в глубину рынка. Престимион и Септах Мелайн последовали за ними, туда, где разместились продавцы разного рода приспособлений для предсказания будущего. Некоторые из этих приспособлений были знакомы Престимиону со времени обучения в Триггойне. Это искрящееся вещество в маленьких полотняных пакетиках - пыль земзем, ею посыпают тех, кто серьезно болен, чтобы узнать, как будет развиваться болезнь. Ее привозят из Велализиера, разрушенной, населенной призраками столицы древних метаморфов. Маленькие, словно пригоревшие булочки - пирожки рукка, способные влиять на любовные дела. А это слизистое вещество - грязь с плавучего острова Мазулинд, оно может оказывать содействие в торговых операциях. Вот порошок делем-алоэ, который определяет дни, когда женщина наиболее готова к оплодотворению, он тогда ложится вокруг их грудей тонкими красными кругами. А это любопытное устройство...

***

     - Оно не представляет для вас никакой ценности, милорд, - внезапно произнес кто-то слева от него, низким, звучным голосом, донесшимся до Престимиона откуда-то сверху - Не стоит даже обращать на него ваше внимание.
     Престимион держал в тот момент маленький механизм в форме магического квадрата, который, если попадал в руки знатока, мог дать ответ на любой вопрос в виде чисел, требовавших расшифровки. Он машинально взял его со стойки, но, услышав неожиданный комментарий незнакомца, бросил, словно обжегшись о горячий уголь, и поднял взгляд на заговорившего с ним.
     Это был еще один представитель рода су-сухирисов: огромный субъект с кожей цвета слоновой кости, одетый в простые черные одежды, подпоясанные красным кушаком. Его левая голова с высоким лбом спокойно и бесстрастно смотрела сверху вниз на Престимиона, а правая устремила взгляд куда-то в другую сторону.
     Престимион немедленно ощутил внутренний дискомфорт и неприязнь.
     Эти высокие двухголовые существа выглядели столь странно, от них веяло таким ледяным холодом, что трудно было чувствовать себя с ними свободно. Гораздо легче было привыкнуть к присутствию крупных, мохнатых, четвероруких скандаров, или крохотных вруунов с их многочисленными щупальцами, или даже похожих на рептилий гэйрогов, огромное число которых осело на другом континенте. Инопланетяне, подобные скандарам, вруунам и гэйрогам, были не более человекоподобными, чем народ су-сухирисов, но у них, по крайней мере, было по одной голове.
     Кроме того, у Престимиона были собственные причины для антипатии к расе су-сухирисов. Именно Санибак-Тастимун, личный маг Корсибара, своими лживыми обещаниями блистательного успеха настойчивее всех подталкивал беспомощного и глупого принца к обреченному на провал захвату власти. Именно при помощи заклинаний Санибак-Тастимуна войска Корсибара так долго побеждали в гражданской войне. И в самые последние мгновения войны, когда для узурпатора все было уже кончено, именно Санибак-Тастимун убил Корсибара, который в отчаянии бросился на коварного мага, а заодно и сестру Корсибара Тизмет, в ярости пытавшуюся отомстить за смерть брата.
     Но Санибак-Тастимун погиб несколько мгновений спустя от руки Септаха Мелайна, и сам факт его существования, вместе со многими другими, был стерт чародеями из памяти всей планеты, как и воспоминания о гражданской войне. Но этот су-сухирис, кем бы он ни был, не имел отношения к тем событиям, и едва ли его можно винить в грехах соплеменника. А су-сухирисы, напомнил себе Престимион, равноправные граждане Маджипура, и ему не пристало относиться к ним свысока.
     Поэтому он довольно спокойно ответил:
     - Полагаю, у тебя есть причины не доверять этим маленьким механизмам?
     - Я отношусь к ним с презрением, милорд, а не с недоверием. Это бесполезные вещи. Как и большинство устройств, предлагаемых здешними продавцами. - Двухголовое существо широким жестом длинной руки обвело помещение базара. - Есть истинное предвидение, и есть бесполезные изделия, изготовленные для обмана глупцов, - в большинстве своем они достойны презрения.
     Престимион кивнул. Потом спросил очень тихо, глядя высоко вверх, в холодные, изумрудные глаза чужака:
     - Ты назвал меня "милорд". Причем дважды. Почему?
     Холодные глаза изумленно прищурились.
     - Ну, потому что так принято, милорд! - И су-сухирис быстро поднял вверх костлявую ладонь, изобразив знак Горящей Звезды. - Разве не так?
     Септах Мелайн подошел ближе, держа руку на рукояти меча, лицо его потемнело от раздражения.
     - Говорю, тебе, парень, ты сильно ошибаешься.
     Лучше бы тебе не продолжать разговор в том же духе.
     Теперь обе головы склонились в сторону Престимиона с огромной высоты, и все четыре глаза пристально смотрели на невысокого, крепкого короналя. Потом левая голова сказала так тихо, что ее могли услышать только Престимион и его спутник:
     - Великодушный господин, простите меня, если я сделал что-то не то. Вас невозможно не узнать, и я понятия не имел, что вы хотите остаться инкогнито.
     - Невозможно не узнать? - Престимион потрогал свою фальшивую бороду, подергал черный парик.
     - Ты видишь мое лицо под всем этим, да?
     - Я с легкостью распознаю вашу сущность и статус, милорд. А рядом с вами стоит Верховный канцлер Септах Мелайн. Это невозможно скрыть париком и бородой. По крайней мере, от меня.
     - А кто ты такой? - резко спросил Септах Мелайн.
     Обе головы склонились в вежливом поклоне.
     - Меня зовут Мондиганд-Климд, - учтиво ответил су-сухирис. На этот раз говорила правая голова. - По профессии я маг. Когда мои вычисления показали, что вы будете здесь сегодня ночью, я счел обязанным предстать перед вами.
     - Вычисления?
     - Они в корне отличаются от тех, которые делают при помощи таких устройств, как эти. - Мондиганд-Климд холодно рассмеялся и указал на магический квадрат на столе перед ними. - Они претендуют на магические свойства, но при этом совершенно бесполезны. В основе моих предсказаний лежит настоящая математика.
     - Значит, ты используешь для прогнозов науку?
     - Истинную науку, милорд.
     Престимион при этих словах бросил взгляд на Септаха Мелайна. Но лицо канцлера оставалось бесстрастным.
     Корональ вновь обратился к Мондиганд-Климду:
     - Значит, в том, что ты оказался именно сейчас и именно здесь, рядом со мной, нет ничего случайного?
     - О, милорд! - На лице су-сухириса появилось самое близкое подобие улыбки, которое Престимиону доводилось видеть у представителей этой расы, - Такой вещи, как случайность, не существует.

8

     - Сюда, пожалуйста, лорд Престимион, - произнес Навигорн Гоикмарский. Они с Престимионом находились у входа в туннели лорда Сангамора - запутанный лабиринт подземных камер со сверкающими стенами, который другой корональ, тысячи лет назад приказал соорудить внутри восточного склона Замковой горы. - Полагаю, вам прежде не приходилось бывать здесь, милорд. Действительно, совершенно необычное место.
     - Мой отец однажды привел меня сюда, когда я еще был маленьким мальчиком, - ответил Престимион. - Просто чтобы показать мне игру света на этих стенах. Конечно, эти подземелья не использовались в качестве тюрьмы многие сотни лет.
     - По правде говоря, лишь со времен лорда Аминтилира. - Часовой шагнул в сторону при их приближении. Навигорн прикоснулся ладонью к сверкающей металлической пластинке на двери, и она послушно распахнулась, открывая узкий проход в подземелье. - Какое идеальное место для тюрьмы! Как видите, единственный доступ сюда - через этот коридор, который легко охранять. А потом мы пройдем под землей прямо к пику Сангамора, который выступает из Горы таким образом, что на него невозможно взобраться, и попасть на него можно лишь изнутри.
     - Да, - ответил Престимион. - Очень хитроумно.
     Он не стал говорить Навигорну, что это его третий визит в подземелье, а не второй; что всего два года назад он сам был узником этих камер, первым заключенным за многие века, отправленным сюда по приказу лорда короналя Корсибара. И висел, прикованный за запястья и лодыжки к стене каменного каземата, где каждый квадратный дюйм стен испускал мощные вспышки такого ослепительного красного света, что он видел его даже с закрытыми глазами. Эти неумолимые световые удары едва не свели его с ума.
     Престимион не имел представления, как долго Корсибар держал его в заточении. Три или четыре недели по крайней мере, хотя они показались ему месяцами.
     Даже годами. Он вышел из подземелья ослабевшим и разбитым и очень долго приходил в себя.
     Но Навигорн ничего об этом не знал. Пребывание Престимиона в туннелях Сангамора тоже было стерто из памяти всех людей. За исключением его собственной. Если бы только он тоже мог об этом забыть! Но воспоминания о тех ужасных временах останутся с ним навсегда.
     Однако теперь он находится здесь в качестве короналя, а не заключенного. Навигорн вел его внутрь через вестибюль лабиринта и без умолку болтал, словно гид на экскурсии. Престимиона забавляла готовность, с какой Навигорн воспринял свою роль тюремщика.
     - Видите, стены облицованы похожим на камень, но тем не менее искусственным материалом. Именно особые свойства этого материала, милорд, позволяют ему непрерывно испускать мощные световые импульсы. Научное достижение древних, но секрет, увы, в наше время утерян.
     - Один из многих, - заметил Престимион. - Хотя, признаюсь, не вижу, как можно его использовать.
     - Эти цветные вспышки очень красивы, милорд.
     - До определенного момента. Полагаю, через какое-то время эти колоссальные, пульсирующие выбросы света, который нельзя погасить, могут привести в ярость.
     - Возможно, это так. Но на короткий период времени...
     Да, по воле Корсибара, он пробыл здесь не короткий период времени, отнюдь не короткий, и непрерывные пульсации рубинового света казались ему смертоносными, а долгие дни - бесконечными. Престимион не решился поступить с Дантирией Самбайлом так же, как поступил с ним Корсибар. Поэтому, коль скоро туннели Сангамора были самой надежной тюрьмой Замка и не было другого выхода, как только запрятать прокуратора именно в них, Престимион позаботился о том, чтобы Дантирию Самбайла поместили в одну из более комфортабельных камер.
     Как было известно Престимиону, по Замку ходили слухи, что Дантирия Самбайл днем и ночью лежит в оковах в какой-то мрачной, унылой яме, подвергаясь самым ужасным пыткам, какие только возможны в стенах подземелья. Это не соответствовало истине. Прокуратор не был прикован к стене, как когда-то Престимион, а занимал просторное помещение, где было достаточно места, чтобы свободно прогуливаться, где стояли кровать, диван, обеденный и письменный столы. Стены этой комнаты излучали не такой свет, который разрушал мозг и душу. Он был желто-зеленым, тогда как Престимиону приходилось терпеть постоянные, неумолимые, жестокие ярко-красные вспышки.
     Однако Престимион не стал опровергать слухи.
     Пусть себе верят во что хотят. Он не станет ни с кем обсуждать положение Дантирии Самбайла. Новому короналю не повредит, если его окружение в Замке будет испытывать перед ним легкий страх.
     Они с Навигорном прошли через зону, где пульсировал тусклый, нефритовый свет, тяжелый, как вода у морского дна, за ней - зону резкого розового света, острого, как лезвие кинжала, и далее - мрачную, гнетущую охряную зону, действующую как непрерывный, приглушенный бой барабанов. Теперь они поднимались вверх, огибая по спирали торчащий каменный кинжал пика Сангамора. Престимион мельком заметил - но все же успел испытать при этом приступ тошноты - рубиново-красный, сокрушающий свет той камеры, где когда-то сидел он. В соседней с ней камере пылал жалящий свет только что отлитой меди. Затем цвета стали более мягкими: цвета корицы, гиацинтово-голубой, аквамариновый, розовато-лиловый.
     И наконец перед ними засиял мягкий, зеленовато-желтый свет - Престимион очутился на пороге той камеры, где содержался прокуратор Ни-мойи.
     Престимион до последнего откладывал этот визит, но теперь его уже невозможно было избежать. Настало время посмотреть в глаза тому факту, что Дантирия Самбайл сидит в тюрьме за тяжкие преступления и предательство, о которых прокуратору ничего не известно. Престимион все еще не знал, как разрешить парадоксы, связанные с этой ситуацией. Но понимал, что сейчас наконец ими надо заняться.
     - Ну братец! - воскликнул Дантирия Самбайл с невероятной сердечностью, едва только Навигорн, проделав сложную процедуру, распахнул дверь в камеру прокуратора. - Мне сообщили, что сегодня ты собираешься меня навестить, но я решил, что это не более чем шутка или насмешка. Какое счастье снова видеть твое красивое, молодое лицо, Престимион! Или я должен называть тебя лордом Престимионом? Насколько я понимаю, день твоей коронации уже прошел, хотя я по какому-то недоразумению не был приглашен на церемонию.
     И прокуратор с улыбкой протянул обе руки, связанные у запястий металлической лентой, и комично пошевелил пальцами, пытаясь изобразить знак Горящей Звезды.
     Престимион знал, что от Дантирии Самбайла можно ожидать чего угодно. Перед своим приходом он приказал связать руки прокуратора, ибо Дантирия Самбайл обладал невероятной силой и в ярости из-за своего заточения мог в первое же мгновение броситься на Престимиона. Вот почему такое проявление веселья крайне удивило короналя. Дантирия Самбайл широко улыбался и подмигивал, словно жил в каком-нибудь красивом отеле, а лорд Престимион пришел к нему в гости.
     - Снимите с него наручники, - приказал Престимион Навигорну.
     На секунду заколебавшись, Навигорн повиновался.
     Престимион держался наготове на тот случай, если веселость Дантирии Самбайла вдруг перейдет в ярость, когда с него снимут оковы. Но прокуратор остался стоять на месте, в противоположном конце комнаты, между длинной низкой кушеткой и письменным столом с полукруглой крышкой, на котором лежала небрежная стопка из нескольких книг. Он выглядел совершенно спокойным. Престимион, однако, слишком хорошо знал, какие бурные страсти кипят в душе его родственника.
     От стен исходило спокойное, ровное, бледно-зеленое свечение. Оно обволакивало все вокруг прохладным, благожелательным сиянием.
     - Рад видеть, что у тебя вполне удобная камера, братец. Думаю, в этих, подземельях есть гораздо худшие помещения.
     - Неужели, Престимион? Откуда мне знать. Но, да, здесь довольно приятно. Этот нежный свет, который исходит от стен. Эта прекрасная мебель, эти очаровательные полы из плит, по которым я совершаю ежедневные прогулки от одной стены до другой. Ты мог бы проявить гораздо меньшую доброту.
     Дантирия Самбайл почти мурлыкал, но ясно чувствовалась, что в душе у него клокочет ярость.
     Престимион осторожно разглядывал Дантирию Самбайла. Он не смотрел в лицо прокуратору с того ужасного дня у Тегомарского гребня, когда Корсибар уже был повержен и, вероятно, мертв, а Дантирия Самбайл явился к нему с мечом в одной руке и топором в другой и вызвал на поединок, победителю которого должен был достаться трон. И чуть было не одержал верх, но тут Престимион, уже получивший удар плашмя по ребрам, сделал внезапный выпад шпагой, рассекший сухожилия руки прокуратора, державшей топор, а потом вторым движением прочертил кровавую полосу по руке с мечом. Похоже, под широкими, пышными рукавами блузы из золотистого шелка Дантирия Самбайл до сих пор носит повязки на этих ранах, хотя, вероятнее всего, они уже почти зажили.
     Прокуратор был великолепен в своем уродстве: массивный мужчина средних лет, с тяжелой головой на толстой шее и с мощными плечами. Бледное лицо его. было усеяно множеством рыжих веснушек. Волосы оранжевого оттенка, грубые и жесткие, торчали густым гребнем над высоким, выпуклым лбом. Подбородок сильно выдавался вперед, нос был широкий и мясистый а уголки большого кровожадного рта загибались вверх. Всем своим видом прокуратор походил на какого-то жестокого зверя. Но при этом на собеседника смотрели удивительно добрые, фиолетово-серые глаза, невероятно теплые и нежные, полные сострадания и любви. Контраст между кровожадностью черт и мягкостью взгляда пугал больше всего: он выдавал в нем человека, который таил в себе весь набор человеческих страстей и ради своих неистовых желаний готов был почти на все.
     Теперь он стоял в своей привычной позе, вздернув крупную голову, вызывающе выпятив грудь, широко расставив толстые ноги, чтобы обрести максимальную устойчивость. Дантирия Самбайл всегда пребывал в готовности к нападению, даже во время отдыха. На родном континенте Зимроэле, в огромном городе Нимойя, он правил своими обширными владениями в сущности как независимый монарх. Но, кажется, ему этого было мало: он жаждал получить трон Маджипура, или, по крайней мере, право назначать того, кто займет этот трон. Они с Престимионом были дальними родственниками, троюродными или четвероюродными братьями. И всегда притворялись, что относятся друг к другу с сердечностью, которой ни тот ни другой не испытывали.
     Прошло несколько секунд, но "Престимион по-прежнему хранил молчание.
     Тогда Дантирия Самбайл все тем же тихим сардоническим тоном, свидетельствующим о громадном самообладании, произнес:
     - Не окажет ли мне милорд честь сообщить, как долго еще он планирует держать меня здесь?
     - Это еще не решено, Дантирия Самбайл.
     - Меня в Зимроэле ждут государственные дела.
     - Несомненно: Но прежде чем я позволю тебе вернуться к ним - если вообще позволю, - необходимо решить вопрос о твоей вине и наказании.
     - Вот как?! - мрачно воскликнул Дантирия Самбайл, словно они обсуждали проблемы производства тонких вин или выращивания бидлаков. - Вопрос о моей вине, ты говоришь. И о наказании. Так в чем же моя вина? И какое именно наказание ты для меня придумал? Будь добр объяснить мне столь незначительные мелочи.
     Престимион искоса быстро взглянул на Навигорна.
     - Мне бы хотелось поговорить несколько минут с прокуратором наедине, Навигорн.
     Навигорн нахмурился. Он был вооружен, а Престимион - нет. Он бросил взгляд на снятые с Дантирии Самбайла наручники. Но Престимион покачал головой. Навигорн вышел.
     Если Дантирия Самбайл собирается напасть на него, подумал Престимион, то момент самый подходящий. Прокуратор был гораздо массивнее его и почти на голову выше. Но, по-видимому, ему не приходила в голову столь безумная мысль. Он держался так же агрессивно-настороженно, как и раньше, но оставался на месте, в дальнем конце комнаты, его прекрасные, обманчиво доброжелательные аметистовые глаза смотрели на Престимиона всего лишь с любопытством.
     - Я готов поверить, что совершил ужасные поступки, если ты мне скажешь, что это так, - спокойно произнес Дантирия Самбайл, когда дверь камеры закрылась. - А если совершил, то, полагаю, должен понести за них какое-то наказание. Но почему же я ничего о них не знаю?
     Престимион не ответил. Он понимал, что его молчание слишком затянулось. Но задача оказалась еще более трудной, чем он ожидал.
     - Ну? - после паузы произнес Дантирия Самбайл.
     Теперь в его тоне появилось раздражение. - Скажи мне, братец, зачем ты упрятал меня сюда? По какой причине, по какому праву? Я не совершил преступления, которое бы заслуживало такого наказания. Неужели ты засадил меня в тюрьму только из-за необоснованных подозрений, будто я собираюсь причинить тебе какие-то неприятности - теперь, когда ты стал короналем?
     Больше тянуть было невозможно.
     - Всей планете хорошо известно, братец, - сказал Престимион, - что ты представляешь постоянную угрозу для безопасности государства и для человека, который сидит на троне, кем бы он ни был. Но не по этой причине ты здесь.
     - А по какой же?
     - Ты арестован не за то, что ты мог бы сделать, а за то, что ты уже совершил. А именно за государственную измену, заговор против короны и насилие по отношению ко мне.
     При этих словах на лице Дантирии Самбайла появилось выражение крайнего изумления. Он открыл рот, заморгал и опустил голову, словно она вдруг стала для него слишком тяжелой. Престимион никогда еще не видел его столь потрясенным. На мгнов