аясь  на  советы  по  искусству
жонглирования.
     В конце второй недели работы, учебы, медитации,  периодов  свободного
времени, проводимого в жонглировании с Фарселом - устойчивый и  постоянный
круг - Валентин вновь почувствовал неудержимое желание двигаться дальше.
     Он не имел представления, сколько здесь террас - девять? девяносто? -
но если он будет тратить столько времени на каждую, он и за много  лет  не
дойдет до Леди. Как-то надо сократить процесс подъема.
     Поддельные  сны-вызовы,  похоже,  не   срабатывают.   Он   попробовал
протащить свой сон о дрейфе в бассейне Силимейн  здешней  толковательнице,
но он не произвел на нее впечатления. Во время медитации, сна  он  пытался
достичь  мозга  Леди  и  умолять  ее  вызвать  его,  но  и  это  оказалось
бесполезным.
     Он спросил тех, кто сидел рядом с ним за обедом, давно ли они на этой
Террасе. Один сказал  -  два  года,  другой  -  восемь  месяцев.  Их  это,
казалось, не тревожило.
     - А ты? - спросил он Фарсела.
     Тот ответил, что пришел за несколько дней до Валентина. В нем тоже не
чувствовалось нетерпения.
     - Куда спешить? Мы везде служим  Леди  верно?  Одна  терраса  так  же
хороша, как и другая.
     Кивнув, Валентин еле сдержал недовольство.
     В конце третьей недели он вдруг увидел Виноркиса, идущего через поле,
где Валентин работал. Но расстояние было  большим,  и  точной  уверенности
Виноркис ли это у Валентина не было, к тому же он был в недосягаемости для
оклика. Но на следующий день, жонглируя  с  Фарселом  возле  бассейна,  он
снова увидел Виноркиса на  другой  стороне  площадки.  Валентин  извинился
перед партнером и прекратил тренировку. После стольких  недель  пребывания
вдали от своих спутников он был рад увидеть хотя бы хьорта.
     - Значит, это все-таки ты проходил по полю? - спросил Валентин.
     Виноркис кивнул.
     - В последние дни я несколько раз видел тебя, Милорд. Но терраса  так
велика, я никак не мог подойти ближе. Когда ты прибыл?
     - Через неделю после тебя. Кто еще из наших здесь?
     - Вроде бы никого, - ответил хьорт. - Был Шанамир,  но  ушел  дальше.
Как вижу, ты не утратил  своего  умения  жонглировать,  Милорд.  Кто  твой
партнер?
     - Человек из Пилиплока. Быстрые руки.
     - И язык тоже?
     Валентин нахмурился.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Ты говорил ему что-нибудь о своем прошлом или о будущем, Милорд?
     - Конечно нет! - Валентин уставился на хьорта. - Нет,  Виноркис!  Как
могут быть шпионы Короналя на Острове Леди?
     - А почему нет? Разве так трудно сюда проникнуть?
     - Но почему ты подозреваешь...
     - Прошлой ночью, после того, как я мельком увидел  тебя  на  поле,  я
пришел сюда и поспрашивал о тебе. Один из тех, с кем я  разговаривал,  был
твой новый друг, Милорд. Я спросил его, знает ли он  тебя,  и  он  тут  же
начал допрашивать меня: друзья ли мы с тобой, знал ли я  тебя  в  Пидруде,
почему мы пришли на Остров и так далее. Я не люблю, Милорд,  когда  чужаки
задают вопросы, особенно здесь, где учат держаться в стороне от других.
     - Может, ты излишне подозрителен, Виноркис?
     - Может быть. Но в любом случае остерегайся, Милорд.
     - Я так и делаю. Он не узнал от меня  ничего,  кроме  того,  что  уже
знал, а именно - о жонглировании.
     - Может, он уже слишком много знает о тебе, - угрюмо сказал хьорт. Но
мы последим за ним, пока он следит за тобой.
     Известие, что даже здесь он,  возможно,  находится  под  наблюдением,
расстроило Валентина. Здесь же святилище! Ах, если бы рядом  были  Слит  и
Делиамбер! Шпион ведь может стать и убийцей, когда Валентин подойдет ближе
к Леди и таким образом окажется угрозой для узурпатора.
     Но Валентину казалось, что он так и не подойдет ближе к Леди.  Прошла
еще неделя по  установленному  порядку.  Затем  когда  он  уже  готов  был
уверовать, что останется на Террасе Начала до конца своих  дней  и  что  в
общем-то это не так и важно, его  вызвали  с  поля  и  сказали,  чтобы  он
приготовился на Террасу Зеркал.



                                    9

     Третья терраса была головокружительно прекрасна.  Блеск  ее  напомнил
Валентину Долорн. Она прислонилась к основанию Второго Утеса, Неприступной
вертикальной казавшейся абсолютным барьером против проникновения внутрь, а
когда солнце освещало западную сторону утеса, отраженный свет слепил глаза
и захватывал дух.
     И там были зеркала - громадные, грубо вырезанные плиты  полированного
черного  камня,  воткнутые  краем  в  грунт  вокруг  террасы.  Они   сияли
внутренним светом. Валентин в первый раз критически взглянул на себя,  ища
перемен,  произведенных  путешествий,  какую-нибудь  затуманенность   того
теплового излучения, которое исходило от него, начиная  с  Пидруда,  следы
усталости  или  потрясений.  Но  ничего  такого  он  не  увидел:  знакомый
золотоволосый  улыбающийся  мужчина.  И  он  приветственно  махнул  своему
отражению и  дружески  подмигнул  ему.  А  через  неделю  вообще  перестал
замечать его. Если бы ему приказали не обращать внимания на  зеркала,  он,
вероятно, жил бы в постоянном напряжении, невольно бросая на них взгляды и
тут же отводя его, но никто не сказал ему, для какой цели здесь зеркала  и
как он должен относиться к ним, поэтому он  вскоре  просто  забыл  о  них.
Зеркала, как он понял  много  позже  были  ключом  к  движению  вперед  на
Острове:  эволюция  духа  изнутри,   растущая   способность   отличать   и
отбрасывать ненужное.
     Здесь он был совсем одинок: ни Шанамира, ни  Виноркиса,  ни  Фарсела.
Валентин внимательно пригляделся к чернобородому если бы  тот  и  в  самом
деле был шпионом, он, без сомнения,  нашел  бы  возможность  следовать  за
Валентином с террасы на террасу. Но здесь он не появился.
     Валентин пробыл на  террасе  Зеркал  одиннадцать  дней  и  отправился
дальше с пятью другими новичками на плавающих санях к краю  Второго  Утеса
на Террасу Посвящения.
     Отсюда  открывался  великолепный   вид   на   первые   три   террасы,
находившиеся далеко внизу. От Террасы Оценки видна была лишь узкая розовая
линия на фоне темной зелени леса, но большая Терраса Начала  величественно
развертывалась на середине нижнего плато, а  Терраса  Зеркал  прямо  внизу
сверкала, как миллион ярких погребальных костров, в полуденном свете.
     Теперь  ему  уже  стало  безразлично,  насколько  быстро  он   сможет
продвигаться. Время утратило свое значение. Он полностью вошел  в  здешний
ритм. Он работал на полях; слушал неторопливые лекции духовного  обучения;
он проводил много времени в темном каменном здании - месте поклонения Леди
- и спрашивал, будет ли  ему  дарован  ответ.  Иногда  он  вспоминал,  что
намеревался быстро пройти к сердцу Острова и к женщине, что живет там,  но
теперь  это  имело  для  него  мало  значения.  Он   становился   истинным
пилигримом.
     За Террасой Посвящения находилась Терраса Цветов, за  ней  -  Терраса
Преданности, а затем Терраса Окружения. Все они были на Втором Утесе,  так
же, как и Терраса Восхождения - последняя ступень, с  которой  поднимались
на плато, где жила Леди. Каждая из террас, как  начал  понимать  Валентин,
полностью окружала Остров, так что на них в  любое  время  мог  находиться
миллион почитателей, если  не  больше,  но  каждый  пилигрим  знал  только
крошечный участок целого, пока шел к центру. Сколько трудов было положено,
чтобы выстроить все это! Сколько жизней было отдано  целиком  на  служение
Леди! И каждый паломник шел в сфере молчания: здесь не заводили  дружеских
отношений, не обменивались откровениями, не обнимались  любовники.  Фарсел
был  единственным  исключением  из  этого  правила.   Вообще   это   место
существовало как бы вне времени и в стороне от обычных ритуалов жизни.
     В этой средней зоне Острова было меньше акцента за обучения, а больше
на тяжелую работу.  Валентин  знал,  что,  достигнув  Третьего  Утеса,  он
присоединится к тем, кто фактически  несет  по  всему  миру  работу  Леди.
Теперь он понимал, что большая часть посланий излучает  не  сама  Леди,  а
миллионы ее передовых служителей Третьего Утеса, чьи мозг и дух  наполнены
благоволением Леди. Но отнюдь  не  все  достигают  Третьего  Утеса:  очень
многие старые служители десятилетиями остаются на Втором  Утесе,  выполняя
административную работу, не  надеясь  и  не  желая  продвигаться  к  более
тяжелой ответственности внутренней зоны.
     В третью неделю на Террасе Посвящения  Валентину  было  дано  познать
настоящий, безошибочный сон-вызов.
     Он видел, что  идет  по  опаленной  пурпурной  равнине,  которая  так
затемняла его сон в Пидруде. Солнце висело низко над горизонтом, небо было
тяжелое и унылое, вдали виднелись две  широкие  горы,  поднимавшиеся,  как
гигантские кулаки.  В  усыпанной  камнями  долине  между  горами  виднелся
последний красный отблеск солнца, необычный, масляный, зловещий  свет.  Из
этой странно освещенной долины дул холодный сухой  ветер  и  нес  с  собой
вздыхающие, поющие звуки, мягкую, меланхолическую мелодию. Валентин шел  и
шел, но горы не становились ближе, пески пустыни тянулись бесконечно, а он
все шел,  чтобы  не  угасла  последняя  искра  света.  Силы  его  слабели.
Угрожающие миражи танцевали  перед  ним.  Он  видел  Симонана  Барджазеда,
Короля Снов, и его трех сыновей. Он видел призрачного дряхлого Понтификса,
хохочущего на своем подземном троне. Он видел чудовищ, медленно  ползавших
по дюнам, и морды массивных дукмаров, высунувшиеся  из  песка  и  нюхающие
воздух  в  поисках  добычи.  Кто-то  шипел,  звякал,   шептал,   насекомые
собирались в мерзкие тучи; начался дождь из сухого песка, забивавший глаза
и ноздри. Валентин устал и готов был остановиться и упасть и лежать,  пока
песчаные дюны не закроют его и только одно тянуло  его  вперед:  в  долине
ходила женщина, Леди, его мать, и он стремился вперед, как  только  увидел
ее. Он ощущал тепло ее присутствия, притяжение ее любви. "Иди,  -  шептала
она, - иди ко мне, Валентин!" Ее руки тянулись к нему через пустыню. Плечи
его согнулись, ноги подкашивались, он не мог идти, но  знал,  что  должен.
"Леди, - шептал он, - я не могу больше. Я должен отдохнуть, уснуть!"  Свет
между горами стал теплее и ярче. "Валентин, - звала она, -  Валентин,  сын
мой!" Он с трудом удерживался, чтобы не закрыть глаза. Так заманчиво  было
лечь в теплый песок. "Ты мой сын,  -  звучал  голос  Леди  с  невообразимо
большого расстояния. - Ты нужен мне". Когда она произнесла эти  слова,  он
обрел новые силы и пошел быстрее, а затем легко побежал  широкими  шагами.
Теперь расстояние быстро  сокращалось.  Валентин  уже  ясно  видел  ее  на
террасе из лилового  камня;  она  ждала  его,  протягивала  к  нему  руки,
называла его имя, и голос ее звенел, как колокольчики в Ни-мойе.
     Он проснулся, ее голос все еще звенел в его мозгу.
     Рассвет. В душу Валентина влилась  удивительная  энергия.  Он  встал,
спустился к большому  аметистовому  бассейну,  служившему  для  купания  и
нырнул в холодную родниковую воду.  Затем  побежал  к  комнате  Минесипты,
здешней толковательнице его снов, плотной  узкокостной  особе  с  горящими
черными глазами и худощавым лицом, и торопливо рассказал ей свой сон.
     Минесипта  молчала.  Ее  холодность  как  водой  окатила  красноречие
Валентина. Он вспомнил как пошел к Столиноп на Террасе Начала с  фальшивым
сном вызовом, и о том, как она быстро отмела этот сон.  Но  ведь  этот  не
фальшивый: тут не было Делиамбера с его колдовством.
     Валентин медленно спросил:
     - Могу я просить определения?
     - У сна знакомые обертоны, - спокойно ответила Минесипта.
     - Это все, что ты скажешь о нем?
     - А что ты хотел бы услышать?
     Валентин сжал кулаки.
     Если бы кто-нибудь пришел ко мне за  толкованием  такого  сна,  я  бы
сказал, что сон-вызов.
     - Прекрасно.
     - Ты согласна? А ты назвала бы его сном-вызовом?
     - Если хочешь.
     - Мое желание тут ни при чем, - раздраженно сказал Валентин.  -  Либо
это сон-вызов, либо нет. Как ты смотришь на него?
     Криво улыбнувшись, толковательница сказала:
     - Я назову твой сон сном-вызовом.
     - И что дальше?
     - Дальше? У тебя есть твои утренние обязанности.
     - Сон-вызов, как я понимаю, требует появления к Леди.
     - Да.
     - Разве я не должен теперь идти во Внутренний Храм?
     Минесипта покачала головой.
     - Никто со Второго Утеса не идет во Внутренний  Храм.  Вот  когда  ты
достигнешь Террасы Поклонения, сна-вызова будет  достаточно.  А  сейчас  -
твой сон интересен и важен, но он ничего не меняет.  Возвращайся  к  своим
обязанностям, Валентин.
     В нем просто  клокотала  злоба,  когда  он  выходил  из  комнаты.  Он
понимал, что был глуп, что простого  сна  недостаточно  для  переноса  его
через барьеры, отделявшие его от Леди, однако же  он  так  надеялся...  Он
думал, что Минесипта всплеснет руками, радостно вскрикнет и тут же  пошлет
его во Внутренний Храм, но ничего этого не случилось, его просто выставили
из комнаты, и он страдал и злился.
     Дальше было еще хуже. Через два часа, когда он  возвращался  с  поля,
его остановил служитель и резко сказал:
     - Тебе приказано немедленно отправиться в  гавань  Талис,  где  новые
пилигримы ждут твоего руководства.
     Валентин остолбенел. Меньше всего он хотел  возвратиться  к  исходной
точке.
     Он тут же вышел и пошел пешком, один от террасы к террасе, чтобы  как
можно скорее оказаться на Террасе Оценки. Ему выдали запас пищи и  прибор,
указывающий направление - наручный амулет, издававший тихий высокий  звук.
Он оставил Террасу Оценки в середине дня,  но  пошел  не  к  побережью,  а
вглубь, к Террасе Подчинения.
     Решение это пришло неожиданно и действовало с непреодолимой силой. Он
просто не мог позволить себе отвернуться от Леди.  Идя  по  неразрешенному
пути на этом чересчур дисциплинированном острове, он подвергался  опасному
риску, но иначе поступить не мог.
     Валентин обогнул край террасы, нашел  травянистую  тропинку  и  пошел
наискосок через поле к  главной  дороге.  Здесь  он  предполагал  свернуть
влево, к внешним террасам, но, чувствуя, что  будет  слишком  бросаться  в
глаза, повернул направо. Скоро он оставил позади населенную часть  террасы
и дорога от широкого мощного тракта сузилась до лесной  тропы,  сжатой  со
всех сторон.
     Через полчаса он вышел на развилку тропы. Он наудачу  свернул  влево,
но спокойный свист  указывающего  дорогу  прибора  исчез.  Когда  Валентин
вернулся и повернул направо, свист возобновился. Полезный аппарат, подумал
Валентин.
     Он шел ровным шагом до темноты. Затем  устроился  в  приятной  рощице
возле ручья и позволил себе немного поесть сыра  и  нарезанного  ломтиками
мяса, потом он уснул на влажной земле между двумя деревьями.
     Первые проблески зари разбудили  его.  Он  потянулся,  открыл  глаза,
быстро умылся в ручье. Сейчас слегка позавтракать и...
     Он услышал позади себя треск: кто-то шел  через  кусты.  Он  бесшумно
откатился  за  толстое  дерево  и  осторожно  выглянул.  И  увидел  крепко
скроенного чернобородого человека; тот  вылез  из  кустов  и  остановился,
оглядевшись вокруг.
     Фарсел. В одежде пилигрима, но с кинжалом за поясом.
     Обоих  мужчин  разделяли  какие-то  двадцать  пять  футов.   Валентин
нахмурился, прикидывая свои возможности и обдумывая  тактику.  Где  Фарсел
нашел кинжал на этом мирном острове? Зачем он шел за Валентином через лес,
как не для того, чтобы убить?
     Насилие  было  чуждо  Валентину.  Но  захватить   Фарсела   врасплох,
казалось, имело смысл. Он покачался взад и вперед, концентрируя мозг,  как
перед жонглированием, и выскочил из укрытия.
     Фарсел  крутился  и  выхватил  кинжал.  Внезапным  резким   движением
Валентин ударил по руке  Фарсела  ребром  ладони.  Рука  Фарсела  онемела,
кинжал выпал, но в следующий миг могучие руки Фарсела сгребли Валентина.
     Они стояли, сцепившись, лицом к  лицу.  Фарсел  был  на  голову  ниже
Валентина, но шире в груди и плечах. Он пытался повалить Валентина, но тот
отбивался. Вены на лбу обоих набухли, лица покраснели от напряжения.
     - Это безумие, -  пробормотал  Валентин.  -  Уходи,  я  не  собираюсь
вредить тебе.
     Фарсел в ответ еще сильнее сжал Валентина.
     - Кто тебя послал? - спросил Валентин. - Что тебе от меня нужно?
     Молчание. Мощные, как у скандара руки неумолимо сдавливали Валентина.
Он стал задыхаться. Боль слепила его.  Он  попытался  раздвинуть  локти  и
разорвать захват. Не получилось. Лицо  Фарсела  безобразно  исказилось  от
усилий, губы плотно сжались. Он медленно и постепенно валил  Валентина  на
землю.
     Сопротивляться этому захвату было немыслимо. Валентин резко прекратил
попытки и расслабился, как тряпичная кукла. Удивленный Фарсел дернул его в
сторону. Валентин согнул колени и не противился, когда Фарсел швырнул  его
вниз. Но Валентин упал легко, на спину, с согнутыми ногами, и когда Фарсел
яростно бросился на него, Валентин изо всех сил ударил его ногами в живот.
Фарсел задохнулся и ошеломленно качнулся назад. Валентин вскочил, обхватил
Фарсела  сильными  тренированными  многомесячным  жонглированием   руками,
повалил на землю и прижал руками и коленями.
     Как странно, думал Валентин, драться врукопашную, словно мы дети. Это
походило на сон.
     Фарсел с ненавистью смотрел на него и колотил ногами по земле, тщетно
пытаясь скинуть с себя Валентина.
     - Теперь говори, - сказал Валентин, - что все это значит.  Ты  пришел
убить меня?
     - Ничего я не скажу.
     - Ты, однако, был очень болтлив, когда мы с тобой жонглировали.
     - То было раньше.
     - Что мне с тобой делать? - спросил Валентин. - Если я  тебя  отпущу,
ты снова нападешь на меня. Если же буду держать - сам задержусь.
     - Долго ты меня не удержишь!
     Фарсел снова попытался подняться. Сила его была огромна, но  Валентин
крепко  держал  его.  Лицо  Фарсела  стало  ярко-красным,  жилы  на  горле
вздулись, глаза горели злобой и отчаянием поражения.  Некоторое  время  он
лежал тихо, затем собрал все свои силы и рванулся вверх. Валентин не  смог
противостоять этому рывку. Настал момент, когда никто из них  не  управлял
ситуацией. Валентин наполовину скатился,  а  Фарсел  изворачивался,  чтобы
навалиться на него. Валентин схватил Фарсела за толстые  плечи  и  пытался
опрокинуть его на спину, но тот оттолкнул его и нацелился пальцами  ему  в
глаза. Валентин увернулся, а  затем  не  раздумывая,  схватил  Фарсела  за
черную жесткую бороду, дернул в сторону и ударил  его  головой  о  камень,
выступавший из влажной почвы.
     Фарсел глухо заворчал и затих.
     Валентин вскочил, поднял валявшийся кинжал и  встал  над  врагом.  Он
дрожал - не от страха, а от ослабления напряжения, как дрожит тетива лука,
опустившая стрелу.
     - Фарсел! - окликнул он, опустившись на одно колено.
     Ответа не было.  Мертвый?  Нет.  Громадная  грудная  клетка  медленно
поднималась и опускалась, и Валентин услышал хриплое прерывистое дыхание.
     Валентин взглянул на кинжал. Что теперь  делать?  Слит  сказал  бы  -
покончить с поверженным, пока тот не  очнулся.  Нет...  Невозможно.  Убить
можно только при самозащите. И уж конечно, не бессознательного, пусть  тот
и убийца. Убить разумное существо - значит всю жизнь иметь  страшные  сны.
Но если уйти просто так - Фарсел придет в себя и  бросится  вдогонку.  Вот
когда пригодилась бы птицеловная лиана! Тут Валентин  увидел  другой  сорт
лианы  с  ветвями  в  палец  толщиной,  взобравшейся  высоко  на   дерево.
Несколькими сильными ударами ножа он отрезал пять больших ветвей и  крепко
связал ими Фарсела, который шевелился и стонал, но в себя не приходил.  За
десять минут Валентин спеленал  его,  как  мумию,  от  груди  до  лодыжек,
подергал - лиана держала крепко. Тогда он собрал свое немногое имущество и
поспешил уйти.
     Дикое столкновение в лесу потрясл