унду воцарилось враждебное молчание. Трое с потемневшими лицами
смотрели  на  распростертое  на  земле   животное.   Харпириас   отложил
разделочный нож и уставился на свои испачканные кровью  руки,  чувствуя,
как в ушах нарастает рев, словно сквозь его череп несется бурный поток.
   Тембидат   наконец   заговорил,   и   в   его    голосе    прозвучали
неуверенно-вызывающие нотки:
   - Вам, несомненно, известно, что это охотничьи угодья  семьи  герцога
Кестира Халанкского, чьим сыном я являюсь. Мы сожалеем о  смерти  вашего
животного, но если оно забрело через границу на наши  земли,  то  у  нас
было полное право считать его своей законной добычей.
   Как вам хорошо известно...
   - Если оно забрело через границу, - произнес первый из егерей  принца
Любовина. - Если... Но этот синилиз, которого мы преследуем целый  день,
после того как он удрал из клетки, находился во владениях нашего принца,
когда вы его убили.
   - Во владениях.., вашего.., принца?.. - заикаясь повторил Тембидат.
   -  Несомненно.  Смотрите:  вон  там,  на   дереве   пингла,   блестит
пограничная отметка. Кровь синилиза видна на земле далеко за нею. Мы шли
по кровавому  следу  до  этого  места.  Вы  можете,  конечно,  перенести
животное через границу на землю герцога Кестира, если вам так хочется.
   Но это ничего не меняет. Факт есть факт: когда вы его застрелили,  он
находился во владениях принца Любовина.
   - Это правда? - чересчур резким от страха тоном обратился Харпириас к
Тембидату - Здесь проходит граница владений твоего отца?
   - Очевидно, да, - уныло пробормотал Тембидат.
   -  А  это  животное  было  единственным  в  своем  роде,   величайшим
сокровищем коллекции принца Любовина, -  сказал  егерь.  -  Мы  заявляем
права на его мясо и шкуру; но ваше глупое  браконьерство  обойдется  вам
гораздо дороже.
   Попомните мои слова, юные принцы.
   Трое егерей взвалили синилиза на свои  плечи  и  скрылись  в  глубине
леса.
   Харпириас стоял словно громом пораженный.  Благодаря  содержащимся  в
нем диковинкам парк редких животных принца  Любовина  стал  легендой.  А
принц Любовин был  человеком,  не  только  обладавшим  большой  властью,
несметным состоянием и высокородными  предками  -  его  род  восходил  к
короналю лорду Вориаксу, старшему брату знаменитого  Валентина,  который
был короналем, а затем понтифексом в смутное время пять веков  назад,  -
но также  пользовался  славой  человека  мелочного  и  мстительного,  не
склонного легко прощать обиду.
   Как мог Тембидат поступить так  опрометчиво  и  позволить  охотничьей
компании забрести прямо к границе владений Любовина? Почему  не  сказал,
что разделительное ограждение отсутствует, почему  не  предупредил,  что
рискованно целиться в далеко стоящего синилиза?
   Видя отчаяние Харпириаса, Тембидат попытался его утешить:
   - Мы полностью возместим ущерб, друг мой,  не  сомневайся.  Мой  отец
поговорит с Любовином и объяснит,  что  у  тебя  не  было  ни  малейшего
намерения браконьерствовать. Мы купим ему  трех  новых  синилизов,  пять
новых синилизов...
   Но, разумеется, так просто дело уладить не удалось.
   Были принесены глубочайшие извинения.
   Был  возмещен  ущерб.  Была  предпринята  попытка  -   к   сожалению,
безуспешная - найти для  разъяренного  принца  Любовина  другого  белого
синилиза.  Высокопоставленный  родственник  Харпириасов,   Престимионов,
Деккеретов  и  Кинникенов  поговорил  с   принцем,   призывая   проявить
снисходительность и простить то, что, в конце концов,  было  всего  лишь
безобидной ошибкой юности.
   А затем, когда Харпириас уже начал думать, что вся эта  история  себя
исчерпала,  его  вдруг  перевели   на   незначительную   дипломатическую
должность в гигантском городе Ни-мойя, расположенном далеко за морем, на
второстепенном континенте Зимроэль, за  много  тысяч  миль  от  Замковой
горы.
   Этот приказ обрушился на него  словно  удар  топора.  Фактически  его
карьера закончилась.
   После отъезда в Зимроэль его в Замке забудут.
   Он может отсутствовать долгие годы, даже  десятилетия;  возможно,  он
никогда  не  добьется  перевода  в  правительственный   центр.   А   его
обязанности в Ни-мойе будут лишены всякого смысла: год за годом он будет
проводить дни, копаясь в бумагах,  подшивая  пустяковые  доклады,  ставя
свою печать на не имеющие никакого значения документы;  а  тем  временем
другие знатные молодые  люди  его  возраста  постепенно  займут  все  те
высокие посты при  дворе  короналя,  которые  по  праву  рождения  и  по
способностям вполне могли принадлежать ему.
   - Это дело рук Любовина, не так ли? -  спросил  Харпириас  Тембидата,
когда стало ясно, что перевод неизбежен. -  Вот  как  он  мстит  мне  за
своего проклятого синилиза. Но это несправедливо: сломать человеку жизнь
только потому, что он случайно убил глупое животное..."
   - Твоя жизнь не будет сломана, Харпириас.
   - Неужели?
   - Ты проведешь в Ни-мойе шесть месяцев, самое большее - год. Мой отец
в этом уверен.
   Любовин обладает очень большим влиянием, и он  настаивает,  чтобы  во
искупление вины тебя подвергли еще одному, последнему, наказанию.
   Поэтому ты должен отбыть там нечто вроде  ссылки.  Срок  ее,  однако,
невелик, а потом ты вернешься. Корональ заверил в этом отца.
   - И ты уверен в том, что так и будет?
   - Совершенно уверен, - ответил Тембидат.
   Но тем не менее все сложилось иначе.
   Харпириас отправился  в  Ни-мойю  с  самыми  дурными  предчувствиями.
Конечно, это большой и красивый город,  самый  крупный  на  Зимроэле,  с
населением более чем тридцать миллионов. Его прекрасные белые  башни  на
протяжении сотен миль возвышаются над быстрыми водами могучей реки Зимр.
И тем не менее этот город принадлежит Зимроэлю. Человек, выросший  среди
великолепия Замковой горы, не в силах с легкостью адаптироваться к менее
комфортным условиям другого континента.
   Один за другим  потянулись  тоскливые  месяцы  в  Ни-мойе.  Харпириас
выполнял унизительно незначительную бюрократическую работу в  учреждении
под названием Департамент по связям с провинциями. Оно, судя  по  всему,
не принадлежало ни к ведомству короналя, ни к  ведомству  понтифекса,  а
болталось в некоем пространстве посередине.
   Харпириас с нетерпением ждал разрешения вернуться на Замковую гору.
   Все ждал...
   И ждал...
   Несколько раз он посылал официальные прошения о переводе на Гору.  Но
ответа не получил. Он писал Тембидату,  напоминал  ему  о  якобы  данном
короналем обещании позволить ему через некоторое время вернуться домой.
   Тембидат отвечал, что совершенно уверен в намерении короналя сдержать
слово.
   С момента прибытия Харпириаса в Ни-мойю прошел  год.  Начался  второй
год ссылки.
   К этому времени Харпириас стал получать только  короткие,  отрывистые
послания от друзей и родственников из Замка.  Иногда  до  него  доходила
чья-либо записка, иногда - случайные обрывки сплетен. Новости  приходили
все реже и реже. Словно ему стеснялись  писать.  Значит,  произошло  то,
чего он опасался: его забыли. Его карьера  загублена;  он  закончит  дни
мелким бюрократом в этом забытом всеми правительственном департаменте, в
этом большом, но явно провинциальном городе на второстепенном континенте
Маджипура,  навсегда  отрезанный  от  источников  власти  и  привилегий,
которыми пользовался всю свою жизнь.
   Харпириас   очень   изменился:   прежде   всегда   жизнерадостный   и
раскрепощенный, он превратился в раздражительного, сурового и замкнутого
человека, до глубины души обиженного причиненной ему несправедливостью.
   Но  однажды,  когда  Харпириас  просматривал  только  что  полученную
дипломатическую почту из Алханроэля, вяло перебирая  малозначительные  и
бессодержательные документы,  с  которыми  обязан  был  работать,  он  с
испугом наткнулся на послание, адресованное ему лично.
   На  конверте  стояла  печать  принца  Салтеира,  старшего   советника
короналя лорда Амбинола.
   Харпириас  никак  не  ожидал  получить  послание  от  столь  знатного
вельможи, как Салтеир.
   Дрожащими от волнения пальцами он  сломал  печать  и  принялся  жадно
вчитываться в написанное, стараясь унять кипевшую в груди радость.
   Перевод! Любовин смягчился! Они наконец-то забирают его из Ни-мойи!
   Но по мере того как он читал, краткая вспышка ликования быстро угасла
и превратилась в пепел. Вместо  вызова  в  правительственный  центр  его
направляли еще дальше от него.
   Неужели  ссылка  в  Ни-мойю  показалась   Любовину   слишком   слабым
возмездием? Очевидно, да. Так  как  теперь,  к  своему  горю  и  полному
отчаянию, Харпириас обнаружил, что новым  назначением  его  посылают  за
пределы самой цивилизации: в пустынные, скованные льдом  горные  области
дальнего северо-восточного региона Зимроэля, в Граничье Кинтора.

3

   Как потом узнал Харпириас, произошло  следующее.  Научная  экспедиция
отправилась в  унылую  и  практически  необитаемую  область  Граничья  в
поисках окаменевших останков некоего давно вымершего сухопутного дракона
- гигантской  рептилии  древнейших  эпох,  предположительно  родственной
громадным и разумным морским драконам,  которые  по  сей  день  большими
стаями бороздят необъятные просторы океанов Маджипура.
   Неясные и противоречивые рассказы о существовании подобных сухопутных
драконов на Маджипуре в прошлом существовали в мифологии многих народов,
населяющих эту гигантскую планету.  Среди  лиименов,  этой  жалкой  расы
бедных разъездных торговцев колбасами и рыбаков, бытовали поверья, что в
прошлую эпоху драконы обитали на земле, потом предпочли отступить в море
и что в будущие апокалиптические времена они вернутся на сушу  и  спасут
мир. В это же верили хьорты  и  волосатые  четверорукие  скандары;  а  у
пиуриваров, или метаморфов, подлинных аборигенов этой планеты, очевидно,
существовали собственные  легенды,  в  которых  рассказывалось  о  давно
минувшем золотом веке, когда  пиуривары  и  драконы  были  единственными
обитателями Маджипура - две расы, телепатически связанные между собой  и
жившие в гармонии как на суше,  так  и  на  море.  Однако  существу,  не
принадлежащему  к  расе  метаморфов,  трудно  было  понять  их  истинные
верования.
   Документы, которые  получил  Харпириас,  поведали  ему,  что  однажды
теплым летом  несколько  охотников  за  ститмоями  забрались  необычайно
далеко в заснеженные горы Граничья Кинтора и на большой высоте, у самого
верхнего  края  дальнего  каньона,  увидели  торчащие  из  голой   скалы
ископаемые кости титанических размеров.
   Исходя из  предположения,  что  эти  кости  принадлежали  легендарным
сухопутным драконам, группа из восьми или десяти палеонтологов  получила
разрешение от администрации Зимроэля отправиться  на  поиски  ископаемых
останков. Метаморф по имени Коринаам, уроженец Ни-мойи, который,  как  и
многие его  соплеменники,  уже  давно  зарабатывал  на  жизнь  тем,  что
указывал охотникам путь в легкодоступные районы арктической области, был
нанят проводником.
   - Они отправились туда в начале прошлого  лета,  -  рассказал  Хептил
Маглоир, маленького роста  вруун  из  Департамента  древностей,  который
подписывал разрешение на эту экспедицию. - Многие месяцы от них не  было
никаких вестей. И вдруг поздней осенью, как  раз  перед  началом  сезона
снегов в Граничье, Коринаам вернулся  в  Ни-мойю.  Один.  Все  участники
научной экспедиции захвачены в плен,  сообщил  он,  а  его  отпустили  и
уполномочили вести переговоры об условиях их освобождения.
   - В плен? И кто же их захватил? - удивился Харпириас. - Ведь не горцы
же?!
   Было известно, что племена оборванных  полуцивилизованных  кочевников
действительно  в  изобилии  бродили  по  горам.  Время  от  времени  они
спускались в равнинные районы Зимроэля и  предлагали  на  продажу  меха,
кожи и мясо обитающих на севере животных, на которых охотились.  Но  эти
горцы, какими бы дикими они порой  ни  выглядели,  никогда  не  пытались
бросить вызов гораздо более многочисленным  и  могущественным  городским
жителям Маджипура.
   - Не у горцев, нет, -  ответил  вруун,  едва  достающее  Харпириасудо
колен существо со множеством щупалец. - По крайней мере,  не  у  тех,  с
которыми нам раньше приходилось иметь дело. По-видимому,  исследователей
захватили  воинственные  варвары  -  ранее  неизвестные   нам   коренные
обитатели Граничья Кинтора.
   -   Затерянная   раса?   -    переспросил    Харпириас,    неожиданно
заинтересовавшись. - Вы хотите сказать,  какая-нибудь  изолированная  от
мира кучка метаморфов?
   - Люди. Одичавшие  потомки  небольшой  группы  торговцев  мехом,  как
говорит Коринаам, которые забрели в верхние области Граничья тысячи  лет
назад и  случайно  застряли  -  или  нарочно  остались  -  в  маленькой,
окруженной льдами долине, до недавней  череды  сравнительно  теплых  лет
полностью  отрезанной  от  остального  Маджипура.  Они  деградировали  и
скатились в самую неприглядную дикость, и  ничего  не  знают  о  внешнем
мире. Например, они не имеют  ни  малейшего  представления  о  том,  что
Маджипур -  планета  невероятно  огромных  размеров,  на  которой  живут
миллиарды  людей.  Они  полагают,  что  весь  мир  очень  похож  на   их
собственную  область  и  населен  несколькими  разрозненными   племенами
первобытных существ, живущих охотой и собирательством.
   А когда им рассказали о коронале и понтифексе, они,  очевидно,  сочли
их всего лишь предводителями мелких племен.
   - Но зачем им было захватывать в плен ученых?
   - Главная забота этих людей, если я могу  оказать  им  честь,  назвав
этим именем, - ответил вруун, - чтобы их просто оставили в покое.
   Они желают, чтобы им позволили и дальше жить в  крошечной  долине  за
стеной  из  снега  и  льда  так,  как  они  привыкли,  и   оградили   их
изолированный мирок от вторжений посторонних.
   Они потребовали гарантий от короналя. И  намереваются  держать  наших
палеонтологов в заложниках до тех  пор,  пока  мы  не  заключим  с  ними
соответствующий договор.
   Харпириас мрачно кивнул.
   - Значит, меня посылают с  дипломатической  миссией  к  этой  горстке
живущих в горах дикарей?
   - Именно так.
   - Прекрасно. И, полагаю, я должен подняться в горы, прийти к ним и со
всей возможной любезностью сказать - при условии, что я вообще  найду  с
ними общий язык, - что корональ глубоко сожалеет о прискорбном нарушении
границ их частного владения, уважает их священные территориальные  права
и заверяет, что никто  даже  не  попытается  поселиться  в  малоприятном
холодильнике, в котором они предпочитают жить. И я должен  сообщить  им,
что в качестве облаченного властью представителя  его  величества  лорда
Амбинола имею все полномочия подписать договор, предоставляющий им  все,
о чем они просят. А они  в  свою  очередь  должны  немедленно  отпустить
пленников.
   Я правильно понял?
   - Есть одно маленькое осложнение, - сказал Хептил Маглоир.
   - Всего одно?
   - Они ждут не посла. Они ждут, что прибудет сам корональ.
   Харпириас ахнул.
   - Но не могут же они всерьез думать, что он к ним приедет!
   - К несчастью, это так. Как я уже вам говорил,  они  не  осознают  ни
колоссальных размеров Маджипура, ни величия и могущества  короналя,  или
степени его ответственности за всю нашу планету. А горцы - люди гордые и
ранимые. В их владения вторглись чужаки - поступок, с их  точки  зрения,
недопустимый. И потому им кажется абсолютно правильным и законным, чтобы
предводитель этих чужаков появился в их деревне и  смиренно  попросил  у
них прощения.
   - Понимаю, - произнес Харпириас. - Следовательно, вы хотите, чтобы  я
к ним поехал и смиренно пал перед ними ниц, притворившись, что я  -  это
лорд Амбинол. Так?
   Масса похожих на веревки щупалец врууна возбужденно зашевелилась.  Он
тихо ответил:
   - Я ничего подобного не говорил.
   - Ну а кем же я тогда должен назваться?
   - Кем угодно, только чтобы они остались довольны.  Говорите  им  все,
что хотите, только освободите ученых.
   - Все, что угодно. Вплоть до и включая маскировку под короналя.
   - Вам самому предстоит выбрать, какую применить тактику, -  сдержанно
сказал Хептил Маглоир. - Это целиком на вашей совести. Вам дается полная
свобода действий. Человек с вашим умением  и  тактом,  без  сомнения,  с
честью выполнит поставленную перед ним задачу.
   - Да. Без сомнения.
   Харпириас несколько раз глубоко вздохнул.
   Они хотят, чтобы он лгал. Не приказывают лгать, но  и  не  возражают,
если ложь поможет освободить заложников из лап дикарей. Это его удручало
и злило. Хотя Харпириас был далеко не пуританин, идея изображать из себя
короналя показалась ему шокирующе недостойной.
   Оскорбительно, что ему посмели даже предложить такое. За кого они его
принимают?
   Через мгновение он жестко спросил:
   - И когда, позвольте спросить, я  должен  отправиться  выполнять  это
поручение? - после минутного размышления поинтересовался он, и в  голосе
его прозвучали жесткие нотки.
   - В начале кинторского  лета.  Это  единственное  время  года,  когда
район, где живут эти люди, становится хоть в какой-то мере доступным.
   - Тогда у меня в запасе есть еще несколько месяцев.
   - Совершенно верно.
   Все это  напоминало  дурную  шутку.  Одна  только  мысль  о  безумном
путешествии  в  ледяную  арктическую  глушь  наполняла  душу  Харпириаса
отчаянием.
   - А если я откажусь от этого поручения? - спросил он после еще  одной
короткой паузы.
   - Откажетесь? Откажетесь?! - Вруун повторял это слово так, словно  не
мог постичь его смысла.
   - В конце концов, у меня  нет  никакого  опыта  путешествий  в  столь
трудных условиях.
   - Метаморф Коринаам будет вашим проводником.
   - Разумеется, - мрачно произнес Харпириас. - Это значительно упростит
дело.
   Вопрос о его отказе взять на себя эту миссию, по-видимому,  отмели  в
сторону. Харпириас подозревал, что снова поднимать его бесполезно.
   Однако он понимал, что сам  подпишет  свой  смертный  приговор,  если
согласится отправиться в снежные пустоши Граничья.  Поездка  не  обещает
быть краткой и легкой, а переговоры с гордыми  варварами  представляются
раздражающе утомительными и весьма продолжительными.  Наверняка  пройдет
много времени,  прежде  чем  он  вернется  -  если  ему  вообще  суждено
вернуться - из северных земель,  и  после  столь  долгого  пребывания  в
затерянном краю у него не останется никакой надежды вернуть себе прежнее
положение при дворе  лорда  Амбинола.  Все  по-настоящему  важные  посты
достанутся другим. Самое большее,  на  что  ему  в  таком  случае  можно
рассчитывать, это до конца жизни оставаться мелким  чиновником.  Но  еще
более  вероятно,  что  он  погибнет  в  этой  бессмысленной  и   опасной
экспедиции: возможно, заблудится во время сильного бурана или будет убит
на месте жестокими горцами, когда они поймут,  что  он  не  корональ,  а
всего лишь мелкий служащий дипломатического ведомства.
   И все это из-за одного белого синилиза! О, Любовин, Любовин,  что  же
ты со мной сделал?
   А может быть, есть все-таки хоть какой-то способ выпутаться  из  этой
передряги? Долгая зима в горах закончится  еще  нескоро,  а  значит,  до
предполагаемого отъезда у Харпириаса есть немного времени для маневра.
   Он осторожно проконсультировался с некоторыми старшими  коллегами  из
департамента по связям  с  провинциями,  пытаясь  выяснить,  так  ли  уж
необходимо соглашаться на выполнение этого нового поручения.  Существует
ли в отделе какой-либо механизм, который позволил бы  ему  сослаться  на
важность и срочность своей нынешней работы в качестве причины отказа  от
посольства? Чиновники смотрели на него, словно он  говорил  на  каком-то
незнакомом языке. Может  ли  он  отказаться  под  предлогом  угрозы  его
здоровью? Они пожимали плечами. Как отразится на его  карьере  отказ  от
этого поручения? Это  будет  не  чем  иным,  как  полным  ее  крушением,
отвечали они.
   Он подумывал даже