  на  спине  и  жар,   вдруг
прильнувший к щекам. В мире вновь воцарится спокойствие,  подумал  он  еще
раз и пошел искать место, где можно было бы спокойно поспать.



ПЯТЫЙ ГОД ПУТЕШЕСТВИЯ

   Вторая запись сильно отличалась от первой, как и ее восприятие. Хиссуне
теперь меньше расстраивался и меньше удивлялся; это был печальный и  живой
рассказ, но он не так глубоко тронул душу, как объятия женщины и  Хайрога.
Тем  не  менее,  Хиссуне  почерпнул  множество  из  известных  ему   ранее
подробностей:  об  ответственности,  о  конфликтах,  что  возникали  между
разными людьми, никто из которых не признавал правоту другого.  А  еще  он
открыл для себя кое-что из создания мифов. Во всей  истории  Маджипура  не
было более богоподобной фигуры, чем Лорд Стиамот, воин-Коронал,  сломивший
зловещих  метаморфоз;  восемь  тысяч  лет  поклонения  превратили  его  во
внушающее благоговение существо колоссального величия и силы. И хотя миф о
Лорде Стиамоте продолжал жить в сознании Хиссуне,  теперь  он  смотрел  на
него глазами Эремайла  -  усталый,  бледный,  морщинистый,  преждевременно
постаревший, сжегший в сражениях душу. Герой?  Конечно,  для  всех,  кроме
метаморфоз.  Полубог?  Нет,  просто  человек,  обычный  человек  со  всеми
человеческими слабостями и  недостатками.  И  это  очень  важно,  об  этом
никогда не следует забывать, твердил себе Хиссуне, начиная сознавать,  что
именно минуты, проведенные в Счетчике  Душ,  дарят  ему  подлинное  знание
жизни.
   Прошло довольно много времени, прежде чем он почувствовал себя  готовым
вернуться к летописи,  тем  более,  что  пыль  налоговых  архивов  глубоко
засосала его, и он страстно желал новых приключений.
   На сей раз он хотел уточнить другую легенду: когда-то давно снаряженное
судно вышло под парусами в кругосветное путешествие  через  Великое  Море.
Безумие, конечно, если безумие можно замыслить и спланировать,  и  Хиссуне
очень хотел узнать, что происходило с экипажем.  Недолгие  поиски  открыли
ему имя  капитана  -  Синнабор  Лавон,  уроженец  Замковой  Горы.  Хиссуне
легонько коснулся пальцами пульта, набирая дату, место, имя,  и  устроился
поудобнее, готовый выйти в море.


   На пятый год плавания  Синнабор  Лавон  заметил  первые  пряди  морских
водорослей, свивавшихся кольцами и кружившихся вдоль корпуса судна.
   Конечно, он понятия не имел, что это такое - никто из  людей  Маджипура
никогда прежде не видел морской травы: на такие  расстояния  Великое  Море
еще не исследовалось. Но каждое утро Синнабор Лавон аккуратно отмечал дату
и координаты корабля, так  что  команда  не  теряла  физического  ощущения
своего положения в этом бескрайнем и однообразном океане даже на пятый год
путешествия. Синнабор Лавон знал, что  сегодня  двадцатый  год  Понтифекса
Дизимейла в царствование Коронала Лорда Ариока и пятый год с тех пор,  как
"Спьюрифон" вышел из гавани Тил-Омона в кругосветное путешествие.
   Сначала он принял морскую траву за массу морских змей,  поскольку  она,
казалось, двигалась  по  своей  воле,  изгибаясь,  скручиваясь,  сжимаясь,
распускаясь. Она  мерцала  на  спокойной  темной  воде  богатыми  сияющими
цветами, каждая прядь переливалась вспышками зелени,  индиго  и  киновари.
Небольшие островки ее плыли по левому борту, зато  справа  покрывали  море
довольно широкой полосой.
   Лавон взглянул  поверх  поручней  на  нижнюю  палубу  и  увидел  троицу
лохматых четырехруких фигур. Скандары чинили  сеть  или  делали  вид,  что
чинят. Они встретили его пристальный взгляд раздраженно и  угрюмо.  Как  и
вся команда, они устали от долгого плавания.
   - Эй, там! - крикнул Лавон. - Забросьте-ка ковш. Поймаем несколько этих
змей!
   - Змей, капитан? О каких змеях вы говорите?
   - Вон там, неужели не видите?
   Скандары долго всматривались в воду, потом один из  них  снисходительно
ответил:
   - Вы имеете в виду эту траву?
   Лавон вгляделся получше. Трава? Судно уже миновало первые островки,  но
впереди было еще много обширных скоплений, и он долго  пытался  проследить
одну прядь  в  спутанной  массе.  Да,  _это_  двигалось  так,  как  обычно
свиваются змеи, но Лавон не видел ни голов, ни глаз. Хорошо,  пусть  будет
трава.
   Он  сделал  нетерпеливый  жест,  и   скандары   неторопливо   принялись
вытягивать черпак, которым собирали биологические образцы.
   К тому времени, как Лавон спустился на нижнюю палубу,  небольшой  кусок
травы подняли из моря, и человек шесть команды столпились  вокруг:  первый
помощник Вормеехт, первый штурман Калимойн, Джоахил Нур с  парочкой  своих
ученых, Майкдал Хац, летописец.  В  воздухе  резко  пахло  аммиаком.  Трое
скандаров стояли, отвернувшись, демонстративно зажав носы и что-то  ворча.
Зато люди кивали, хохотали,  тыкали  руками  в  траву  и  выглядели  более
оживленными, нежели за все последние недели.
   Лавон опустился на  колени  рядом  с  образцом.  Несомненно,  это  была
какая-то разновидность морских  водорослей.  Каждая  мясистая  прядь  была
длиной в рост человека, шириной с  предплечье  и  толщиной  с  палец.  Они
судорожно скручивались и дергались, будто натянутые струны,  но  с  каждой
минутой их движения замедлялись, они высыхали на  солнце,  и  яркие  цвета
быстро блекли.
   - Забросьте-ка черпак еще раз,  -  бросила  Джоахил  Нур  скандарам,  -
только выгружайте в бадью с водой, чтобы трава не завяла.
   Скандары не шелохнулись.
   - Вонь, такая мерзкая вонь, - буркнул один.
   Джоахил Нур шагнула  к  ним,  невысокая  неутомимая  женщина  выглядела
ребенком рядом с гигантскими существами.  Она  резко  взмахнула  рукой,  и
скандары, пожав плечами, вновь принялись за работу.
   - Что вы будете с ней делать? - осведомился у нее Синнабор Лавон.
   - Разбираться. Это какой-то неизвестный  вид  морской  водоросли,  хотя
тут, так далеко в море, все неизвестно.  Интересно  меняется  цвет.  Я  не
знаю, то ли потому, что изменяется количество пигмента, то ли  это  просто
оптический обман, вроде игры света на пласте эпидермы.
   - А движения? У морских водорослей нет мускулов.
   - Двигаться способны многие растения. Слабые  электроимпульсы  вызывают
поток  жидкостей  внутренней   структуры   -   помните,   так   называемые
"чувственники" на северо-востоке  Цимроеля?  Прикрикните  на  них,  и  они
кланяются. Морская вода великолепный проводник; эти же  водоросли,  должно
быть, вбирают в себя все сорта электрических импульсов. Мы их  внимательно
изучим. - Джоахил Нур улыбнулась. - Для нас  они  просто  дар  небес.  Еще
неделя пустого моря, и я бы бросилась за борт.
   Лавон кивнул. Он чувствовал то же самое, ту  же  страшную  убийственную
скуку,  душившую  ощущением,  будто  он  приговорил  себя  к  бесконечному
плаванию в никуда. Даже его, отдавшего семь лет жизни на организацию этого
путешествия, на пятый год парализовало оцепенением и апатией.
   - Сегодня вечером, - попросил он, - расскажите нам о находке. Ну,  там,
единственная в своем роде разновидность морской травы и так далее...
   Джоахил Нур махнула рукой, и скандары, подняв бадью  с  водорослями  на
свои плечи, понесли ее в лабораторию.
   - Завидую, - вздохнул Вормеехт. - Будут изучать. - И вдруг вскрикнул: -
Смотрите! Море впереди целиком заросло ими!
   - Не слишком ли густо заросло? - пробормотал Майкдал.
   Синнабор Лавон повернулся к  летописцу,  невысокому  человеку  с  сухим
голосом и бледными глазами, у которого одно плечо было выше другого.
   - Что вы имеете в виду?
   - Боюсь, как бы не опутало винты, капитан, если водоросли станут  гуще.
Я  читал  рассказы  Старой  Земли  об  океанах,  где  росли   непроходимые
водоросли, и корабли безнадежно застревали в них. Экипажи жили  крабами  и
рыбой и в конечном итоге погибали от жажды, а суда сотни лет дрейфовали со
скелетами на борту.
   Калимойн фыркнул:
   - Сказки!
   - Но если такое случится с нами? - поинтересовался Майкдал Хац.
   - Это возможно?  -  ни  к  кому  конкретно  не  обращаясь,  осведомился
Вормеехт.
   До Лавона дошло, что все глядят на него. Он  внимательно  всмотрелся  в
море. Да, водоросли явно стали гуще. Они скапливались перед кораблем, а их
судорожные  подергивания  заставляли  пульсировать  и  распухать   гладкую
морскую поверхность. Однако между островками оставались  широкие  проходы.
Возможно  ли,  что  водоросли  остановят   такой   мощный   корабль,   как
"Спьюрифон"? На  палубе  воцарилась  тишина.  Казалось  смешным  опасаться
морской травы, но офицеры ждали решения капитана с таким видом,  будто  от
этого зависела их жизнь.
   Настоящую угрозу, подумал Лавон, таят не водоросли, а скука.  Последние
месяцы путешествие было настолько  небогато  событиями,  а  дни  настолько
пусты, что всех заполнило отчаяние;  распухающее  бронзово-зеленое  солнце
тропиков, поднимающееся со стороны Цимроеля, сменяло сиявшие в безоблачном
небе луны, а после полудня огненный шар начинал  постепенно  опускаться  к
непостижимо далекому горизонту, и так день за днем. Несколько  месяцев  не
было ни дождей, ни других изменений  в  погоде.  Великое  Море  заполонило
собой всю Вселенную. Они не встречали ни земли, ни островков, ни птиц,  ни
морских животных. При таком положении  дел  наличие  морской  травы  стало
очаровательной новизной. Дикое нетерпение сжигало  души  путешественников,
этих преданных науке исследователей, в свое время разделивших точку зрения
Лавона на  этические  вопросы,  и  сейчас  мучительно  переносящих  скуку;
осознавших теперь,  чему  посвятили  свои  жизни  в  минуту  романтической
глупости. Когда впервые в истории они отправились пересечь  Великое  Море,
занимающее больше половины огромной планеты,  никто  не  ожидал,  что  все
сложится именно так. Они  предвкушали  ежедневные  приключения,  неведомых
чудовищ, созданных фантазией  природы,  неизвестные  острова,  героическую
борьбу со штормами, когда небеса  раскалываются  от  молний  и  окрашивают
облака необычными цветами. Но никто не  ждал  однообразной  и  бесконечной
вереницы пустых  дней.  Лавон  уже  начал  прикидывать  опасность  мятежа,
поскольку могло миновать и десять,  и  одиннадцать  лет,  прежде  чем  они
пристанут к берегу далекого Алханроеля. Человек десять команды уже мечтало
повернуть корабль назад, к Цимроелю, и бывали минуты, когда  он  думал  об
этом сам.  Поэтому  нужна  опасность,  подумал  Лавон.  Можно  даже  самим
придумать ее, а потом смело пойти ей навстречу. Возможность риска пробудит
всех от летаргии.
   - Мы сумеем справиться с травой, - возвестил он. - Идем вперед.
   Но не прошло и часа, как ему пришлось усомниться в своих  словах.  Стоя
на капитанском мостике, он  устало  вглядывался  во  все  более  густеющие
водоросли. Теперь они собирались в островки от пятидесяти до ста  ярдов  в
поперечнике,  и  проходы  между  ними  сужались.  Вся   поверхность   моря
находилась в движении,  дрожащая  и  трепещущая,  Под  обжигающими  лучами
висящего  над  головой  солнца  водоросли   становились   все   сочнее   и
переливались радужными тонами, будто впитывали  солнечную  энергию.  Лавон
углядел существа, двигающиеся между плотно  спрессованными  прядями.  Одни
довольно большие, похожие на крабов, многоногие и округлые, с  шишковатыми
зелеными панцирями и другие, извивающиеся, змеевидные, чем-то  похожие  на
сигидов, и те и другие пожирали каких-то мелких тварей, слишком маленьких,
чтобы можно было различить их невооруженным глазом.
   Вормеехт нервно сказал:
   - Может, изменим курс?
   -  Пожалуй,  -  согласился  Лавон.  -  Впередсмотрящий  скажет   скоро,
насколько далеко тянется эта дрянь.
   Его совсем не привлекало изменять курс даже на несколько  градусов,  он
боялся, что малейшее отклонение  сведет  на  нет  всю  его  решимость,  но
все-таки он не был маньяком, идущим вперед, невзирая  на  риск.  С  другой
стороны, ему хотелось  подбодрить  команду  "Спьюрифона",  всех  тех,  кто
посвятил себя такому колоссальному замыслу.
   Это был золотой  век  Маджипура,  время  героев  и  великих  свершений.
Исследования шли повсюду:  в  пустынном  бесплодии  Сувраеля,  в  чащах  и
болотах  Цимроеля,  в  девственных  землях  Алханроеля,  в   Родамаунтском
Архипелаге и островных группах, окружающих три материка. Население  быстро
росло,  поселки  превращались  в   города,   становились   неправдоподобно
огромными  мегаполисами,  в  поисках  счастья  с  соседних  миров  потоком
прибывали нечеловеческие переселенцы, все было  оживленным,  переменчивым,
растущим.
   А Синнабор Лавон решился  на  самое  безумное  предприятие  из  всех  -
пересечь Великое Море на корабле. Никто никогда  не  отваживался  на  это.
Если  смотреть  из  космоса,  половину  огромной  планеты  занимала  вода;
континенты, несмотря на всю свою величину, были  сведены  вместе  в  одном
полушарии, а все остальное пространство Маджипура занимала пустота океана.
И хотя прошло несколько тысяч лет с того дня, когда  началась  колонизация
планеты человеком, на земле оставалось работы с избытком, и  Великое  Море
было предоставлено самому себе да армадам  морских  драконов,  неторопливо
пересекающим его с запада на восток в своих десятилетних миграциях.
   Но Лавон был влюблен в Маджипур, рвался объять все.
   Из Амблеморна, от подножия Замковой Горы,  он  добрался  до  Тил-Омона,
города  на  противоположном  берегу  Великого  Моря,  а  затем,  испытывая
необоримое желание замкнуть круг, вложил все свои  средства  и  энергию  в
снаряжение этой экспедиции, судна, напоминающего скорее остров, и в подбор
экипажа, включавшего таких же сумасшедших, как и  он  сам,  решившихся  на
протяжении десятилетия исследовать неизвестный океан. Теперь  и  Лавон,  и
все остальные сознавали, что взялись за непосильную  задачу.  Но  если  им
удастся задуманное и  они  приведут  "Спьюрифон"  к  восточному  побережью
Алханроеля, куда еще не приставал ни один трансокеанский корабль, имена их
восславят при жизни.
   - Эй! - взревел вдруг впередсмотрящий. - Драконы!
   - Драконы! - в один голос подхватили десяток матросов.
   В начале путешествия "Спьюрифон" встретил два стада морских драконов  -
одно через шесть месяцев после выхода в океан, среди островов, которые они
назвали Архипелагом Стиамота,  а  второе  два  года  спустя  в  той  части
Великого Моря, которую они титуловали  Впадиной  Ариока.  Оба  стада  были
большими, сотни огромных созданий, с многочисленными беременными  самками,
и проходили они далеко от судна. Сейчас, судя по внешним  границам  стада,
их было не больше пятнадцати-двадцати; несколько гигантских пар, остальные
- щенки, едва достигающие в длину сорока футов. На водоросли теперь  никто
не смотрел, внимание всех привлекли приближающиеся  драконы.  Вся  команда
высыпала на палубу, чуть не танцуя от возбуждения.
   Лавон с силой сжал поручень. Он искал риска ради развлечения экипажа  -
здесь был риск: в ярости  морские  драконы  несколькими  могучими  ударами
могут искалечить судно, даже защищенное  столь  хорошо,  как  "Спьюрифон".
Правда, они редко бросались  на  корабли,  если  те  не  нападали  на  них
первыми, но случалось и такое. Что если эти твари  примут  "Спьюрифон"  за
корабль охотников на драконов? Каждый  год  новое  стадо  проходило  между
Пилиплоком и Островом Сна, где разрешалась добыча,  и  флотилии  охотников
сильно прореживали тогда их поголовье. Лавон подумал, что самые большие  в
приближающемся стаде, должно быть, уцелели в той войне, и кто знает, какие
чувства вызывают у них корабли. Гарпунщики "Спьюрифона" уже приготовились,
ожидая сигнала Лавона.
   Но нападения не произошло. Драконы, казалось, смотрели на судно как  на
что-то любопытное, и только. Они пришли сюда кормиться.  Достигнув  первых
пучков водорослей, они распахнули необъятные  пасти  и  принялись  глотать
траву, всасывая вместе с ней  и  змеевидных,  и  крабоподобных,  и  прочих
тварей. Несколько часов драконы шумно паслись  среди  поля  водорослей,  а
затем, словно по сигналу, скользнули под воду и исчезли.
   "Спьюрифон" опять окружал только круг свободного моря.
   - Они съели не меньше нескольких тонн, - пробормотал Лавон. - Тонн!
   - Зато теперь наш путь очищен, - заметил Калимойн, но Вормеехт  покачал
головой:
   - Нет, капитан. Дальше снова водоросли. Причем все гуще и гуще.
   Лавон напряг  зрение.  Куда  бы  он  ни  взглянул,  повсюду  до  самого
горизонта тянулась тонкая темная полоса.
   - А если это земля? - предположил Калимойн. - Острова или атоллы?..
   -  Со  всех-то  сторон?  -  насмешливо  откликнулся  Вормеехт.  -  Нет,
Калимойн, мы на всех парусах вляпались в центр этого драконьего  пастбища,
и не стоит надеяться, что драконы проели для нас проходы. Мы в ловушке!
   - Всего-навсего водоросли, - буркнул Калимойн. - Если  понадобится,  мы
прорежем себе путь.
   Лавон встревоженно оглядел горизонт. Он начинал разделять  беспокойство
Вормеехта. Несколько часов назад водоросли  тянулись  отдельными  прядями,
потом рассеянными островками, но сейчас, хоть судно и находилось на чистой
воде, казалось, будто сплошное  кольцо  водорослей  надвинулось,  огородив
корабль по длине корпуса. Способна ли морская трава задержать судно? Этого
никто не знал.
   Сгустились сумерки. Жаркий тяжелый воздух порозовел, затем быстро  стал
серым. С  востока  на  путешественников  стремительным  потоком  нахлынула
темнота.
   - Поутру вышлем лодки посмотреть, что к чему, - объявил Лавон.
   Вечером после обеда Джоахил Нур прочитала лекцию о водорослях  и  долго
рассказывала о комплексной системе цветовой  гаммы.  Все  на  борту,  даже
впавшие в отчаяние в туманной  безнадежности  уныния,  столпились  вокруг,
разглядывая образцы в лоханке, щупая их,  размышляя,  высказываясь.  Лавон
радовался при виде оживления команды  после  стольких  недель  угнетенного
состояния.
   Ночью ему снилось, будто он танцует на воде, исполняя сольную партию  в
каком-то одухотворенном быстром балете; водоросли под ногами были прочными
и упругими.
   За час до рассвета его поднял настоятельный стук в дверь каюты. Это был
Скин, скандар, несший третью вахту.
   - Идемте скорее, капитан... водоросли...
   Размер  бедствия  был  очевиден  даже  в  тусклом  жемчужном   мерцании
зарождающегося утра: "Спьюрифон" шел всю ночь, но, как стало ясно, морская
трава  двигалась  тоже,  и  теперь  корабль  находился  в   центре   тесно
сплетенного поля водорослей, протя