ыпало довольно  много.  Мальчишки  с  метлами  из
соломы вышли на площадь и убирали высокие сугробы там, где они  завалили
выходы из домов.
   Харпириас во  время  обеда  выяснил  у  Коринаама,  как  по-отинорски
спросить "Как тебя зовут?",  и  когда  девушка  пришла,  задал  ей  этот
вопрос.
   - Ивла Йевикеник, - ответила она.
   Он показал на нее пальцем и повторил. Она кивнула  и  постучала  себя
пальцем в грудь.
   - Ивла Йевикеник, - снова произнесла она.
   - Харпириас, - он указал на себя.
   - Харпириас.
   По крайней мере, это они установили.
   Очевидно, она решила, что раз он может произнести на  ее  языке  одно
предложение, то теперь уже достаточно бегло говорит на нем.  Из  ее  уст
полился  поток  слов,  поставивший  его  в  тупик.  В  конце  концов  он
рассмеялся и кончиками пальцев постучал себя по виску, словно показывая,
что там, внутри, нет ничего, кроме пустоты. Казалось, это она поняла. Но
ей все равно хотелось поговорить. Долгое время они пытались найти  общий
язык, терпеливо объясняя  друг  другу  значения  слов,  -  но  все  было
напрасно. Наконец они сдались и направились к груде мехов.
   В тот момент, когда Харпириас готов был войти в  нее,  девушка  снова
прошептала слово, которое он расслышал как "шабиликат". На этот  раз  он
его не повторил.
   После, когда они лежали, обнаженные,  тяжело  дыша,  и  ждали,  когда
восстановятся его силы, она опять  стала  что-то  ему  говорить,  мягко,
почти нежно. Ласковые слова, предположил он.
   Или, возможно, благодарность за его готовность  уступить  требованиям
Тойкеллы. Это несколько смутило  Харпириаса.  Ему  хотелось  от  нее  не
благодарности.
   Девушка действительно довольно  привлекательна,  сказал  он  себе.  Я
никому этим не делаю одолжения, кроме самого себя.
   Правда ли это? Не совсем, как  он  понимал.  Но  ему  очень  хотелось
верить, что это действительно так.
   Среди ночи она настояла на том, чтобы они вместе  вышли  на  площадь.
Идея показалась ему  безумной,  но  сомнений  в  намерениях  девушки  не
оставалось, так как она встала, оделась и  подала  ему  его  одежду.  Он
понял, что должен ее надеть. Затем она взяла его за  руку  и  вывела  из
дома.
   Снаружи стояла полная тишина. Ночь была ясной  и  холодной,  на  небе
висели три маленькие луны и сияла алмазная россыпь звезд. Девушка начала
что-то показывать ему с помощью пантомимы, снова и снова повторяя одни и
те же жесты, показывала на стену ущелья, потом поднималась  на  цыпочки,
словно хотела показать что-то за ней, и постепенно Харпириас  догадался,
что она просит его описать ей мир, лежащий  за  громадой  этой  каменной
стены.
   Поблизости  валялась  брошенная  метла,  которой  мальчики  подметали
площадь. Он взял ее и концом палки начертил на только что выпавшем снегу
карту Маджипура: два основных континента, вытянувшиеся  рядом,  а  между
ними Остров Сна и выжженный солнцем пустынный континент Сувраэль внизу.
   Поняла ли она то, что он нарисовал? Как он мог проверить?
   - Мы находимся здесь, -  сказал  он,  указывая  палкой  от  щетки  на
северо-восточный конец Зимроэля и произнося слова  преувеличенно  четко,
словно это могло ей помочь понять его. - Мы называем этот район Граничье
Кинтора. - Он бросил на нее взгляд, пытаясь  понять,  говорит  ли  ей  о
чем-либо  это  название,  но  ее  лицо   выражало   только   напряженное
любопытство, а не понимание. Он сделал из снега гряду, чтобы  обозначить
горный хребет, который отделял Граничье  от  остальной  части  западного
континента.
   - Здесь, внизу - продолжал он, - расположен город  Ни-мойя.  Большой,
большой, большой город. Много, много миллионов людей.  -  Он  чувствовал
себя идиотом, разговаривая с ней таким  образом.  Нарисовал  реку  Зимр,
бегущую с запада на восток  через  верхнюю  треть  континента,  и  ткнул
палкой в снег возле устья  реки,  чтобы  обозначить  город  Пилиплок.  -
Морской порт, - произнес он. - Очень крупный.
   В   нем   живет   множество   скандаров.   -   Харпириас    попытался
проиллюстрировать это, изобразив четыре руки. - Скан-да-ры.  А  вот  эта
река, текущая с юга, - это Стейч. Здесь, в джунглях, живут метаморфы. Ты
можешь себе представить, на что похожи джунгли, а? Очень жарко.
   Все время дождь. Огромные деревья. Вот  откуда  произошли  метаморфы.
Люди, как Коринаам.
   Ме-та-мор-фы. Ко-ри-на-ам.
   Бесполезно. Нелепо.
   Однако она  кивала  головой  и  нетерпеливо  улыбалась,  поощряя  его
продолжать. Он нарисовал ей другие крупные  города  Зимроэля,  насколько
помнил их со школьных времен: Пидруид, Тил-омон и Нарабаль  на  западном
побережье и Дюлорн более или  менее  на  том  месте,  где  он  и  должен
находиться, внутри материка, и еще несколько  других.  Потом  перешел  к
другому большому нарисованному им кругу, который  изображал  Алханроэль,
встал на колени и, протянув руки вперед,  сгреб  снег  в  кучу,  которая
изображала Замковую гору.
   - Вот здесь я живу, - сказал он. - Большая, большая гора, вот  такая,
огромная гора, достающая до звезд, и по  ее  склонам  стоят  города.  На
вершине стоит замок. Замок. Замок короналя.
   Коро-наль. Король всей планеты. Лорд Амбинол, корональ Маджипура.
   Он уже начал мерзнуть в эту прекрасную летнюю ночь. Уши и кончик носа
жгло. Но  он  твердо  решил  не  прекращать  урок  географии,  пока  она
внимательно слушает, а Ивла Йевикеник определенно  слушала  внимательно,
глядя на него будто зачарованная. Харпириас снова и  снова  рисовал  для
нее палкой от щетки -  реку  Глэйдж,  Лабиринт  понтифекса,  а  в  южном
течении реки  города  Алаизор,  Трейнон  и  Стойен  и  древние  каменные
развалины бывшей столицы метаморфов Велализера. Он продолжал бы  так  до
утра, называя каждый из Пятидесяти Городов и еще  множество  других,  но
через несколько минут она подошла к нему и потерлась щекой о его  плечо.
На сегодня с нее было достаточно географии.
   - Шабиликат, - произнесла она и повела его обратно в дом.

11

   Тропа к священным охотничьим угодьям начиналась прямо за  королевским
дворцом и поднималась пятью  крутыми  петлями  серпантина  к  незаметной
снизу глубокой расселине в боку скального склона. Оттуда она  постепенно
поднималась, извиваясь туда-сюда, все выше и  выше,  пока  не  показался
край ущелья. Эта тропа была очень похожа на дорогу к пещере, где держали
заложников, - труднопроходимая, каменистая и  узкая,  но  гораздо  менее
крутая. Харпириас преодолевал ее с гораздо меньшим  трудом,  хотя  снег,
выпавший за несколько дней до этого и еще не  растаявший,  делал  подъем
весьма опасным. Охотничья экспедиция  состояла  из  двенадцати  человек.
Тойкелла шагал во главе, рядом с ним шел  верховный  жрец  Манкхелм,  за
ними  следовали  шесть  крепких  отиноров,   которые   несли   охотничье
снаряжение и какие-то святые реликвии в раскрашенном  деревянном  ящике.
Харпириас взял с собой Коринаама  в  качестве  переводчика,  и  еще  ему
разрешили взять двух скандаров якобы в качестве носильщиков, хотя  нести
им было нечего.
   Эта часть ущелья была выше и более изрезанной, чем та, где  Харпириас
побывал раньше.
   Она не оканчивалась широкой и плоской  вершиной,  а  вела  дальше,  к
более высоким гребням, тянущимся все глубже на  север,  -  что-то  вроде
изрезанного наклонного плато, несомненно служившего  пастбищем  для  тех
животных, на которых король отправился поохотиться.
   Они надолго задержались в том  месте,  где  собственно  стена  ущелья
перестала подниматься вертикально вверх и образовывала ровную  площадку,
прежде чем уступами снова начать подъем к северу. Отсюда еще можно  было
разглядеть поселение - еле различимое далеко внизу.
   Здесь король сбросил все  свои  одежды  -  очевидно,  его  нимало  не
беспокоил холод. Он стоял и молча смотрел вдаль, пока Манкхелм  выполнял
долгую череду ритуальных действий.
   Жрец торжественно раскладывал на земле узоры из сучков, клочков сухой
травы и обрывков раскрашенной кожи, потом поджег их; затем соорудил  три
маленькие пирамидки из камней и бормотал в  них  какие-то  слова;  потом
открыл кувшин с пивом или каким-то более крепким напитком и побрызгал во
все четыре стороны света.
   Вершиной всего ритуала стал тот момент,  когда  один  из  носильщиков
развязал толстый кожаный ремень, стягивавший меховое одеяло, и достал из
него поразительно длинное и тяжелое копье, наконечником которого  служил
большой треугольник из  какого-то  напоминающего  стекло  белого  камня,
отточенный до остроты бритвы. Он подал это громадное оружие Манкхелму, а
тот торжественно  поднял  его  двумя  руками  и  передал  Тойкелле.  Под
изумленным взором Харпириаса  обнаженный  король  высоко  поднял  мощное
копье над головой, три раза грозно  потряс  им,  словно  желая  напугать
богов, издал долгий раскатистый боевой клич, отразившийся  от  гор  эхом
такой силы, что Харпириас испугался: ему показалось, что сейчас валуны и
целые утесы обрушатся вокруг них.
   И  это  Маджипур,  подумал  Харпириас,  тринадцатый   год   правления
понтифекса Тагина Гавада!
   Эхо боевого клича Тойкеллы замерло вдали.
   Король  снова  оделся;  носильщики  подняли  церемониальное  копье  и
вернули его в меховой чехол; верховный жрец Манкхелм ногой развалил свои
пирамидки и затоптал  обугленные  остатки  сучьев  и  травы.  Ритуальные
действия были закончены. Казалось, теперь отиноры  были  готовы  перейти
непосредственно к королевской охоте.
   - Посмотрите туда, - произнес Эскенацо Марабауд.
   Скандар указывал на дальний высокий гребень скалы. Харпириас заслонил
глаза от сверкающего неба, но его зрение было не  столь  острым,  как  у
Эскенацо Марабауда, и он не смог разглядеть там ничего необычного.
   Однако король Тойкелла, который тоже проследил взглядом за  вытянутой
рукой скандара, очевидно, что-то увидел. Он застыл в странно неподвижной
позе, широко расставив ноги,  откинув  назад  голову,  весь  напрягся  и
сосредоточенно  разглядывал  гребень.  Через  мгновение  из  его  глотки
вырвался сдавленный вопль ярости.
   - Что ты увидел? - спросил Харпириас Эскенацо Марабауда.
   - Люди. Передвигаются там, на самой вершине.
   - Я их не вижу.
   - Присмотритесь получше, принц. Вон там, спускаются с того гребня.
   Харпириас   вгляделся   вдаль.   Но   увидел   только   беспорядочное
нагромождение скал. Он искоса взглянул на Коринаама. Метаморф смотрел на
высокий гребень с тем  же  пристальным  напряжением,  что  и  король,  и
дрожал. Его ладони были крепко сплетены за спиной, а  руки  от  плеч  до
запястий извивались и трепетали, словно пара возбужденных змей.
   Тут наконец Харпириас разглядел  то,  что  видели  остальные:  темную
шеренгу из восьми или десяти  миниатюрных  фигурок,  которые  появлялись
словно злые гномы из потайных расщелин и скальных трещин у самого гребня
и ползли к чему-то вроде  естественного  амфитеатра  чуть  пониже  самой
высокой точки. Там их было легче различить. Длиннорукие, стройные, почти
паукообразные по своей конституции - совершенно  внешне  не  похожие  на
коренастых отиноров.
   Тойкелла потряс в их сторону сжатыми кулаками и что-то прорычал.
   - Что он говорит? - спросил Харпириас у Коринаама.
   - Он говорит: "Враги.., враги..."
   - Это они сбрасывали убитых хайбараков в деревню, как ты считаешь?
   - Возможно, - ответил метаморф. -  Откуда  мне  знать?  -  Его  голос
звучал слабо и отрешенно, он не отрывал глаз от фигурок наверху. Руки он
продолжал держать крепко сжатыми за спиной и не переставал дрожать.
   Тут разъяренный король вышел из своего оцепенения. Жестом  позвав  за
собой других отиноров, он ринулся на дикую крутизну и начал  карабкаться
вверх. Тропы больше не было,  только  широкий  крутой  склон,  усыпанный
скалами, булыжниками да редкими валунами.
   Тойкелла  подпрыгивал,  цеплялся,  карабкался,  скользил   вверх   по
неглубоким выемкам в скале, часто снова скатывался вниз, он двигался как
человек, одержимый  злыми  духами.  Казалось,  он  хочет  голыми  руками
схватить вторгнувшихся чужаков и швырнуть их вниз  с  горы.  Манкхелм  и
носильщики взбирались следом за ним, почти не отставая.
   У Харпириаса не было другого выхода, как  только  взбираться  в  гору
вместе с ними. Неразумно отрываться от  королевской  экспедиции  в  этих
горах.
   Поднявшись на сотню шагов вверх, он оглянулся и увидел, что  Коринаам
не последовал за ним. Метаморф все еще неподвижно  стоял  внизу,  словно
погрузившись в транс, и смотрел на фигурки на далеком гребне скалы.
   Харпириас сердито окликнул его:
   - Коринаам? Коринаам! Не отставай от меня!
   - Да... Иду.., иду..
   Харпириас подождал, пока он его догонит.
   Скандары их уже опередили.
   Отсюда ему уже лучше были видны те, кто находился наверху. Теперь они
выстроились в шеренгу вдоль гребня  и  принялись  беспорядочно  плясать,
мотая головой из стороны в сторону, размахивая длинными тонкими  руками,
высоко  подбрасывая  колени:  лихорадочный   дьявольский   танец,   явно
выражающий  презрение  и   насмешку.   Они   бросали   Тойкелле   вызов,
подзадоривая его подняться и достать их.
   Но у Тойкеллы не было никаких шансов до  них  добраться.  Взобравшись
немного выше, Харпириас увидел, что их кряж отделяет от  более  высокого
гребня незаметная прежде трещина с отвесными стенами. Тойкелла со своими
людьми поднялся до нее и ринулся было внутрь, но по виду  этого  крутого
склона  можно  было  предположить,  что  потребуется  весь  день,  чтобы
спуститься с одной стороны и подняться по противоположному  склону  этой
расселины.
   Вряд ли добыча станет их дожидаться.
   И действительно, отиноры уже возвращались.
   Мрачные и усталые, они медленно появлялись из расселины.
   Харпириас снова взглянул вверх, в сторону танцоров. Они исчезли,  как
ему  сперва  показалось;  но   потом   он   заметил   их   левее,   ясно
вырисовывающимися на фоне яркого неба: они уходили прочь, пробираясь  по
острому гребню скалы.
   Но что это? Он был уверен, что они бегут на всех четырех  ногах,  как
волки. И все же всего несколько секунд назад очертания их тел  выглядели
несомненно человеческими.
   Шайка метаморфов? Здесь?
   - Что скажешь, Коринаам? Это кто-то из вашего народа? Неужели в  этих
горах могут обитать пиуривары?
   Но Коринаам лишь пожал плечами, покачал головой и ничего не  ответил.
В данный момент ему явно было глубоко наплевать на происхождение бегущих
по гребню существ. Он выглядел совершенно измотанным этим подъемом. Взор
его затуманился, узкие плечи сгорбились, он  Дышал  короткими,  хриплыми
всхлипами.
   В следующие несколько часов таинственные высокогорные создания больше
не показывались. Они  появились,  исполнили  свой  насмешливый  танец  и
исчезли. Но этот странный эпизод  бросил  длинную  тень  на  королевскую
охоту, и тень эта омрачила весь  остаток  дня.  Тойкелла  шагал  вперед,
храня ледяное  молчание,  взбирался  на  один  гребень  и  спускался  со
следующего, погруженный в свои  мрачные,  сердитые  раздумья.  Остальные
отиноры тоже не произносили ни слова. Харпириас тащился вслед за ними  в
сопровождении Коринаама и скандаров, не понимая, что происходит.
   На плоских участках между вершинами гор можно было видеть животных  -
черных, лохматых, с виду очень  крупных,  которые  медленно  бродили  по
каменистым равнинам и  пощипывали  редкие  клочки  жесткой  серо-зеленой
травы. Хайбараки? Коринаам не был в этом уверен, а  отиноры  по-прежнему
оставались мрачными  и  необщительными.  В  любом  случае  эти  животные
находились вне пределов их досягаемости и  отходили  еще  дальше,  когда
Тойкелла к ним приближался.
   По мере того как день клонился к вечеру, воздух становился  холоднее,
теперь он был  по-настоящему  морозным.  Унылая  высокогорная  местность
выглядела серой и безрадостной.
   Харпириас чувствовал, как с каждым часом настроение его  падает.  Это
совсем не напоминало ту  охоту,  на  которую  он  ходил,  когда  жил  на
Замковой горе. То был радостный спорт, а сейчас он участвовал в унылом и
тоскливом походе.
   Начинало казаться, что священная  охота  может  продлиться  несколько
дней, возможно даже больше. Поистине мрачная перспектива.
   К вечеру, однако, какое-то неосторожное животное неожиданно выскочило
из прохода между двумя вертикальными плитами розового камня и  врезалось
прямо в середину отряда охотников. Это был неряшливого вида серый  зверь
скромных размеров, с большой головой, худой,  с  неприятными  изогнутыми
когтями и большой слюнявой пастью. Он походил на пожирателя падали. Один
из слуг короля принялся размахивать своей палкой, словно хотел  отогнать
в сторону стервятника, но Тойкелла издал громкий яростный вопль и быстро
шагнул вперед.
   Поймав на лету  палку  и  вырвав  ее  из  руки  слуги,  король  грубо
оттолкнул его прочь с дороги. Затем вытащил короткий меч, привязанный  к
веревке на его талии, и воткнул его в живот ошалевшему зверю.
   Раненое животное попятилось, поднимаясь на задние лапы  и  безуспешно
пытаясь достать Тойкеллу своими  изогнутыми  когтями.  Король  небрежным
движением отбросил в сторону переднюю лапу  зверя  и  снова  ударил  его
мечом, затем в третий раз; животное  издало  тихий  булькающий  вздох  и
повалилось на бок. Потоки зеленовато-красной крови фонтаном  хлынули  из
ран.
   Король коротко  бросил  несколько  слов  Манкхелму.  Жрец  немедленно
вытащил черную  кожаную  флягу  из  коробки  со  священными  предметами,
подставил  ее  под  льющуюся  толчками  кровь  и  держал,  пока  она  не
наполнилась. Манкхелм передал ее королю; потом, опустившись  на  колени,
начал свежевать умирающее животное, несмотря на то что  оно  еще  слегка
шевелилось.
   - Что происходит? - тихо спросил Харпириас у Коринаама.
   - Я не вполне уверен. Но это явно какое-то ритуальное убийство.
   - Разве король не предполагал охотиться на хайбараков?
   - Вероятно, он решил, что сойдет и это животное.
   И действительно, по-видимому, так оно и  было.  Теперь  жрец  обнажил
плоть зверя - он наконец издох - и с ловкостью человека, который  привык
готовить жертвоприношения, разрезал тушу на куски, откладывая в  сторону
мясо с бедер, рядом с ним сердце, а некоторые другие внутренние органы -
отдельно. Харпириас поневоле восхищался умением Манкхелма  обращаться  с
добычей. Когда дело было сделано, жрец поднялся и набросил  сырую  шкуру
зверя на широкие плечи Тойкеллы, скрепив ее кожаным  ремешком,  расшитым
бусами, который завязал вокруг шеи короля.  Голова  зверя  болталась  за
спиной короля, остекленевшие мертвые глаза уставились вдаль.
   То, что последовало дальше, шокировало даже столь опытного в кровавых
охотничьих забавах человека, как Харпириас.  Тойкелла  поднял  в  воздух
черную кожаную флягу с  кровью,  торжественным  жестом  протянув  ее  по
очереди во все четыре стороны небесной сферы; а потом четырьмя или пятью
глотками выпил содержимое. Далее он опустился на колени и стал  пожирать
красное, дымящееся сердце. Какой-то кусок,  очевидно  печень,  он  подал
Манкхелму; тот съел часть  ее  и  положил  остаток  на  плоский  камень,
выбранный в качестве алтаря. Остальное  мясо  король  разделил  и  подал
окровавленные куски каждому из своих людей; затем повернулся с одним  из
кусков к Харпириасу.
   Харпириас тупо уставился на него.
   - Возьмите, - прошептал Коринаам. - Съешьте его.
   - Но оно же сырое!
   Метаморф гневно посмотрел на Харпириаса.
   - Вас приглашают принять участие в одном из самых священных  ритуалов
этого народа.
   Возможно, в самом священном.  Король  оказывает  вам  большую  честь.
Возьмите. И съешьте.
   Харпириас угрюмо кивнул в ответ.
   "Тембидат, - подумал он, - за это ты мне дорого заплатишь!"
   Мясо оказалось жестким и жилистым и отдавало мертвечиной.  Харпириас,
давясь, кое-как проглотил его, хотя его чуть было тут  же  не  стошнило.
Тойкелла с явным удовлетворением наблюдал, как  Харпириас  ест  мясо,  а
когда тот закончил, крепко хлопнул его ладонью ме