жду лопатками.
   Остальным людям Харпириаса посчастливилось избежать чести разделить с
королем священное мясо. Никто из них, по-видимому, об этом не сожалел.
   После началось пение и ритуальное сожжение  несъеденных  частей  тела
животного. Остаток туши просто  сбросили  в  ближайшую  пропасть.  Затем
король коротко  бросил  что-то  своим  людям,  и  те  тотчас  же  начали
упаковывать и увязывать охотничьи принадлежности.
   - И это все? - удивился Харпириас. - Охота окончена?
   - Так объявил король, - сказал метаморф. - Он не собирается  гоняться
за хайбараком. Это  животное  было  решено  сделать  официальным  летним
жертвоприношением, и на этот год охота закончена.
   - Он расстроен из-за тех людей, которые плясали на гребне скалы,  да?
Поэтому он все так резко оборвал.
   - Весьма вероятно.
   - Кто это был, Коринаам? Что это за люди?
   - Не имею понятия, - сдержанно ответил метаморф. Он  отвел  взгляд  в
сторону. Казалось, этот вопрос ему неприятен. - Ну вот, по-видимому,  мы
уже готовы снова тронуться в путь. Теперь мы возвращаемся в деревню.
   - Сейчас? Но уже темнеет!
   - Тем не менее мы уходим.
   В этом не было никаких сомнений. Высокая фигура Тойкеллы, все  еще  в
окровавленной накидке из шкуры животного, уже удалилась на  значительное
расстояние, направляясь обратно к  тому  месту,  где  начиналась  тропа,
ведущая вниз, в поселение. У Харпириаса не  оставалось  другого  выхода,
кроме как идти вместе с остальными, хотя темнота  быстро  надвигалась  и
ему  казалось  крайне  опасным  пытаться  спуститься  по   обледеневшей,
усыпанной камнями тропе ночью. Доберутся ли они вообще до тропы до того,
как полностью стемнеет? Или им придется брести, спотыкаясь, по неровной,
опасной почве этого плато, не видя, куда они идут?
   Он поспешил догнать быстро шагающих отиноров.
   Никто не сказал ни единого слова во время спуска.  Настроение  короля
было столь мрачным, что люди опасались к нему приближаться.
   Вне всяких сомнений, эту охоту никак  нельзя  было  считать  удачной,
даже если Тойкелла предпочел объявить ее таковой.
   Спуск при свете только одного  тонкого  месяца  проходил  медленно  и
трудно.  Тропу  почти  невозможно  было   разглядеть;   наверное,   лишь
руководствуясь  инстинктом,  Тойкелла  из  множества  вариантов  выбирал
нужное направление.
   Где-то около полуночи холодный, резкий ветер,  слетающий  порывами  с
вершин гор, начал дуть им в спины. Харпириас с ужасом подумал,  что  эти
яростные шквалы сметут их с тропы и сбросят вниз со склона,  и  их  тела
рухнут  на  площадь,  как  тела  убитых  хайбараков.   Он   содрогнулся,
постарался взять себя в руки  и  начал  с  преувеличенной  осторожностью
переставлять ноги.
   Уже рассвело, когда они добрались до дна  ущелья.  Измученный  ночным
походом, Харпириас пошел прямо в свою комнату и зарылся в груду мехов.
   Устроившись там,  он  вновь  принялся  гадать,  что  же  за  создания
дразнили их и насмехались над королем отиноров с того высокого кряжа.
   Несомненно, это были те же самые существа, которые убили  королевских
животных и сбросили их туши на дно ущелья. Здесь происходит нечто  очень
странное. Но что именно? Что?
   Ответить  он  не  мог.  Какие  бы   загадочные   события   здесь   ни
разворачивались, у него не было способа проникнуть в их тайну.
   Даже под мехами  Харпириас  не  переставал  дрожать.  Утренние  звуки
пробуждающейся жизни смутно доносились до него сквозь ледяные стены дома
для гостей. Но ни холод, ни этот шум не могли долго мешать  ему.  Теперь
им руководила усталость. Он подтянул колени к груди, крепко зажмурился и
через несколько секунд провалился в глубокий сон.

12

   Сразу же по возвращении с высокогорья Харпириас поставил себе  задачу
научиться говорить по-отинорски. Слишком много событий,  смысла  которых
он не понимал,  происходило  вокруг,  а  единственный  имеющийся  в  его
распоряжении  переводчик  оказался  ненадежным.  Ему  необходимо  самому
овладеть этим языком.
   Прежде он никогда  не  задумывался  над  проблемой  изучения  другого
языка. За исключением этой  горной  страны,  на  всей  планете  понимали
маджипурскую речь, и принцу с Замковой горы ни к чему было брать на себя
труд знакомиться с языками, на  которых  общались  между  собой  врууны,
скандары,  лиимены   или   представители   любых   других   национальных
меньшинств, обитающих на планете.
   Ивла Йевикеник изо всех сил старалась ему помочь. Для  нее  это  было
игрой, еще одной забавой, которую они могли делить друг с  другом  между
любовными  играми.   Она   по-детски   приходила   в   восторг   от   их
лингвистических занятий. Пусть у нее тело женщины, думал Харпириас, но в
действительности она всего лишь девчонка,  и  к  тому  же  до  крайности
простодушная.
   Возможно, он кажется ей какой-то занимательной куклой  в  натуральную
величину, которую ее отец пожелал  ей  подарить.  А  научить  Харпириаса
говорить по-отинорски - всего лишь еще одна разновидность  игры  с  этой
новой куклой.
   Поначалу дело двигалось медленно. Харпириасу  довольно  легко  дались
несколько элементарных слов: "рука", "глаз", "рот"  и  другие  столь  же
очевидные существительные,  обозначающие  предметы  и  понятия,  которые
можно показать и назвать. Но ему было трудно продвинуться дальше. Однако
через какое-то время хаос в его голове начал  приобретать  логичность  и
упорядоченность; а потом, к его удивлению и удовольствию, Харпириас стал
быстро осваивать основные элементы языка.
   Но даже после этого грамматика оставалась для него  загадкой,  а  его
произношение многих слов было до сих пор так далеко от совершенства, что
девушка хохотала до  судорог.  Все  же  он  накопил  достаточно  большой
словарный запас, так что вскоре уже мог разговаривать с ней, если  можно
так  выразиться,  при  помощи  смеси  из  искаженных   слов,   усиленной
жестикуляции И сложной пантомимы.
   Снова он рассказывал ей о Маджипуре, о его славе  и  великолепии.  На
этот раз Ивла Йевикеник, казалось, поняла намного больше.  Она  замирала
от восторга, когда он описывал ей мир, лежащий за ледяным  барьером.  Ее
глаза широко раскрывались от изумления - и, возможно, недоверия, - когда
он рассказывал ей о Замковой горе и ее  Пятидесяти  Городах,  о  Большом
Морпине с его зеркальными ледяными спусками и колесницами, о Халанксе  и
его обширных поместьях, о Норморке  и  его  великой  каменной  стене,  и
мощных вратах Деккерета, и о возвышающемся над  всем  остальным  древнем
Замке  лорда  Амбинола  со  всеми  его  бесчисленными  тысячами  комнат,
раскинувшемся словно гигантский многорукий спрут на вершине Горы.
   Он рассказал ей о величайшей реке Зимр,  не  уступающей  по  размерам
океану, и неисчислимых городах  на  ее  берегах  -  Белке,  Кларисканзе,
Гуркейне, Семироде, Импемонде, Большом Хаунфорте  и  всех  остальных,  а
также о том месте, где Зимр сливается со  своей  рекой-сестрой  Стейч  и
образует  огромное  Внутреннее  море,  на  неоглядных  берегах  которого
построен город белых башен - Ни-мойя.
   Произнося названия этих мест, Харпириас почувствовал прилив тоски  по
дому, даже называя те города, которых никогда не видел,  даже  говоря  о
Ни-мойе, которую прежде ненавидел.
   Потому что все они были Маджипуром, бывал ли он в них или  нет;  а  в
этих голых и пустынных ледяных краях он чувствовал  себя  беспомощным  и
отрезанным от того Маджипура, который знал, как бы он ни пытался убедить
себя, что это тоже Маджипур.
   Он долго рассказывал ей  о  Маджипуре,  после  чего  им  стало  легче
говорить друг с другом, а после спросил ее о тех существах, которых  они
видели на высоком гребне, и о причине столь гневной реакции ее  отца  на
их презрительные позы и пляски.
   - Кто они? - спросил Харпириас - Ты знаешь?
   - Они дьяволы. Дикие люди. Живут у Замерзшего моря.
   То, о чем она говорила,  находилось  на  самой  северной  оконечности
Граничья Кинтора, почти на  полюсе  планеты.  Крайний  предел  мира,  за
которым начиналось ничто.  Место,  где,  если  верить  мифам  и  древним
представлениям географов, сам океан превращался в слой вечного  льда,  а
человек не мог выжить.
   - Что за люди, Ивла Йевикеник? Они выглядят так же, как мы?
   - Нет.
   - А как?
   Она подыскивала слова и  не  смогла  найти  нужных,  и  тогда  начала
двигаться по комнате как-то странно,  боком,  сгорбив  сведенные  вперед
плечи, ее руки  болтались  у  туловища,  словно  лишенные  силы.  Сперва
Харпириас был  озадачен,  но  постепенно  с  изумлением  понял,  что  ее
пантомима - это  имитация  Коринаама,  его  щуплой  фигуры,  его  манеры
ходить.
   Харпириас указал в сторону комнаты,  следующей  по  коридору  за  его
комнатой, где жил Коринаам.
   - Ты хочешь сказать, что они метаморфы? - И он тоже изобразил повадки
Коринаама.
   - Да. Да. Метаморфы. - Ивла Йевикеник улыбнулась ему  и  захлопала  в
ладоши, радуясь, что так удачно ответила на его вопрос.
   Метаморфы! Значит, это правда! Как он и подозревал.
   Или он сам подсказал ей этот ответ? Может быть,  она  просто  говорит
ему то, что он, по ее мнению, желал бы услышать?
   Может быть. Но у Харпириаса было  такое  ощущение,  что  ее  сведения
точны. Те создания в горах во время танца были похожи на людей; но когда
они после убегали, то передвигались на четвереньках - а это не под  силу
ни одному человеку. Единственным разумным объяснением,  которое  он  мог
придумать, было то, что они изменили форму тела.
   А Коринаам, который отвечал так  уклончиво,  когда  Харпириас  дважды
пытался вытянуть из него, что он о них думает, - он, должно быть,  сразу
узнал, что люди с гор - его дальние сородичи, некая разновидность  диких
северных метаморфов.  И  по  каким-то  своим  причинам  не  захотел  это
подтвердить.
   Что делать племени диких метаморфов на берегах Замерзшего моря?
   Харпириас  знал,  что  в   прежние   времена,   до   прилета   первых
людей-поселенцев,  тысячи  лет  назад,  пиуривары  жили  в  любом  месте
гигантской  планеты,  где  только  пожелают.  Их  столица  находилась  в
Велализиере, в центральной части  юга  Алханроэля,  и  его  производящие
ошеломляющее впечатление каменные развалины все еще сохранились, их  мог
увидеть  любой.  Существовали  и  другие  поселения   метаморфов,   ныне
бесследно исчезнувшие, на противоположной стороне от Внутреннего моря, в
лесах Зимроэля и даже в пустынях изолированного континента Сувраэль.  Но
к чему им было забираться в ледяные  северные  земли?  До  сих  пор  все
думали, что народ метаморфов предпочитает теплый климат.
   Харпириас снова вспомнил легенду о сотворении мира, которую рассказал
ему Коринаам во время их путешествия из Ни-мойи - ту, в которой огромная
зверюга в одиночестве бродила в горах севера, единственная обитательница
на всей  планете,  и  породила  первых  пиуриваров,  собственным  языком
вырезав их из льда.
   Из этой сказки Харпириас узнал, что пиуривары  считали  эти  холодные
северные  края  своим  самым  древним  домом,  из  которого  они  начали
мигрировать и постепенно расселились по всему Маджипуру.
   Были ли эти дикие дьяволы  льдов  последними  остатками  тех  древних
метаморфов,  все  еще  кочующими  по  изрезанным,   истерзанным   скалам
территории далеких предков их расы?
   Наверное, нет, решил Харпириас. Более вероятно, что  миф  о  северном
происхождении был всего  лишь  мифом  и  это  какая-то  забытая  группа,
которая во время завоевания Маджипура людьми убежала на крайний север  в
поисках убежища. Просто они с тех пор остались в этих удаленных районах,
и об их существовании не знали даже их сородичи метаморфы. Так  же,  как
все эти столетия отиноры без помех жили затворниками в своем  окруженном
горами убежище.
   - Расскажи мне побольше, - попросил он девушку. - Все, что  знаешь  о
них.
   Но она могла рассказать немного. Медленно, собрав все свое  терпение,
он вытянул из нее все, что она знала.
   - Они - эйлилилалы, - сказала она.
   Он предположил,  что  так  их  называют  отиноры;  а  секунду  спустя
Харпириас вспомнил, именно это слово в ярости  кричал  Тойкелла,  и  это
слово Коринаам перевел "враги.., враги".
   Возможно, это слово имеет два  значения  на  языке  отиноров,  второе
значение служило названием ненавистного племени метаморфов, обитающего в
горах; но Коринаам этого знать не мог.
   Ивла Йевикеник рассказала ему, что эйлилилалы периодически спускаются
со своих бесплодных, негостеприимных высот и всячески  вредят  отинорам,
воруют их запасы сушеного мяса и совершают набеги на загоны для скота.
   В прошлые годы между отинорами и эйлилилалами шла большая война, даже
сейчас отиноры обычно без  предупреждения  убивали  при  встрече  любого
эйлилилала.
   А теперь эйлилилалы вернулись  на  земли  отиноров.  По  словам  Ивлы
Йевикеник, это они недавно стали убивать священных хайбараков и  в  знак
насмешки сбрасывали их туши вниз.
   Никто  не  знал  почему.  Возможно,  это  начало  новой  войны  между
племенами. Короля это  очень  встревожило,  и  его  беспокойство  сильно
возросло после появления группы эйлилилалов на горных пастбищах во время
королевской охоты - что является плохим предзнаменованием. Вот почему он
приказал прекратить охоту, как только смог добыть хотя бы одного зверя.
   Больше девушка не смогла ничего рассказать.
   Но она  дала  ему  для  начала  кое-что.  Харпириас  был  ей  за  это
благодарен и сказал ей об этом, насколько хватило его познаний в языке.
   Ивла Йевикеник, похоже, поняла и была очень довольна.
   Харпириас понял, что ему начинает очень нравиться Ивла Йевикеник, что
он благодарен обстоятельствам, которые толкнули их  друг  к  другу.  Она
оказалась не только горячей и страстной любовницей, но и  добросердечной
и дружелюбной - единственный островок тепла, который он  нашел  на  этой
суровой земле.
   Снаружи яростный  ветер  ревел  над  открытой  деревенской  площадью.
Харпириас содрогнулся. Еще одна чудесная летняя ночь среди отиноров.
   Он любовно провел кончиками пальцев по контурам щек  девушки  и  даже
рискнул задержать палец на мгновение на украшении в виде осколка кости в
ее верхней губе. Она вздохнула и  покрепче  прижалась  к  нему.  Лизнула
кончики его пальцев; слегка прикусила его подбородок; потом схватила  за
оба запястья и сжала их с поразительной силой.
   Харпириас представил себе,  как  в  один  прекрасный  день  он  будет
рассказывать короналю:
   "Как ни странно это звучит, я счел  необходимым  в  целях  дипломатии
стать  любовником  дочери  короля  Тойкеллы.   Однако   оказалось,   что
дикарка-принцесса  молода  и  красива  и,  кроме   того,   страстная   и
раскованная партнерша в постели, весьма  сведущая  в  странных  любовных
обычаях своего народа..."
   О, да. Его светлости безусловно понравится эта часть повествования.
   Оставалось только решить один маленький вопрос: как выбраться  отсюда
и попасть обратно на Замковую гору.

13

   Утром, когда  Ивла  Йевикеник  завернулась  в  меха  и  покинула  его
комнату,  Харпириас  пошел  искать  Коринаама.   Ему   хотелось   задать
переводчику несколько вопросов относительно их встречи с  метаморфами  в
горах. Но Коринаама нигде не было.
   - Когда ты видел его в последний раз? -  спросил  Харпириас  Эскенацо
Марабауда.
   - Вчера вечером, примерно в то время, когда  к  нам  в  дом  принесли
ужин, - ответил капитан скандаров.
   - Он тебе что-нибудь говорил?
   - Ничего, совершенно ничего. Секунду смотрел на  меня  своим  обычным
тусклым взглядом, как это у них водится, - ну, вы знаете, что я  имею  в
виду. А потом просто зашагал прочь по коридору и исчез в своей комнате.
   Но гэйрог Мизгуун Тройзт, который не нуждался во сне, потому  что  не
настало еще время его зимней  спячки,  смог  рассказать  больше.  Поздно
ночью Мизгуун Тройзт пошел из деревни туда, где  они  оставили  экипажи,
чтобы смазать маслом винты для защиты их от холода  и  выполнить  другие
работы по техническому обслуживанию; возвращаясь в темноте  перед  самым
рассветом, он заметил метаморфа, в одиночку шагавшего через  деревенскую
площадь и направлявшегося к проходу позади королевского дворца.
   Мизгуун  Тройзт  секунду-другую  наблюдал   за   ним   из   праздного
любопытства и видел, как Коринаам обогнул дворец  с  дальней  стороны  и
растаял во тьме. Потом Мизгуун Тройзт  вернулся  в  свою  комнату  ждать
наступления дня - в конце концов,  его  не  касалось,  что  там  задумал
метаморф. И очевидно, это был последний раз, когда он или кто-то  другой
видел Коринаама.
   Что находится позади королевского дворца?
   Конечно, начало тропы, ведущей вверх по стене  ущелья  в  королевский
охотничий заповедник.
   Так вот оно что! Харпириасу моментально все стало ясно. Должно  быть,
Коринаам пошел в горы устанавливать контакты с только что  обнаруженными
братьями-метаморфами.
   Это  нарушало  все  планы  Харпириаса  и  приводило  его  в   ярость.
Переговоры с королем Тойкеллой еще  даже  не  начинались  по-настоящему,
хотя прошло уже столько времени. В  последние  дни  король  был  слишком
занят появлением на его территории  эйлилилалов,  чтобы  отвлекаться  на
дискуссии с Харпириасом.
   А теперь еще его официальный переводчик и проводник радостно  убегает
зачем-то в горы без разрешения и даже без всякого "с вашего позволения".
Как долго он собирается отсутствовать?  Три  дня?  Пять?  Что,  если  он
вообще не вернется, погибнет там, наверху, не  выдержав  путешествия  по
обледеневшей тропе или став жертвой непредсказуемой  враждебности  своих
сородичей?
   Как же ему тогда без переводчика удастся выработать условия  договора
с отинорами и освободить заложников? И  следовало  учитывать  еще  более
важный момент. Каким образом, думал Харпириас, он и его  солдаты  найдут
обратную дорогу к цивилизации без помощи метаморфа?
   Он кипел от ярости. И ничего не  мог  поделать  -  оставалось  только
ждать.
   Прошло три дня; гнев  и  нетерпение  Харпириаса  росли.  Единственное
утешение он находил в Ивле Йевикеник  и  в  темном  горьком  деревенском
пиве. Но  он  не  мог  заниматься  любовью  бесконечно  и  не  мог  пить
бесконечно, и в конце концов даже эти полумеры  перестали  оказывать  на
него действие. От его спутников тоже было мало толку.  В  конце  концов,
они были простыми солдатами, а он - принцем с Горы, и  кроме  того,  они
были скандарами и гэйрогами.
   Дружба между ними исключалась. В сущности, он  был  здесь  совершенно
одинок.
   Харпириас беспокойно бродил по деревне, отчаянно стараясь успокоиться
и прийти в себя.
   Никто  ему  не  преграждал  путь,  он  ходил   повсюду   где   только
заблагорассудится. Или  почти  повсюду:  очевидно,  ему  не  разрешалось
навещать заложников в их пещере, так как однажды утром, когда он заметил
цепочку носильщиков с едой, которые,  как  и  каждый  день,  направились
туда, он попытался присоединиться  к  ним,  но  его  решительно  вернули
назад. В остальном же отиноры не ограничивали его передвижений.
   Харпириас без помех осмотрел плоский алтарный камень в центре площади
и увидел, что  его  поверхность  испещрена  почти  стертыми  непонятными
знаками и покрыта пятнами засохшей крови от прежних жертвоприношений. Он
заглядывал в темные, затхлые ледяные пещеры, где хранились  запасы  еды,
корни, зерно и ягоды, которые обитатели этой нищей  страны  собирали  во
время летних заготовок и запасали на суровую  зиму,  которая  уже  скоро
должна была наступить. Открыл кожаную дверь низкого ледяного строения  в
форме купола, которого  раньше  не  заметил,  и  оказался  в  помещении,
заполненном  маленькими,  рычащими  животными,   привязанными   кожаными
ремнями. Войдя в другое строение, он наткнулся на семерых или  восьмерых
полногрудых, пузатых женщин из королевского гарема, лежащих  обнаженными
на пухлых грудах меха и курящих длинные узкие  костяные  трубки.  Воздух
здесь был спертым, пахло потом, какими-то резкими духами и  той