ре чародеев в Бомбифэйле. Это амулеты, милорд, оберегающие от безумия.
     - Базар чародеев, насколько я помню, работает только по Морским дням, то не всегда. Вчера же был второй день недели.
     - Базар чародеев в Бомбифэйле теперь открыт каждую ночь, ваша светлость, - тихо ответил су-сухирис. - Такие предметы продают во многих палатках.
     Пять крон за штуку: их штампуют по шаблонам в больших количествах. Но работа очень искусная.
     - Это я вижу. - Престимион кончиком пальца ткнул в груду голов. Они производили скверное впечатление, все выглядели слишком убедительно и реально, несмотря на миниатюрный размер. Он видел лица как женщин, так и мужчин, нескольких гэйрогов, пары хьортов, даже одну пару голов су-сухириса, которая вызвала у него особенно сильную дрожь отвращения.
     Маленькие металлические булавки были прикреплены к ним с обратной стороны. - Магия против магии, не так ли? Их носят, чтобы защищаться от колдовства, которое вызывает эту эпидемию безумия?
     - Именно так. В нашем ремесле это называется маскировочной магией. Эти маленькие изображения излучают послание, в котором говорится, что человек, который их носит, уже поражен безумием - кричащий, с вытаращенными глазами, лишенный души, совершенно невменяемый, - и поэтому той силе, которая вызывает это заболевание, нет нужды заниматься им.
     - И они помогают?
     - Сомневаюсь, милорд. Но люди в них верят. Почти все, кого я видел на базаре, носили такую головку.
     Есть в продаже и другие приспособления, служащие этой же цели, по крайней мере семи или восьми видов, и продавцы гарантируют полную защиту с их помощью. Многие из них - грубые, примитивные вещи, которые заставляют меня стыдиться своей профессии.
     Такие амулеты могли бы носить дикари. Но страх распространился повсеместно. Вы помните, милорд, в те дни, когда умирал Пранкипин, в каждом облаке и в каждой пролетающей птице видели несчастливые предзнаменования? Тогда на планете расплодились всевозможные странные новые культы.
     - Да, я помню. Однажды я видел танцующую процессию Зрящих во время их мистерий в Сайсивондэйле.
     - Ну, они опять танцуют. Все маски, идолы и священные орудия языческого толка снова в ходу. Эти маленькие амулеты - всего лишь деталь общей картины.
     Милорд, магия - моя профессия, и я не сомневаюсь в существовании сил незримого мира, как часто сомневаетесь вы. Но мне эти вещи кажутся чудовищными.
     Они сами являются проявлениями особого вида безумия и вызывают не меньшую тревогу, чем те болезни, которые берутся исцелить.
     Престимион мрачно кивнул. Он снова потрогал маленькие головки пальцем, перевернул пару-тройку тех, что лежали кверху затылком, и с изумлением обнаружил, что видит собственное лицо.
     - Я все гадал, когда вы это заметите, милорд, - сказал Мондиганд-Климд.
     - Потрясающе. Совершенно потрясающе! - Престимион поднял головку и стал ее рассматривать. Ее вид заставил его содрогнуться. Сходство было очень большим: миниатюрный, кричащий лорд Престимион, не больше подушечки большого пальца. - Полагаю, где-то в этой куче есть Септах Мелайн, и Гиялорис, и, может быть, леди Вараиль, а? А этот су-сухирис изображает тебя, Мондиганд-Климд? Они думают, что наши лица будут более могущественными защитниками от безумия, чем лица обычных людей?
     - Разумное предположение, ваша светлость.
     - Возможно. - Септах Мелайн тоже тут был. Они передали его лицо очень точно, вплоть до беззаботной улыбки - даже на фоне вопля безумца - и смелых, сверкающих, голубых глаз. Однако он не увидел Вараиль, и был этому очень рад. Престимион отодвинул от себя груду амулетов. - Как я ненавидел все это дурацкое легковерие, Мондиганд-Климд! Эту жалкую веру в силу колдовства, в талисманы и образы, в заклинания и порошки, в экзорсизмы, абракадабру, вызов духов и демонов, в пользу рохилий, амматепилов, вералистий и тому подобного. Что за пустая трата времени, денег и надежд! Я видел, как лорда Конфалюма полностью поглотили эти причуды, он был так одурманен шепотом магов, что, когда грянул настоящий кризис, он совершенно не мог с ним справиться... - Он замолчал, ему не хотелось говорить о мятеже Корсибара даже с Мондиганд-Климдом. - Я знаю не хуже тебя, что иногда магия срабатывает, Мондиганд-Климд. Но большая часть того, что выдают за магию, не что иное, как идиотизм. Я надеялся, что волна суеверий начнет спадать во время моего правления. А вместо этого - новый всплеск этой ерунды как раз тогда... - Он снова замолчал. - Извини, Мондиганд-Климд. Я знаю, что ты из верующих. Я тебя оскорбил.
     - Ничуть, милорд. Но я верующий не больше, чем вы сами. Я живу не верой, а практическим опытом. Есть очевидные истины и есть фальшивые. То, что я практикую, - это истинная магия, одна из форм науки. Я также презираю фальшивых магов, как и вы, вот почему я вам сегодня принес эти головки.
     - Думал, что я отдам приказ их запретить? Я этого не могу сделать, Мондиганд-Климд. Неразумно бороться законодательством против иррациональных верований народа.
     - Это я понимаю, ваша светлость. Я только хотел привлечь ваше внимание к тому факту, что безумие вызывает второй уровень сумасшествия, что само по себе будет иметь неблагоприятные последствия для вашего царствования.
     - Если бы я знал, что нужно сделать, я бы это уже делал.
     - Не сомневаюсь.
     - Но что? Что? Ты хочешь что-нибудь предложить?
     - Пока что нет, милорд.
     Престимион уловил странную интонацию в голосе Мондиганд-Климда, словно тот оставил недосказанным нечто важное. Престимион посмотрел на две головы, в четыре непроницаемых зеленых глаза. Су-сухирис был неоценимым советчиком, и даже до какой-то степени его верным другом. Но иногда случались моменты, подобные этому, когда Престимион находил речи Мондиганд-Климда непонятными, невразумительными. Если в его словах и крылся какой-то скрытый подтекст, то он не знал, какой именно.
     Но затем он подумал еще об одной возможности.
     Она была неприятной, но необходимой.
     - Мы с тобой уже обсуждали идею Септаха Мелайна о том, что безумие вызвано стертыми воспоминаниями в масштабе всей планеты, - сказал он, - а это было сделано по моему приказу, в день победы над Корсибаром у Тегомарского гребня. Думаю, ты знаешь, что мне очень не хочется признавать его теорию.
     - Да, милорд. Знаю.
     - Судя по тому, как ты это сказал, ты не согласен со мной. Чего ты не договариваешь, Мондиганд-Климд?
     Ты знаешь точно, что это я повинен в эпидемии безумия?
     - Нет, точно я этого не знаю, милорд.
     - Но считаешь это вероятным?
     До сих пор говорила левая голова Мондиганд-Климда, обычно наиболее красноречивая из двух. Но на этот раз ответила вторая.
     - Да, милорд. Это весьма вероятно.
     Престимион на мгновение прикрыл глаза и резко втянул воздух. Это откровенное подтверждение не было для него неожиданностью. В последние недели он все больше и больше в мыслях склонялся к вероятности того, что лишь он один виноват в той новой тьме, которая начала опускаться на планету. Но его все равно глубоко задело то, что изобретательный и умный Мондиганд-Климд думает так же.
     - Если это безумие вызвано магией, - медленно произнес он, - то его можно излечить лишь посредством магии. Я прав?
     - Возможно, это так, милорд.
     - Значит, ты хочешь мне сказать, что единственно возможный способ все исправить - это вызвать из Триггойна Хезмона Горса и его отца, а также всех остальных магов, которые принимали тогда участие в колдовстве, и заставить их снова прибегнуть к магии, чтобы восстановить в памяти каждого жителя планеты события гражданской войны?
     Мондиганд-Климд колебался, что случалось с ним весьма редко.
     - Я не уверен, милорд, что это поможет.
     - Хорошо. Потому что этого никогда не произойдет. Меня не радуют наглядные последствия того, что я сделал, но будь уверен, что я не собираюсь больше делать ничего подобного. Помимо всего прочего у меня нет желания довести до всеобщего сведения, что их новый корональ начал свое царствование с обмана и одурачил всю планету, заставив людей считать, что его восшествие на престол было мирным. Но я также вижу большую опасность в том, что они внезапно вспомнят истинную последовательность событий. Люди последние два года жили с фальшивой историей, которую мои маги внедрили в их головы в конце гражданской войны. Плохо это или хорошо, они принимают ее за настоящую. Если я теперь ее отниму, это может вызвать еще большие волнения, чем сейчас. Что ты на это скажешь, Мондиганд-Климд?
     - Я полностью с вами согласен.
     - Ну, тогда проблема остается. На планете свирепствует чума, и в результате возникает огромное количество ложной магии, помесь обмана и мошенничества, которую мы оба презираем. - Престимион сердито уставился на маленькие керамические головки, которые Мондиганд-Климд прежде рассыпал по его столу, а теперь начал сгребать обратно в мешок. - Поскольку чума была вызвана магией, то с ней нужно бороться при помощи контрмагии, хорошей магии, истинной магии, как ты говоришь. Магии твоего сорта. Очень хорошо. Пожалуйста, придумай что-нибудь, друг мой, и поставь меня в известность.
     - Ох, лорд Престимион, если бы это было так просто! Но я подумаю.
     Су-сухирис вышел. Престимион порылся в мешке, выудил головы лорда Престимиона и Септаха Мелайна и положил их в карман своей туники.
     Септах Мелайн ждал его в тренировочном зале, беспокойно расхаживая взад-вперед и размахивая в воздухе своей рапирой. Тонкая палочка из дерева ночного цветка издавала грозное жужжание при каждом движении его гибкой кисти.
     - Ты опоздал, - заметил он. Он достал из стойки вторую рапиру и бросил ее Престимиону - Много важных указов пришлось подписывать сегодня утром?
     - Приходил Мондиганд-Климд, - ответил Престимион, откладывая в сторону рапиру и вынимая из кармана головки. - Он принес мне вот это. Очаровательны, не правда ли?
     - О, в самом деле! Твой и мой портреты, если не ошибаюсь. Для чего они?
     - Колдовские амулеты. Чтобы защититься от безумия. Мондиганд-Климд говорит, что на полуночных базарах вдруг появилось множество подобных вещей.
     Ими торгуют, как сосисками посреди Валмамбры. Он принес их целый мешок. Не только твое и мое лицо, но самые разные лица, даже гэйрогов, и хьортов, и су-сухирисов. Для каждого найдется. Старые культы возрождаются, говорит он, у всей толпы магов снова полно дел.
     - Жаль, - сказал Септах Мелайн. Он взял свое изображение у Престимиона и взвесил на ладони. - Довольно грязное дело, я бы сказал. Но как умно сделано!
     Смотри, я улыбаюсь и кричу одновременно. И даже слегка подмигиваю. Хотелось бы познакомиться с художником, который его создал. Возможно, я бы заказал ему портрет в натуральную величину, знаешь ли.
     - Ты сумасшедший, - ответил Престимион.
     - Возможно, ты прав. Можно я оставлю его себе?
     - Если это тебя забавляет.
     - Конечно. А теперь, прошу, милорд, возьмите свою шпагу. Мы уже давно должны были начать тренировку. Защищайся, Престимион! Защищайся!

3

     В начале следующей недели Престимиону доложили за завтраком, что этой ночью его брат Абригант вернулся в Замок из южных краев и просит немедленно принять его.
     Престимион встал на рассвете. Было еще очень рано. Вараиль еще спала; Абригант, наверное, совсем не ложился. К чему такая спешка?
     - Скажите ему, что я встречусь с ним в тронном зале Стиамота через тридцать минут, - ответил Престимион.
     Едва он успел сесть на свой трон, как в зал влетел Абригант. У него был такой вид, как будто он даже не потрудился переодеться после приезда. Он загорел и обветрился во время путешествия, а коричневый плащ, надетый поверх поношенных зеленых лосин, был грязен и покрыт пятнами. На левой скуле виднелся приличных размеров синяк, явно полученный давно, но все еще довольно яркий.
     - Ну, братец, добро пожаловать домой... - начал Престимион, но на этом ему пришлось прервать свое приветствие.
     - Ты женился, да? - выпалил Абригант. Выражение его лица было гневным и вызывающим. - Я слышал, что ты обзавелся королевой. Кто она, Престимион? И почему ты не подождал, пока я смогу присутствовать на церемонии?
     - Ты говоришь слишком резко для младшего брата, который обращается к королю, Абригант.
     - Однажды я приветствовал тебя торжественным знаком Горящей Звезды и глубоким поклоном, и ты мне сказал, что такие церемонии между братьями ни к чему. А теперь...
     - Теперь ты зашел слишком далеко в противоположном направлении. Мы не виделись много месяцев; и вот ты здесь, врываешься ко мне, словно дикий бидлак, - ни улыбки, ни дружеских объятий, - и сразу же требуешь у меня отчета в моих поступках, словно это ты корональ, а я простой...
     И снова Абригант его прервал.
     - Слуга, который встретил меня по приезде, сказал мне, что у тебя теперь есть супруга и что ее зовут Вараиль. Это правда? Кто такая эта Вараиль, брат?
     - Она дочь Симбилона Кайфа.
     Если бы Престимион дал ему пощечину, Абригант не выглядел бы более изумленным. Он был явно потрясен.
     - Дочь Симбилона Кайфа? Дочь Симбилона Каифа? Дочь этого надутого, самодовольного дурака теперь член нашей семьи, Престимион? Брат, что ты сделал?
     - Влюбился, вот что я сделал. А ты ведешь себя как свирепый кабан. Успокойся, Абригант, и давай начнем разговор сначала, если хочешь. Лорд корональ поздравляет принца Малдемарского с возвращением в Замок после долгого путешествия и просит его присесть.
     Садись туда, Абригант. Вот так. Хорошо. Мне не нравится, когда люди возвышаются надо мной, ты же знаешь. - Абригант выглядел абсолютно ошеломленным, но Престимион не мог бы сказать, виной тому его выговор или откровенное признание в том, что он женился на дочери Симбилона Кайфа. - У тебя такой вид, будто путешествие выдалось тяжелое. Надеюсь, оно было успешным.
     - Да, успешным. И даже очень. - Абригант цедил слова сквозь стиснутые зубы.
     - Тогда расскажи мне о нем.
     Но Абриганта невозможно было увести в сторону.
     - Эта женитьба, брат...
     Собрав все терпение, на которое был способен, Престимион сказал:
     - Она - великолепная женщина, достойная роли королевы. Ты перестанешь сомневаться в мудрости моего выбора, когда познакомишься с ней. Что касается ее отца, уверяю тебя, что я от него не более в восторге, чем ты, но здесь нет причин для отчаяния. Он подцепил безумие, которое поразило нашу планету и его посадили под замок, так что он никого не сможет шокировать своими вульгарными манерами. Что касается того что я не отложил свадьбу до твоего возвращения, то я не обязан перед тобой оправдываться; но прошу тебя учесть: я не был уверен, что ты сдержишь свое обещание и прервешь поиски Скаккенуара через шесть месяцев. Ты мог бы пропадать два или три года или даже целую вечность, откуда мне знать.
     - Я дал тебе торжественное обещание. И в точности сдержал его. Едва прошло ровно шесть месяцев с того дня, как мы расстались, как я повернул обратно к дому.
     - Ну, выражаю тебе за это свою признательность.
     Ты говоришь, экспедиция была успешной?
     - О да, Престимион. Очень успешной. Должен сказать тебе, что успех был бы еще большим, если бы ты не установил мне этот шестимесячный предел, но все равно мне есть о чем доложить. Он действительно сошел с ума? Взбесившийся идиот - так? Очень подходящая судьба для него! Надеюсь, ты его посадил на цепь среди тех отвратительных зверей, который Гиялорис привез тебе из Каракса.
     - Ты сказал, что тебе есть о чем доложить, - напомнил ему Престимион. - Очень прошу тебя, начинай, братец.

***

     В начале своего путешествия, рассказывал Абригант, - он все еще был явно ошеломлен новостью о женитьбе Престимиона, но прилагал видимые усилия не думать о ней, - он направился на восток от Сиппульгара, вдоль Аруачозианского побережья Внутреннего моря. Но оно оказалось таким мерзким, душным местом, где воздух столь влажный и плотный, что едва можно дышать, а осы и муравьи достигают размеров мышей и даже черви имеют крылья и челюсти, что им пришлось углубиться дальше во внутренние земли вскоре после вступления в провинцию Врист. В последний раз они видели море в одном из унылых портов Вриста - Глистринтае После этого они оказались в менее влажной местности, в основном пустынной, на жарком плато, сохранившемся, похоже, в первозданном виде На нем в изобилии встречались причудливые утесы и застывшая лава, розовые озера, в которых лежали, свернувшись, гигантские змеи, бурные реки, населенные чудовищными, похожими на слизней, глинистого цвета рыбами, размерами больше человека, которые, по-видимому, уцелели с древнейших времен.
     В этом выжженном солнцем доисторическом краю обширных равнин и дальних горизонтов изо дня в день царила ужасающая тишина, нарушаемая лишь случайным резким криком пролетающих в вышине хищных птиц, более крупных, чем кестрабоны или сурастрены, которых они видели в восточных землях. Путешественники чувствовали себя первопроходцами на некой девственной планете.
     Но потом они заметили на горизонте дым от костров и на следующий день приблизились к району иссиня-черных холмов, испещренных ослепительными жилами сверкающего белого кварца, где тысячи лиименов добывали золото из недр этой затерянной земли.
     - На этот раз настоящее золото? - спросил Престимион. - После золотых пчел, и золотых холмов, и стен из золотого камня, это место, где добывают настоящее золото?
     - Настоящее золото, - подтвердил Абригант. - Это рудники провинции Сетем, где голые лиимены трудятся, как рабы, под убийственным солнцем. Вот Посмотри сам. - Он полез в заплечный мешок, который принес в тронный зал, и вытащил три тонкие квадратные пластины золота, каждая размером примерно в ладонь, на которых были выбиты геометрические фигуры. - Это они мне дали, - пояснил Абригант. - Не знаю, какова их стоимость. Кажется, рудокопов это не волнует.
     Они просто делают свою работу, словно машины.
     - Рудники Сетема, - произнес Престимион - Ну, этот метал должен откуда-то появляться. Я никогда об этом не задумывался.
     Он представил себе длинные шеренги лиименов за работой среди бесплодной каменистой пустоши: странные безропотные существа с шершавой кожей, широкими плоскими головами в форме молота и тремя огненными глазами, сверкающими подобно тлеющим углям в кратерах их глубоко запавших глазниц.
     Кто собрал их и привез сюда? Какие мысли вертятся у них в голове, пока они влачат свои дни, занимаясь немыслимо тяжким трудом?
     Золото лежит спрятанное в кварце, лишь небольшая его щепотка рассеяна по жилам в скалах. Лиимены его добывают, как рассказал Абригант, разводя костры на черных, каменистых выходах пород и поливая холодной водой и уксусом раскаленный камень. Камень покрывается трещинами, и из них можно извлечь руду.
     Некоторые работают на поверхности холма, другие - в глубоких туннелях, слишком низких для их роста, так что им приходится ползать по ним и освещать себе путь лампами, прикрепленными ко лбу. В конце концов собираются большие груды рудоносной породы.
     Затем принимается за работу другая группа, вооруженная каменными молотами. Они разбивают камни на более мелкие кусочки, которые уже третья группа рабочих перемалывает в мельницах, за длинные рукоятки которых держатся по два-три лиимена, пока руда не приобретет консистенцию муки.
     Конечная фаза заключается в том, что измельченный кварц рассыпают на наклонных досках и льют на них воду, чтобы смыть шлак. Это повторяется снова и снова, пока не останутся только частицы чистого золота. Их потом плавят несколько дней в печах для обжига вместе с солью, оловом и высевками хойкки, и наконец получают чистые, сверкающие золотые самородки. Их разбивают на тонкие пластины, как те, что получил Абригант.
     - Это кошмарный труд в кошмарном месте, - сказал он. - Но они трудятся целый день, перелопачивают огромное количество руды, чтобы получить очень малое количество золота. И весь этот труд всего лишь ради золота! Если бы этого металла было больше, возможно, мы могли бы найти какой-нибудь способ превр