тдать меня на милость вашей семьи, если  вы  погибнете,  а
сами смотрите на меня, как на обычного  головореза  или  в  лучшем  случае
разбойника, и  ощущаете  потребность  расплачиваться  так,  чтобы  у  меня
возникло как можно меньше соблазнов вас прикончить! -  со  злобой  выпалил
Барьязид. - По-моему, юный рыцарь,  даже  скандары,  охотники  на  морских
драконов, гораздо вежливее. А ведь я вовсе не стремлюсь наниматься  к  вам
на службу, не собираюсь унижаться, помогая вам, и...
   - Подождите.
   - У меня есть еще дела.
   - Пятнадцать ройялов сейчас, -  предложил  Деккерет,  -  и  пятнадцать,
когда выступим.
   - Вы действительно думаете, что я убью вас в пустыне?
   - Я излишне подозрителен только потому, что не хочу показаться  слишком
наивным,  -  усмехнулся  Деккерет.  -  Разумеется,  все   сказанное   мною
нетактично. Приношу свои извинения и прошу вас поступить ко мне на службу.
   Барьязид молчал.
   Деккерет вытащил из кошелька три пятиройяловые монеты. Две были  старой
чеканки с портретами Понтифекса Принкипина и Лорда Конфалума, на  третьей,
блестящей и новенькой, были выгравированы профили  Конфалума,  теперь  уже
Понтифекса, и нового  Коронала  Лорда  Престимиона  на  обратной  стороне.
Деккерет протянул деньги  Барьязиду.  Тот  выбрал  блестящую  монету  и  с
любопытством осмотрел ее.
   - Таких я еще не видел,  -  произнес  он.  -  Звать  племянника,  чтобы
определить, настоящая она или нет?
   Это было слишком.
   - Вы считаете меня  заезжим  фальшивомонетчиком!  -  взревел  Деккерет,
вскакивая на ноги и нависая над тщедушным человечком. Ярость  клокотала  в
нем, он шагнул вперед и замахнулся.
   И только тут до него дошло,  что  лицо  Барьязида  осталось  совершенно
спокойным и бесстрастным. Он улыбнулся и взял  две  оставшиеся  монеты  из
трясущейся от гнева руки Деккерета.
   - Выходит, вам тоже не по нутру беспочвенные обвинения, юный рыцарь?  -
засмеялся Барьязид. - Итак, договорились. Вы больше не ждете, что  я  убью
вас за Кавагским  Проходом,  а  я  не  стану  отправлять  ваши  деньги  на
проверку.
   Деккерет устало кивнул.
   - Но как бы там  ни  было,  путешествие  действительно  рискованное,  -
продолжал Барьязид, - и уповать на безопасное возвращение не стоит.
   - Пусть так. Когда выезжаем?
   - На закате, в файвдей. Из  города  выйдем  через  Врата  Пинитора.  Вы
знаете, где это?
   - Найду, - кивнул Деккерет. -  Значит,  файвдей,  на  закате.  -  И  он
протянул коротышке руку.


   5

   Файвдей наступил через три дня. Деккерет не  жалел  о  задержке  -  она
дарила ему четыре ночи с Колатор Ласгией. Вернее, так думал он,  но  вышло
по-иному. В представительстве, куда Деккерет зашел вечером после разговора
с  Барьязидом,  не  оказалось  ни  ее,  ни  записки,  и  долго   еще   он,
расстроенный, бродил по городу. В конце концов вернулся к себе и перекусил
пресной и абсолютно безвкусной едой, все еще надеясь, что  Колатор  Ласгия
вдруг возникнет в  дверях  и  мгновенно  унесет  его  отсюда.  Но  она  не
появилась. Спал он беспокойно и тяжело, его преследовали воспоминания о ее
гладкой коже, небольших твердых грудях, жадных  чувственных  губах.  А  на
рассвете пришел сон, неясный и  непонятный,  в  котором  она,  Барьязид  и
какие-то хьорты с вроонами  исполняли  сложный  танец  в  лишенных  крыши,
занесенных песком каменных развалинах, после которого Деккерет  погрузился
в здоровый сон и проспал до полудня сидей, когда весь город уже укрылся от
палящего зноя.
   Позднее,  в   более   прохладные   часы,   он   вновь   прогулялся   до
представительства и, снова не найдя ее, скоротал вечер так  же  бесцельно,
как и предыдущий. Ложась спать, он возбужденно  просил  Леди  Острова  Сна
послать ему образ Колатор Ласгии. Но Леди далека от подобных  вещей,  и  в
эту ночь он получил  только  обычный  успокаивающий  и  ободряющий  сон  -
возможно, дар благословенной Леди, а возможно, и нет, - в котором пребывал
под соломенной крышей хижины на берегу  Великого  Моря  под  Тил-Омоном  и
откусывал маленькие кусочки от  сладкого  багряного  фрукта,  а  брызжущая
струя сока окрашивала его щеки.
   Проснувшись,  он  нашел  поджидавшего  за  дверью  хьорта   из   службы
представительства, пригласившего его навестить Колатор Ласгию.
   Вечером они пообедали вместе и снова отправились к ней  на  виллу,  где
провели  ночь  любви,  накинувшись  друг  на  друга,  словно  не  виделись
несколько месяцев.
   Деккерет пока не  спрашивал,  почему  она  не  встречалась  с  ним  две
минувшие ночи, но когда, энергичные и свежие, несмотря на бессонную  ночь,
они завтракали, сидя на мягкой шкуре  гихорны,  запивая  блюда  золотистым
вином, она сказала:
   - Как бы я хотела быть с тобой всю неделю! Но, по крайней мере, мы хоть
последнюю ночь смогли провести вместе, и теперь ты отправишься  в  Пустыню
Украденных Снов с моими  поцелуями  на  губах.  Заставила  я  тебя  забыть
остальных женщин?
   - Ты знаешь ответ.
   - Это хорошо. Ведь ты, может быть, уже  никогда  не  познаешь  женщину,
зато твоя последняя женщина  была  самой  лучшей,  а  это  посчастливилось
немногим.
   - Ты настолько убеждена, что я погибну в пустыне?
   - Оттуда возвращались очень немногие, - ответила она.  -  Шансов  снова
увидеть тебя у меня очень мало.
   Деккерет вздрогнул - не от страха, просто он понял, что двигало Колатор
Ласгией: две ночи она избегала его, а третью наполнила ненасытными ласками
потому,  что  верила,  будто  он  вскоре  погибнет,  и  испытывала  особое
удовольствие быть его последней женщиной. Хотя, если он скоро погибнет, ей
следовало провести с ним и две предыдущие  ночи,  но,  очевидно,  подобные
тонкости лежали за пределами ее понимания. Он учтиво попрощался, не  зная,
встретятся ли они снова, даже если он захочет: слишком много загадочной  и
опасной непостоянности таилось в ней.
   Незадолго до заката он  был  у  Врат  Пинитора  в  юго-восточной  части
города. Он не удивился бы,  расторгни  Барьязид  их  соглашение,  но  нет,
флотер уже ждал за изрытым оспинами песчаником старых ворот,  и  маленький
человечек стоял, облокотившись о корпус у места водителя. Его сопровождали
трое: вроон, скандар и худощавый юноша, очевидно, сын.
   Повинуясь  жесту  Барьязида,  четырехрукий  гигант  скандар  забрал   у
Деккерета два прочных мешка, пробил  их  ярлыком  и  поставил  в  багажник
флотера. До Деккерета внезапно дошло, что это не скандар, а скандарша.
   - Ее зовут Кэймак Грэп, - представил ее Барьязид.  -  Говорить  она  не
может, но далеко не глупа. Она служит у меня много лет, с тех пор,  как  я
подобрал ее в пустыне полумертвую и  с  отрезанным  языком.  Вроона  зовут
Серифэм Рейнэлион, и он частенько много болтает,  зато  знает  тропинки  в
пустыне лучше кого бы то ни было в городе.
   Деккерет  обменялся  кратким  приветствием   с   маленьким   существом,
сплетавшим и расплетавшим свои щупальца.
   - А это мой сын - Динитак, он также будет сопровождать нас, -  закончил
Барьязид. - Хорошо отдохнули, Инитэйт?
   - Вполне, - ответил  Деккерет.  Он  проспал  большую  часть  дня  после
бессонной ночи.
   - Двигаемся мы в основном по ночам, - продолжал Барьязид, - а  днем,  в
самое  пекло,  устраиваем  привал.  Итак,  я  должен  провести  вас  через
Кавагский Проход и Пустыню Украденных Снов до начала пастбищ вокруг  Кэзиг
Кора, где вам нужно навести какие-то справки у  пастухов,  и  вернуться  с
вами в Толигай, так?
   - Да, - кивнул Деккерет.
   Однако Барьязид не сделал никакого движения,  чтобы  сесть  во  флотер.
Деккерет нахмурился, но затем понял. Он  вынул  из  кошелька  три  большие
пятиройяловые монеты - две старой чеканки  и  третью  -  блестящую  монету
Лорда Престимиона - и подал Барьязиду,  который  отделил  новую  монету  и
протянул сыну.
   - Новый Коронал, - сказал Барьязид. - Знакомься.  Теперь  часто  будешь
видеть его лицо.
   - И царствие его будет славным, - заметил  Деккерет.  -  Он  превзойдет
величием даже Лорда Конфалума. Грядет волна нового  процветания  северного
континента:  Лорд  Престимион  -  человек  энергичный  и  решительный,   с
честолюбивыми планами.
   Барьязид сказал, пожав плечами:
   - Происходящее на северном материке значит здесь очень мало, и едва  ли
процветание Алханроеля или Цимроеля будет иметь значение для Сувраеля.  Но
мы рады, что Дивин благословила нас  новым  добрым  Короналом.  Может,  он
будет иногда вспоминать, что есть земля на юге, где живут  его  подданные.
Ладно, отправляемся, время настало.


   6

   Врата Пинитора четко разделяли город и пустыню: с одной  стороны  район
безликих невысоких вилл, окруженных стенами, с другой - бесплодная пустошь
за городским периметром. Ничто не нарушало пустоту пустыни, кроме дороги -
широкого, вымощенного булыжником тракта, который неторопливо вился вверх к
гребню горной цепи, окружавшей Толигай.
   Жара  была  нестерпимой.  Правда,  к  ночи  в  пустыне  стало   заметно
прохладнее, но все равно палило до изнеможения. Хотя огромное пылающее око
солнца скрылось, оранжевые пески, излучая накопленный за день жар, мерцали
и  шипели  с  напряженностью  раскаленной  печки.  Дул  сильный  ветер.  С
наступлением темноты Деккерет заметил, что направление ветра изменилось  -
он дул теперь из сердца континента, но разница между морским  и  береговым
ветром оказалась невелика: оба являли  собой  потоки  сухого  раскаленного
воздуха, не приносящего облегчения.
   В чистой сухой атмосфере свет звезд и лун был необычайно ярок.  Так  же
хорошо различалось странное призрачно-зеленоватое сияние, поднимавшееся  с
откосов по сторонам дороги, и Деккерет заинтересовался им.
   - Это  от  растений,  -  объяснил  вроон.  -  Они  светятся  в  темноте
внутренним светом. Между прочим, прикосновение к  такому  растению  всегда
болезненно, а зачастую и смертельно.
   - А как их отличать при дневном свете?
   - Они похожи на куски старой веревки, измочаленной  погодой,  и  растут
связками в расщелинах скал. Правда, не все растения такой формы опасны, но
вы лучше сторонитесь всех.
   - Да, всех остальных тоже, - поддержал вроона Барьязид.  -  Растения  в
пустыне хорошо защищены, иной раз самым неожиданным  образом.  Каждый  год
наш сад преподносит нам какую-нибудь новую неожиданность.
   Деккерет кивнул. Он не собирался тут прогуливаться, но  если  придется,
он возьмет за правило не дотрагиваться ни до чего.
   Флотер был старым и тихоходным,  что  особенно  проявлялось  на  крутой
дороге; он не спеша катил через светлую ночь. Между собой  спутники  почти
не разговаривали. Скандарша вела машину, вроон устроился подле нее и время
от времени делал замечания о состоянии дороги. В  заднем  отделении  молча
сидели оба Барьязида, предоставив Деккерету  в  одиночестве  рассматривать
нарастающую  мрачность  адского   пейзажа.   Земля   казалась   взломанной
немилосердными ударами солнца. Влага всосалась в нее давным-давно, оставив
после себя угловатые трещины. Поверхность покрывалась рябью в тех  местах,
где непрерывные ветры сдували песок.  Низкие  разбросанные  растения  были
самой  разнообразной  формы.  Все  казалось  исковерканным,  скрученным  и
шишковатым. К жаре Деккерет постепенно привыкал, но омертвелое  безобразие
всего увиденного, грубая заостренность  всеобщей  бесплодности  заставляла
душу цепенеть. Ненавистный пейзаж был для него  внове,  почти  непостижим.
Где он ни бывал на Маджипуре, он видел только красоту. Он вспомнил  родной
Норморк,  раскинувшийся  на  склонах  Горы,  с  изгибающимися  бульварами,
удивительно красивыми стенами и мягкими  полуночными  дождями,  подумал  о
расположенном еще выше гигантском городе Сти,  где  он  однажды  гулял  на
рассвете в саду с деревьями высотой по  колено  и  листьями  ярко-зеленого
цвета, которые слепили глаза. Ему  вспомнился  Верхний  Морпин,  мерцающее
чудо,  целиком  отданное  удовольствиям,  раскинувшийся   почти   в   тени
внушающего благоговение Замка Коронала на  вершине  Горы,  суровая  лесная
дикость Кинтора и ослепительно-белые башни Ни-Мойи, и душистые луга долины
Глайда - как прекрасен мир, сколько таит он чудес, и как ужасно  место,  в
котором он теперь очутился.
   Деккерет сказал себе, что должен пересмотреть свои критерии  и  оценить
красоту этой пустыни, пока она не парализовала все его  чувства.  Отыскать
красоту в угрожающей угловатости  окружающего,  в  истрепанных  растениях,
сияющих бледно-зеленым светом по ночам; найти  красоту  в  острой,  грубой
бесплодности. Что такое красота, спросил себя Деккерет, если  не  познание
увиденного? Почему луг гораздо красивее голой  пустыни?  Говорят,  красота
зависит от взгляда смотрящего, поэтому перевоспитывай свои глаза, человек,
чтобы безобразие этой земли не убило тебя.
   Он попытался заставить себя полюбить пустыню, выбросил из головы  такие
слова, как "бесплодность", "мрачность",  "отталкивающий",  словно  выдирал
когти дикого зверя, и приказал себе смотреть на окружающий пейзаж, как  на
мягкий  и  утешительный,  заставляя  себя  восхищаться  четкими   пластами
незащищенных каменных  граней  и  огромными  выемками  высохших  водоемов,
вызывая в себе восторг от истрепанного,  избитого  ветрами  кустарника.  С
уважением поглядывал он на небольших зубастых  тварей,  время  от  времени
перебегающих  дорогу.  И  чем  дальше  продвигался   флотер,   тем   менее
ненавистной становилась для него пустыня. Затем он стал равнодушен к  ней,
наконец поверил, что действительно видит  в  ней  красоту,  а  за  час  до
рассвета вообще перестал думать об этом.
   Утро пришло внезапно:  копье  оранжевого  света  пробило  стену  гор  с
запада, ярко-красная огненная ветвь поднялась  над  противоположным  краем
горной  цепи,  а  следом  солнце,  чей  желтый  лик  оказался  чуть  более
окрашенным бронзово-зеленым цветом, чем в северных  широтах,  вспыхнуло  в
небе, как взлетевший шар. И в тот же миг Деккерета  пронзила  острая  боль
воспоминаний о Колатор Ласгии: ему нестерпимо захотелось узнать, где  и  с
кем  встречает  она  рассвет,  и,  отгоняя  эту  мысль,  он  повернулся  к
Барьязиду.
   -  Ночь  прошла  без  призраков.  Или  в  этой  части  пустыни  они  не
появляются?
   - Они появляются за Кавагским Проходом, - отозвался маленький  человек,
- там, где начинаются настоящие трудности.
   Первые часы нарождавшегося дня они  продолжали  ехать.  Динитак  наспех
соорудил грубое подобие завтрака  из  сухарей  и  кислого  вина.  Закусив,
Деккерет  оглянулся  назад  и   увидел   величественное   зрелище:   земля
заворачивалась  под  ними  гигантским  рыжевато-коричневым  фартуком,   на
котором четко отпечатались поля, трещины и  Толигай,  еле  видимый  далеко
внизу, на самом дне, с примыкающей к  нему  обширностью  моря.  Небо  было
безоблачным, и синеву его усиливал терракотовый  оттенок  почвы,  так  что
само небо казалось вторым морем над  головой.  Уже  наваливалась  жара.  К
середине утра  она  охватила  все,  но  была  еще  терпимой,  и  скандарша
бесстрастно продолжала вести флотер дальше к вершинам гор. Деккерет  время
от времени задремывал, но в  судорожно  дергавшемся  флотере  уснуть  было
невозможно. Неужели они будут ехать весь день? Он  не  спрашивал.  Но  как
только усталость сделалась  невыносимой,  Кэймак  Грэп  развернула  флотер
влево, к небольшому тупичку дороги, и остановила машину.
   - Первая дневка, - объяснил Барьязид.
   Там, где кончался тупичок, высокий бок скалы  возвышался  над  дорогой,
образуя нечто вроде ниши, перед которой, защищенное тенью в это время дня,
находилось довольно  обширное  песчаное  пространство,  очевидно,  не  раз
использовавшееся для стоянок. У основания скалы Деккерет заметил небольшое
темное пятно - вода в этом месте загадочным образом  просачивалась  из-под
земли. Для ручейка ее было недостаточно, но  усталые  путники  с  радостью
приветствовали ее в этой странной пустыне. Место было превосходным.
   Скандарша и  юный  Барьязид  вытащили  соломенный  тюфяк  из  отделения
флотера и расстелили его на песке. Наступил полдень.  Они  поели  сушеного
мяса, кисловатых фруктов и теплых лепешек, после чего, не говоря ни слова,
оба Барьязида, вроон  и  скандарша  растянулись  на  тюфяках  и  мгновенно
уснули.
   Деккерет остался один; он сидел, очищая  зубы  от  застрявших  кусочков
мяса. Теперь, когда можно и нужно было отдыхать,  он  не  мог  уснуть.  Он
поднялся, прошел к краю лагеря и посмотрел на пораженную  солнцем  пустошь
за краем тени. Ни одного зверька не было видно, и даже растения, бедные  и
оборванные, казалось, старались вжаться в почву. Горы круто вздымались над
головой с юга, и до Кавагского Прохода, видимо, оставалось недалеко. А что
потом?
   Он попробовал уснуть, но досаждали нежелательные образы: Колатор Ласгия
парила над его тюфяком так близко, что он мог бы схватить ее и  прижать  к
себе, но она вдруг отскочила и растворилась в жарком  тумане;  в  тысячный
раз он видел  себя  в  лесных  Болотах  Кинтора,  гоняющимся  за  добычей,
целящимся. Он отогнал и  это  видение  и  обнаружил,  что  карабкается  по
громадной стене Норморка, и прохладный воздух наполняет легкие.
   Нет,  это  были  не   послания,   а   просто   болезненные   и   беглые
фантасмагоричные воспоминания. Сна долго не было, зато когда он пришел, то
был глубоким, кратким и без сновидений.
   Разбудили его странные звуки - звенящая напевная музыка вдалеке, тихие,
но отчетливые шумы каравана со  множеством  путников.  Ему  слышался  звон
колокольчиков, гул барабанов, и  какое-то  время  он  лежал,  вслушиваясь,
стараясь понять. Потом сел, проморгался  и  огляделся  вокруг.  Подступали
сумерки. Он проспал самую жаркую часть  дня,  и  тени  теперь  тянулись  с
противоположной стороны. Четверо его спутников уже поднялись и  складывали
свои матрацы.
   Деккерет напряг слух, пытаясь определить направление,  откуда  исходили
звуки, но, казалось, они идут отовсюду и ниоткуда. Ему  вспомнились  слова
Колатор Ласгии о поющих днем призраках пустыни, сбивающих путников с толку
и уводящих их с дороги своими музыкой и пением.
   - Что это за звуки? - обратился он к Барьязиду.
   - Звуки?
   - Вы разве не слышите? Голоса, колокольцы, барабаны, шаги...
   Барьязид выглядел удивленным.
   - Вы имеете в виду песни пустыни?
   - Песни призраков?
   - Можно сказать и так. Или просто звуки, идущие с  гор.  Грохот  цепей,
удары гонгов. Похоже?
   - Не знаю, - мрачно отозвался Деккерет. - У меня на родине нет  никаких
призраков. Но это не звуки гор.
   - Вы уверены, Инитэйт?
   - Что это не звуки гор и не призраки?
   - Хм...
   Динитак Барьязид, стоявший рядом, вмешался в  разговор,  обратившись  к
Деккерету:
   - Неведомое всегда тревожит. Но тут  вы,  по-моему,  чувствуете  больше
любопытство, чем страх. И могу удовлетворить ваше любопытство. Дневной жар
спал. Скальные утесы и пески  отдают  тепло,  издавая  звуки  -  те  самые
колокольцы и барабаны, что вы слышите. Здесь нет призраков.
   Старший Барьязид сделал резкий жест, и парень тут же отошел.
   -  Не  хотите,  чтобы  он  объяснял  мне?  -  осведомился  Деккерет.  -
Предлагаете мне считать, будто это призраки?
   Барьязид ответил с улыбкой:
   - А мне все равно, верьте во что хотите. Уверяю вас, вы  еще  встретите
предостаточно призраков по ту сторону Прохода.


   7

   Весь вечер стардей они поднимались по серпантину дороги, и  к  полуночи
добрались до Кавагского Прохода. Воздух  здесь  оказался  прохладнее,  они
находились в нескольких тысячах футов над уровнем моря, и ветра  приносили
некоторое облегчение от зноя и духоты. Проход был широкой  и  поразительно
глубокой выемкой в склоне горы. Наступило утро сандей, когда они  миновали
его и начали спуск к великой пустыне.
   Деккерета поразил открывшийся впереди вид.  В  ярком  лунном  свете  он
увидел картину беспримерного бесплодия,  по  сравнению  с  которой  земли,
лежавшие по другую сторону Прохода, казались роскошным садом. Наскол